Когда в одном из двух университетов небольшого провинциального города, где родился Денис, открылся факультет международных отношений, сердца горожан наполнились ликованием: это был прорыв на мировую арену, к глобальным перспективам и новым горизонтам. В край, где не было многоводных рек и глубоких озёр, роскошных водопадов и величественных гор, а до моря – в какую сторону не ринься – тянулись сонные тысячи километров, вдруг хлынули ветры странствий, сладостные предчувствия глубин и высот. Родители помогли Денису устроиться именно туда. Хороший лицейский английский, ещё более респектабельный немецкий, неплохо вызубренная история, аттестат без троек – и Денис стал первокурсником престижного подразделения. Но годы своего студенчества Денис вспоминал потом без обычного для большинства людей восторга. Они вообще пролетели бы мимо, если бы не те бессловесные лекции, которые читает сердцу любовь. В самом же институте он не узнал ничего нового, и, может быть, был кругом виноват сам.
Покидая родимый город, Денис мечтал о дипломатической службе или, как минимум, какой-нибудь благородной миротворческой должности в более или менее скромном министерстве. В итоге он попал в крупную и довольно известную компанию, занимавшуюся ресторанным бизнесом. Всё, что пригодилось Денису из студенческих лет, знание языка и владение компьютером (да и здесь институт был, в общем-то, не при чём), - вскоре обеспечило ему кусок хлеба, а если точнее – фирменного круасана с сыром. Его должность в отделе маркетинга официально называлась так: менеджер по обеспечению контента интеренет-сайтов. Каждое утро, начинавшееся здесь по столичному, поздно, Денис просматривал десятки меню, прослеживал, как проходят рекламные акции в кафе и ресторанах Москвы, убеждался, что компания нигде, ни в чём, ни на йоту не уступает конкурентам, получал и рассылал бесполезные, на его взгляд, письма, сытно обедал в льготной фирменной столовой, а потом опять принимался за свою нелёгкую маркетинговую службу.
Он возвращался домой на пригородной электричке, ловил глазами влажный блеск омытого дождями подмосковного леса, ежедневно слушал задушевные песни двух вольных парней, которые называли себя Боликом и Лёликом и всё как будто стеснялись брать деньги за своё искусство, краснея и торопливо пробегая вагоном к выходу, не нарочно подслушивал разговоры соседей - о рыбалке, о детях, о том, как правильно ставить баньку при собственном деревянном доме, - и думал о том, что будет, если взять и просто-напросто не явиться завтра на работу.
Первым делом забеспокоится Ася – маленькая, но при этом чрезвычайно пухленькая и властная блондинка, знающая о ресторанном бизнесе всё. «Опять этот Агеев опаздывает!». Но Агеев не появится ни в одиннадцать, ни в двенадцать, ни даже в час, ни – после обеда. И Асе придётся самой отвечать на телефонные звонки, просматривать срочные письма. Затем забеспокоится начальник отдела. Агееву станут звонить. Не дозвонятся – он предусмотрительно отключит телефон, нет – сменит номер, нет - выкинет трубку совсем! Поищут телефон его жены (а для этого придётся разыскать в груде информационного хлама никому не нужную агеевскую анкету и узнать, что он холост). В итоге ему в беспомощной ярости напишут предупредительное (а может быть, сразу и увольнительное?!) письмо, которое он ни за что не будет читать – как и все вообще электронные письма. Во веки веков!
Трудно работать, когда вокруг одни девчонки. Причём не те миловидные, с наивными ямочками на щеках, с белокурыми завитками на загорелых шеях, - прозрачные и шутками своими, и нарядами, и желаниями, и судьбой, - а те, которые и парнем-то тебя не считают, да что там парнем? – человеком! (они вообще, похоже, умеют считать только деньги).
Лолочке двадцать шесть. Она живёт с мужчиной. У них серьёзные отношения, и весь он такой серьёзный. Заезжает за Лолочкой на серьёзной машине. Когда Лолочку повысят, ну или хотя бы переведут в отдел продаж, а серьёзного мужчину сделают директором одного из ведомств, они поженятся и поедут на Мальту. Недавно Лолочка завела коккер-спаниеля («Нам же надо порепетировать прежде, чем заводить детей!»). Теперь каждый раз перед работой она возит собачку к маме, а если кокер-спаниель болеет, берёт больничные. У кокера есть собственный стилист, парикмахер, диетолог и личный тренер. И выходные Лолочка отныне проводит только на природе: «Малыш ведь должен общаться с другими крошками!».
Кате тридцать. Она грезит конным спортом и проводит всё свободное время на ипподроме. Катя потрясающе хороша – слишком хороша для Дениса, да и вообще для кого бы то ни было. У неё великолепная осанка, серые, с жемчужным блеском глаза и энергично-соблазнительная причёска – всегда высоко приподнятый на затылке «конский хвост». К тому же, она интеллектуалка, читает даже в обеденный перерыв, и, кажется, помешана на Бегбедере. Она родилась в Калуге, но предпочитает общаться на английском, и Денис не знает, кем надо быть, чтобы осмелиться подойти к этой амазонке.
Самая земная, пожалуй, Наташа. Она вечно всё забывает (кроме, конечно, таких вещей, как сделать завивку, маникюр или макияж), много плачет, исповедуется всем подряд и тут же забывает, с кем и о чём говорила. Впрочем, плачет она отнюдь не из-за любви (хотя ей всего двадцать два года), и даже не от обиды, как это свойственно девочкам. «Эти регионы опять опоздали со сроками! Вечно придумают что-нибудь, а мы потом упорядочивай, отчитывайся!» - сглатывая слёзки, жалуется она, узнавая, что сети кафе в Твери и Ярославле без согласования с «главным штабом» запустили новые акции. «Эти регионы», из которых, между прочим, девочки не так давно перебрались в Москву, всегда раздражали их: проявляли ненужную смекалистость и креативность, шокировали «убийственными» названиями, допускали грамматические ошибки. Наташа, как назло, занималась регионами, но ей очень хотелось отвечать за Москву, где всё было давно налажено, отшлифовано и предсказуемо, а главное – красиво и прилично. Ещё Наташа плачет, если ей пишут письма «в резкой форме», то есть с такими фразами, как «просим срочно…», «решительно настаиваем…» и уж, не дай Бог, «настоятельно требуем…». Эти фразы взрывают изнутри её прекрасную головку, которая тут же начинает болеть не только у Наташи, но и у всего отдела.
Есть ещё Соня и Лиза, но Денис даже думать о них не любит: они открыто симпатизируют друг другу, проводят всё рабочее и свободное время вместе, а на остальных взирают с той насмешкой, с которой семиклассницы смотрят на пятиклассников. Оттого, что они, так сказать, обрели друг друга именно здесь, на работе, лет восемь или девять тому назад, ещё до Дениса, офис стал для них в буквальном смысле домом. Они круглосуточно варят друг другу кофе, поглощают шоколадные конфеты, гладят блузки и сушат волосы, а иногда остаются с ночёвкой. Это настоящие ревнители корпоративной выгоды, и за малейшую «халтуру» на работе они готовы разорвать врага на клочочки, хотя лично им никто за это не доплачивает. Когда Лизе предложили перейти в отдел, где работали креативщики (а поводов к тому было немало: и нестандартное мышление, и образная, всех ушей достигающая – одна такая на весь этаж – речь, и вечное недовольство рутиной), та потребовала перевести туда и Соню. Но Соня, напротив, как будто была создана для рутины, и тем более непостижимым казался Лизин к ней интерес. Работать с Соней над созданием брендов и концепций оказалось просто невозможно, и их обеих перевели обратно в рутину. Так что выяснилось: подвиги ради любви в наши дни ещё свершаются, и даже иногда - у нас под носом.
Словом, работать трудно. Девчонки просто не распознают жёсткий диск его мужского самолюбия и записывают на него, как на болванку, всё, что не удерживается у них за зубами. За годы школы и института, где женщины тоже составляли подавляющее большинство (такую уж он выбрал специализацию) Денис привык к их ленивым пересудам, обсуждениям диет и демонстрациям мод, и даже смог бы при желании объяснить, чем тушь от Faberlic отличается от туши Avon. Но слышать такие откровенности ему ещё не приходилось! Их критические дни, их мужья и любовники, их массажисты и бывшие начальники, а также существующий только в их воображении враг всего живого – их «ужасный жир» никак не хотели выбрасываться из головы Дениса даже после рабочего дня. Признания душили своей циничностью, выпирали своей наготой, эмоционально подавляли. «Где же та пресловутая загадка, которая должна быть в каждой женщине?» - с горечью думал он. Похоже, для Дениса загадок больше не существовало.
Работать в таких условиях было почти невозможно. Денису не удавалось сосредоточиться. Мысли о еде, которую он рекламировал, кружили голову – он понимал, что не попробует и половины того, о чём пишет. Чтобы как-то отвлечься, Денис то и дело наполнял электрический чайник, заваривал цветочный чай в пакетиках и долго, со злорадным мстительным упоением хлюпал, краем глаза наблюдая за гримасками дам, хотя бы так, но обращающих на него внимание. Напившись сам, он принимался поливать цветы. Заброшенные и худосочные, они как будто совсем не знали ласки. Здешним служащим явно не было дела до других, и уж до цветов – тем более. А Денис отдавал цветам всю свою нерастраченную нежность. Он долго, с отцовским трепетом отпаивал их отстоявшейся прохладной водой, каждый день отмечая маленькие положительные перемены. Потом, когда цветы воспряли, Денис принялся аккуратно подрезать разросшиеся в беспорядке ветки, удалять засохшие листья, стирать с них обидную офисную пыль. Он привязался к цветам, и они отвечали ему взаимностью: скромный декабрист, четыре кактуса, два куста фиалок и огромный – почти с дерево – цветок-гигант с каким-то неприличным латинским названием.
Сидя в электричке, завидуя Болику и Лёлику (почему я не с ними, ведь и я умею петь?!), давая покрасневшим от монитора глазам вдоволь насмотреться на заоконную лесную зелень, Денис всё яснее понимал: если он уйдёт с работы, никто не умрёт, и с миром, в целом, ничего не случится. Он не врач, не учитель и не сапёр. И если он постарается чуть меньше, чем обычно, какой-то господин отправится в другой, не их, ресторан, а может быть, придёт пообедать домой, порадует супругу, и всем от этого будет только лучше. Люди, на которых они работают, априори не останутся голодными, даже если он забудет обновить на сайте меню.
Вот у мусорного контейнера недалеко от платформы всегда были посетители: видно, он не нуждался в маркетинговой службе. Сегодня помятый мужчина в коричневом пальто беззастенчиво и блаженно вылизывает бумажную коробку из-под клубничного йогурта. Вчера он собирал картофельные очистки. А в ресторанах нетронутые посетителями блюда, ещё не успевая остыть, порой отправляются в мусоропровод… Денис понимал, что мыслить в этом духе по-совковски не модно, и всё-таки ничего не мог с собой поделать. Он чувствовал, что имеет с помятым мужчиной гораздо больше общего, чем с брезгливым безликим господином, для которого каждый день составляет меню.
На следующий день он всё-таки пришёл. Сел за компьютер просто для того, чтобы в последний раз понаблюдать за жизнью маленького улья. Он знал, что никто здесь больше его не ужалит и от этого чувствовал себя необыкновенно легко, словно был мальчиком и играл вместе с Ленкой в куклы: «…вот тут у нас будут столики, а тут креслица, и в них человечки будут сидеть – звонить по телефону и нажимать на кнопочки». Насмешливый, летающий надо всем Ленкин голос физически зазвучал у него в ушах.
Он чуть-чуть опоздал, всё уже пришло в движенье: Лиза диктовала Соне текст письма для отправки, Ася грозно царапала ноутбук, как будто хотела когтями вырвать из него всё, что её не устраивало, Наташа плакала, Лолочка рвала ненужные бумажки, а Катя (ах, Катя!), слегка покачиваясь, ходила по комнате и раскладывала по столам какие-то буклеты.
- Оцени! Дизайнеры наконец-то удружили. Мой проект романтического суши-бара: «ждём Вас на Суши in amore».
Денис почему-то уставился не на буклет, а на розовые, матового оттенка, Катины ногти. Пальцы у Кати были хрупкие, бледные до тонкой, как последнее молоко у кормящих матерей, голубизны. Холёные, холодные…
- А что за слоган дебильный? – брякнул он первое, что пришло в голову.
- Да ты… да ты что?! – Катя мгновенно порозовела так, словно молочная белизна покрылась малиновой пенкой. – Да это же центральная идея проекта. Игра слов! Ну, типа ждём Вас на суше и на море. Всегда и везде. Понял?
- Понял. – Сглотнул Денис.
- А на самом деле бар будет называться «Суши in amore».
- Суши в любви? – Денис скептически сморщился.
- Ну, да. Столики для двоих, в виде укромной раковины, жалюзи в виде водорослей, восточные благовония…
- Постой! Вот ты бы сама – хотела туда пойти? – неожиданно осмелев, спросил Денис.
- Ну… - Катя переступила с ноги на ногу, (нет, с ножки на ножку!), грациозно цокнув каблучком. – Смотря с кем…
- Ага… Значит, хотела бы.
- Говорят, каждый художник подсознательно пишет автопортрет.
- И маркетолог, по-твоему, тоже художник?
- А почему – нет? Ну как, дизайн тебе нравится?
- Слишком много красного.
- Вот! И я так считаю. Сто раз просила переделать! – и, не удосужившись узнать его мнение о чём-либо, кроме своего буклета, Катя направилась к телефону.
- Полдня проплакала! Полдня! – жаловалась между тем Наташа. – Хоть бы кто меня послушал! Всем некогда! Как будто я и не человек!
- Ну… - Лолочка беспомощно завертела глазами, - ну мы ведь, правда, работаем. Ну, поговори вот хотя бы… с Агеевым!
Наташа метнула заплаканный взгляд в сторону Дениса, как будто оценивая, сгодится ли он на то, чтобы «поговорить». Так смотрят маленькие девочки, устроившие истерику из-за дорогой куклы, на подсунутого родителями старенького плюшевого мишку. Видимо, мишка-Денис не годился, потому что Наташа ещё отчаяннее всхлипнула, махнула рукой и выбежала в туалет.
Медленный день закончился, и Денис неторопливо собрал в пенал цветные карандаши, которые зачем-то принёс с собой из дома. Он твёрдо решил завтра же подать заявление об уходе. «По собственному желанию, - с наслаждением прибавил он мысленно. – По собственному!». Когда девчонки разошлись, Денис широко растворил окно и пустил в него гудящий вечерними гулами острый мартовский воздух. Ароматы женских душ и духов мгновенно выветрились, и офис стал пахнуть так, как ему положено: нагретыми принтерами, компьютерной пылью, типографской краской.
Денис погасил свет, сел в кресло, заложил руки за голову, подумал: «Как хорошо, что я ни к чему здесь так и не привык. А ведь для кого-то здесь целая жизнь!». Сквозь страшный морок ему вдруг представилось, что эта метафора воплощается в реальность, и любая человеческая жизнь на самом деле кажется вот такой или почти такой захламленной комнатой. Чья-то жизнь напоминает уютную детскую с колыбелью, камином, котом на лежанке и ящиком игрушек; чья-то сравнима с классной комнатой, в которой парты поставлены строго в ряд; кто-то превратил свою жизнь в душную спальню, а кто-то – в кухню с большим холодильником. У избранных счастливцев были комнаты-оранжереи или комнаты-лаборатории, а он, Денис, вместе со своими со-трудницами (со-камерницами?) заживо гниёт в этом приторном принтерном аду… Нет, Денису не хотелось бы оставлять свою жизнь такой. Жизни срочно требовался ремонт. И собираясь перебраться из этой жизни в другую, он, как положено, решил написать завещание.
На простом альбомном листе цветными карандашами (каждая буковка разным цветом) он от руки нацарапал это страшное, но счастливо прирученное им слово. Что-то под ним написал. Улыбнулся. Перечитал. Улыбнулся ещё раз, кивнул кому-то невидимому на окне и вышел.
Утром девочки нашли на столе Агеева письмо. Совсем коротенькое:
Завещание.
Поливайте мои цветы!