СТАЛИНАБАДСКАЯ СИМФОНИЯ
(Продолжение. Начало http://www.proza.ru/2012/07/25/250 http://www.proza.ru/2012/08/01/300 )
ЧАСТЬ I: БЕЛЫЕ АКАЦИИ ВАВИЛОНА
ЭКСПОЗИЦИЯ 3.
Утро после бессонной ночи приходит к Агнессе Ефимовне, как избавление: дневные заботы сменяют ночные терзания… Но и они, увы, не в силах до конца их вытеснить…
«А как все хорошо начиналось, - в который раз возвращается она мыслями к перевернувшему все в ее жизни роковому дню. - Телеграмма от Маленкова с сообщением о путевке в санаторий, мечты об отпуске и вдруг - вызов в ЦК, к Шадунцу»…
Машинально собирая вещи, вспоминает все вновь и вновь: как шла туда, ни о чем не подозревая… радостная; как онемела, войдя в кабинет и взглянув ему в глаза; как прочитала «шифровку» о том, что Павлов (ее родной «ДимДимыч»!), будучи секретарем Пролетарского райкома партии, якобы принимал активное участие в антипартийной троцкистской группе...
Стоило ли разубеждать начальство в том, что это ложь?! Конечно же, нет! Он и сам все знал. Объявила лишь о мгновенно созревшем решении ехать в Москву, к Маленкову и, конечно же, в НКВД.
Шадунц одобрил. Лишь посоветовал взять детей…
«Почему же с тех пор не идет из головы мысль о недавнем аресте, ставшего в одночасье «идеологическим врагом» Войновича?! Нет… Маленков во всем разберется… Все будет хорошо… Только бы Диму предупредить - опять ведь в командировке».
Женщина застегивает тяжелый саквояж и идет в детскую…
И вот проводы. В вагоне – ее дети, на перроне обеспокоенная Мира, товарищи из Горкома… Звонок к отходу поезда. Она уже на подножке вагона. Одна. Наконец, запыхавшись, прибежал он. Шепчет, ускоряя шаги и стараясь держаться рядом с медленно набирающим скорость вагоном: «Накануне… там, в колхозе, купался в реке… Едва не утонул… Лучше бы утонул»…
Нет… ей уже не успеть предупредить… Но эти слова… и еще выражение лица…
«Он знает… он все знает»…
2.
Поселок Курша-2, куда родители привезли из далекой сибирской деревни маленьких Колю и Любу, девочке не понравился сразу. Необустроенный, сырой; да и люди какие-то негостеприимные…
Отцу была поручена организация постройки линии узкоколейки (как позже Люба узнала, речь шла о деле чрезвычайной важности – дорога должна была помочь в освоении огромных запасов леса Центральной Мещеры). Мать тоже была занята на строительстве. Дети были предоставлены самим себе. «Так и росли, почти как сорная трава», - вспоминая этот период своей жизни, обычно говорила она.
Впервые Люба рассказала о своем детстве молодому доктору, когда он ее спросил, как же она, в свои-то годы (ей тогда было шестнадцать) умудрилась так застудить придатки.
Лев Исаакович (тогда еще совершенно не лысый и без очков) покачал головой, назначил леченье (порошки, капли), затем в задумчивости остановился у окна. А там росло алое. Оно-то и спасло тогда Любу.
А потом она стала встречаться с Василием. Тот, когда дошло до свадьбы, помня о том, как Лев Исаакович когда-то помог его будущей жене, попросил выступить в роли свата. Так и породнились. Вскоре доктор вернулся в Москву, а они с Василием уехали в Среднюю Азию…
Из Курши от родителей изредка доходили короткие весточки. «Ну, слава Богу!», - откладывая в сторону их каракули, обычно говорила Люба. Сейчас же… когда она дочитала до конца письмо матери, короткое «а-а-а» вырвалось из её груди… Листок, выпав из ослабевшей руки, спланировал на пол.
- Мама, мама! Ты чо?! – испуганно обступили ребятишки.
Люба молча отмахнулась… подняла письмо и снова перечитала. Мать в нем сообщала о том, что в первых числах августа в центре Мещерского края, в районе Чаруса, возник страшный, верховой, пожар. Людей сажали на паровоз. Но места хватило не всем. Мать посадили рядом с ребятишками только потому, что она незадолго до пожара сильно повредила ногу и почти не ходила. Отца с тех пор она не видела. Где он, не знает. Слышала, что из оставшихся там тысячи с лишним людей никто не спасся.
«Не может этого быть! Быть того не может!!!», – молоточками стучало в висках женщины…
* * *
ЛЕВ ИСААКОВИЧ не был у Николая довольно давно – одно слово: новая обстановка. Молчал и тот. И это было уже странно. Решил побеспокоить друга по телефону.
- 2-75?! Редакция?! Мне товарища Войновича!
- Э-м-м… А он у нас уже не работает, - промямлили на том конце провода.
- А кто же? Что это значит?! – закричал в трубку он.
Ответом было непродолжительное молчание… и… короткие гудки.
…По улице не шел, а почти «летел». Километр отмахал, и не заметил. Вот, наконец, и Дом печати… знакомое одноэтажное здание…
Забежал во двор. Там, как всегда, дежурил у машины редакционный шофер Борисенко. Как всегда он напевал себе под нос любимое «Яблочко». Встретившись взглядом с другом своего бывшего шефа, чубатый водитель вдруг осекся на полувопросе: «куды ты котишься?»…
«Ко мне в рот попадешь, не воротишься»! – автоматически закончил про себя строку Лев Исаакович, проходя мимо. У него почему-то неприятно засосало под ложечкой.
Он вдруг понял, что пришел сюда напрасно…
* * *
ДОМОЙ идти не хотелось. На душе «кошки скребли», да и хозяин оптимизма не добавлял: третий день - чернее тучи…
Пошел обратно, к киоску. Сгущались сумерки… Кое-где на небосводе проступали первые звезды. Они становились все ярче и ярче. Он сидел в единственном здесь колченогом кресле и с какой-то странной пустотой в душе смотрел в окно…
- У Вас открыто? – несмело улыбаясь, произнесла появившаяся в проеме двери девушка.
Льву Исааковичу почему-то вдруг показалось, что это – сон
- Да… Конечно,- до конца не веря, что прекрасное видение не растает так же внезапно, как появилось, ответил он.
Девушка подошла ближе.
- Это для мамы, - протянув рецепт от врача, сказала Даша с прежней улыбкой на губах.
- Да. Сейчас…
От волнения, передавая ей флакон, он чуть не уронил его.
- Ой, простите! Какая я неловкая! – видя его растерянность, пришла на выручку «фея».
- Простите и Вы меня… Заходите еще, - пробормотал он ей вслед…
Что-то в его тоне заставило девушку обернуться. Она вдруг поняла, что этот добрый, предупредительный мужчина в очках отчаянно ищет и не находит повода ее окликнуть.
Она вернулась… Почему? Кто ж знает, по какому закону вершатся на небесах людские судьбы?
* * *
К СЕБЕ окрыленный встречей Лев Исаакович попал где-то часам к двенадцати. Зайдя во двор, очень удивился, что Хамза-ака не спит - тот сидел в круге мерцающего тусклого света на вкопанной деревянной скамье у столика, опустив голову на руки и время от времени что-то бормоча себе под нос.
Расставаться с подаренной Дашей радостью общения, которая еще сейчас сладким «послевкусием» разливалась по душе, не хотелось, но и пройти мимо чужого горя не мог (в том, что это именно так, он сейчас был совершенно уверен). Понял он и то, что одному лудильщику с ним не справиться…
- Здравствуй, акаджон, - дотронулся до его плеча он.
- А-а-а, - как бы очнулся ото сна тот. – Да-да, здравствуйте…
Все еще колеблясь, стоит ли настаивать на разговоре, Лев Исаакович нерешительно переминался с ноги на ногу.
Молчание нарушил хозяин дома:
- А знаете… - прозвучало как-то вроде даже некстати, - там ведь сейчас хорошо… душно, может, немного, но хорошо…
Лев Исаакович растерялся, не зная, что сказать…
- Этот город… он - сама история! Я так скучаю по моей Бухаре, когда вспоминаю ее той, которой теперь уж она никогда не будет…
Я помню… все помню… прямо перед глазами - картинка из прежней жизни: Бухара от заката до рассвета… Восемь вечера. На улицы уснувшего города выходят шабгарды. Время от времени они методично бьют в тавль , будя хрупкую тишину. Привычный звук успокаивает горожан – стража не дремлет… она здесь. А вот и цокот копыт – это миршаб с охраной проверяет посты: правоверные могут спать спокойно - утром их разбудит мулла призывом на молитву. О приходе нового дня возвестит и оживление на улицах: значит уже шесть, и открыты городские ворота… А вот и шарканье метел – к работе приступили фарроши; затем слышен плеск воды – это начали поливать улицы машкопы… Все больше голосов на улицах просыпающейся Бухары… В семь утра - совсем светло… базары заполнены прибывшими из кишлаков дехканами. Они привезли на ишаках молочные продукты, дрова, фрукты, фураж… Тимча, где продавалась материя на саваны для умерших, открывалась, в виде исключения, до моления, в пять часов. Лишь главный тим - Абдуллохан – приступал к работе позже других дуконов (часов с восьми-девяти), когда перед входом в него собиралась толпа хозяев сундуков, находившихся в тиме… И, наконец, полдень… Улицы, сараи, дуконы и тимы заполнены толпами людей. Мелькают разносчики мелких товаров, двигаются группами арбы и караваны верблюдов… А потом – снова вечер и… снова звук тавля: завтра будет новый день и все повторится…
Хамза-ака умолк, устремив невидящий взор в черноту ночи… И вдруг…
- Эх, дододжон , дододжон! Ну, как же так?! Что же за жизнь такая?! – вырвалось надрывно из его груди.
Лев Исаакович, внутренне сжался, всем своим существом ощутив его боль в своем сердце.
Всхлип… еще … и еще …и… вдруг прорвавшие плотину оцепенения слезы хлынули из глаз мужчины…
- Отец ведь там у меня… умер. И давно… А я не знал… На днях… с оказией… передали… Ну как же так?! Я даже джанозу по нему не заказал! – сквозь рыдания забормотал он.
Лев Исаакович почти физически ощутил, как ночь вокруг стала медленно, но неотвратимо заполняться горем…
- Как Вы попали в Сталинабад? – сев рядом, тихо спросил он, стараясь отвлечь… вывести из этого черного, вязкого омута…
- Судьба… Непростая она у меня, - откликаясь скорее не на слова, а на участие, за ними стоящее, ответил Хамза-ака со вздохом. - Не собирался на самом деле приезжать сюда, да вот жена моя, Мехринисо, полуживого привезла… А приютил нас мой учитель - лудильщик, перед котором я в вечном долгу… Во всех смыслах новую жизнь дал этот мудрый человек: ремеслу научил, дом нам с женой оставил, и даже… имя… Так было проще…
- Проще? Но почему? – удивился Лев Исаакович.
- Так уж сложилось…
- А как же родственники Ваши?! Как они потом Вас нашли?
- А они и не нашли, - опустил голову он. – И не спрашивайте, почему… Может, когда-нибудь…Я ведь, знаете ли, - после небольшой паузы едва слышно добавил Хамза-ака, - из очень непростого рода… знатного, точнее сказать, рода… Предки мои большое влияние имели в Бухаре, да и средствами располагали немалыми – больше века серьезную торговлю через Оренбург с Россией вели… Образованные были…
- А сами Вы, образование, простите, где получали? Если не секрет, конечно…
Задавая этот вопрос, Лев Исаакович теперь был уже почти уверен, что лудильщиком волею судьбы стал, мягко говоря, совсем не неуч.
- Да нет… Для Вас - не секрет, - помедлив, ответил тот. - Окончил в свое время русско-туземную школу при русском политагентстве в Когане, где железная дорога проходила, что в пятнадцати верстах от Бухары… Потом еще прошел обучение в 5-м Оренбургском полку в Чарджоу … Я военным был… И не рядовым… Но это, как говорят, уже другая история, - расправляя плечи, вздохнул Хамза-ака…
– Может, в дом зайдем? – вспомнив о положенном гостеприимстве, спросил он минуту спустя совершенно иным, будничным тоном.
- Спасибо, но, уже поздно… в другой раз, - ответной любезностью завершил разговор гость.
Ирина и Виктор ДУБОВИЦКИЕ
(Публикуется в сокращении. Интернет-вариант текста, размещенного 8августа2012г.
на страницах столичной таджикской газеты «Вечёрка» в рубрике «Книга в газете».
В коллаже использованы архивные фотоматериалы корр.ТАСС О.Кузина; а также фото из коллекции Г.Шерматова)
Продолжение http://www.proza.ru/2012/08/15/288