Прошло еще более недели, прежде чем прибыл вестовой от Аддерли. Уильяму предписывалось направить людей из отряда обратно, а самому захватив бронзоволикого следопыта двигаться в Арканзас, где Аддерли развернул строительство своего хозяйственного комплекса, близ Рйнджпоинта.
Они двигались осторожно. Ночью разводили костры, чтобы приготовить себе ужин, затем тушили огонь и снова садились на лошадей, продолжая путь.
Так шли они изо дня в день, из ночи в ночь, в течение недели, придерживаясь берега реки, не встретив ни одного человеческого существа. Река была пустынна и безлюдна. Однако через несколько дней они набрели на следы человеческих ног, отпечатавшихся на иле западного берега.
Уильям знал, что племена речных индейцев так же свирепы и безжалостны ко всякого рода пришельцам, как и злой дух реки.
Вскоре они столкнулись с охотниками племени язу. Последние за порох и пули поделились с ними своей добычей и пригласили в свое селение. Там им пришлось обменять ружье Туссена на добротный лук и стрелы, вкусить разносолы в виде угощения рыбой, кашей с мясом собаки, которые индейские красавицы в знак уважения и своего расположения запихивали гостям в рот своими не совсем чистыми пальцами. Утром вождь и несколько сотен его соплеменников, проводили Уильяма и Туссена до реки и дружески с ними распрощались.
Затем путники, миновав устье той реки, прошли тростниковые заросли, сражаясь с москитами, и дремали в тени кипарисов, изнемогая от жары. Впоследствии, они встретились с еще одним племенем краснокожих, которые называли себя офо. Завидев путников, офо бросились на них с воинственным кличем, намереваясь истребить. Но воззвав к святой деве, вместо боя было устроено празднество с приятными беседами и веселыми плясками, по окончании которых Уильям и Туссен расстались с лошадьми и сбруей.
День за днем пробирались они вдоль величественных изгибов реки, в тени густых лесов. Солнечный свет, подернутый дымкой, теплый и сонный воздух, желто-красная осенняя листва, луговые цветы говорили об умиротворении природы.
Индейцы куапо встретили их в своем селении грохотом военных барабанов и грозно поднятым оружием. Но трубка мира, раскуренная с вождем селения, где они остановились, оказала им туже услугу, что при встрече с офо и язу. У куапо они находились в течение трех дней., Обменявшись рукопожатиями и оставив простодушным детям лесов и болот кованый нож с рукоятью из бизоньего рога, принадлежавший Уильяму они все же добрались до окрестностей Рейнджпоинта.
Остановившись на минутку с нерешительным видом, Уильям огляделся по сторонам.
-Сюда, - сказал он и, перейдя дорогу, пошел вдоль склона по какой-то давно заброшенной, но, по-видимому, езжей тропе. Он все еще не мог преодолеть своего смущения. Туссен шел за ним молча.
Минут через десять они дошли до каких-то огородов и разделенных участков. Уильям, шагавший все с тем же озабоченным видом, явно оживился, прибавил шаг и вдруг остановился как вкопанный. Туссен подошел к нему, и они в полной растерянности, недоуменно смотрели на низкие полуразрушенные, обгорелые останки строения, бывшего когда-то большим фермерским домом.
-Сгорел, оказывается! – тихо молвил Уильям.
Индеец посмотрел на него в изумлении.
-Сгорел, несомненно, но только тогда, не теперь же…
На обгорелых балках погреба уже проросла трава, вьющиеся растения густо переплелись, на обвалившихся дымовых трубах, среди развалин там и сям – кучи засохшей земли, ямы.
-Мы здесь жили, с родителями, до того как построили асьенду,- пояснил Уильям Туссену значение увиденного.
-Уи (да), – только и молвил индеец.
-В этих местах с тех пор выросли фермы, - добавил Уильям,- смотри засеянный участок, тут за ним должен быть дом.
И они вновь, молча зашагали по тропе.
-О, смотри, точно дом, - задумчиво произнес Уильям, - в мое время этого дома не было.
Некоторое время они опять молчаливо шли. Постепенно впереди, под прямым углом к тропинке, по которой они шагали, стали вырастать белые столбы ограды, и вдоль нее тянулась лента похожая на дорогу, и по ней не спеша шел какой-то человек. Уильям, который решил действовать сам, ни сказав, ни слова своему спутнику, бросился наперерез к незнакомцу и, подбежав к нему, спросил:
-Добрый день, мистер! Далеко ли отсюда до асьенды Гарта?
Человек коротко ответил на приветствие и, оглядев с ног до головы парня в лохмотьях и поодаль стоявшего в таких же лохмотьях краснокожего сжимавшего древко лука, ничего более не ответил и поспешил удалиться.
-Куда же вы, мистер? – окликнул его Уильям, - Я сын мистера Гарта –Уильям.
Человек остановился и резко обернулся. Еще раз, пристально осмотрев незнакомца, назвавшегося сыном известного в этих краях пионера, он подошел к Уильяму, поддавшись чисто человеческому любопытству. В его представлении этот беспомощный, рвущийся домой блудный сын внушал жалость, в которой человек сам себе не хотел сознаться. Улыбаясь, он произнес:
-Точно. На миссис Гарт похож! – Меня зовут, Абрахам, - представился человек, - Абрахам Уилкс. Все называют меня старик Абрахам.
-Весьма рад знакомству, мистер Уилкс, - смущенно молвил Уильям, - Это мой друг, и он указал на индейца, - он натчез.
-О, натчез! Потомок королей солнца! - показал свою осведомленность Абрахам о народе натчезов. – Сразу видно вы прошли долгий и трудный путь.
-Так и есть. Мы идем из Луизианы, - пояснил Уильям, - пробирались вдоль западного оберега Отца Всех Вод, через индейские земли, поэтому…
-Вижу, вижу, - прервал Уильяма Абрахам. – Моя матушка Рахиль, когда-то говорила мне: «Абраша, сынок, если тебе доведется, хоть когда-нибудь пройти сквозь индейские земли, и остаться в живых, считай, что любые трудности тебе уже будут нипочем».
-Ну и как довелось? – спросил Уильям.
-Бог миловал, - отметил Абрахам, - Ну что же мы стоим!? Прошу в мой дом. Я же не могу отправить вас к родителям в таком задрапезном виде. Сын должен въехать к отцу на хорошем скакуне… Потом вернете лошадок…
-О, да! Непременно…
-Так вот на хорошем скакуне…, - продолжал полет фантазии старик Абрахам, - и…, я так думаю в приличной одежде.
-Вы так любезны, Абрахам, - согласился Уильям и махнул рукой Туссену.
Показав на дом, видневшийся среди деревьев, Абрахам сказал, что они могут идти туда, и сам не спеша зашагал первым.
Это был большой, внушительный дом, всем своим видом свидетельствовавший о благосостоянии старика Абрахама, который провел гостей в уютную гостиную, а в следующую минуту он окликнул какую-то женщину по имени Элмира. Шурша на ходу длинной широкой юбкой, в комнату стремительно вошла прехорошенькая девушка, лет двадцати. Едва только она обратила на оборванцев пронзительный взгляд быстрых голубых глаз, Уильяму почему-то показалось, что она отчаянная кокетка и никогда не упустит случая пококетничать.
-Хватит, таращиться, - строго произнес старик Абрахам, - подбери этим джентльменам, что-нибудь из моего старого гардероба.
-Что именно, отец? – спросила девушка, не сводя глаз с Уильяма, искоса поглядывая и на индейца.
-Рубашки…ну, я там не знаю, по паре драгунских панталон…
-Панталон? – удивилась девушка.
-Да, да. Именно панталон. Форменных драгунских панталон. Они будут как раз в пору молодым людям. И сапоги не забудь. Джентльмены примерят, если подойдут, то… Должны подойти. Ну, что стоишь?
-Моя, дочь Элмира, - сказал Абрахам, после того как девушка скрылась, продолжил. – Бедняжка выросла без матери. Ни как не может найти себе достойного кавалера. Места у нас дикие. Все мужчины здесь имеют семьи. Недостаток молодых мужчин, знаете ли, - посетовал Абрахам на столь существенную составляющую демографической обстановки в Рейнджпоинте. – Но вы должны мне хоть что-то рассказать о себе, пока Элмира подберет одежду, - продолжил Абрахам, сменив тему разговора. – Ну, что-нибудь о вашей жизни, о ваших планах. Потешьте любопытство старого еврея.
Пока Уильям рассказывал старику о цели своего прибытия в Рейнджпоинт, Туссен вкушал похлебку, запивая ее отменным сидром.
Через полчаса Элмира принесла ворох одежды пропахшей нафталином. Еще через полчаса, преображенные с подачи старика Абрахама путники, под задорные попытки хорошенькой Элмиры втянуть их в разговор, оседлали лошадей, любезно предоставленных во временное пользование Абрахамом, и тронулись в направлении асьенды родителей Уильяма.
-Около четырех миль, не сворачивая, вдоль косогора! - кричал им в след Абрахам. – Передайте мое глубочайшее почтение мистеру и миссис Гарт!
Уже наступало бабье лето, и было по-настоящему жарко.
По дороге им встретилось небольшое стадо визжащих и хрюкающих свиней. Их погоняли двое юношей и пожилой мужчина, который по возрасту мог приходиться им отцом. Уильям приветливо улыбнулась всем троим, и постаралась объехать толкающихся и теснящих друг друга животных.
Те подняли такую пыль, что Туссен сразу же закашлялся, едва не задохнувшись и, пытаясь ее рассеять, изо всех сил замахал руками. Через несколько минут мимо проскакал галопом всадник – молодой человек, с индейскими чертами лица. Его крепкая пятнистая лошадка тоже подняла целые тучи пыли. Уильям и Туссен очутились в самом центре клубящегося золотистого облака и примирились со своей участью.
«В столь жаркий, засушливый день все равно никак не удастся спастись от пыли», - подумал Уильям.
Было так жарко, что, казалось, волны раскаленного воздуха поднимаются от самой земли. Тщетно обмахиваясь фартуком, как веером, во дворе асьенды копошилась женщина. Окна дома от духоты были открыты настежь. Придерживая одной рукой синюю юбку и миткалевый передник женщина, поправила чепец, съехавший набок, поставила миску, в которой перебирала сушеный фрукты и бросила взгляд в сторону горизонта, откуда из-за косогора показались двое всадников.
Круглое, румяное лицо женщины, напоминающее своей свежестью покрытый пушком спелый персик, застыло в напряжении. Она смахнула с чистого лба на плечи свой чепец и пригладила ладонью чуть посеребренные годами волосы, гладко зачесанные назад. Ее большие глаза излучали ясный, мягкий свет, а в груди тревожно забилось верное, доброе материнское сердце.
- К нам гости, сеньора, - крикнул креол Педро, завидев приближавшихся всадников.
-Вижу! Открывай ворота!
При приближении к воротам всадники перешли на галоп. Осадив лошадей, Уильям и Туссен спешились.
-Добро пожаловать сеньоры! - гаркнул подошедший наперевес с ружьем Педро.
Уильям ничего, не ответив, отпихнул его и бросился к матери, стоявшей в нескольких ярдах.
-Уильям! – крикнула Герта. Мой, мальчик!
-Ого! Люди! – воспарял от неожиданности Педро. – Бегите скорей за хозяином! Скажите, сеньор Уильям вернулся!
Просторная кухня, свежевыбеленные стены, навощенный пол, на котором не было ни соринки, широкая плита, покрытая черной краской, начищенная до блеска посуда, наводила Уильяма на мысль о хорошем ужине, после того как он вошел в родительский дом. Зеленые стулья сверкали лаком, старая качалка с подушкой, сшитой из пестрых шерстяных лоскутков, сулили приятный отдых на мягком пуховом сиденье.
Нежное сердце Герты под тяжестью ожидания возвращения сына закалилось и повзрослело. Она, то поднимая глаза на Уильяма, то опуская, носилась, словно бабочка взад вперед по дому, не зная чем ему еще угодить.
В эту минуту дверь отворилась, и в комнату влетел Дик Гарт. Тяжело дыша, он бросился к Уильяму и сжал его в своих не по-стариковски крепких объятиях.
-Где ты был столько лет? – со слезами на глазах шептал старый рейнджер.
-Воевал! – твердо ответил Уильям.
-Победил или потерпел поражение? - точно также с твердостью в голосе спросил Гарт старший.
-По-всякому бывало.
-Педро! – обратился Гарт старший к креолу.
-Да, сеньор!
-Режь телка, по такому случаю, - распорядился Гарт.
-Bueno, – ответил Педро и выбежал во двор.
Празднество состоялось на широком дворе асьенды. Они мирно ужинали и за разговорами не заметили, как провели остаток дня. Позже, вечером, когда Гарты сидели на веранде и смотрели, как танцуют пеоны свои негритянские, испанские и креольские танцы, мерно покачивая бедрами под меланхоличные звуки скрипок и гитар, старший Гарт сказал:
-Не надоела кочевая жизнь, сынок? Пора бросать якорь, не мальчик уже.
-Я об этом не думал, отец, - ответил Уильям.
После того, как Герта убрала со стола пустую тарелку, старший Гарт продолжил:
-Мне нужен помощник. Тяжело мне одному. Старею.
-Я хотел бы закончить одно дело отец, тогда посмотрим.
-Сколько времени займет это твое дело?
-Года два, а может быть и больше.
-Рассказывай, не заставляй меня тянуть из тебя по слову, - психовал Гарт старший.
-В общем, так, отец. Я работаю на конгрессмена Аддерли…
-Кого?! – гневно вскрикнул Гарт старший, вскочив со скамьи, на которой сидел
-Ты чего кричишь, Дик? – вмешалась Гертруда, - Едва конюшня не развалилась.
-Кого? – на полтона тише переспросил он снова.
-Ты, же хотел, чтобы я рассказывал? – заметил Уильям, стараясь подавить психоз отца. – Аддерли.
-Мэм, вы слышали? - иронизировал Гарт старший, обращаясь к суетившейся рядом жене. – Брось ты эти тряпки, присядь, послушаем сыночка.
Несколько часов, опуская кое-какие детали из произошедших событий его жизни, Уильям рассказывал родителям об обстоятельствах знакомства с мистером Аддерли и о его планах освоения территорий за правым берегом Миссисипи, в частности в районе форта Арканзас и Рейнджпоинта.
-Красиво, говоришь, - заметил с издевкой Дик Гарт, - тебе бы книжки писать. Идеи Аддерли прочно втемяшились в твою голову.
-Отец, ну причем здесь Аддерли или кто-либо другой? Подумай сам. Не сможете вы сдержать прогресс. Все это очевидно. И невольничьи рынки, и возделывание прерии и пароходы вместо плоскодонок. Все в скорости будет здесь. Просто нужно правильно сориентироваться.
-Ты уже вижу, сориентировался, - нервно произнес Гарт старший.
-Ну, отец, право же, прошу, не заводись, – умоляюще проговорил Уильям.
-Сынок, пойми, если сюда придет машина Аддерли со своими порядками, я имею в виду рабовладением, - пояснял Дик Гарт, - нам всем – свободным фермерам конец. Мы не сможем ничего продать со своей пашни, и вынуждены будем лечь под Аддерли, который нас всех начнет кушать на завтрак, а к ужину переварит. Зачем мы ему нужны, подумай?
В итоге останется здесь только он один – властелин прерий, если, конечно же, индейцы позволят. А они так просто не позволят, будут воевать. И всю нашу территорию и близлежащие к западу земли, захлестнет волна насилия.
-Ну, зачем так мрачно, отец, - стоял на своем Уильям, - Мистер Аддерли говорит, что с индейцами вопрос об уступки земли решит правительство, скоро начнутся переговоры. Индейцам хорошо заплатят, надеюсь, и выселят в другие земли.
-Ты когда-нибудь воевал с индейцами? – спросил Гарт старший, и, получив отрицательный ответ, продолжил, - Вот! А я воевал, с десяток лет своей военной карьеры наберется. И должен тебе сказать сынок, любое выселение индейцев с исконно занимаемых территорий чревато войной с ними. Причем затяжной войной. И глупо рассчитывать на то, что индейцы за какие-то там бумажки расстанутся со своими землями просто так.
Конечно, среди них найдутся и такие, которые и прельстятся на деньги и беззаботную жизнь, но большинство краснокожих землю на которой живем сейчас мы, и ту которую намеревается отнять у них Аддерли, будут отстаивать на тропе войны. Так что, сынок твое благое дело, которое ты называешь ОСВОЕНИЕ, – Гарт старший намеренно выделил это слово, - затянется не на два года, а на целые десятилетия. Неволить тебя не стану. Раз дал слово и считаешь, что должен сдержать его, действуй, но помни – велика цена ошибки.
Завершив разговор, они мирно разошлись спать. Туссен на кровати спать отказался и разместился на ночлег в конюшне рядом с лошадьми. Уильям же, как только коснулся головой родной подушки, провалился в глубокий безмятежный сон.
Целую неделю, Уильям жил как хотел, пользуясь неограниченной свободой в родительском доме. Ни отец, ни мать не вмешивались в его дела, и никто не интересовался его длинными отлучками. Уильям в сопровождении Монтерея и Туссена, посетил фермы сестер, а также старых отцовских друзей: Дядюшку Джи, Олли Твида, рыбацкую заимку Нокса и тетушки Джей, а также супругов Уэзерби.
Потом несколько дней подряд он охотился вместе с Туссеном и мальчишкой Монтереем, который знал охотничьи угодья не хуже самого Дика Гарта. Каждое утро они уходили с ружьями и собаками и вечером возвращались с добычей. Мальчишка Монтерей был уже опытным охотником и Уильям, а также его верный спутник Туссен узнали от него много лесных и болотных тайн.
Часто возвращаясь с охоты, честная компания навещала ферму старика Абрахама, где его дочь Элмира угощала парней грогом. Этот напиток казался Уильяму еще слаще от улыбки той, которая его подносила. Невзначай задевая рукою волан на пышных свежеотглаженных юбках, ласково шуршащих подле него, поглядывая снизу на поля обвитого лентами чепчика, а в особенности встречаясь со взглядом затененных оборками головного убора глаз, Уильям с ужасом чувствовал, сколь безнадежно он неловок и груб. Как страшен он в своих холщевых промасленных рыбацких штанах и в куртке из синего сукна рядом с этой девушкой, так со вкусом по-домашнему одетой. Он презирал себя за свой шейный платок, за фуфайку, за зюйдвестку, сдвинутую на затылок, за ширину своих плеч и длину рук – словом, за все, что приводило в восторг эту девушку.
Когда компания покидала ферму в очередной раз после охоты, Уильям был уже настолько пленен прелестной чаровницей, и так подчинился ее власти, что, когда мисс Элмира Уилкс подвела к нему его лошадь, он едва сдержался, чтобы не поцеловать ее. Но мгновенно возникший в его мозгу образ Руфи, вставляющей ногу в стремя лошади на которой он сидел тогда, и припадающий к его губам, остановил, навеянный впечатлениями порыв страсти.
Но это длилось не долго. Уильям, терзаемый сомнениями и еще пылавшим в его сердце, непоколебимом как он считал чувстве к Руфи, умирал от желания видеть Элмиру. Ничего не объясняя Туссену и родителям, Уильям срывался каждое утро и направлялся на ферму старика Абрахама. Оттуда он и Элмира, втайне от всех совершали верховые прогулки по диким лесам. Она полюбила лес и говорила Уильяму, что с наслаждением блуждала бы в зеленых чащах.
Оставаясь один, лежа в кровати, по ночам, он думал о них. Между девушками не было ни малейшего сходства, ни по характеру, ни по наружности. Руфь была блондинка с золотистыми волосами, а Элмира жгучая брюнетка с черными косами. Руфь была властна, смела и решительна; дочь Абрахама же – то кротка, как голубка, несмотря на внешнее кокетство, то слишком прямолинейна и навязчива в откровениях. В отношении к обеим девушкам Уильям не находил ни какой логической последовательности. К Руфи тянуло сердцем, а к Элмире взывали предательские порывы страсти. Конечно, эти чувства были совершенно различны, как не похожи были и те, кто их вызывал.
Рано утром, когда солнце едва появилось из-за косогора, Уильям вывел из стойла пепельного жеребца, вскочил на него, ударил в бока и полетел быстрее ветра на ферму Абрахама. Он пересек лужайку и направился к коровнику, где по его представлениям в это время должна была быть Элмира.
Отворив скрипучую дверь, он и вправду застал Элмиру за дойкой.
-О, мистер Уильям! – игриво произнесла Элмира, обернувшись на скрип двери коровника.
-Доброе утро мисс Уилкс, - глотая слюну и тяжело дыша, молвил Уильям, снимая шляпу.
Элмира пожирала его глазами. Этот молодой мужчина задел ее за живое. Его темный немигающий взгляд. Его медлительная улыбка. Даже звук его голоса.
Темные густые брови Уильяма при виде девушки сошлись на переносице его мужественного загорелого худощавого лица. Усмешка, которую он старался в себе подавить, заставила трепетать ее сердечко. Девушка оторвала взгляд от Уильяма, только когда он, откинув назад волосы, водрузил на голову шляпу.
Шляпа была низко надвинута ему на лоб и закрывала глаза, но Элмира с легкостью могла представить каждую черточку его лица. Загорелая кожа. Пробивающаяся щетина. Глаза темно-синего цвета, казавшиеся совсем черными. И морщины усталости у рта.
Уильям, маниакальным движением своего тела кинулся к девушке. Резким движением он приподнял ее так, что она воскликнула от неожиданности, и через несколько секунд они оба предаваясь нахлынувшей страсти, смотрели друг другу прямо в глаза. Уильям почувствовал ее учащенное дыхание, и его ладонь скользнула вдоль ее полного бедра.
– Ты самая невероятная женщина, - сказал он, предавая ее тело поцелуем.
Элмира пребывала в мучительно сладкой истоме, мечтая освободиться от одежды, которая сковывала движения и мешала любви.
– Я так люблю тебя, – прошептала она и поцеловала Уильяма в губы.
И это случилось. Огонь страсти пронзил ее изнутри, и Элмира закричала. Уильям заставлял ее содрогаться вновь и вновь, пока девушка не дошла до полного изнеможения.
Когда все закончилось, они, молча, лежали друг напротив друга.
– Женись на мне, Уильям, - нежно проговорила Элмира, нарушив гробовое молчание.
Уильям замер на мгновение.
-Женись на мне, и мы будем наслаждаться друг другом вечно, - продолжила она. – Пожалуйста, скажи, что ты тоже меня любишь.
-Это все, что я могу тебе дать, - холодно ответил Уильям.
– Это неправда! Мы можем пожениться! – проявляя настойчивость, вторила Элмира.
– Черт подери, нет! Извини. Я, кажется, совсем запутался, – резко ответил он.
Элмира поднялась и одернула пышные юбки, обретая подобающий вид.
-У тебя есть невеста? – ехидно спросила она.
-Да. То есть я не знаю, возможно…, - колебался в признаниях Уильям.
– Хорошо, можешь не жениться на мне. Что, если я предложу тебе стать твоей любовницей? Ты согласишься?
– Нет! – и Уильям с негодованием посмотрел на Элмиру. – Ты не можешь быть чьей бы то ни было любовницей.
– Не чьей бы то ни было, а твоей, – настаивала Элмира. – Только твоей, – и она бросила взгляд на открытую дверь, в проеме которой, наматывая на руку аркан, стоял старик Абрахам.
-Моя матушка Рахиль когда-то говорила мне: «Абраша, сынок, если когда-нибудь ты уличишь свою дочь в бесстыдстве, то отстегай ее плетью и тем самым ты избавишь ее от порока», - сказал Абрахам и набросился на дочь, нанося ей удары мотком аркана по спине и ягодицам.
Уильям немного растерялся, но придя в себя от такого поворота событий, бросился под хлещущую руку Абрахама, заслоняя собой Элмиру, которая визжала, словно поросенок перед закланием.
Повоспитывав таким образом дочь, Абрахам присмирел и обратился к Уильяму:
-Я не держу на вас зла, молодой человек. Я тоже был когда-то молод.
И такое вытворял, что однажды моя матушка Рахиль…., - а впрочем, не важно. Давно это было. Я к тому, что вы должны дать мне слово, что ни будете больше обольщать мою дочь, и по правде сказать, она заслуживает большего.
-Даю слово, - нехотя молвил Уильям, и вышел из сарая, вскочив на жеребца.
-Буду, рада видеть тебе еще, Уил, - вдогонку бросила Элмира.
Но он, пришпорив коня, понесся прочь со двора фермы, так ничего ей не ответив.
Несколько недель промелькнули будто бы во сне. Никакая радость в дальнейшей жизни не могла сравниться с этим блаженным временем.
Пока в чугунном котелке закипала вода, чернокожие кухарки делали лепешки, резали картофель, морковку, лук и ветчину для супа, мололи кофе, Уильям, забавляясь с Монтереем, отпускали в их адрес различные колкости. Туссен же, невозмутимо наблюдал за ними.
На кухню вошла миссис Гарт. Слегка взволнованный вид матери показался Уильяму странным.
– Присядь на минутку, – произнесла Герта, указывая сыну на соседний стул.
-Что-то случилось? - настороженно спросил Уильям.
-Я привела в порядок твои лохмотья и в кармане куртки обнаружила вот это, - и она достала из рукава блузы накрахмаленный платок, на котором красовалась вышивка: «Глэдис ван Лейба».
-Мама, я тебя умоляю! - равнодушно взмолился Уильям, это не то, что тебе показалось. Я вообще не собираюсь жениться.
-Нет, сынок, ты не так понял, - строго произнесла Герта. – Много лет назад, когда я была значительно моложе тебя, я знала одну девушку по имени Глэдис ван Лейба.
-Да, ну и что же? – заинтересовался Уильям.
-В Виргинии ее отец в долине Роанок содержал факторию, - продолжала рассказ Гертруда. До того как двинуться на Запад с караваном, я несколько недель находилась в этой фактории, помогала миссис Саре ван Лейба – матери Глэдис по хозяйству. На тот момент ее муж – отец Глэдис, отправился на Восток с грузом шкур и не вернулся. Спустя пять лет, проживая в Северной Каролине в поселке, где ты родился, в один из последних дней ноября, в дверь нашего дома постучался человек. Твоего отца в тот злополучный час не было дома. Дик, сражался с правительственными войсками, во время восстания регуляторов. Так вот этот человек был весьма простужен, и я предложила ему обогреться. Когда мы с ним разговорились, то выяснилось, что он и есть тот самый мистер Ван Лейба – муж Сары и отец Глэдис. Он поведал мне о своих злоключениях и сообщил, что когда вернулся домой, туда, где находилась фактория, то не застал ни жены ни дочери. Трапперы, блуждавшие в окрестных лесах, рассказали ему о смерти Сары и бегстве дочери в Теннеси. Рассудок его помутился, и он примкнул к лжеучению пророков. Скитаясь и бродяжничая эти люди прельщенные Дьяволом, жгли дома и фермы, навязывая свое понимание Истины. Правительство объявило их вне закона. Утром следующего дня в наш дом ворвались солдаты конной полиции и арестовали мистера Ван Лейба и меня.
-Боже, мама!? А тебя-то за что, – воскликнул Уильям.
-За то, что укрывала преступника, которым власти считали Ван Лейба и ему подобных, - Герта перевела дух и с улыбкой на лице продолжила, - но более за то, что я являлась женой другого, более опасного «преступника» – твоего отца – предводителя «регуляторов». Таким образом, взяв меня в заложники, власти пытались заполучить Дика. Но он перехитрил их…. И мы оказались здесь за правым берегом Миссисипи.
-А, как же мистер Ван Лейба? – спросил Уильям, почесав под носом.
-Мне довелось присутствовать на его казни, - с горечью в душе произнесла Герта.
- Я, познакомился с мисс Глэдис в Новом Орлеан, – начал Уильям, - Она хозяйка ирландского паба. Некоторое время я работал у нее. Действительно она как-то говорила мне, что в Виргинии у отца была фактория и после того как он исчез, а мать умерла, она прибилась к трапперам и даже сожительствовала с одним, а потом бросила его. Долгое время жила в рабстве у индейцев. Потом у них ее выкупил будущий муж – пират, который за карточный долг отдал ее трактирщику в Орлеане, и она стала шлюхой. Трактирщик – ирландец помер и перед смертью завещал паб ей. Этот платок, случайно оказался у меня. Она дала мне его, чтобы я вытер кровь с разбитого лица. Вот с тех пор и…
-Не опускай глаза, - строго молвила Герта, обратив внимание, что Уильям что-то скрывает, - продолжай.
-Глэдис относилась ко мне с материнским трепетом, - сказал Уильям, посмотрев на мать открытым взглядом, - всячески наставляла меня, и когда я зашел слишком далеко, требовала, чтобы я от греха подальше ехал домой. Но случилось так, что я поневоле преступил черту – убил человека за игрой в карты.
-Майн Гот! – воскликнула Герта.
-Потом, меня возвели на плаху, оклеветали перед судом. Мисс Глэдис и сподручный Аддерли – мистер Хитч, только они двое дали показания в мою защиту. Из петли меня вытащил Туссен, устроив побег, по указанию Хитча. Вот так я и попал на крючок к Аддерли.
-Что же ты отцу этого не рассказал!? - возмутилась Герта и украдкой всплакнула.
-Прошу, мама, не надо. Все уже хорошо. Дай мне слово, что отец не узнает подробностей, - просящим тоном произнес Уильям.
-Блудный ты сын! – отметила Герта, вытирая слезы. – Блудные сыновья прощаются их отцами, ибо это свято. Я оставлю это у себя, - и она указала на платок.
Уильям не возражал.
Потом она встала и направилась вон из кухни.
-Мама, еще одно! – окликнул ее Уильям.
-Слушаю, - ровным тоном произнесла миссис Гарт.
-Мне кажется, что я влюбился!
-Уж ни в Элмиру Уилкс? - сдерживая улыбку, спросила она.
-В Руфь, - чуть слышно сказал Уильям. – Руфь Аддерли.
Вскоре Уильям объявил родителям, что завтра отбывает в «Аддерлею» как успел окрестить владения Аддерли в Арканзасе, Дик Гарт.
Гарт старший, достав трубку из кармана, набив ее табаком замер в ожидании того, когда Уильям даст ему прикурить от скрученных вместе нескольких соломинок. Трижды втянув в себя воздух, он запыхтел и, наконец, табак занялся. Пока отец, отвалившись от стола, наслаждался ежевечерней трубочкой, мать счистила с тарелок объедки, собрала всю кухонную утварь: чашки, миски и поставила их на полки.
Только недавно Уильям начал понимать, в какой степени мама смягчала суровый нрав отца.
Гарт старший сунул трубку в рот и сокрушенно вздохнул, когда оказалось, что огонь в трубке потух.
-Твоя миссия у Аддерли будет для тебя проверкой на прочность, - сказал он.
Уильям, молча, наклонился к очагу, чтобы достать уголек и вновь помочь трубке отца запыхтеть.
-Во всяком случае, Уил, - молвил Гарт старший, - всегда можешь рассчитывать на мою помощь.
-Спасибо, отец, – мягко сказал Уильям, давая вновь прикурить отцу, - Я, справлюсь.
Наступило утро. Солнце взошло, но воздух оставался холодным, низко нависли облака, чувствовалось приближение дождя.
Во дворе асьенды Гарта суетились пеоны, помогая Уильяму и Туссену навьючивать двух мулов. Дик Гарт подарил сыну и индейцу по хорошему мустангу, которых недавно приобрел на ранчо друга Оливера Твида. Денег за лошадей, амуницию и прочие принадлежности, предназначенные для конного похода, от Уильяма он взять отказался, посчитав, что сын должен иметь что-то свое и хоть чем-то не зависеть от злосчастного патрона, к которому Дик Гарт испытывал не поддельную неприязнь.
Поправив фузею в седельном чехле на лошади пепельного жеребца, Дик Гарт философски отметил:
-Я жил в то время, когда страна была молодой и своенравной, как необъезженный мустанг, я хорошо знал запах пороха и дым костров. Опасность была моим постоянным спутником, и я настолько свыкся с ней, что считал ее естественной частью своего существования. Тогда, когда я жил на Востоке бескрайние земли на Западе были нашей надеждой и спасением. Я попал сюда, потому что сам выбрали свободу и полную опасностей жизнь, другие уже родились здесь, и считаются полноправными хозяевами этой земли, как и индейцы. Мы научились жить, как индейцы, потому что это была их земля, и никого кроме них здесь не было. Неизведанный край за Миссисипи был в мыслях каждого безработного, обанкротившегося фермера, одинокого, разочаровавшегося в жизни странника и любителя приключений.
Я, хочу, чтобы ты знал, что без боя мы свой край не отдадим этим Аддерли и им подобным. Это говорю тебе я, твой отец. С этого клочка земли меня не сдвинут даже мертвого. Езжай, сынок.
-Мистер Гарт, - можно я провожу Уила, до Болотной Гряды, - сказал мальчишка Монтерей.
-Конечно, проводи, - сказал Гарт старший и потрепал парня по густой черной шевелюре, - Можешь взять моего Букефала.
-О, да, сэр! Спасибо, сэр! – торжествующе произнес Монтерей и понесся на конюшню за лошадью Гарта.
Глядя в след убегающему мальчишке, Уильям заметил, обратившись к матери:
-Он по-прежнему считает, что Шелдон его отец?
-И, не спрашивай, - вздохнув, сказала миссис Гарт. – Он считает, а Шелдон – нет. Не понимаю, в чем сложность, сказать мальчику, что ты его отец, хотя таковыми не являешься вовсе.
-Мы Шелдона уже год не видели, да и Парэйпу тоже, - добавил Дик Гарт. - Какие ветры их носят, одному Богу известно.
-По коням, брат! – бодро бросил Уильям, вскочив в седло пепельного жеребца, обращаясь к индейцу. – Я буду вас навещать, мама! – громко сказал он и, схватив под уздцы одного из мулов, дернул поводьями, тронув лошадь.
Супруги Гарт еще долго смотрели им вслед.
Вытянувшись цепью, всадники приблизились к косогору, за которым была видна только прерия.
-Смотри, кто это там!? – сказал Дик Гарт, заметив всадника рядом с ними.
-Элмира Уилкс, – спокойным тоном ответила, миссис Гарт и, поправив капор, направилась к дому.
Девушка была молода и красива и пробивающиеся сквозь тучи лучи солнца путались в ее волосах. За ее плечами висела широкополая шляпа с плоской тульей. С боку на замшевой юбке был разрез, чтобы ездить верхом, из-под которого на показ, отчетливо виднелось превосходное бедро.
Дик Гарт обратил внимание, что девушка, описав на своем скакуне вокруг парней несколько кругов, махнула им рукой, что-то крикнула вослед и скрылась за косогором.
-Будет, гроза! – констатировал Дик Гарт, взглянув в небо, и последовал за супругой.
Конец второй части. Продолжение после издания романа.