Глава вторая. О соседях и упырях

Татьяна Ксард
Знаете, чем хороша работа курьером? Она, конечно, весьма выматывающая, но, в целом, простая.
И платят неплохо.
Но самое главное — это свободный график.
Ну… как свободный? График я себе составил сам, и только потом согласовал с шефом. То бишь, сообщил, что в такое-то время буду приходить, забирать документы, развозить их…
Естественно, я этим пользовался и, как истинная «сова», появлялся на работе исключительно после обеда.
Всегда.
Точнее, за исключением одного дня…
Правильно, именно за исключением субботы, ибо кроме работы, где по причине надвигающегося выходного был сокращенный день, надо было отправляться в соседний супермаркет и закупаться на ближайшую неделю!
И да, правильно, сегодня была именно суббота!
Сиротливо притулившийся около шкафа будильник утром звенеть отказался. Или не отказался, просто я не слышал? А, может, просто обиделся на столь варварское к нему отношение, и, тренькнув для приличия разок, — мол, если что, я не виноват, я звенел! — замолк? Кто его знает… В конце концов это же просто часы…

Судя по тому, что проснулся я на диване, ночное происшествие было просто сном.
Судя по валяющемуся около шкафа будильнику и вороху штор на полу, сном это не было.
Только вот на данный момент суть не в этом.
Суть в том, что рук категорически не хватало. И ног, наверное, тоже. Хотя нет — найти еще один носок не было ни времени, ни шансов. По-хорошему, давно пора привести эту помойку в состояние «жилая комната», но как-то, в свете последних событий, не получалось. Только еще больше заваливалось. Вот посудите сами: как могли оказаться носки (сделаем вид, что серый и синий — это один и тот же цвет…) в ящике с документами, ремень от джинсов под подушкой, а паспорт в микроволновке?
Хорошо еще, что из-за сломанной розетки я ею временно не пользовался…
Чистить зубы и одновременно запихивать в рот трехэтажный бутерброд почему-то не получалось. Пришлось глянуть за заляпанные зубной пастой наручные часы, охнуть и срочно менять приоритеты. Полуобкусанный бутерброд шлепнулся в раковину, мгновенно намокая и приобретая абсолютно несъедобный вид.

В дверь позвонили.
Пока я отплевывался от ядрено-мятной пасты, незваный гость успел довести меня до белого каления своими попытками сыграть на несчастном звонке что-то наподобие «Катюши».

На лестничной площадке стола девушка. Вполне так милая, насколько я мог судить в нынешнем состоянии.
В каком «нынешнем», спросите вы?
В состоянии ступора и откровенно отвалившейся челюсти.
Бледно-голубой махровый халатик, явно наспех накинутый на мокрое тело, сланцы на босую ногу, противно скрипящие от воды и мыла, на голове, поверх пышной шапки шампуневой пены – полиэтиленовый пакет. Правда, это не спасало, и на пол все равно капало.
На мою газету, между прочим! Я не виноват, что мой ящик подорвала петардами какая-то детвора, пусть новый ставят, зачем под дверью всю почту-то складывать? Ан нет, все равно же продолжает… И что мне теперь с этой размокшей бумагой делать прикажете?
Стоп.
Вернемся к источнику проблем — а в том, что грядут проблемы, можно даже не сомневаться —  то есть, девушке.
В общем, источник проблем выглядел так, будто его внезапно выдернули из ванной.
— Ну, ты долго еще пялиться собираешься? Мне, между прочим, холодно!
— А? — на большее меня как-то не хватило.
«Только между прочим тебе холодно?» — пронеслось в голове. Хорошо хоть, умудрился не озвучить…
— Все с тобой ясно, — девушка махнула рукой. — Вода горячая у тебя идет?
Я кивнул, припоминая, что только что чистил зубы — значит, есть.
Девушка бесцеремонно подвинула меня с прохода, оставляя на рубашке мокрый отпечаток ладошки, и прошлепала в ванную. Щелкнула задвижка.
 — Не понял! — мой вопль, наверное, слышал весь подъезд, если не целый дом.
 — Ты там куда-то собирался, вот и иди! — сквозь шум воды слышно было очень плохо.
 — Эй ты, гражданка наглая, а ну брысь из моей квартиры!
 — Приведу себя в порядок — уйду, — шум воды стал чуть тише. — И это я еще не наглая. И вообще, я твоя соседка, стыдно не знать! А соседей надо выручать… А что делает в раковине бутерброд с зубной пастой и пеной для бритья? А… зачем затыкать раковину носком? Синеньким… От него пахнет…
Последние слова сквозили отвращением. Ну да, раковина теперь выглядит слегка паршиво… Но хорошо, что она остальную квартиру не видела.
Черт. На работу я уже конкретно опоздал…. Может, позвонить шефу и сказать, что заболел? Нет, не поверит…
 — Дверь только за собой захлопни, когда будешь уходить! — крикнул я, бегом спускаясь на один пролет вниз.
Еще раз чертыхнулся, возвращаясь и запирая дверь — а то вдруг еще кто вломится!
Вот теперь можно лететь на работу и думать, какую лапшу вешать на уши шефу на этот раз.
Проспал? Ага, и так после обеда только должен приходить, и все равно…
Пробки? Какие на фиг пробки в два часа дня в субботу?
Старушку через дорогу переводил? Ага, пять старушек и каждую через три перехода. И еще ждал, пока каждая из них сядет в свой автобус — чтобы знать наверняка, что все живы-здоровы и их таки никто не задавил…
Мотоцикл сломался? Нет, я на своего старенького, но жутко гордого и косящего под «молодежь» монстрика наговаривать не буду… Обидится ведь и действительно сломается. И лишусь я тогда единственно возможного транспортного средства, а заодно и работы.

 — О, Костя, ты как раз вовремя, — бодренько заявил на входе седой охранник. — Шеф рвет и мечет — подавайте, мол, мне гонца моего ясного, пусть явится пред княжьи очи, как оконец совестью разживется…
 — Спасибо, дядя Паша, обнадежили, — буркнул я, пулей бросаясь к лифту.
Дядя Паша любил пространные речи, приправленные архаизмами да диалектизмами. Пять минут послушаешь — заразишься на весь день. Главное, сейчас в кабинете не ляпнуть «Доброго дня, пресветлый княже. Видеть желали слугу своего?».
В свете последних новостей «княже» явно ответит, что желал. Только не «видеть», я кое-что другое.

 — Нет, Бердяев, увольнять я тебя не буду, — едва шагнув в кабинет, услышал я. — Но вот выпороть, честное слово, хочется. Я, конечно, понимаю, день рождения и все такое, но зачем с утра-то уже так буйно отмечать? Ты вообще как работать в таком состоянии собираешься? За рулем-то…
 — Я не пил, Вячеслав Сергеевич, — торопливо забормотал я. — Ну, Вы понимаете, тут такое случилось: гардина ночью упала, всех соседей перебудила, будильник сломался, а тут девушка еще эта…
В процессе наматывания лапши вперемешку с правдой на шефские уши я как можно более незаметно сместился вперед и вправо. Ага, вот теперь в зеркальном шкафу получится оценить свое отражение…
Ох, ёж твою куда подальше…
Из зеркала на меня косо глянул недобритый красноглазый упырь лет эдак на пять постарше меня реального. В уголке губ белела чешуйка зубной пасты, под носом – кетчуп от бутерброда, придающий упыренку обиженно-помятый жизнью вид. Черные круги под глазами только добавляли колориту. Волосы торчали в разные стороны, хорошо хоть, с такой длиной не понятно — была ли то задумка парикмахера, или кто-то с утра забыл причесаться.
Интересно, как меня такого родная милиция пропустила…
А, блин, я же когда в шлеме, не так заметно.
Интересно, кстати, а какое мнение сложилось у той милейшей соседки?..
 — Бердяев! — удар по столу вернул меня в кабинет шефа. — Я с кем вообще разговариваю тут полчаса уже, а? Все, никакой премии в этом месяце! И только попробуй о талонах на обед заикнуться! Марш документы развозить!
Ну и фиг с ними, с талонами…
Стоп, о каком дне рождения речь-то была? Ах, да, сегодня же двадцать первое… А я-то еще удивлялся, чего это моя ночная гостья заявила, что мне уже двадцать три. Значит, прибыла она уже за полночь, так получается?  Наверное, тоже истинная «сова».
Кстати, что за мода такая – ломиться в окна и срывать шторки?
И что за мода такая заваливаться в обед к соседу, чтобы помыться, если уж на то пошло…
Вроде бы простая задачка, а два и два никак не складывались, упрямо ставя в ответе пять. Или семь — это уж кому как по вкусу.
Но я уже точно был уверен, что творится вокруг какая-то невообразимая хрень.