- Нет, я не понимаю этого, - ядовито-зеленая капля тягучей жидкости шлепнулась на поверхность тарелки и рука женщины решительным движением по кругу стала превращать эту каплю в обильную пену. – Мне кажется, ты не настолько богат, чтобы заниматься благотворительностью в таких размерах.
- Я достаточно богат – возразил он, - чтобы заниматься благотворительностью в тех размерах, которые считаю нужными.
Она усмехнулась. Он видел ее грубый профиль, опущенный уголок пухлых губ, челку черных волос, прикрывающую глаз. Он чувствовал, как натягивается поводок, на котором он находился последние четыре года.
Мойка была полна пены. Женщина быстро ополаскивала тарелки под струей воды и резкими, но точными движениями ставила их в сушилку. Раз-два, раз-два – как все, что она делала: ловко, по-солдатски, дисциплинированно…
- Мы могли бы купить посудомоечную машину, и не одну на эти деньги, - голос ее дрогнул. Сейчас она начнет плакать и отсутствие посудомоечной машины в их быту копием пронзит его сердце. «Все это мы уже проходили». – подумал он.
Тонкий цветочный запах патентованного средства для мытья посуды – одна капля и куча пены для мытья, самое лучшее, не паленое, привозили прямо из-за границы – раздражал его. Странно, совсем недавно ему нравились чистота, уют и отличные домашние обеды. Что изменилось?
- Покупай, - сказал он просто, без всякого выражения.
Мгновение напряженной тишины, и она, неторопливо вытерев руки о яркое льняное полотенце, повернулась к нему. Легкий халатик распахнулся, стало видно загорелое ровным «солярийным» загаром тело, небольшие груди, блеск бусины в пупке, слегка отвислый живот, бритый лобок и синий завиток татуировки на бедре.
- Что тако-о-е? Мой котик купит своей няшечке посудомоечку? И еще колечко с маленьким бриллиантиком? – мурлыкающий хрипловатый голос опрокинул его на какой-то миг в истому, как это обычно бывало, пока он жил с нею, ненасытной, всегда готовой к сексу. Женщина подошла и села к нему на колени. Ее рука проникла под футболку и гладила его спину, другая рука расстегивала его джинсы.
- Покупай сама, - сказал он, отдирая ее руки от себя и чувствуя внезапную пустоту внутри.- Иди работать, зарабатывай на посудомойку и все остальное.
Он встал и пошел в коридор. Он знал наизусть, что последует.
- Сволочь! Ненавижу тебя! – понеслось ему вслед.
Он добивался этой женщины два года. Она дразнила его, бросала и возвращалась. Смеялась, плакала, сюсюкала и материлась. Каждый раз как-то по-новому и так, что даже скабрезный анекдот из ее уст вызывал восхищение. Любая ничтожная шутка была очаровательна.
Помнится, когда они познакомились, он спросил, кем она работает, а она откинула голову назад, тряхнула волосами, хрипло рассмеялась и сказала «Старшим охранником ассенизационного обоза», перефразируя широко известный афоризм, которым переполнены были в то время социальные сети. И это не показалось банальностью. Это звучало смешно и смело, это наводило на мысль о том, что она начитанна и цитирует классику. Она была дерзкой. Он хотел быть достойным ее.
В глубоком кресле психотерапевта, где он оказался годами позднее их встречи, измученный язвой, облысением, хронической усталостью и желанием реализоваться в творчестве, он вспомнил почему-то, как в школе, еще в первом классе потерпел сокрушительное поражение на новогоднем утреннике, выйдя на увешанную мишурой сцену и не в силах произнести ни строчки из новогоднего стишка. Мама сказала потом, когда они шли домой, что если бы он учил, как остальные дети, с ним бы такого не произошло. Но он учил. Он никак не мог объяснить ей, что он учил это стихотворение. Не мог доказать. И он не знал, что с ним случилось тогда на сцене, почему он не смог произнести ни слова и так позорно пришлось уйти. Мама качала головой, она не верила ему. Она работала участковым педиатром, была всегда строгой и усталой.
Он очень боялся всю жизнь именно ощущения собственного ничтожества, он страстно хотел быть победителем. Но не получалось.
Эту женщину, непокорную как дикий мустанг, он на какой-то миг укротил. Она сдалась и согласилась жить с ним вместе. С тех пор ее непродолжительные попытки поработать в разных местах, ее неизбежные конфликты с начальством, ее фитнесс, ее образцовые котлеты и похудательные диеты, ее бег по утрам с плейером, ее ребенок - маленькая молчаливая девочка, живущая постоянно у ее матери и лишь эпизодически появлявшаяся у них , настолько редко, что он не успел наладить с ней отношения, - все это стало частью его жизни. Он даже заработал на приличную квартиру и стал понемногу продвигаться в той фирме, где служил. Он даже стал постепенно забывать о своем увлечении театром и желании стать драматургом. И женщина, с которой он жил, которую отвоевывал шаг за шагом, вначале заинтригованная его причастностью к миру театра до такой степени, что стала цитировать повсюду Лотмана и Станиславского, теперь уже отзывалась с легким снисхождением о его прежних драматургических опытах. Она разочаровалась.
У них была квартира в не очень престижном районе города и машина – подержанная иномарка. Летом они обязательно отдыхали неделю-другую на море, в Турции и два раза в Египте. И она не хотела выходить за него замуж.
Он был лузером. И знал это. И она знала.
…Перед тем, как открыть дверь и выйти на лестницу, он положил разноцветный пластиковый прямоугольник на тумбочку в прихожей.
- Этого должно хватить тебе на первое время. Здесь достаточно.- Листок с пин-кодом к карте лежит рядом.
Внешний мир встретил его запахом разогретого на солнце асфальта, несущимися отовсюду звуками надрывно-призывной музыки, сизой смесью пыли и выхлопных газов, повисшей в воздухе. Пешеходы, спешащие по своим делам, одетые легко и ярко, по погоде, были ему интересны и приятны. Водители, хлопающие дверцами своих автомобилей разных марок, размеров и цветов, тоже. В холле банка было свежо, чисто и пахло дорогой парфюмерией. Оформляя платежку, он зачем-то решил поделиться своими мыслями со служащей, бледной строгой на вид девушкой с гладкими каштановыми волосами, зачесанными на прямой пробор
- Эти люди, вы знаете, они все потеряли за несколько часов. Дом деревянный, он загорелся, едва успели выскочить. Хорошо, что остались живы. Девять детей ведь, вы представляете? Девять детей. Из них пять приемных. И теперь надо как-то восстанавливать жизнь, быт и все такое. А деньги, даже ничтожные, страховку и разную материальную помощь не могут получить, надо еще добиваться и добиваться, как всегда у нас.
Девушка оторвалась от оформления бумаг и подняла на него глаза. Ей было все равно, ей уже не было нужды рекламировать вклады, поэтому она спросила
- Вы лично знаете этих людей или по объявлению? А то ведь мошенников полные сети.
Он рассмеялся
- Людей близко не знаю, но гарантия стопудовая.
Гарантия действительно была. Потому что этот голос, такой родной и такой волнующий, он узнал сразу, словно не было расставаний и расстояний, предательства, глупости с его стороны и страдальческого удивления в ее глазах. Не было ничего плохого и тяжелого. В тот день, две недели назад, он просто увидел незнакомый номер на дисплее, нажал кнопку и услышал
- Привет. Извини что беспокою, но я сразу вспомнила о тебе. Все в порядке? Говорить можешь сейчас?
… Небольшое замешательство, оторопь, жгучий стыд и одновременно освобождение от стыда, как избавление от боли при вскрытии фурункула, а еще покой - вот те чувства, которые он испытывал одно за другим как в калейдоскопе, когда вспоминал эту тихую молодую женщину, или в редкие минуты их общения.
Она говорила о своих соседях. В этом маленьком сонном среднерусском городке с россыпью блочных пятиэтажек в центре и яблоневыми кущами за глухими дощатыми заборами, спускающимися к реке, с бесформенным памятником Ленину на вокзальной площади и глубокими лужами, в которых отражались облака, время текло тягуче медленно, иногда взрываясь катаклизмами вроде того, который и произошел . У соседей сгорел дом. Он едва помнил этих людей. Муж и жена – простые добрые работяги - и множество ребятишек.
Она просила за соседей, просила внести что-нибудь на их счет. Они все жили сейчас у нее дома. В этом старинном бревенчатом особнячке о трех комнатках с изразцовыми старинными печами, множеством книг, портретов фотографий, со скрипучими полами и ажурными занавесками на окнах. С глянцево-черным вечно открытым пианино и гитарой на темно-коричневой лиственничной стене, с этюдником, забытым на тумбочке в прихожей и множеством набросков, эскизов и записок, разбросанных повсюду. Как же они там все помещаются? Эти люди, эта семья как они все помещаются там в таком маленьком доме?
- Спасибо, спасибо тебе. Я ни минуты не сомневалась, если честно, что ты откликнешься и поможешь. Ты замечательный…
Он познакомился с ней три года назад, когда женщина, дикий мустанг, бросила его, отдав предпочтение другому мужчине, более успешному и красивому. Приехал по делам в городок и неожиданно обнаружил там профессиональный театрик, едва сводящий концы с концами, но истово следующий канонам хорошего вкуса и самым серьезным отношением к предназначению искусства. Это было трогательно, хоть и немного чересчур провинциально. За два месяца он написал для них пьесу и она была поставлена впоследствии и даже вывезена потом, без него уже, на фестиваль в Москву, не без успеха. Еще он написал несколько песен и они были инсталлированы в спектакль. Это была его болдинская осень, единственный за всю жизнь период безоглядного погружения в творчество.
Из гостиницы он тогда почти сразу переехал в дом художника-постановщика, тоненькой неловкой девушки в очках, с которой у него вспыхнул роман, слитый неразрывно с творческим осенним состоянием души. Запах дыма от осенних костров по соседству, полосатые яблоки на деревянном дощатом столе у нее в саду, крошево ярких листьев повсюду,- картинка, озвученная колокольным звоном из крошечного храма в створе улицы. И действующее лицо - девушка, закутанная в вязаную ажурную шаль до полу, хрупкая фигурка, отрешенный от реальности взгляд, направленный на реку, на холодный блеск воды в спелом многоцветье лесов на том берегу.
Они собирались пожениться. Было ли это счастье или только покой? Ему это казалось только покоем.
Женщина-мустанг позвонила внезапно. Она жаловалась на успешного мужчину, который оказался на поверку подлецом и мошенником. Она плакала, просила прощения и обвиняла в недостаточно внимательном отношении к себе, которое толкает ее все время на безумства. Она просила не бросать ее и он понял, что наконец-то сможет доказать мустангу свою состоятельность теперь, когда она все осознала и опять же у него так хорошо пошло творчество и впереди ждет несомненный успех. Этот успех он положит к ее ногам, завершив, наконец, эту длительную погоню за победой и получив лавровый венок из ее рук, диких и соблазнительных.
Объяснение в маленьком домике у реки стоило ему усилий и осознания себя негодяем. Он обещал, что будет приезжать время от времени, что не оставит ее совсем, что отношениями он дорожит и не хочет прекращать их. Но встретил решительный отказ, неожиданный для той нежной и податливой девушки, какой она казалась ему сначала.
После они лишь изредка перезванивались, иногда переписывались в сетях. Он ничего с тех пор не создал интересного или достойного внимания. Каждый раз, получая от нее весточку, волновался как школьник,. И вот, этот звонок по поводу погорельцев.
…Перрон тихо сдвинулся и поплыл за окном. Три года его жизни улетели в черную дыру. И ничего более не хотелось ему как оказаться сейчас в бревенчатом домике у реки. Он достал из кармана коробочку и взглянул на тоненькое колечко с небольшим прозрачным камнем.
Он знал, что его муза равнодушна к побрякушкам, но ритуал обязывал.Только бы не было поздно. Впрочем, он готов был к любому повороту, он даже потерю готов был благословить.
август 2012