Пропаганда
О, мать-пропаганда! Доходчивы приёмы твои, но лживы речи. Потому-то недолог век твой, и память о тебе тает быстрее куска сахара в стакане кипятка.
Неплохо бы припомнить, когда появилась карта Великих строек коммунизма. Это был год, пожалуй, сорок девятый или пятидесятый: Волго-Дон, Сталинградская и Куйбышевская ГЭС, каналы Туркменский и Северокрымский, Каховка, лесозащитные полосы такие и сякие… Карты эти красовались повсюду в двух вариантах: один – просто так, другой же с принаряженным в белый китель Вождём на её фоне. Тогда же вышли и великие труды Корифея: «Экономические проблемы социализма» и «Марксизм и вопросы языкознания (ответы товарищам)». Наверное, не было в стране ни одного человека, незнакомого с «чёткими научно проработанными планами строительства коммунизма».
Ежедневно газеты и радио доносили до сознания каждого гражданина (тоже и трудящихся всего мира!) информацию о свершениях, и мы, студенты-первокурсники Военмеха, конечно же, тоже были в курсе событий. По второму разу (первый случился в девятом-десятом классах школы) мы «изучали» и конспектировали «первоисточники». И сдавали зачёты, помня, что оценка наших знаний ниже «четвёрки» чревата лишением стипендии. По радио всё шире звучали песни, но какие из них мобилизовывали нас, - если честно, – не помню.
На стройке Андреевской ГЭС в августе пятьдесят второго командир стройки Костя Смирнов-Васильев и комсорг Толя Медуховский организовали у нас самодеятельность. Первой песней была истинно-наша - про нашу ГЭС:
Осветило солнце и поля и лес –
до чего ж денёк хорош!
И выходит на Андреевскую ГЭС
огневая, боевая молодёжь.
За работу веселей!
Сил, ребята, не жалей,
выше темп набирай, поспевай, не сдавай,
от друзей не отставай!
Не особенно, в общем-то, нравилась нам эта песня. Ну, спели мы её пару раз на самодеятельных концертах, да и выкинули из памяти. Вскоре я оказался в институтской агитбригаде, командиром которой был тот же Костя (в последствии он стал заместителем Генерального конструктора Решетнёва). Через много лет я вдруг по радио услышал знакомую мелодию, только слова были несколько иные:
Над страной встаёт рабочая заря,
до чего ж денёк хорош!
Отличились нынче наши токаря,
огневая боевая молодёжь.
За работу…
А дальше следовали ничуть не изменёнными целиком наши куплеты:
Всё быстрей идёт работа с каждым днём...
За работу веселей!...
Стало смешно: двадцать лет тому Костя и Толя говорили нам, якобы, песня написана специально для нашей стройки. Ну, и пусть, что это оказалось обманом! Плагиат этот не тронул души ни моей, ни моих товарищей.
Хорошие ребята подобрались в нашей агитбригаде! Командир и комсорг старались не перенасыщать наш репертуар идеологически выдержанными песнями. Всё же в первые годы в каждую новую программу обязательно включались песни про Сталина и про партию:
Солнце сияет нам на просторах,
золотом нивы колхозов цветут.
Нам покоряются реки и горы,
партия нас вдохновляет на труд.
Партия, народ всегда с тобой!
Партия, ты мира свет живой!
Совесть народа, гордость народа,
слава земли трудовой…
Куплетов было три, и в каждом, что ни строка, то – набор стандартных слов. В припевах менялись двусложные эпитеты: "сердце народа", "разум народа"...
Очень любили мы другую песню:
С песней выходят одной
в путь к коммунизму народы,
дети отчизны родной,
нового крепкие всходы.
О, виночерпий, разлей
таджикские вина по чашам!
В честь неразлучных друзей
грянет пусть здравица наша!
Выпьем, друзья за страну
самую сильную в мире,
выпьем, друзья, за весну,
выпьем за свет на Памире.
О, виночерпий, разлей…
Славься вовеки Москва,
город родной и великий!
Лучшие в мире слова
шлют тебе сердцем таджики.
О, виночерпий…
Сегодня, когда я иногда встречаю таджиков, третий год проживающих (возможно, нелегально) на окраине нашего дачного кооператива в строительном домике возле мусорных контейнеров, я невольно вспоминаю чудесное вино «Самаркандская вишня». Самарканд - город узбекский, от него до таджикского Душанбе - рукой подать. Благодатный край! Но, сегодня из Ферганской долины, голод и нищета гонят десятки тысяч людей к нам на Север - в Питер, в Москву, в среднюю Россию. Их деды-декхане выращивали вишню в Самарканде и дыни в Душанбе. У них отняли землю, взамен пообещали коммунизм, и они строили его, не вдаваясь в «экономические проблемы». Виновны ли их потомки, сегодняшние "мигранты" в том, что единая страна ныне раздёрнута, когда-то их земля сегодня кем-то приватизирована, а прокормить их, дать им работу никто не может? Или не хочет? Бескрайняя и наглая пропаганда вывернулась ложью! Теперь никому они не нужны, любой не прочь обмануть, пользуясь их беззащитностью. И не надо всё валить на «дерьмократов» (они тоже хороши!) - корень их проблем гниёт в умозрительных построениях и воровстве компании заговорщиков, авантюристов, идеалистов и откровенных уголовников, вертевших страной в течение более семидесяти лет!
Выпьем, друзья, за отца
Сталина, лучшего друга!
Выпьем, друзья до конца –
чаша пусть ходит по кругу!
О, виночерпий…
И другая песня очень нравилась всей нашей бригаде:
С тополей осыпается пух,
белым снегом на землю летит…
«Поскорее меня поцелуй:
паровоз расставанье гудит...»
Он спросил: «Дорогая моя,
сколько дней тебя буду я ждать,
сколько зим, буйных вёсен и лет
без тебя мне придётся считать?»
«Я вернусь, когда Волга-река
с Доном воды смешает свои
и с Урала, земли золотой
в Чёрном море пойдут корабли!»
Прошумела на Каме вода
и свиданью все сроки прошли –
на родной мой, любимый Урал
с Дона весть принесли корабли:
«Дорогой мой, желанный, родной!
Не могу я работу бросать:
уезжаю с бригадой своей
в Каракумы пески покорять.
И зачем нам томиться тоской:
ты кончаешь весной институт –
приезжай! Здесь посадим сады,
соловьи про любовь пропоют…»
В словах было что-то от «ты мне что-нибудь, родная, на прощанье пожелай!» В той, старой песне «родная» желала "другу" "если смерти, то мгновенной, если раны – небольшой…". В новой песне некая «дорогая моя», тяжело поработав на Волго-Доне, уезжает «с бригадой своей в Каракумы пески покорять», зато её «дорогой» и «желанный» "кончает весной институт". Интересная любовь!
По радио часто звучала поразительная по уровню безвкусицы песня о строительстве Сталинградской и Куйбышевской ГЭС. Хор и оркестр грохотали на пару, словно бетономешалка с камнедробилкой, вызывая нездоровые усмешки у слушателей:
Как у Волги у реки (у реки)
на заре поют гудки (да, гудки).
Берег левый, берег правый
соревнуются наславу
широки (широки), глубоки…
Ты клади бетон, поспевай – не зевай!
Ты клади, клади бетон, не задерживай!
Запевай, народ: дело дружно идёт,
на стахановской работе вся душа моя поёт!
Эгей! Эгей!
И в то же время всем полюбилась, действительно, хорошая песня
От Волги до Дона в широких степях
ночные туманы лежат на холмах,
от Волги до Дона, казачьей реки,
сидят на курганах орлы-степняки...
Очень нравилась публике песня «про лесополосы», исполнявшаяся солистками нашей агитбригады сёстрами Алябьевыми:
Как в степи, степи сожжённой вырастал дубок.
Он сперва пустил зелёный маленький росток.
Под горячими ветрами смело он стоял,
в глубь земли он рос корнями, силы набирал.
Я люблю, но об этом никто не узнает...
Дуб могучий, дуб кудрявый зацветёт весной.
Мы пройдём с тобой дубравой полосой лесной,
лес увидим в полной силе посреди степей...
И всё же были успешно построены Сталинградская и Куйбышевская ГЭС (волжские воды при этом благополучно и навечно затопили тысячи гектаров плодородной приволжской почвы); высажены лесополосы - и не из тополей, с которых осыпается пух, а из ценных пород дерева - с превышением плана, но неизвестно, привились ли? Был прокопан и оборудован Волго-Дон. Я сам в год завершения работ проплыл экскурсантом по свежепроложенному каналу, и в месте слияния его с Волгой любовался высоченным статуём Генералиссимуса в шинели и с фуражкой в руке.
Затем после завершения строительства Северокрымского канала поползли глухие слухи про удушающий запах от цветущей воды Днепра в районе Каховки, про молча увязшие в каракумских песках шагающие экскаваторы, так и не прорывшие русло канала для вод Аму-Дарьи. И вскоре карты Великих строек, даже те, что без белого кителя, скромно слиняли со стендов и простых стен.
А потом по стране широко раскатилось:
Мы пришли чуть свет
друг за другом вслед,
нам вручил путёвки комсомольский комитет.
Едем мы, друзья
в дальние края:
станем новосёлами и ты, и я!
Это партия в пятьдесят пятом году призвала комсомол приступить к освоению Целины! Кампания была проведена на высочайшем уровне. Многие (и я в том числе) заколебались - не избрать ли себе Целину в качестве жизненного вектора? А наш агитбригадский комсорг Толя после окончания института поехал в безвестную Усть-Цильму в качестве главного инженера МТС.
Мама, не скучай,
слёз не проливай,
справить новоселье поскорее приезжай.
Едем мы, друзья…
Пусть несётся весть:
будут степи цвесть!
Партия решила, комсомол ответил: «Есть!»
Едем мы, друзья…
Тогда же мой товарищ Лёнчик Кожевников вместе с плеядой замечательных артистов снялся в фильме «Первый эшелон». С каким нетерпением ждали мы его выхода на экран! Фильм этот, недавно вновь показанный по телевизору, в сущности, является грубой агиткой, и я, дважды побывавший там, «на Целине» (один раз с концертами в составе агитбригады, другой на уборке урожая пятьдесят восьмого года), вижу, как через слои пропаганды пробивается сегодня жестокая правда о том, как с её помощью был грубо использован энтузиазм идеалистов и обмануто целое поколение.
А вот ещё одна «целинная» песня:
Родины просторы, горы и долины,
в серебро одетый, зимний лес грустит…
Едут новосёлы по земле целинной,
песня молодая далеко летит.
Ой, ты, зима морозная,
ноченька яснозвёздная!...
Ты ко мне приедешь раннею весною
молодой хозяйкой прямо в новый дом.
Голубым рассветом тучной целиною
трактора с тобой мы рядом поведём.
Ой, ты…
На дворе кончались пятидесятые… Десятки, сотни тысяч тонн зерна, бездарно сгноенного под дождём и снегом, миллионы тонн плодородной земли, унесённые бурями и ветрами с поверхности бывших степей, были ещё впереди. И никто ещё не догадывался, куда тащит страну бездумная безумная пропаганда...