Римский Лабиринт, 7. Прибытие

Олег Жиганков
Глава 7
Прибытие

«Конечно же, вы шутите, мистер Фейнман!»
Ричард Фейнман. Заглавие автобиографической книги

2007, 5 сентября, Рим

Рим приветствовал Анну полуденным зноем и забастовкой таксистов. По счастью, у неё был всего один небольшой чемодан — Анна справедливо решила, что по кредитным карточкам, выданным ей генералом, она сможет купить всё, что ей понадобится, в Риме. Поезд-экспресс в считанные минуты домчал её к ближайшей станции римского метрополитена. Сам метрополитен Анне не понравился: стены были окрашены в серый депрессивный цвет, будто нарочно подобранный для нанесения на него бесконечного количества граффити. Поезд создавал много шума, но ехал при этом медленно. Зато люди в метро показались Анне более пёстрыми, чем московская толпа, и, пока состав с шумом двигался к её отелю, у Анны было достаточно времени созерцать римский интернационал.

Особенно привлекла её внимание пара, стоящая в углу вагона. Мужчина — смуглый, почти чёрный, в малиновой рубашке с короткими рукавами — был крупен и высок, и как-то особенно прям, напоминая Анне каменный столб с острова Пасхи. Сходство усугублялось ещё и тем, что черты его лица словно были вырублены топором или вытесаны из камня и ассоциировались у Анны с лицами древних инков: большие носы, большие глаза и острые скулы. Его спутница была на вид прямой противоположностью — невысока ростом, полновата, с матово-белой кожей и русыми волосами. Наклонившись к своей мягкой, круглой спутнице, мужчина что-то с упоением рассказывал ей, а она, слушая его, взрывалась весёлым звонким смехом. Анна не могла понять, на каком языке они говорили, но смотреть на них было забавно.

Как только Анна вышла из душного и переполненного людьми метрополитена, на неё со всей своей пьянящей силою набросился настоянный на солнце и бензине, камнях, цветах и дорогих духах римский воздух. Словно навязчивый торговец, не желающий отпускать покупателя, он следовал за Анной, суля ей горы счастья, открытые двери и окна и начало чего-то. Анна чувствовала себя так, будто она прогуляла сегодня скучную школу, и отправилась на праздник.

На улицах действительно, казалось, разыгрывался непрерывный праздник, карнавал жизни. Кругом было полно народа, спешащего и неспешного, молодого и старого, местного и приезжего. Анна прошла мимо группы немецких туристов, которые остановились для того, чтобы сфотографироваться — на этот раз не перед очередным монументом или собором, а перед ярко-красной элегантной «Феррари», припаркованной на улице. Волоча за собой чемодан на колёсиках, Анна только и успевала крутить головой, глядя то на проходящих людей, многие из которых улыбались ей, видя в ней гостя Рима, то на разноцветные фасады старинных римских домов и дворцов, то на пёстрые витрины магазинов, то на людей, сидящих под зонтиками в кафе и барах. На какое-то время Анна даже забыла, что привело её в Рим. Она просто радовалась жизни.

Её отель располагался довольно близко к историческому центру Рима. Просторный двухкомнатный номер был подчёркнуто тих и чист. Пол был застелен толстым, кофейного цвета ковром с золотым орнаментом по краям и причудливым вензелем в середине комнаты. Когда она ступила на ворс ковра, ей показалось, что она идёт по мягкому лесному мху. Покрытые шёлком стены были украшены картинами, которые могли бы составить гордость иного провинциального музея. Вся мебель была сделана из красного дерева — вероятнее всего, ещё во время, не имеющее представления о суете современной жизни. Огромный плоский экран телевизора выглядел интервентом в этом древнем мирке.

Анна приняла душ и прошла в спальню. Она вытянулась поперёк высокой и широкой кровати — кровати таких размеров Анна ещё не видела — и закрыла глаза. Она жутко устала, но заходящее за Тибр солнце так маняще светило в неприкрытые шторами окна, а желание поскорее посмотреть на Рим было так велико, что Анна решительно поднялась с постели, накинула лёгкое светло-зелёное платье, под стать цвету её глаз, и отправилась на свою первую прогулку по городу.

Солнце лениво направлялось к месту своего ночного лежбища, когда Анна вышла из фойе гостиницы, где ей раскланялся швейцар в ливрее. Она оказалась на маленькой, запруженной припаркованными автомобилями улочке. Анна решила этим вечером не ходить далеко, в людные места, а просто побродить по тихим улочкам. Она двинулась вверх по узкому мощёному тротуару и шла, пока не закончились не имеющие, казалось, конца витрины уличных магазинов и веранды кафе. Они уступили место жилым особнякам, дворцам и виллам. Было тихо, так что Анна могла слышать доносящуюся откуда-то снизу, из кварталов, оставшихся позади, мелодию народной песни, которую группа пожилых итальянцев пела в открытом кафе:

Con questo zeffiro, cos; soave,
Oh, com’; bello star sulla nave!
Su passegieri, venite via!
Santa Lucia! Santa Lucia!

Итальянский язык Анна выучила благодаря тёте Майе. Она же невольно привила Анне жажду путешествий и приключений, которые обычно испытывают только мальчишки. Вместе с тётей Майей, не выходя из её квартиры на «Коломенской», Анна путешествовала в качестве дочери посла через Европу и Азию, Северную и Южную Америку, Африку, Австралию и Океанию. У тёти Майи был огромных размеров Британский военный атлас, следуя которому они забредали в места с кружащими голову названиями: Тимбукту, Копенгаген, Огненная Земля, Берег Слоновой Кости… В пути они встречались с интересными людьми — представителями правительства, художниками, артистами, предпринимателями, крестьянами, рабочими и такими неординарными личностями, которые не занимались ничем определённым. Всех их персонифицировала тётя Майя, у которой на то был настоящий талант. Впрочем, кроме Ани об этом таланте, похоже, никто не знал. Тётя Майя сама наслаждалась экзотической игрой их спаренного воображения — она знала много, но никогда не упускала возможности познать что-нибудь интересное. Она вооружалась книжками с картинками, а если нужной картинки не оказывалось, рисовала её сама. Нарисованные картинки Ане особенно нравились.

После обеда тётя Майя, по своему обыкновению, спала часок-другой: она говорила, что сиеста — это единственный предмет роскоши, который передался ей в наследство от её испанских предков. В это время Анна обычно сидела и разбирала залежи советских журналов, которые тётя Майя выписывала на протяжении многих лет. Были тут журналы «Вокруг света» и «Новый мир», «Москва» и «Иностранная литература», «Юность» и «Нива» — тётя Майя любила литературу. Но Анну больше всего привлекал журнал «Наука и жизнь», который тётя Майя тоже зачем-то выписывала. Однажды, листая старые подшивки этого журнала, Анна наткнулась на статью, которая с первых же слов привлекла к себе её внимание.

«Когда мне было лет одиннадцать-двенадцать, я устроил у себя дома лабораторию, — прочитала Анна. — Она состояла из старого деревянного ящика, в который я приладил полки. У меня был нагреватель — им я кипятил масло и жарил картошку по-французски. Кроме того, у меня была аккумуляторная батарея и ламповый блок».

Анну заинтриговало такое вступление. Конечно, такой роскошной лаборатории она не могла себе позволить в городской квартире, но ей было интересно, чем же будет заниматься в ней этот мальчик, и она стала читать дальше. Когда дочитала статью до конца, снова перешла на первую страницу. Автором статьи, вернее книги о самом себе, которую публиковали в журнале «Наука и жизнь» по главам, был американский учёный, лауреат Нобелевской премии Ричард Фейнман. Последующие статьи, на которые девочка с жадностью накинулась, состояли из пёстрой мешанины историй из жизни Фейнмана, его детских и юношеских экспериментов с математикой и физикой, анекдотов и фокусов, некоторые из которых Анна тут же постаралась усвоить.

Читая автобиографию Фейнмана, Аня не могла поверить, что с одним человеком в жизни может произойти столько невероятных, просто безумных вещей! Она с удивлением обнаружила, что Фейнман был не только гениальным физиком, но также мастером розыгрышей, жонглёром, художником, прекрасно играл в бинго. Он основательно освоил биологию, историю искусств, игру на барабанах и иероглифы древнего племени майя. Фейнман увлекался открыванием любых замков при помощи отмычки, был компьютерным гуру, танцевал самбу и мастерски умел делать ещё массу полезных и бесполезных дел. Аня одним мигом проглотила всю серию статей и теперь ей страшно хотелось прочесть книгу Фейнмана целиком, без купюр и сокращений.

Невозможное для обычного советского гражданина было возможным для тёти Майи, у которой были родственники в Соединённых Штатах. Время от времени на её имя приходили посылки с экстравагантной одеждой или электроникой. И хотя на первых порах тётя Майя не была в особом восторге от Аниной идеи заказать из Америки какую-то «научную книжку», но когда она прочла найденные Аней статьи, ей самой захотелось узнать, какие главы книги не допустили к публикации в «Совке». «Я уверена, — говорила она Анне, — что самое интересное они как раз и выкинули».

Когда месяца через два или три они получили долгожданный экземпляр книги на английском, Анна начала с помощью тёти Майи изучать этот язык и в скором времени могла уже самостоятельно читать на нём. К её удивлению и восхищению, тётя Майя действительно была права по поводу того, что самые интересные главы книги Фейнмана в русском переводе были пропущены. Анна с интересом и с едва сдерживаемым смехом читала об одном из самых серьёзных увлечений Фейнмана — его увлечении Тувой, небольшой советской автономной республикой, граничащей на юге и востоке с Монголией, с Алтаем на западе и Красноярским краем на севере. Казалось, что жизнь Фейнмана на каком-то её этапе начала вращаться вокруг одной цели — побывать в этой маленькой республике и посмотреть на её столицу, город с названием из трёх букв — К(ы)з(ы)л. Собственно говоря, именно название это и привлекло к себе внимание учёного. Он решил, что город с таким интересным названием необходимо посетить. На протяжении многих лет Фейнман учил тувинский язык, выучился даже особой манере тувинского горлового пения. Из окна его квартиры часто раздавались странные звуки, напоминающие песнь не то шамана, не то муллы:

Тооруктуг долгай тандым,
Долганзымза тодар-ла мен,
Тос-ла чузун малымайны,
Доруктурза байыыр-ла мен.

На много тысяч километров от него не было ни одного человека, который бы мог понять значение этих звуков и слов:

Когда я гуляю в своих лесах,
Я всегда доволен —
Ведь мои леса богаты
Животными и всем, что мне нужно.

Однако мечте Фейнмана посетить Туву и Кызыл не суждено было сбыться: советские власти неизменно отказывали ему в визе. По иронии судьбы визу Фейнману открыли лишь на второй день после его смерти.
Первое детское столкновение с гением — пусть даже посредством журналов и книги — наложило непреходящее впечатление на Анну. С этого времени она твёрдо знала, что обыкновенная жизнь — не для неё. Слишком многое в этом мире заслуживает внимания, восхищения.

Личность Фейнмана заворожила Анну, и её первые неясные чувства к противоположному полу были инспирированы образом эксцентричного американского учёного. Именно в те дни тётя Майя впервые заявила Анне, что та превращается в настоящего аристократа духа. Тогда Анна ещё не понимала, что имеет в виду тётя Майя. Пройдут годы, и она поймёт, что под «аристократией духа» тётя Майя понимала оторванность от серых будней толпы и неразделённое одиночество…

Анна вышла теперь на небольшую пиаццу, с которой открывался чарующий вид на Вечный город. Солнце медленно закатывалось за горизонт, окрашивая небеса в голубовато-розовые тона. Тусклым неровным сиянием осветились красные крыши жилых домов и золотые, чёрные и белые макушки соборов. Через несколько минут солнце совершенно скрылось куда-то в Средиземное море, и огни большого города сразу же громко заявили о себе, заблистали, заливая своим разноцветьем и улицы города, и сами небеса над Римом, которые никогда совершенно не темнели. Анна стояла и думала о тех заходах и восходах солнца, которые люди могли наблюдать отсюда уже на протяжении многих столетий — вероятно, они мало отличались от нынешних. Разве что не было раньше электричества.

Вечерний ветерок, хлопотливое присутствие которого особенно ощущалось ближе к вершине холма, принёс с собою свежесть и оживил природу к ночи. В эту минуту Анна испытывала свою глубокую сопричастность миру природы, зависимость от света и тени, от температуры и влажности воздуха, от звуков, запахов и от множества других вещей. Все её чувства обострились: голоса людей на улицах, запахи из ресторанов, свет в окнах домов — всё казалось ей сейчас каким-то особенным, знаменательным, смутно обещающим какое-то новое начало, необычайное приключение. Когда Анна шла назад в гостиницу, она полной грудью вдыхала эту гремучую смесь, растворённую в римском воздухе. В этот час она была действительно рада своему неожиданному приключению.