(Публикация в журнале "Вдвоем" № 10, 2012 год)
Она набросилась на меня, едва за нами закрылась дверь. Я был уже достаточно выпившим, так что мое восприятие притупилось. Но не настолько, чтобы такое поведение проститутки не показалось странным.
Она толкнула меня на кровать, прыгнула сверху и, задыхаясь от возбуждения, стала целовать в губы и шею. Это заводило, тем более, девочка была крайне аппетитной. Но привычка в любом состоянии анализировать ситуацию делала свое дело. Что-то здесь явно не так. Точно! Отсутствие фальши — непременного атрибута профессионалок. Девка завелась не на шутку, причем натурально. Будучи реалистом, я отлично понимал, что никаких причин для этого нет: мы знакомы от силы пятнадцать минут, даже не успели толком друг друга рассмотреть в полумраке, я далеко не Ален Делон или Шварценеггер, и никакие деньги не заставили бы профессионалку так натурально отыгрывать роль.
Внизу басами колонок и моих друзей гудел мальчишник, организованный, собственно, в мою честь — тридцатого, в субботу, закончится холостяцкая жизнь. Не зря Маринка, моя невеста, не хотела отпускать меня на мальчишник. Но против традиции не попрешь.
А вот это сумасшедшее создание, которое, сбросив лифчик, стягивало с меня брюки, касалось моего тела русыми волосами и твердыми сосками и доводило меня этим до безумия — и есть тот самый подарок друзей по случаю окончания разгульной жизни. Подарок великолепный, с идеальной попкой, прекрасной грудью и диким темпераментом. Но все же... Определенно здесь что-то не так.
И, похоже, я начинал догадываться, что именно.
В памяти зашевелились полузабытые образы, отделенные от нетрезвого сознания толстым слоем более поздних «картинок», наслоившихся друг на друга, как будто сложенные столбиком пленки. В голове промелькнули десятки знакомств, флиртов, «серьезных» романов и расставаний, пока неумолимая образная память, сбрасывая «пленки» одну за другой, не отыскала нужную. Алена! Это запах ее тела, пусть и придавленный агрессивным ароматом какого-то модного парфюма. И это ее движения — я не мог забыть их еще несколько лет после ее исчезновения. Тогда у меня был только номер Аленкиного мобильного, который однажды перестал отвечать. Я знал, что она приехала покорять столицу из маленького поселка, где-то училась и снимала небольшую комнату на окраине.
Совершенно отчаявшись отыскать ее, тщетно пытался найти похожую, но с досадой бросал девушек одну за другой, без прощаний и объяснений — как однажды бросили меня...
Я взял девушку ладонями за голову и остановил ее движения. Она сразу все поняла, молча переползла повыше и улеглась на подушку рядом со мной.
— Узнал, значит. Я уж думала, что не узнаешь, — произнесла, равнодушно глядя в потолок.
— Ты куда пропала тогда? — не менее равнодушным тоном задал я вопрос, который миллиарды раз мысленно кричал по ночам, таращась в темноту воспаленными от бессонницы глазами.
— Уехала. Домой.
— Зачем?!
— Маришке уже четыре годика. У нее твои серые глаза, и так же смешно торчат уши. Мы даже стараемся не заплетать ей косичку, чтобы не было видно...
В моей стремительно трезвеющей голове пулеметными очередями стрекотали мысли. Выстрелы ложились кучно, но бестолково — я совершенно не понимал, за какую из них ухватиться.
— Где она сейчас?
— У мамы, в Лебединском.
— Давно ты сюда вернулась?
— Второй год.
Мы говорили и говорили. Потом Алена повернулась ко мне, наши глаза встретились и... Меня накрыло некое дежавю. Мне вдруг показалось, что не было этих пяти лет, не было ее бегства, моих поисков и десятков женщин после. Что мы просто лежим, как обычно, в моей холостяцкой квартире и болтаем ни о чем. Нам хорошо и уютно. Только зачем-то музыка и голоса внизу...
В какой-то момент в дверь «деликатно» постучали кулаком, и Виталькин голос прогудел:
— Ау, голубки, продлевать будете или как? Тихо у вас как-то. Она тебя совсем там укатала, что ли?
— Иди нахрен, — сказал я двери, которая в ответ басовито заржала и тактично заткнулась.
Аленка села на кровати и начала одеваться. Она посмотрела на меня «тем» полузабытым взглядом с особой хитринкой.
— Кстати, а Виталька твой... так меня и не узнал. — И потом, посерьезнев, быстро добавила: — Все, мне пора, Сереж. Ты... прости за все.
...Я пытался напиться, но время было упущено, и догнать своих друзей мне так и не удалось. Они уже изрядно набрались, чему я был рад, поскольку никто не лез ко мне с расспросами, как мне «подарок» и почему отказался продлевать.
И лишь Виталька, лучший друг, как всегда оставался «в здравом уме и твердой памяти», что с его ста тридцатью килограммами «жывога весу» и богатой практикой возлияний совсем не удивительно.
Уже светало, когда мы вышли покурить на балкон. Было около четырех утра. Стояло свежее июньское утро, прохладное и чистое.
— Виталь, ты в курсе, что именно сегодня, семьдесят один год назад, «без объявления войны, немецко-фашистские захватчики вероломно напали...»
— Что там с этой, Серега? Не пошло, что ли?
— Нормально. «Без излишеств». Виталь, а ты Аленку помнишь?
— Какую Аленку, Сереж? Тебе сейчас надо думать исключительно о Маринке. По крайней мере официально.
— Не поверишь, но именно о Маришке сейчас и думаю.
Мой мобильник сообщил о приходе sms-ки. Виталька, услышав, хитро прищурился:
— Контрольный? Я смотрю, у твоей Маринки даже в четыре утра все схвачено, — коротко хохотнул он.
— Угу, «вероломно, без объявления войны...» — буркнул я, доставая телефон.
На экране было всего четыре слова. И одна буква. «Добралась нормально. Хорошего дня. А.»