Адыиф с мужем Культыбгу жила в замке на высокой скале в верховье реки Малый Инджидж. Река, сжатая с двух сторон отвесными скалами, в том месте отличалась особым бешенством и неукротимостью.
Жили супруги в своем замке совсем одни. Культыбгу статному, широкому в плечах нарту, мужества было не занимать. Он ходил в одиночку в дальние набеги – в страну великанов, к чинтам – и всегда возвращался с табуном лошадей.
Заслышав среди ночи конский топот и ржание, жена встречала мужа, натянув между утесами полотняный мост и осветив его своей лучистой рукой. Она звалась Адыиф – светлорукой, нарты, восхищаясь ею, говорили, что, подняв руку, она превращает ночь в день, а дождь в солнце.
Как-то раз вечером, обращаясь к жене, Культыбгу с гордостью сказал:
– Не было еще случая, чтобы я вернулся домой без добычи! Разве это не достойно восхищения! Не знаю среди нартов никого, кто может сказать о себе такое. Кто из них мог бы сравниться со мной мужеством, доблестью и предприимчивостью?!
– Не слышала, чтобы самовосхваление нарты считали достойным занятием, - ответила Адыиф. - Но даже если оно и становится для них нормой, нелишне было бы хоть одним словом упомянуть о том, кто тебе в этом деле постоянно помогает.
– Да, но у меня нет помощников, - возмутился муж. - Зачем мне они, я великолепно справляюсь сам!
– А что ты скажешь о той, кто всякий раз стелет перед тобой полотняный мост и освещает его? - не унималась женщина. - Или это для тебя ничего не значит?
– Могу обойтись и деревянным мостом! - вскипел Культыбгу. – Он-то еще цел. И светить мне больше не смей! Клятвенно заявляю об этом!
Он тут же снарядился, оседлал коня и уехал. Скоро, в одну из темных ночей он вернулся с большим табуном. Сто лошадей пестрой масти, восемьсот белогривых пригнал он разом.
Долго он метался с табуном по берегу, пытаясь направить лошадей на мост, но они только храпели, учуяв под ногами бездну. И вот, наконец, ему удалось справиться.
Адыиф по звукам, доносящимся с противоположного утеса, без труда поняла, что это ее муж. Она долго сдерживалась, помня о его запрете, но затем решилась пренебречь им. Рука ее, выглянувшая из окошка, осветила на мгновенье ущелье.
Дошедшие до середины моста лошади испугались яркого света и стали пятиться, напирая друг на друга. Видя, чем оборачивается ее помочь, женщина спохватилась, быстро прибрала руку. Но внезапно павшая тьма повергла лошадей в еще больший ужас. В толчее они стали падать в реку и увлекли за собой всадника.
Все еще надеясь найти мужа живым, красавица Адыиф до утра осматривала ущелье, освещая его из замка. С рассветом она сама отправилась на поиски. Ниже по течению всюду лежали трупы лошадей, мужа нигде не было. Рыдая и рвя на себе волосы, она продолжала спускаться, а кровь, разбрызганная ею, оставалась на скалах.
Тело Культыбгу нашли сошедшиеся на стенания соседи. Оно лежало на отмели в том месте, где река успокаивается, свободно растекаясь по долине. Похоронили его под замком и назначили день, когда по нартскому обычаю над могилой соорудят курган.
В день, когда курган возвели, и люди уже разошлись, Адыиф все еще оставалась у подножья, не обращая внимания на моросящий дождь. Там ее и увидел проезжавший мимо нарт Саусоруко. Женщина ему сразу приглянулась.
Он спешился, подошел к ней и предложил помощь. Она отвечала, что помочь ей уже невозможно – ее муж покоится под этим курганом. Тем не менее она приняла его предложение спрятаться от дождя под буркой. Там было сухо и тепло.
Но тут произошло то, что она никак не могла ожидать. Не вступая в разговоры, Саусоруко овладел ею.
– Что ты сделал? - спросила Адыиф, придя в себя. - Со мной такого еще никогда не было.
– Мы сделали то, что бывает между мужчиной и женщиной, - ответил нарт. - То, ради чего они живут вместе. Но как ты при живом муже до сих пор оставалась девушкой?
– Когда во мне возникало неведомое желание, он советовал сечь воспаленное место стеблем дурнишника*, - сказала она.
– Он лишал тебя многого!
– Я думала он мужчина, а оказалось, что нет! Он лишал меня того, без чего и жизнь оказывается не в радость! Не должен он лежать под этим курганом! Его тело нужно отдать собакам и воронам на растерзание!
Сказав так, Адыиф взяла лопату и начала раскапывать курган. Но Саусоруко остановил ее. Правда, получилось это у него не с первого раза.
Вскоре после встречи у кургана Адыиф стала женой Саусоруко и покинула замок.
А курган так и остался: в двух местах из его основания изъята земля. Она тут же и лежит – в двух небольших холмиках. И зовется он ныне Полкургана. Не по имени нарта, чей прах покоится под ним.
Как рассказывают, даже сейчас можно посетить замок, где жила Адыиф. Видны на скалах и кровавые пятна. А когда река поднимается до их уровня, вода пропитывается красноватым оттенком.
*Дурнишник, колючее растение.
***
Данный текст составлен по вариантам сказания, вошедшим в семитомник «Нарты» Аскера Гадагатля. При этом мной не преследовалась цель воссоздания художественной ценности произведения, она, к сожалению, безвозвратно утеряна. Только замысел и фабула могут быть восстановлены, и то настолько, насколько они сохранены в вариантах.
О художественных особенностях можно было б говорить в случае, если сказание сохранилось бы в поэтической форме, в которой оно создавалось. Но от первоначального эпического текста остались лишь небольшие фрагменты.
Замысел и фабула произведения просматриваются практически во всех вариантах сказания. Наиболее полно и даже с трактовкой они отражены в варианте «Сосрыкъуэ Iадииху зэрыхуэзар». Однако над данным вариантом, видимо, поработал более поздний автор, и его следует отнести к произведениям так называемой устной литературы.
Само сказание об Адыиф на русском языке давно опубликовано в Адыгее. В основу этого варианта взяты западно-черкесские тексты – хатукайский, егерухайский, темиргоевский бжедугский, в которых несколько идеализирован образ Адыиф, неполно дана характеристика ее мужа. Часто в них умалчивается и о втором замужестве Адыиф.
В семитомнике же «Нарты» варианты сказания даны в основном на бесленейском диалекте. Это говорит о том, что оно было создано в ареале проживания данного субэтноса, а также о том, что наиболее близкими к оригиналу являются именно они.
Имя первого мужа Адыиф в текстах сказания варьирует. Чаще всего это Культыбгу, реже Псэбыд (Псэпыт), иногда Кортэху. В бесленейских текстах, а что еще важней, в сохранившемся поэтическом фрагменте фигурирует имя Культыбгу. А это указывает на то, что именно оно было использовано в первоначальном варианте сказания.
В тексте «Сосрыкъуэ Iадииху зэрыхуэзар» предложена разверстка главного символа произведения – способности Адыиф перебрасывать через ущелье полотняный мост и освещать его. Отказавшись от помощи супруги, Псэбыд обнаруживает, что его конь, который раньше не требовал понукания, не идет и под плетью. Даже бурка, надежно защищавшая его от жары и стужи, не спасает от дождя и ветра.
Преодолевая невероятные трудности, он добирается в страну великанов, но там замысел ему воплотить не удается. То же с ним происходит в стране чинтов. Осуществить задуманное он смог лишь у испов (карликов), соседнего и дружественного народа, который, тем не менее, не дает спуску обидчикам. Собственно, нарт и гибнет, преследуемый испами и не спасенный Адыиф.
Скорей всего, в первоначальной версии все это отсутствовало. Слушателю было и без того понятно, что критических моментов, когда победа близка, но и гибель совсем рядом у воина всегда достаточно. Знали они и о том, что нарт может рассчитывать на свое мужество и выучку, а также на невоенное снаряжение, приготовленное женой перед походом, на свет в ее окошке, которые тоже часто бывают решающими.
Но чем занимается Культыбгу-Псэбыд-Кортэху? Разве он воин? Нет, он попросту разбойничает. И, видимо, именно физический недостаток вынуждает его не сидеть сложа руки даже в мирное время. Он должен ежечасно доказывать свой мужской статус хотя бы этим. Поэтому он тут же взрывается, услышав в общем-то безобидное замечание жены.
По тексту сказания, опубликованному в Адыгее, также можно догадаться, что муж Адыиф занимается разбоем. При этом образ Адыиф, как идеальной жены, выписан достаточно основательно. Отсюда и изначальная ущербность ее образа: вроде бы она протестует, но, получается, чтобы показать, какой вклад вносит в его совсем не праведное дело.
Разбой никогда не мог расцениваться народом как добродетель. Даже курица, взятая на соседнем подворье, вызывает справедливый гнев владельцев. И только поэтому Культыбгу совершает свои «подвиги» в дальних и вражеских странах.
В этом, кстати сказать, просматривается его фальшивый патриотизм: он разоряет врагов, но при этом мало заботится о том, что его действия, скорей всего, приведут к ответному походу. И не точечному, а широкомасштабному, как это чаще всего бывает.
Сюжет с угоном лошадей в нартском эпосе используется довольно часто. Однако в них, как правило, речь идет о возвращении украденного ранее табуна. В этом смысле нельзя считать случайным то обстоятельство, что заочным соперником Культыбгу в праве на супружество с Адыиф, становится нарт по имени Саусоруко.
Это, конечно, не тот легендарный Саусоруко, сын Сэтэнай-гуаще, который вернул людям огонь, украденный великаном, возомнившим себя богом. Саусоруко из сказания «Адыиф» – проекция с первого, его подобие, символ, который понятен слушателям и любим ими.
И все же зачем было создателям сказания ставить главную героиню произведения в столь двусмысленное положение? Непонятен и риск: ведь случай, произошедший с Адыиф, согласимся, достаточно курьезен, и со временем повествование об этом могло быть легко переведено из жанра эпической драмы в житейский анекдот.
Чтобы осветить этот вопрос под другим углом, обратимся к еще одному повторяющемуся сюжету нартского эпоса. Речь идет о том, как, по мнению нартов, юноша превращается в мужчину. Рассмотрим это на примере становления Чэчаноко Чэчана.
Чэчан, носивший имя отца, став отроком, все еще не знал, что произошло с его отцом. Выйдя в первый раз поиграть с ровесниками, он одолел одного из партнеров, считавшегося до этого непобедимым. Раздосадованный парень язвительно бросил Чэчану: «Если ты такой сильный, то почему не разыщешь своего отца».
Чэчан, вернувшись домой, попросил мать сварить ему овсяную кашу. Затем он настоял на том, чтобы она разделила с ним трапезу. А когда она потянулась за кашей, он прижег ей руку и таким образом заставил сказать, что случилось с отцом. Мать передала сыну доспехи и коня отца, и он отправился на поиски.
То, что этот сюжет используется в «биографиях» других нартов, говорит о том, насколько серьезно относились творцы эпоса к данному моменту. Именно мать, считали они, несмотря на то, что она часто не готова к этому болезненному акту, должна сказать сыну: «Вот ты уже и стал мужчиной». Ни жена, ни, тем более, случайная подруга.
Мы не можем уверенно заявить, что в сказании об Адыиф данное утверждение подвергается критике или ставится под сомнение. Но очевидно следующее: в нем указывается на то, что жене придается ранг, который ничем не ниже мужнего. А кроме того, дается понять, что ее, жену, нельзя лишать возможности стать матерью, чтобы затем она сумела сказать своему сыну: «Вот ты уже и стал мужчиной».
***