Я и сейчас люблю этот плечистый, раскидистый тополь у самой калитки школьной ограды, недалеко от моего дома. По утрам торопливо бегут мимо, не замечая его, ребята. Он же не устаёт приветствовать каждого ласковым шелестом листвы, словно напутствуя на что-то доброе. А они спешат…
Зато после занятий около тополя всегда дети, чаще малыши. Как и их «предки» много лет назад, прыгают через скакалку, играют в мяч, чертят неувядаемые «классики». Причём, каждая игра ежегодно возникает в одно и то же время, по определенному природой, намеченному графику. Так было, так есть и пусть так будет всегда.
А что же тополь?
Надев к середине мая свой праздничный ярко-зелёный наряд, окружённый весёлым хороводом молодой поросли, поражает он величием, богатырской силой и заразительным жизнелюбием.
Однажды, проходя мимо, я увидела, что площадку вокруг тополя заасфальтировали. Не стало юного зелёного хоровода. Тополь стоял одиноко, но не долго.
Через несколько недель асфальт в радиусе нескольких метров был буквально вспорот молодыми побегами, пробивавшимися в трудной и упорной борьбе к солнцу и свету. Они постепенно приводили в порядок нарушенный было хоровод жизни.
И вновь девчонки чертили свои «классики», но так, чтобы не примять молодых побегов. Они, пока ещё интуитивно, воспринимали урок стойкости, их тоже, надо думать, покоряло яростное жизнелюбие дерева.
В начале июня, когда младшие уже закончили школьные занятия, около тополя собралась группа парней-старшеклассников. В руках у них были молотки, а поодаль стоял ящик с гвоздями. Оживлённо разговаривая, они явно ожидали начала каких-то работ, для чего и предназначались гвозди. Покуда же некуда их было забивать, эти, почти двухметровые, мальчики забавлялись, загоняя в три молотка гвозди в могучий ствол тополя таким образом, чтобы шляпками выписать своё имя. Делали они это беззаботно, бездумно, под грохот ультрасовременных ритмов (рядом стоял врубленный «на полную катушку» маг) – мальчики любили «музыку».
- Зачем? – спросила я.
- Просто так.
Возмущённая, удручённая и обескураженная, стояла я, не зная, как прекратить эту жестокую забаву.
Пытаясь пробиться к их сердцам, что-то говорила о человечности, о любви к природе. В ответ – снисходительные улыбки под ритмичный аккомпанемент всё тех же молотков.
Гвозди послушно входили в податливый ствол и, поблескивая новенькими шляпками, выписывали ВОВ… ТОЛ… САШ… Было больно и обидно, бесила собственная беспомощность.
Я кинулась в школу. Директора на месте не оказалось, и меня попросили подождать. Но куда там! Всё во мне бушевало, требуя немедленной, сиюминутной разрядки. Мужчина, как я догадалась, заместитель директора по воспитательной работе, диктовал секретарше. Стук… стук… стук… - как будто те же молотки по тополю. Какое-то наваждение. Пыталась вслушаться в содержание текста: столько-то тематических вечеров, столько-то культпоходов, столько-то всяких других мероприятий. Да, это был отчёт о воспитательной работе… И чем дольше слушала, тем громче звучали молотки где-то там, внутри меня.
Я вновь побежала к тополю – молотки продолжали стучать, теперь уже наяву.
Наверное, у меня был такой вид, что парни опешили. Встав к самому стволу, я начала читать им стихи об израненных лесах военного лихолетья, но вдруг, неожиданно для себя, присела и горько заплакала…
- Кончай, ребята, пошли!
Стало тихо и грустно, а на тополиной коре металлом «утверждали» себя «Вова», «Толя» и «Саша».
Но самое удивительное было впереди… В один прекрасный день «Вова», «Толя» и «Саша» исчезли.
Надо полагать, что «стирать» это металлическое тавро было нелегко. Кора была вся расковыряна и «кровоточила». И всё же что-то тёплое шевельнулось во мне: погибнет или нет тополь – ещё вопрос, но определённо рождался Человек.
А тополь выстоял. И сегодня, спустя много лет, только знающий глаз отыщет на его стволе следы былых «автографов» и борьбы человека с самим собой за духовную чистоту и здоровье.