О бедных финнах замолвлю я слово.
Нации – разговор интересный как для любого лингвиста, так и для историка, литератора и даже переводчика. Так как журналист во время своей работы примеряет на себя все данные личины, то для меня вопрос национальной принадлежности всегда был весьма интересен и загадочен.
Если говорить о финнах, то здесь сразу же возникает несколько широко разошедшихся по Руси штампов. Припомним дражайшего Пушкина. Что он там писал в Медном Всаднике? «Где прежний финский рыболов, печальный пасынок природы…». Печальный он или не печальный сейчас, этот самый финский рыболов, сказать сложно – финская экономика относится к одной из стабильных, а вот связь с рыбой у финнов осталась навсегда. И это знает каждый, кто хоть когда-то пробовал финскую рыбу.
Страна рыбаков и лесорубов, а ещё молочников и просто хороших строителей дорог. Страна, которая, по большому счёту, ничего бы собой не представляла без двух других наций, сильно потрепавших её в прошлые века. Разумеется, королевство Швеция с его неугасимым до сих пор апломбом наследило в Финляндии почище голубя на голове конного памятника. Собственно говоря, без шведов не было бы и массово любимого героя всех финских времён Маннергейма, бывшего, как известно, шведом по происхождению, а учившегося ни где-нибудь, а в Петербурге-городе. Та же история и с Элиасом Лённрётом, составившим знаменитую Калевалу. Впрочем, сам Элиас был бы беспомощен без карельской бабушки-сказительницы. Только вот не надо говорить об этом финнам.
Финский музей изобразительного искусства Атениум, что в Хельсинки, забит до отвала шведскими, русскими и немного финскими творениями, но хоть кто-нибудь может назвать какого-то не сильно затертого финского художника, равного по известности и мастерству хотя бы Сурикову или Врубелю? Символист Аксели Геллен-Каллела вряд ли сможет тягаться если не с мастерством, то уж с известностью норвежского коллеги Мунка это точно. Импрессионисты Юрьё Оллила и Микко Ойнонен не составят здоровой конкуренции популярности Огюста Ренуара и Эдгара Дега. Один из самых «расхитованных» живописцев Финляндии – Альберт Эдельфельд фигурирует в любом справочнике по искусству, но, - вот незадача, одно только его имя выдаёт всё то же шведское происхождение.
Швед по происхождению изначально имел больше шансов выучиться, найти работу и место, чем коренной финн. Возможно, за эту многовековую дискриминацию финны и посматривают неодобрительно на западных соседей. Однако – вот ведь вилка! – без шведов, шведского наследия и отчасти шведской культуры, многого в Финляндии просто не было!
Конечно, у финнов есть великий Ян, тот, что Сибелиус. Но он тоже швед по происхождению, что, однако, не умаляет величины народной любви к нему, и также величины памятника, установленного для певца силы и мощи Финляндии в одном из хельсингских парков.
Что там с литературой? Не всё так страшно, и наиболее продвинутый гуманитарий припомнит Алексиса Киви, который для финна практически «наше всё, да вот только не соревноваться основателю финской драмы с тем же Генриком Ибсеном, равно как архитектору Элиелю Сааринену не пожинать плодов Растрелли.
Певец прекрасной Финляндии, великий для каждого финна Эйно Лейно, не так уж велик для того же русского, хотя бы потому, что надо приложить достаточно плотные усилия, чтобы нарыть хоть что-то из творчества поэта-романтика. Например, в неплохойпо своим фондам библиотеке Маяковского в Питере в каталогах значится всего одно издание данного творца. Ну а в глазах поклонников Китса, Байрона, Артюра Рэмбо и Бодлера Лейно вообще оказывается бедным родственником. Тем не менее, книжные полки в Финляндии завалены отнюдь не авантюрными детективами а-ля Донцова и не штампованными листовками для малограмотных под названиями типа «Бей в кость», «Братва» или «Ночь любви», а вполне качественной отечественной романистикой, поэзией и эссеистикой.
Кстати, если заикнуться о финском языке, то на поверку он не так страшен и некрасив. Профессионально спетая песня на финском оставит ощущение приятного, льющегося водопада мягких перепадов гласных. Ну уж а выучить правила образования четырнадцати падежей и попробовать почитать того же Эйно в оригинале, для человека старательного не составит никакого труда. Кстати, мало кто знает, но финны в процессе общения с русскими основательно заполнили смысловые лексические лакуны переделанными русскими словами. Так у них появилось понятие plini, что значит – блины, tavara – товар, и другие любопытные интерпретации.
Финны вовсе не бедные духом северные люди. Всё то, что у них есть, они любят, ценят и берегут. Иногда доходит до абсурда, когда финны начинают хвалиться в прессе маленькими ролями финских актёров в зарубежном кино или успехом своих сыроватых музыкальных звёзд за пределами Скандинавии. Иногда им действительно есть, чем гордиться – лыжники, прыгуны с трамплинов, отчасти женское фигурное катание, фирма Нокия, спорный, но весьма популярный лейбл «Маримекко», северный модерн в архитектуре и самый «конструктивный» конструктивизм в мире, после советского. Просто изначально судьба маленькой сельской страны оказалась противопоставленной двум империям – Шведской и Российской. Каком величии литературы можно говорить, если государственным языком финский стал только после 1809 года?
У финнов нет знати. Английские лорды, французские герцоги, польская шляхта – всё это неприменимо для Финляндии, ибо там никогда не было самого маленького королевства. Потомки порабощённых крестьян, эти стойкие ребята всего добились сами, и в двадцатом веке взяли что-то типа реванша, завалив Европу творениями братьев Каурисмяки и финским роком.
Кстати, если говорить о музыке, то истинных гигантов в стране Суоми можно найти только среди рокеров. Найти и пересчитать по пальцам, чтоб не разбежались. Наиболее популярна среди людей среднего возраста музыка стиля искелма, и искать ей аналог у нас или в другой Европе бесполезно. Это особый жанр музыки, стиль пения и подачи. Для этого надо просто родиться финном или очень углубиться в их культуру. Искелма – аналог советского шлягера, минорно-мажорная мелодия, спетая отрывисто и чётко, как на плацу, при этом не лишённая мелодизма и романтичности.
Всё то, что финны заимствуют у Америки, подлежит тотальному сочувствию. Такая музыка вторична и не сильно интересна. Однако это не мешает финнам гордиться ей и даже посылать варягов на Евровидение с полным желанием победить. В каком-то смысле, вопрос финской попсы и так называемого поп-рока, отлично иллюстрирует их самосознание в целом. Возможно, финны понимают, что и делают что-то не совсем так, не очень добротно, как у соседей-шведов, но ни за что в этом никому не признаются. Они маленькие и независимые, даже когда посматривают через плечо.
Кстати, об Америке. Как ни странно, в отличие от большинства европейцев, финны подсознательно культивируют в себе страсть к Заокеанью. Если пробежаться по страницам знаменательных финских таблоидов, вы всенепременно наткнётесь либо на статью о Мадонне, либо на похождения престарелой Памелы Андерсон, либо, на худой конец, жизнеописания будней Бритни Спирс и Джастина Тимберлейка.
Если говорить о финнах, как о людях, об их человеческих качествах, то здесь невольно попадаешь в некую вилку. Происходит это потому, что финн изначально поставлен перед выбором – врождённая душевная открытость (а это именно так), либо национальное самосознание. И чаще всего последнее перетягивает – к сожалению.
Так рождается финский национализм, посеянный на комплексе «маленькой страны» и язвительном отношение к соседям – всё тем же шведам и русским. Финны - люди достаточно сдержанные и большей частью интеллигентные, несмотря на свои уходящие в даль веков крестьянские корни, именно поэтому остальная часть мира, та, что не Финляндия, не догадывается о том, что на самом деле может подумывать о них небольшой, но гордый народец. Собственно, русские и шведы отвечают финнам практически так же. Иногда их просто не воспринимают всерьёз.
Мне доводилось встречать людей, с великоимперским русским пренебрежением роняющим слова, вроде того, - «зачем тебе эта Финляндия?». Равно как и вознёсшемуся на волнах памяти об истории своей страны шведу, русскому со всеми его литературными, архитектурными и художественными памятниками не понять маленькую страну, сплошь покрытую лесом и заселённую рыбой и лосями. Понять Финляндию можно только много раз туда съездив, при условии путешествия именно по городам и весям, а не по дорожным ангарам и супермаркетам для туристов.
Так что же там с национальным самосознанием финна? Однозначно, оно у него есть – как и у всех. Но в отличие от тех же самых жителей Прибалтийских республик, финн обладает некой критичностью и трезвым взглядом на происходящее. Он гордится всем и вся, что только может принести славу и уважение его стране, но никогда не впадает в крайности и не теряет достоинства.
Очень часто финны относятся настороженно ко всему, что как-то выпадает из их привычного восприятия вещей. Например, они могут свернуть голову на сторону, если ты пройдёшь мимо них в шёлковой блузке с рюшами и длинной, не готической юбке цвета морской волны. Они обязательно обратят внимание, если ты носишь меховую шапку или кожаные брюки, потому что в Скандинавии как таковой мех и кожа не в фаворе. Финские мужчины чаще всего добрые и податливые, за что надо сказать спасибо рьяному финскому (да и вообще – скандинавскому) феминизму.
Причины феминизма, скорее всего, сокрыты в том, что в Скандинавии женщины часто брали на себя мужские заботы, особенно, когда сильный пол уходил в свои походы, как это делали викинги. В Финляндии – культ женщины и детства. Возможно, именно поэтому на этом фоне очень рьяно выделяются гомосексуалисты, которые зачастую становятся такими именно из-за чрезмерной маскулинности женщин. Здесь геи чувствуют себя спокойней. Здесь даже разрешены однополые браки. Впрочем, женщин-водителей автобусов, как истинный символ перетекания мужского в женское, я не видела – видела только в Швеции. Есть, куда расти…
Равно как и Австралия, отчасти – Ирландия, Норвегия, - Финляндия зарабатывает очки на том, что дала ей природа – великолепные пейзажи, озёра, лапландские сопки, такие «вкусные» под красками осени, шумящие еловые и сосновые леса… всё это очаровывает. В городах интересное надо поискать. Древние крепости Савонлинны и Лааппенранты, громоздкое псевдоготическое наследие лютеранства – кирхи в Турку, Ваасе и Тампере, наследие российской империи в Хельсинки и Котке, тихие и миловидные захолустья вроде Хювинкяя и Ловииса – всё это надо ещё открыть и познать. При этом не стоит сравнивать финское достояние с достоянием той же Франции. Оставим Богу Богово, а кесарю – кесарево. Но называть Финляндию страной неинтересной и скучной – значит, расписываться в собственной недальновидности и непросвещенности, а ещё – отсутствии чутья на красоту и интересную историческую дичь. Ведь эстетическая польза от отдыха в Финляндии куда выше, чем поджаривание зада на липких пляжах Турции.
Встреча с финнами лицо к лицу может моментально развеять все глупые сказки об угрюмых нелюдимых пьяницах с рыбьими глазами и белобрысым чубом. Финны – такие же разные, как и любая другая нация: кареглазые и голубоглазые, темноволосые и блондины, симпатичные, как Тарья Турунен, смазливые до противности, как фигуристка Кира Корпи и просто невзрачные, как новоявленная певичка Кристиина Браск. Они могут быть общительными и себе на уме, домоседами и заядлыми путешественниками, честными и открытыми и испорченными деньгами и властью. При всём при этом они отлично говорят по-английски и непомерно доброжелательны. Вероятно, эта самая доброжелательность и позволяет им бороться с внутренними демонами нелюбви к кому-то или чему-то.
Идеальный финн работящ и помешан на успехе и личной состоятельности, равно как на семейных ценностях и мирном скандинавском досуге. Финн неправильный тоже неплох, но чаще всего эти раритеты встречаются среди экстремально настроенных по отношению к жизни подростков. Если в Финляндии кто-то что-то и ломает или пишет гадости, то это именно они. Тем не менее, финны стараются ни на кого не держать зла. Они не вспоминают нам бомбардировки Хельсинки, не предъявляют ультиматум на владение Карелией и заботливо ухаживают за могилами русских солдат, особняками бывших русских дворян, и, уж всяко, ни у одного финна не поднимется рука на памятник Александру Второму на главной площади Хельсинки.
Любовь к животным у финнов выражается не только в том, что они обожают говорить и писать о них, но и даже в небольшом факте: в супермаркетах можно увидеть мешки с семечками, предназначенными для кормления уличных птиц, и отнюдь не для лущения на завалинке.
Возможно, финны, как и другие скандинавы, единственные в своём роде государственники, не пытавшиеся подчинить себе и сломать традиционный уклад жизни коренного населения Лапландии – саамов. Саамы катаются как сыр в масле, и судьба североамериканских индейцев им неведома.
Финны никогда не строили замков, но, тем не менее, у каждого финна есть своя собственная крепость, пускать в которую он не намерен практически никого. Личная жизнь, личная собственность, личные интересы – вот что таит каждый финн за фасадом общительности и добродушия. И хоть финская жёлтая пресса и бьет рекорды наглости и идиотизма, любой умный финн, даже не закончивший колледжа, читает эту газетную «романистику» только из любопытства.
Подытоживая разговор о том, кто такие финны, опять вернусь к Пушкину. С той поры, как неведомый чухонец бросал невод в воды будущего Питера, прошло много времени. Удивился бы сам Пушкин. И финны, как народ колоссально близкий к природе, а поэтому органичный и цельный, заслуживает если не пристального внимания, то хотя бы уважения – за гордое умение нести свою необычную долю.