Дирекция гостиницы " Интурист" сдавала мне в аренду официально - всего лишь
пару квадратных метров. Но этюды в эти метры никак не укладывались, и я с
молчаливого согласия оной использовала почти весь холл.
Режим работы был прост: если были туристы в гостинице, я находилась в холле с
раннего утра. Если я случайно оказывалась в номере, а меня ожидали
покупатели, администратор звонила прямо в номер, и я через пару минут была на
рабочем месте.
Работы же оставались на местах круглосуточно. И только если приезжали наши туристы,
этюды приходилось прятать: наш турист считал, что если стоит без присмотра, можно
брать без денег.
Номер стоил в те времена восемь рублей в сутки - с завтраком. И утром мы с Сашей шли
в ресторан на завтрак.
Обычно к этому времени я уже возвращалась с этюдов: мои любимые японцы относились
очень серьезно к рассветам - раскупали их моментально. А любимые мною закаты
доставались, как правило, туристам других стран.
Сижу однажды у истока Ангары, пишу закат. Писать надо быстро, состояние
меняется постоянно, и я широкими мазками накидываю основные цвета, чтоб позже, уже
в номере, закончить этюд. Над горой по левому берегу, прямо на макушке, шапкой
сидит плотное коричнево-фиолетовое облако. Справа от горы, горизонтально, идет
темно-серая полоса, играющая всеми оттенками фиолетового. Над нею - закатное
почти безоблачное небо, от бирюзы наверху до зелено-желтого книзу, с
несколькими полосками светящихся оранжевых облаков. А снизу, уже под серой
плотной полоской и до самой земли - идет малиновый. У горы, где солнце, он сияет
сочным алым, и постепенно гаснет вправо... И на фоне всего этого великолепия почти
черная гора, под которой расположен порт Байкал...
Но вот этюд закончен, я складываю его в "кассетник", поворачиваюсь спиной к закату -
и застываю... Небо расчерчено, как школьная тетрадь, несколькими алыми полосками
облаков, которые светятся неистово, до самого горизонта. А вода Байкала отражает всю
эту феерию, придавая картине гармоничную законченность. Почти трясущимися руками -
так, наверно, алкоголики утром тянутся к заветной стопке,- достаю снова палитру и
картон. и пишу - почти до темноты, успевая схватить состояние, пока небо не
погасло.
Писала я в то время на "сикативе", поллитра которого стоила, как бутылка
минералки. (сейчас - как коньяк) и краски сохли быстро: к утру этюды можно
было продавать.
Как правило, появление новых этюдов вызывало интерес на только моего
любимого администратора Веры, но и других работников гостиницы.
Переводчик уезжающей группы немцев был уже в холле. Посмотрев на последнюю работу,
он категорично заявил, что так - не бывает.
- Простите, но я вчера писала, с натуры.
- Не может быть,- этюд сухой. Да и не бывает так.
Тут из-за наших спин раздается вопль подошедшего немецкого туриста:
- Оооо!! Я!!! - и он начинает быстро говорить, глядя то на меня, то на переводчика,
а последний, с нескрываемой досадой, переводит:
- Он говорит, что видел такой закат вчера своими собственными глазами, что это
было захватывающее зрелище и он очень сожалел, что в фотоаппарате закончилась пленка.
Он спрашивает, сколько стоит эта картина, - он хочет увезти ее с собой обязательно
на память о Байкале...
Однажды, много лет спустя, краем глаза заглянула в телевизор, где какой-то
путешественник рассказывал о своей новой книге.Он удобно сидел за письменным столом,
а за спиной висели два этюда. И один из них - мой. Я узнала работу не столько по до
боли знакомому пейзажу, сколько по покалыванию в пальцах и по мурашкам на
спине...
Сколько их было продано за несколько лет работы в гостинице?- Наверно, больше
тысячи: иногда писала до десяти этюдов в день. Правда, иногда откровенно ленилась
и просто наслаждалась бесконечно красивой природой нашего уникального
озера.