Что может быть лучше, чем сидеть на балконе с ноутбуком на коленях и выворачиваться наизнанку с помощью клавиатуры и музыки, от которой нормальные люди впадают в транс? Том Йорк тот ещё мудак, но, несмотря на попытки искусственно вырастить в себе ненависть к радиобашке, я обожаю это редкостное занудство. Особенно в такие моменты, когда музыка почти перебивает шум машин и моих мыслей. Я гений - у меня мокрая голова, бронхит, но нет ничего лучше, чем сидеть и курить на балконе.
У вас бывает такое, что вам иногда снится что-то в реальном мире?
Лиза сидит рядом, положив голову мне на плечо, задумчиво следит за моими пальцами, танцующими, порхающими по островкам алфавита, конечно, я печатаю быстро, я ведь печатаю ей. Я снова и снова признаюсь какой-то малой, ни для кого, в общем-то, не значительной части Мировой сети в любви. Знала бы она все мои страхи. О некоторых из них я предпочитаю даже не помнить. Страх бумаги. Страх птиц. Страх открытых пространств - в пустыне я буду захлёбываться собственной блевотиной. Я не думаю, что увидев внутренности моих мыслей, кишки моих снов, выдранные наружу и отмытые до стерильной чистоты, она продолжит думать, что я нормальный человек. Лиза улыбается и целует меня в висок. У неё длинные пальцы, она запускает их мне в волосы и тянет на себя. Руки для меня всегда были предметом обожания. У меня руки миниатюрные, совсем узкие. Оба указательных пальца немного искривлены - не прошли даром годы учёбы на флейте. Ещё я грызу ногти. Поэтому, увидев её руки, немного схожу с ума. Пальцы... Длинные пальцы. О боже. Немного выступающие вены. Это так захватывающе красиво, что я могу расплакаться. Она проводит пальцем мне по губам, и я чувствую это. Это ветер рассыпает мои волосы мне в лицо, но я хочу надеяться на невозможное. Живот сводит резкой болью, ну правильно, надо же что-то есть, кроме воды и дыма. Надо одеть что-то, кроме рубашки. Надо пойти домой и выпить горячего чая. Надо... Думать надо! Но я не хочу.
Лиза сегодня не разговорчивая. А я... Я как обычно, молчу. Лизин голос итак звучит, когда я засыпаю. Главное, чтобы она об этом не узнала. Лиза хихикает, тыкает меня пальцем в нос и кусает меня за шею, а потом прижимается ко мне, но не теплом, до слёз мне нужным, а холодом и я задыхаюсь в кашле.
-- Ты слишком холодная, -- сообщаю я ей и шмыгаю носом.
Она грустно улыбается. Смотрит, что я печатаю, снова тыкает меня пальцем в нос и заразительно смеётся. Почему-то смех её я слышу. Дым проходит сквозь неё и сквозь мои мысли. Если я сейчас встану, я буду шататься, слава богу, через эту ограду перевернуться даже при сильном желании нельзя. Просовываю ноги сквозь дырки в узоре. Смотрю в небо. Я не вижу звёзд, сияние города поглотило их слабый свет. Лиза их видит, я знаю. Мне кажется, Лиза не любит себя настолько, насколько я её люблю. Но я всегда, всегда буду убеждать её в том, что она идеальна, потому что она действительно такая, и мне плевать, что она думает.
Я слушаю свои вдохи и выдохи, и каждый из них режет ледяными остриями по нежному мясу моих лёгких. сколько сигарет уже? Новая часа два назад пачка почти закончилась. Сладкий вишнёвый дым капает мне по мозгам. Меня убьёт мое желание испортить себе лёгкие. Знала бы Лиза... Почему в каждой моей мысли, так или иначе, фигурируют следы дыма и сигарет? Я ведь не курю. Это так, выдумка. Для себя же, для Лизы... Я стряхиваю пепел, и кусочек оранжевого цвета падает мне на ногу, прожигая рубашку. Значит, не выдумка. Я тыкаю почти умершей сигаретой в Лизу, но она только искривляет губы. Значит, одиночество. Мне остается только уснуть на этом балконе и проснуться в больнице с воспалением лёгких. С кучей таких же неудачников, как я... Я думаю, что они будут против таких моих разговоров с Лизой. Эта мысль заставляет меня встать, скинуть вниз кучку окурков и завалиться внутрь квартиры. Я оборачиваюсь. Лиза остается там. Я машу ей рукой и иду спать. Может, сегодня мне удастся заснуть без снотворного. Я откладываю в стороны пузырёк со звенящими обмороками и бухаюсь в кровать.
Надо бросать курить.