МАРТИН ЛЮТЕР И СВОБОДА ХРИСТИАНИНА:
РЕФОРМАЦИЯ ПРАВА И СВОБОДЫ
Джон Витте (2005)
1
«Свобода христианина» Мартина Лютера, опубликованная в 1520 г., была одним из определяющих документов Реформации XVI века. Она остается одним из классических памятников протестантской традиции до сих пор. Написанная накануне отлучения Лютера, эта работа была его последним экуменическим жестом по отношению к Риму, прежде чем он ушел, громко хлопнув дверью. Большая часть работы написана в тоне смиренного благочестия и благородства, что достаточно поразительно на фоне жара полемики и достаточно большой опасности для самого Лютера, как телесной, так и душевной. Лютер посвятил свой трактат папе Льву Х, украсив его предисловие именем «благословенного отца». Он поклялся говорить «только доброе и похвальное» о папе, и убрать из трактата все, что может «вызвать дерзость и нечестие». «Я такой человек, - писал Лютер самым серьезным тоном, - который желал бы Вам самых лучших благ на всю вечность». Лютер был обеспокоен тем, что курия обременяла папу ложным чувством превосходства. «Вы раб рабов Божьих» в Церкви, писал Лютер Льву, ссылаясь на классический титул епископа Рима. И «как раб Божий для других, над другими и ради других», папа неправильно пользуется «возвышенным достоинством служения». Пораженные же чумой гордыни люди «не считают Вас слугой. Вместо этого они относятся к Вам как к полубогу, который может повелевать и требовать всего, чего он хочет. Они делают вид, что Вы господин мира, и никому не позволено быть христианином, если он не принимает Ваш авторитет, и болтают, что Вы имеете власть над небом, чистилищем и адом». «Конечно, Вы сами не верите во все это, - обращался Лютер ко Льву, - Вы не верите, что можете непогрешимо толковать Писание помимо всех людей и соборов». «Возможно, я самонадеян, обращаясь к Вам» - писал Лютер в конце своего предисловия. Но когда христианин, даже папа, подвергается влиянию столь опасных учений и установлений, Бог повелевает, чтобы братья предложили ему библейский совет, не обращая внимания «на его достоинства или на свое недостоинство».
На последующих страницах «Свободы христианина» и в ряде других работ, которые были опубликованы в том же решающем 1520 году, Лютер прицелился в других лиц, которые были, как он выразился, «надуты своим предполагаемым достоинством». Более всех он атаковал высшее духовенство, которое «использует ложно понятую власть таинств», чтобы «тиранить христианскую совесть» и «стричь христианских овец». Он подверг критике юристов, прядущих толстый клубок льгот, привилегий и иммунитетов, которые поднимают духовенство над мирянами и ограждают его от юридической ответственности и гражданских судей. Он не был терпимее к князьям, дворянам и купцам – ибо эти «гарпии», как он позже назвал их, «ослеплены своим высокомерием» и торгуют своими должностями, родословиями и богатствами, чтобы господствовать над измученным простонародьем. Все эти претенциозные люди, писал Лютер, не видят, что «нет принципиальной разницы в статусе и достоинстве… между мирянами и священниками, князьями и епископами, духовными и светскими». Перед Богом все равны. «Свобода христианина» Лютера стала, таким образом, его Dignitatis Humanae, его новой смелой декларацией о человеческой природе и свободе, которая рассматривала положение всех христиан независимо от их «достоинства или отсутствия достоинства» как условное. Папа и князь, благородный и нищий, мужчина и женщина, раб и свободный – все люди в христианском мире, заявил Лютер, в равной мере находятся в дважды парадоксальном положении. Во-первых, каждый христианин по своей природе является одновременно святым и грешником, праведным и отверженным, спасенным и погибшим – simul justus et peccator, как охарактеризовал это Лютер. Во-вторых, каждый является одновременно и свободным господином, и покорным слугой, который должен служить всем остальным.
Только с помощью этого двойного парадокса, как настаивал Лютер, мы можем «понять высокое достоинство христианина». Каждый христианин, говорил Лютер, разрабатывая свой первый парадокс, «имеет двойственную природу». Мы являемся телом и душой, плотью и духом, грешниками и святыми, внешним и внутренним человеком. Эти «два человека в одном противоречат друг другу» и постоянно находятся в состоянии войны друг с другом. С одной стороны, мы как телесные существа рождены в грехе и связаны грехом. По нашей плотской природе мы склонны к похоти и распутству, злу и эгоизму, извращениям и гордыне невообразимых размеров. Даже лучшие из людей, титаны библейской веры – Авраам, Давид, Петр и Павел – постоянно грешили. Сами по себе мы полностью порочны и заслуживаем вечной смерти. С другой стороны, как духовные существа мы возродились в вере и освободились от греха. По нашей духовной природе мы склонны к любви и милосердию, доброте и жертвенности, добродетели и миролюбию. Даже худший из людей, последний негодяй, разбойник, распятый рядом со Христом, может быть спасен от греха. Каковы бы мы ни были сами по себе, мы можем быть полностью искуплены и уверены в вечной жизни. Именно через веру и надежду на Слово Божие, утверждал Лютер, человек движется от грешника к святому, от рабства к свободе.
В этом суть учения Лютера об оправдании только верой. Ни одно человеческое дело любого рода, даже поклонение, созерцание, медитация, благотворительность и другие достойные христианина действия – не могут сделать человека праведным пред Богом. Ибо грех жестко удерживает человека и извращает каждое его дело. «Одна и только одна вещь необходима для христианской жизни, правды и свободы» - возвещал Лютер. «Эта единственная вещь – святое Слово Божие, Евангелие Христово». Положиться верой на это Слово, чтобы принять его добрую весть о вечном спасении, значит утверждаться в свободе от греха и от сопутствующей ему угрозы вечного проклятия, присоединившись к общению святых, которое начинается еще несовершенным образом в этой жизни и продолжается совершенным в жизни грядущей. Но святой по вере остается грешником по своей природе, и Лютер настаивал, что парадокс добра и зла пребывает в каждом человеке вплоть до его смерти. Это привело Лютера к его второму парадоксу – что каждый христианин есть господин и царь надо всеми и одновременно священник, который есть слуга для всех. С одной стороны, утверждал Лютер, «каждый христианин по вере так возвышен над всеми, что он по сути господин». Как искупленный святой, во внутреннем человеке христианин совершенно свободен в своем разуме, в своем внутреннем существе. Он – величайший царь на земле, который стоит над всеми и не подвластен никому. Ни одна земная власть – будь то папа, князь или родители – не может наложить на него «оковы закона». Никто не может вторгаться в святилище его совести, ставить под угрозу его утешение и уверенность в вечной жизни. Это «великолепная привилегия», «неоценимая власть и свобода», которую имеет каждый христианин. С другой стороны, как писал Лютер, каждый христианин является священником, который свободно исполняет добрые дела для своих ближних и во славу Божию. «Христос сделал для нас возможным быть не только Его братьями, наследниками и царями, но сделал нас и Своими братьями-священниками». Таким образом, в подражание Христу мы свободно служим нашим ближним, предлагая им учение, милосердие, молитву, наставление и самопожертвование вплоть до смерти. Мы соблюдаем закон Божий, насколько мы можем, чтобы другие могли видеть наши добрые дела и также иметь причины искать Божией благодати. Мы свободно дисциплинируем себя и поступаем так, чтобы делать столько хорошего, сколько мы сможем – не для того, чтобы спастись, а чтобы сделать лучше другим. «Человек живет не для себя, - писал Лютер, - он живет лишь в других и для других». Вот точный характер нашего священнического служения: другие зависят от наших даров и призвания, которым Бог призывает нас, чтобы мы использовали его. Потому мы служим свободно и полно, как священники Божией благодати. Не каждый, кто имеет веру, благотворитель, но каждый получает милостыню. Благотворительность – это одна из форм служения Богу и священнического служения, в котором мы одновременно служим Богу и ближнему.
Таковы парадоксы христианской жизни по Лютеру. Мы являемся одновременно и грешниками, и святыми, мы и господа, и слуги. Мы не можем сделать ничего хорошего, и в то же время некоторым образом мы делаем только добро. Мы совершенно свободны, и мы везде связаны. Чем больше человек думает, что он святой, тем более греховным он становится. Чем больше он чувствует себя грешником, тем более он освящается. Чем больше человек ведет себя как господин, тем более он призван быть слугой. И чем больше он поступает как слуга, тем больше он на самом деле становится господином. Таков парадоксальный характер человеческой жизни. И это сама суть человеческого достоинства.
Лютер хотел, чтобы его «Свобода» стала универсальным заявлением для христианского мира, « кратким резюме всей христианской жизни», как он заявил об этом в предисловии к папе Льву. Он обосновывал свои взгляды Библией, щедро пересыпая свой трактат всевозможными библейскими цитатами. Он вплел в него несколько крепких нитей аргументов в виде выборочных цитат из Отцов Церкви и позднесредневековых христианских мистиков. Он опубликовал свою работу как по-латыни, так и на простом немецком, стремясь достичь и ученых, и простолюдинов. Он писал с пастырской непосредственностью и эмоциональным сопереживанием, и мы бы сказали, что если он мог указать на Джекила и Хайда в каждом человеке, то его читатели могли найти в этом и достаточный повод к смирению, и достаточное утешение. Таким образом, Лютер считал свою позицию столь достоверной и убедительной, что полагал, что даже евреи, многовековые чужаки в христианском мире, массово обратятся к Евангелию, когда услышат эти простые истины. Хотя это последнее убеждение было весьма причудливым, взгляд Лютера на человеческое достоинство произвел громадное впечатление на христиан. «Свобода христианина» стала бестселлером – она выдержала 12 изданий в первые два года и пять – за 1524 год. Она оставалась постоянным фаворитом среди сочинений, комментариев и проповедей Лютера еще долго по его смерти во всем лютеранском мире. Сила его взгляда на человеческую природу, достоинство и свободу была положена в основу даже «Совместной декларации о доктрине оправдания», подписанной рядом католических и евангелических лидеров 31 октября 1999 года.
2
То, что вся эта элегантная богословская диалектика может быть предназначена для того, чтобы выявить природу политической и правовой свободы и власти в этом мире, небольшой трактат Лютера четко не обозначил. Лютеру было ясно, что все христиане имеют свободу и обязанность добросовестно следовать Библии и высказываться против человеческих идей и институтов, которые ей противоречат. Библия была для Лютера великой хартией христианина – и это позволило ему, скромному августинскому монаху из малоизвестного немецкого города, разговаривать с папой на равных. Лютер также дал понять, что клирики и миряне принципиально равны в своем достоинстве и ответственности пред Богом. Традиционное предположение о том, что духовенство стоит выше мирян и имеет право на всевозможные привилегии и иммунитеты, было проклятием для Лютера. Его учение о священстве всех верующих одновременно лаицизировало духовенство и возвысило мирян до духовенства. Лютер относился к традиционному служению клириков, проповеди и учению как к только одному из благочестивых призваний наряду со многими другими, которым может свободно следовать добросовестный христианин. Он относился ко всему традиционному служению Слова просто как к форме Божественного призвания, обеспечивающей уникальные возможности для служения ближнему. Проповедники и учителя в Церкви должны нести свою долю гражданских обязанностей и платить гражданские налоги, как и все остальные. И они должны участвовать в таких земных делах, как брак и семья, наравне со всеми. Эта радикально новая теория человека и общества, роли духовенства и мирян имела драматические последствия для Церкви и государства, для духовной и временной жизни.
Лютер вместе с целым кругом выдающихся богословов, юристов и моралистов обозначил последствия, которые дала Реформация уже в первой половине XVI века. Лютеранство привнесло существенные изменения в немецкую церковную и духовную жизнь. Оно в корне ресистематизировало догму; изменило характер таинств; обновило духовную символику; упорядочило богослужение и роль в нем Библии; изменило строй общинного поклонения и музыки; сделало новый акцент на кафедру и проповедь; расширило катехизацию и религиозное образование; сократило церковную бюрократию и привилегии; растворило церковные фонды и пожертвования; запретило культ реликвий; отвергло небиблейское почитание святых и культ умерших; запретило выплату индульгенций; сократило объем паломничества и число праздников; облегчило правила питания и одежды; реформировало и демократизировало церковную администрацию и дисциплину и сделало многое другое. Все эти изменения в духовной жизни лютеранской Германии были, однако, лишь небольшой частью основного вызова Лютера – его борьбы за свободу христианской совести от ненужных традиций и правил, за свободу общины от бюрократического управления, за свободу Евангелия от вторжений закона. Нужно отметить, что некоторые из этих духовных изменений следовали двум столетиям предреформационной пропаганды гуманистов, концилиаристов, номиналистов, националистов и других сил. И, конечно, многие из изменений, внесенных лютеранской Реформацией, имели свои параллели в движении католических реформ, особенно во время и после Тридентского собора (1545-1563). Но лишь лютеранская Реформация смогла придать ранним реформационным усилиям институциональные плоды и выражение в Германии. Духовные изменения, введенные реформаторами, вошли в уникальный евангелический ансамбль и передавались последующим поколениям в десятках толстых вероисповедных книг и катехизисов и в церковных таинствах.
Лютеранство также привнесло существенные изменения в немецкую правовую и политическую жизнь, которые были непосредственным выражением богословия Лютера, особенно его нового взгляда на человека и общество. Например, лютеранские реформаторы заменили традиционное понимание образование как церковного служения новым пониманием государственной школы как светской семинарии для всех детей, мальчиков и девочек, чтобы они могли быть подготовлены к подобающей христианину профессии. Исходя из этого судьи должны были заменить священнослужителей в управлении образованием, гражданское право заменяло каноническое в качестве основы для образования, а общее призвание всех христиан заменяло особое призвание духовенства как основное благо и цель образования. Так родилась современная школа.
Лютеранские реформаторы заменили традиционное представление о браке как таинстве новой идеей семейного домохозяйства как состояния, в которое свободны вступать все взрослые люди и которое признается именно в качестве такового. Исходя из этого, реформаторы разработали новые гражданские законы о браке, указывая на свободу заключения брачного контракта для всех подходящих сторон, свободу развода при прелюбодеянии или оставлении семьи и свободу вступать в повторный брак после законного развода или смерти супруга. Они также разработали теорию существенного единства закона и справедливости для совести христианских судей, а исходя из этого – новаторский взгляд на практическую правовую аргументацию и благочестие в судебном деле. Они выступили за объединение церковных и светских судов, юридических процедур и справедливой защиты, ввели новое богословие о религиозных, гражданских и наставительных целях закона. Исходя из этого, лютеране разработали новый подход к теории Богооткровенного, естественного и гражданского права и интегрировали теорию кары как сдерживающего фактора и реабилитационных функций закона. И было еще много подобных реформ. Надо отметить, что некоторые из изменений в законодательстве, как и духовных изменений, внесенных лютеранской Реформацией, имели предшественников в конце Средневековья и аналоги в современных им католических движениях. Но опять же, именно лютеранская Реформация ввела это средневековое правовое наследие в новый уникальный правовой ансамбль в Германии и сохранила его в сотнях юридических трудов, прецедентов и соборных решений, выработанных лютеранскими юристами и богословами XVI века.
«Свобода христианина» Лютера также заложила некоторые основы радикально новой демократической теории. Этот трактат 1520 года не был политическим манифестом демократических свобод. Лютер настаивал, что духовная свобода может сосуществовать с политическим рабством. Духовное равенство людей и профессий пред Богом не обязательно влечет за собой социальное равенство. Лютер мог убедиться в этом несоответствии, став свидетелем кровавой Крестьянской войны в Германии и роста числа антиномистских экспериментов по всеобщему равноправию, вдохновленных его любимыми богословскими доктриной священства всех верующих и оправдания только верой. Действительно, в своей последующей жизни Лютер резко и воинственно защищал традиционные социальные, экономические, политические и церковные иерархии как необходимую особенность земной жизни. В то время как он сопротивлялся многим радикальным политическим следствиям его взглядов на человеческое достоинство, равенство и свободу, позже протестанты развили эти следствия в реформатской традиции. С одной стороны, протестанты утверждали, что каждый человек создан по образу Божию и оправдывается верой. Каждый человек имеет свое призвание, и всякое призвание равно в своем достоинстве и святости любому другому. Каждый верующий является не только священником и царем, но и пророком, и в своем призвании он ответствен управлять сообществом и служить ему. Каждый человек, таким образом, равен другим пред Богом и своим ближним*. Каждый наделен естественной свободой жить, верить, любить и служить Богу и ближнему. Каждый имеет право на Писание на родном языке, на образование и труд по профессии. С другой стороны, протестанты продолжали утверждать, что каждый человек грешен и склонен ко злу и эгоизму. Поэтому каждый нуждается в правовых ограничениях, которые удерживали бы его от зла и вели к покаянию. Каждый человек нуждается в служении и увещевании, и в том, чтобы им управляли законно и с любовью. Каждый человек, таким образом, по сути существо общественное. Он принадлежит к семье, Церкви и политическому сообществу.
К началу XVII в. протестантские группы начали трансформировать эти богословские доктрины в демократические нормы. Протестантская доктрина личности и общества стала отливаться в формы демократии. Так как все люди стоят равными пред Богом, они равны перед Ним и в политической и государственной жизни. Поскольку Бог наделил всех людей свободой жить и верить, государство должно обеспечить им соответствующие гражданские свободы. Поскольку Бог призывает всех быть пророками, священниками и царями, государство должно защищать свободу слова, проповеди и самоуправления в обществе. Поскольку Бог также создал людей общественными существами, государство должно поощрять и защищать множество социальных институтов, в частности церковную общину и семью.
Протестантская доктрина греха также была заложена в демократических политических формах. Политические должности должны быть защищены от греховности занимающих их людей. Политическая власть, как и церковная, должна быть контролируема и распределена на законодательную, исполнительную и судебную сферы. Должностные лица должны избираться на ограниченный период времени. Законы подлежат четкой кодификации и не должны утаиваться. Если чиновники злоупотребляют своим положением, им никто не обязан подчиняться. Если они совершают преступления, они должны быть удалены, даже насильственно. Эти протестантские учения помогли открыть то, что Р.Палмер когда-то назвал «эпохой демократических революций». Они были движущими силами, стоявшими за восстаниями французских гугенотов, голландских реформатов и шотландских пресвитериан против угнетателей в XVI – XVII веках. Они имели решающее значение в арсенале революционеров в Англии, Америке и даже Франции. Это был важнейший источник вдохновения и наставления для позднейшего демократического конституционализма в Западной Европе и США в XVIII – XIX столетиях.
3
Спустя почти пять веков после своего появления «Свобода христианина» Лютера все еще придает отличительную ориентацию убеждениям современных протестантов относительно достоинства, прав и свободы человека. Во-первых, учение Лютера о том, что христианин является одновременно и святым и грешником, позволяет протестантам и сегодня инстинктивно-скептически относиться к слишком оптимистичным взглядам на природу человека и к легкомысленному смешению человеческого достоинства и святости. Такие взгляды уделяют слишком мало места радикальности человеческого греха и необходимости Божией благодати. Они оказывают слишком мало доверия к присущей человеку необходимости дисциплины и порядка, ответственности и суда, к необходимости постоянного взаимодействия богословского, гражданского и педагогического использования закона, баланса между сдерживающим, наказующим и преобразующим действия полномочий Церкви, государства, семьи, школы и других учреждений. Эти взгляды не уделяют также внимания необходимости ограждать все властные учреждения от злоупотреблений и недолжного использования. Любая теория человеческого достоинства, которая не учитывает комбинацию развращенности и святости в человеческой личности, богословски недостаточна и политически опасна.
Это кардинальное понимание двойственности природы человека вряд ли уникально для Лютера и легко поддается многим другим формулировкам. На самом деле формула Лютера, хотя она и дала четкое христианское представление о человеческой природе, может быть отнесена к самым ранним античным и еврейским источникам на Западе. Захватывающие трагедии Гомера, Гесиода, Пиндара – это не что иное, как хроники вековой диалектики добра и зла, добродетели и порока, героизма и злодейства в древнем мире. Уже самые первые главы Библии содержат эту же красочную картину двойственности человека. Адам и Ева были созданы равными по образу и подобию Божию и наделены естественным правом и обязанностью увековечивать жизнь, развивать владычество, хранить и возделывать творение. Не менее известно, что их сын Каин убил своего брата и был призван Богом на суд за свои грехи. Тем не менее Книга Бытия говорит, что Бог дал Каину знамение, чтобы защитить его жизнь и показать, что человек остается чадом Божиим, несмотря на масштабность своего греха. Вестью этого древнееврейского текста является то, что мы не только любимые дети Адама и Евы, которые несут образ Божий с Его привилегиями и обетованиями рая. Мы также грешные братья Каина, которые несут знак Божий с тяжкой уверенностью, что мы подлежим Божию наказанию за то, что мы делаем, и что совершенные нами грехи требуют искупления и прощения. Лютер считал, что только через веру и надежду на Христа человек в конечном счете может быть уверен в Божественном прощении и вечном спасении. Кроме того, он был убежден, что только через жизнь в библейском размышлении, молитве, поклонении, делах милосердия и таинствах человек может держать свою развращенность под контролем и стремиться к большей святости. Я считаю, что то, что христиане призваны к этому же сегодня, означает, что понимание ими двойственности человека есть единственное эффективное средство сбалансировать реальность человеческой греховности и стремления к святости. Любая серьезная религиозная традиция должна понимать эту реальность Джекила и Хайда в нас и иметь понимание как конечного примирения этих двух природ, так и методов их балансирования в этой жизни. И кто мы, чтобы сказать, кого и за что Бог в конечном счете осудит?
Лютер считал, что зловещая уверенность в суде Божием в конечном случае может служить источником утешения, а не страха. Первые грешники в Библии – Адам, Ева и Каин – предстали пред Богом не сразу: они столкнулись с фактами, им была предоставлена возможность покаяться, они были избавлены от немедленной смерти и воздаяние было отложено до окончательного суда, назначенного при наличии Божественной защиты. Поскольку в Новом Завете говорится о том, что Бог сознательно удерживает Свой суд, Лютер напоминает нам, что это происходит благодаря Его Сыну, заступничество Которого состоялось раз навсегда. Политические последствия этого очень просты: если Бог оценивает и судит нас по Своей правде, мы должны соблюдать надлежащую справедливость, судя о других. Если суды Божьи имеют по крайней мере основные правила, процедуры, доказательства, обвинение и защиту, то в человеческом суде должно быть по крайней мере то же самое. Спрос на надлежащую правовую процедуру – это глубинное стремление человека, и он с самого начала привел протестантов наряду со многими другими людьми до и после них к тому, что они стали убежденными сторонниками процессуального права.
Во-вторых, учение Лютера о власти и священстве всех верующих сделало многих протестантов ревностными к свободе и равенству, хотя бы это обосновывалось с совершенно разных богословских точек зрения. В современной либеральной традиции свобода и равенство, как правило, обосновываются через суверенитет народа и неотъемлемые права. Американская Декларация независимости объявила самоочевидной истиной, что все люди созданы равными и наделены определенными неотъемлемыми правами. Всеобщая Декларация прав человека 1948 года провозгласила, что все люди рождаются свободными и равными в своих правах и достоинстве. Протестанты могут предложить более глубокое обоснование этих тезисов о свободе и равенстве, чем теория народного суверенитета и неотъемлемых личных прав, которая предполагалась в них. Суть протестантской теории свободы заключена в том, что всем нам предоставлено владычество над этой землей. Мы совершенно свободны также в святилище нашей совести и в наших отношениях с Богом. Мы наслаждаемся суверенным иммунитетом от любых человеческих структур и ограничений, даже исходящих от церкви, если она пытается навязать свою свободу. Это понятие суверенного иммунитета ни в чем не уступает современному либеральному понятию народного суверенитета, а протестантская идея владычества – демократическому праву самоуправления. Таким образом, либералы и другие сторонники свободы совести и других демократических свобод именно на этих основаниях могут найти в нас союзников. Но если рассуждать богословски, то многие протестанты будут защищать свободу совести не потому, что у них есть народный суверенитет, но в силу абсолютного суверенитета Бога, Чьи отношения с Его детьми не могут осуществляться беззаконно. Протестанты будут защищать определенный набор неотъемлемых прав и свободу совести не в интересах сохранения своей частной жизни, но ради исполнения человеческих обязанностей пред Богом. Сутью протестантской теории равенства является то, что все мы суть священники Божьи. Библия много раз подчеркивает, что христиане – это «род избранный, царственное священство, народ святой, Божий народ». Среди нас уже нет иудея или грека, раба и свободного, мужского пола и женского, ибо все мы одно в Иисусе Христе. Эти и многие другие библейские пассажи, которые Лютер упоминает неоднократно, уже давно вдохновляли эгалитарный импульс протестантов. Все люди в определенном смысле равны перед Богом. Все христиане – это священники, призванные служить ближним. У всех людей есть призвание. Все имеют дары, которые должны использоваться. Общее священническое призвание христиан стоит выше различий культуры, экономики, пола и многого другого.
Эти убеждения на протяжении веков приводили некоторые протестантские группы к общинным экспериментам, направленным на достижение долгой и прекрасной жизни. Большинство протестантов, однако, считало жизнь в падшем мире жестокой, мучительной и короткой, ибо грех неизменно развращает людей. Для большинства протестантов структуры и ограничения прав и свобод необходимы и полезны. Но такие структуры должны быть настолько открытыми, эгалитарными и демократическими, насколько это возможно. Иерархия представляет собой ценность лишь настолько, насколько она необходима. Надо отметить, что за века истории протестанты часто предавали этот основополагающий идеал, приобщаясь всевозможной элитарности, шовинизму, расизму, антисемитизму, тирании, патриархату, рабству, апартеиду и многому другому. Иногда они занимались возмутительным лицемерием и казуистикой, чтобы с пафосом защищать эти позорные явления. Но эгалитарный инстинкт, охватывающий всех людей в равной степени, относящийся с уважением ко всем профессиям, подчеркивающий горизонтальные связи, уравнивающий жизнь в земном царстве, чтобы оно не затрудняло никого прийти к Богу – это лютеранский ген в богословском коде протестантизма.
Наконец, в-третьих, понятие Лютера о том, что человек является одновременно свободным и связанным законом, имеет мощное влияние на наше современное понимание прав человека. Для Лютера христианин свободен для того, чтобы следовать заповедям веры – или, говоря более привычным и общепринятым современным языком, человек получает права в целях исполнения обязанностей. Свобода и заповеди, права и обязанности для Лютера неразрывно связаны друг с другом. Если что-то одно из этого отрывается от другого, то в конечном счете оно становится разрушительным. Права без обязанностей быстро превращаются в распущенность. Обязанности без прав становятся источниками глубокого чувства вины. Протестанты давно истолковали моральные обязанности, изложенные в Декалоге, как взаимно обусловленные права. Первая скрижаль Декалога предусматривает обязанности любви к Богу, обязанности чтить Его честь, соблюдать святое поклонение и субботний покой, избегать ложных богов и ложных клятв. Вторая скрижаль устанавливает обязанности любви к ближнему, к родителям и власти, запрещает убивать и прелюбодействовать, красть, лжесвидетельствовать и желать чужого. Церковь, государство и семья равно несут ответственность за возвещение и исполнение этих кардинальных моральных обязанностей. Для протестантов это важнейший моральный стимул объединять обязанности человека и его права. Обязанности человека по отношению к Богу могут рассматриваться как религиозные права: право чтить Бога и поклоняться Ему, право на субботний отдых, свобода от ложных богов и ложных клятв. Обязанности человека по отношению к ближнему в свою очередь могут рассматриваться как права ближнего, исполнять которые есть наш долг. Обязанность не убивать, не прелюбодействовать, не воровать, не лжесвидетельствовать – это право других людей на жизнь, имущество, семью и репутацию. Человек вправе настаивать на соблюдении другими своих обязанностей не просто действуя из любви к себе. Это необходимо также ради любви к ближнему. Чтобы претендовать на защиту своих прав и свобод, нужно побуждать других людей исполнять свой долг пред Богом.
Около 30 лет назад великий американский юрист Грант Гилмор, стоя на кафедре, подобной этой, провозгласил то, что он считал наиболее прочным правовым уроком протестантизма. «Чем лучше общество, тем меньше нужен закон. На небе не будет закона, и лев будет лежать рядом с ягненком… В аду не будет ничего, кроме закона и тщательно исполненной надлежащей правовой процедуры». Это довольно частое протестантское настроение, и Лютер сделал многое, отстаивая его в своих ранних произведениях. Но протестанты, учитывающее его более поздние убеждения, должны прийти к противоположному выводу. На небесах будет твориться чистый закон и, следовательно, ягненок возляжет вместе со львом. В аду не будет закона и, следовательно, каждый будет вечно поглощать каждого. Небо будет превозносить надлежащую правовую процедуру, и каждый получит то, что ему причитается. Ад будет исполнен чистого каприза, и никто в нем никогда не узнает, что и за что он заслужил.
* Работа во многом написана с позиций гипотетического универсализма. – Прим.пер.
Перевод (C) Inquisitor Eisenhorn
(С) Все права сохранены. Коммерческое использование строго запрещено