Память

Наталия Защепкина
                ( из серии "Путевых заметок")

  Августовская ночь. Полная луна на правах хозяйки освещает уснувший город, замершие в предрассветном ожидании деревья и кусты, спящие цветы и водоемы. И лишь река медленно несет свои воды мимо домов и магазинов, парков и скверов, опустевших улиц и магистралей.
  В этот час люди «еще» или «уже» нежатся в своих постелях, чтобы отдохнувшими утром снова окунуться в свои ежедневные заботы.
  До рассвета осталось еще благословенных два часа.
  Я сидел на берегу реки и наслаждался тишиной ночи, видом лунной дорожки, вспоминая полотна Куинджи.
  Почти девственную красоту речных берегов не портили прятавшиеся за деревьями здания. А свет уличных фонарей и, празднично освещенных ночных заведений, только кое-где еле-еле проникал через листву деревьев и кустарников.
  Я закурил, представляя, что огонек моей сигареты с того берега может показаться еще одной звездочкой, что также упадет для кого-то с небосвода.
– Нужно успеть загадать желание! – вспомнилось из далекого детства.
 Желание! Какое загадать?
 Я затянулся.
  Вот уже несколько месяцев как я нигде не работаю. Так получилось. И я вдруг стал никому не нужен. Раньше мне казалось, что было по-другому.  Что произошло и когда? Дети стали стесняться и сторониться меня, жена замучила истериками и упреками.  Друзья!  Где они? Им я тоже стал неинтересен - ведь я не устраиваю больше пирушек. Я сам себе стал не интересен.
  Где те, кого я любил?
 Я никогда никого не любил.
 Где те, кто любили меня?
 Я сбежал от них. Я не верил в любовь, и не верю в нее сейчас. Хотя однажды… Я менял женщин легко. Их было много, а потом, вдруг – никого не осталось… 
  В груди что-то сжалось.
–  Ладно, хватит себя жалеть! – я щелчком отбросил в воду еще горящий окурок. Зашипело.
  Все, домой! На свой старый диван…
  Но звук подъехавшей машины изменил мои намерения. Заинтригованный, я остался сидеть, скрытый от приехавших кустом смородины.
  Машина остановилась почти рядом со мной. Из нее вышел мужчина.  Почти одновременно с ним, открыв другую дверцу, выпорхнула большая «бабочка-капустница». В свете луны, стройная женская фигура, завернутая в прозрачное платье причудливого фасона, и впрямь напоминала бабочку.
  Мужчина почему-то нервничал. Закурил.
  Женщина подошла к воде, неся в руках что-то. Я напряженно вглядывался  в то, что происходит.
  Вдруг «бабочка» остановилась и резко повернулась в мою сторону. Она не могла ничего разглядеть. А я отчетливо увидел силуэт на фоне лунного диска. Через секунду она успокоилась, одним движением сбросила одежду,  и …  В ее ладонях затрепетал огонь.
  Я невольно подался вперед, еле успев сдержать возглас удивления. Мне вдруг показалось, что я ее знаю. Знал. Видел. Было что-то такое знакомое…
  Нет, показалось.
 Я  смотрел не отрываясь.
  Женщина медленно вошла в воду.
  Сначала огонь выхватил из темноты  ее грудь, затем плечо. Потом огонь поплыл по воде.
  Это же водяной фонарик! 
  Я не мог оторвать от него глаз. Казалось, что если я его сейчас потеряю из виду, случится что-то непоправимое. Но фонарик мирно качался на воде, в, то время, как женщина плыла уже назад к берегу.
  Через минуту она вышла из воды. Ее спутник принес полотенце. Но она рукой отстранила его, и так и стояла обнаженная, в лунном свете. Было в этом что-то завораживающее, неземное. 
  Не знаю сколько прошло времени: мгновение , час...
 Затем подняв свою одежду, женщина набросила ее на себя и побежала к машине.
–  Поехали!
  Я вздрогнул.
  Я уже слышал.
  Нет, я узнал ее голос!
   Машина рванула с места, а я, как сумасшедший, бросился  в воду, боясь потерять огненную точку.
  Доплыл быстро. Свеча догорала. В ее свете, в середине фонарика, я увидел записку.
  Фонарик вспыхнул. Я, схватив его руками, окунул в воду, спасая от огня небольшой листик бумаги.
  Никогда я не плавал так быстро. Мокрая одежда и обувь тянули ко дну. Но я должен, должен скорее прочитать, что там написано.
  Я не помню, как добежал к ближайшему фонарю. Вода стекала с одежды, а я развернул смятую мокрую записку:
" Прощай, любимый …"
  Имя обгорело. Но почерк!
  Ноги подкосились, и я почти упал на еще теплый еще асфальт.