Дом оставался празднично наряженным и неудобным. Чтобы все убрать, понадобится немало времени и сил, но пока мы это не сделали, все вокруг продолжало напоминать о прошедшем праздновании Нового года и хранило в себе необычность. Как в детстве: просыпаешься утром после новогодней ночи, а стол еще не убран. На нем апельсины, шампанское, половина огромного торта и потухшие свечи. В комнате стоит красавица елка, висит мишура и гирлянды и так хочется еще разок взглянуть на вчерашние подарки.
Ника вызвалась нам помочь в уборке, да и Гоша не был способен самостоятельно передвигаться. Они решили заночевать у нас. К великому моему счастью, Влада тоже.
Я разложил кровать во второй комнате, той что без окон, из которой вел ход на чердак. Гоша отключился мгновенно, а мы решили еще немного посидеть и поболтать. Впечатления пока не давали уснуть.
В доме погас свет.
– Ну, сколько можно! Опять! – сказал я.
Я посмотрел в окно и убедился, что у соседей тоже отключилось электричество.
– Наверное, ремонтируют где-то, – прошептала Влада.
– Знаешь, Рома, мне кажется, что в этом доме присутствует нечто, – зажигая свечи, сказала Ника. – У меня чутье на чертовщину! Сама такая.
– Может быть, – подмигнула Влада. – Рома, покажи еще раз ту старинную фотографию, которую ты нашел.
– От ваших разговоров мне стало жутко!
Я пошел в спальню без окон, порылся в ящике и вытащил старый альбом. На стене висело большое зеркало и мне, почему-то, было страшно посмотреться в него.
Влада открыла альбом.
– Надо же! Как будто нарисованные, но как живые!
– Платья не похожи на наши, – заметила Ника, – разве что чуть-чуть.
– И ребенок живой, а не кукла, как у нас, – вставил я.
– Так вот откуда ты выдумал взять с собой куклу! – сказала Ника.
– Да, я хотел, чтобы мы вошли в образ этой семейной пары, встречающей новый год.
Из раскрытых окон подул прохладный ветерок и пронесся по душным комнатам. Заколыхались шторы и мишура, с подоконника попадали деревянные статуэтки, которые Ника принесла с собой на празднование. Ей казалось, что добавить нечто африканское в старорусский Новый год было бы забавно. Где-то поблизости раздался скрип, как будто ступали тяжелые ноги по старому полу.
– Сейчас мне начинает казаться, что ты зря, Рома, это сделал, – почти шепотом сказала Влада. – Нехорошее у меня предчувствие. И вообще это не совсем хорошая квартира.
– Квартирка не ахти! – перебил я. – Но в данный момент я не могу позволить себе…
– Предчувствие – это такая штука, которая никогда просто так не возникает, – сказала Ника. – Ты не подумал, что мог потревожить умерших тем, что взял чью-то старую куклу и перенес знакомые образы в наше время?
– Да и убил его еще раз! – добавила Влада.
– Убил? Ты думаешь, что он был убит?
– Да я просто так сказала…
– В некоторых ситуациях, слова сказанные, как бы, невзначай бывают истинными, так как приходят не сами собой, а ловятся извне!
– Что за бред? – засмеялся я. – Алкоголь для вас противопоказан!
– Все это гораздо серьезнее, чем ты думаешь! – наступала Влада.
– Мы можем вызвать кого-нибудь жившего здесь и умершего, – прищурив глаза и понизив голос, сказала Ника.
– В смысле? Духа?
– Если, конечно, не боитесь!
– Давай, – без каких либо эмоций согласилась Влада. – А ты умеешь?
– Теоретическую часть я знаю хорошо, но на практике еще не пробовала.
– А ты уверена, что из этого не получится какой-нибудь дряни?
– Испугался?
– Да нет, просто мне же здесь еще жить!
– Не бойся! Я хочу. Давай попробуем вызвать! – возбудилась от нетерпения Влада. – Я никогда еще не участвовала в таком.
– Я тоже не участвовал и еще триста лет не делал бы этого! Если уж решили, то давайте вызовем дух маленького мальчика на снимке и у него что-нибудь спросим.
– Если он не умер в младенческом возрасте, – задумчиво произнесла Влада.
– Это не имеет значения, – оживилась Ника. – Мертвые знают гораздо больше, чем живые, потому, что видят все и не сдержаны рамками воплощенного мира!
– Да? Как интересно. Откуда ты все это знаешь? – спросил я.
– Я люблю читать. У меня есть «Тибетская книга мертвых». Но вызывать умершего сегодня мы будем не по восточной традиции. Не люблю я ее. Мы люди по мышлению и складу европейские.
Раздался гром. Духота ушла сама собой. По карнизам и крыше застучали крупные капли теплого летнего дождя. Мелкие брызги доставали до стола и приятно холодили лицо. Не смотря на это, вкупе с недавними разговорами и кромешной темнотой, смотревшей из дальних углов, стало немного жутко. Гром гремел настолько сильно, что все сотрясалось. Молния била совсем близко. Порывы ветра хлопали открытыми ставнями.
В старом-престаром доме, мы сидели за мощным дубовым столом, в темной комнате, освещаемой свечами. Ника и Влада были облачены в старинные платья. Мы полностью вошли в атмосферу девятнадцатого века, в эпоху, которая так будоражила меня и не давала покоя. Прошло, казалось, не так много времени в масштабах вселенной, а люди уже летают, двигаются на огромных скоростях и бросаются информацией на любом расстоянии. Я всегда мечтал побродить по старинным фотографиям, где все улицы знакомы, но вместо машин конные экипажи, вместо памятника на Площади Советов еще стоит церковь, а вместо Дворца спорта слушает звоны колокольни с Центрального базара старое кладбище.
Мы вышли на темный чердак, зажгли свечи и встали в круг, который нарисовала на полу Ника. Опьянение шампанским и вином вдруг сильнее овладело мной. Я начал шататься и трогать пол рукой, чтобы сесть, но Ника быстро подняла меня. Влада нарисовала внутри круга пантакль. Девушки смотрели друг на друга восторженно и, будто даже издевательски, но это издевательство относилось, по-моему, только ко мне. У меня не было сил удивляться или спрашивать что-либо. Когда Ника начала громко читать стихи из Евангелия и псалмы, мне хотелось смеяться. Влада стояла с закрытыми глазами и покачивалась на каблуках. Они как будто были заодно и вдвоем знали, что делают. Через маленькое окно чердака ворвался грозовой ветер и, как бы усилившись под давлением узкой рамы, направленно ударил меня в грудь, подняв по пути прекрасные волосы Влады.
Ника стала ласково звать кого-то, обращаясь к четырем сторонам света. Меня тошнило, и я больше всего желал в тот момент выйти из круга, закончить этот бред и сесть на кровать.
Девушки встали справа и слева от меня. Темнота в этом месте будто обволокла нас, оставляя ощущение не черноты в глазах, но мелкой разноцветной ряби – шума как на экране телевизора.
- Смотри по сторонам, следи, ищи его! – прошептала мне Ника и, бесшумно дыша, придвинулась ко мне, касаясь меня горячим плечом, и прижимая к Владе.
Глаза Влады блестели. Она улыбалась и это было видно по напряженному воздуху вокруг нее. Я не мог думать о нашем спиритическом сеансе, мне хотелось обнять ее за талию, ощутив пальцами ее кожу под складками юбки. Казалось, она с таким же желанием поглядывала на меня. В моей пьяной голове виделись движения ее тела в темноте, будто она вся стремилась в мои руки и кипела температурой как от простуды.
Когда мои пальцы почти коснулись Владиной ладони, я ощутил прямо перед своим лицом дыхание Ники. Она стояла так близко, что губами и носом почти касалась моего подбородка. Следующая струя влажного воздуха из ее рта пробежалась по моей шее. Наши тела непроизвольно задрожали от неприличных мурашек, устремившихся по прохладным от пота спинам вниз.
- Попробуем еще раз позвать, – прошептала Ника и, отвернувшись, начала голосить уже не ласково, но обидчиво, с претензией, будто обещая наказать кого-то.
Я не мог понять слов Ники. Мои глаза, чувствуя непонятный стыд, бегали в темноте от лица Влады до входа в комнату, где спал Гоша. Влада тщетно пыталась скрыть улыбку, которая говорила: «Это все интересно и необычно. Я совсем не против всего. Я что-то знаю о Нике. Мне стыдно для тебя все раскрывать до конца, но ты не можешь этого не узнать».
На очередном вдохе я почувствовал головокружение помутнение в глазах, как от давления. Мне было очень стыдно показать перед девушками слабость своего тела и я изо всех сил надавил ступнями на старинные доски пола чердака, чтобы не упасть в обморок.
Участки, освещенные свечами теперь казались мне не цветными, а черно-белыми, как изображение на старинных фотографиях. В моих ушах поднялся свист, который заглушал все звуки, словно кто-то крутил ручку настройки радиоприемника в моей голове. Помутнение в глазах наплывало на меня волнами. Мой мозг не позволял органам чувств воспринимать необычное. Я еще несколько минут чувствовал прикосновения Влады и Ники, но вскоре они оставили мое тело без своего тепла. Шампанское, которое я пил недавно, будто еще сильнее вспенилось в моей крови, чем ранее в бокале
От избытка охватившего меня состояния пьянства и темной энергии атмосферы того, чем мы занимались на чердаке, мне захотелось кричать. И я кричал, только сам не слышал своего голоса, но слышал другой…
- Хватит ерундой страдать, - говорил я Нике. – Пойдемте к столу!
Ника не слушала меня. Она говорила с кем-то, и кто-то отвечал ей. Владу рядом с собой я не чувствовал. Этот голос, который отвечал Нике был похож на издевательски измененный голос Влады, каким она могла бы пародировать ребенка.
- Ну, кончайте издеваться! Спать пора! – продолжал высказываться я, пытаясь расслышать одновременно все звуки улицы и чердака.
- Ты врешь! – повелительно говорила Ника. – Поклянись! Подойди и встань сюда!
Измененный голос что-то отвечал ей. Он был похож на порывы грозового ветра: его слова то ускорялись, то замедлялись, а тон увеличивался вместе с силой дождя за окнами. Звуки словно эхо носились по темному пространству чердака и, отражаясь, задевали мою звенящую голову.
- Поклянись, что сделаешь это! – огрубляя голос, продолжала Ника. – Вот мой нож! Подойди, коснись его!
Серо-синее аморфное облако, по зрительным ощущениям имеющее массу, приблизилось к нашему кругу, где с вытянутой рукой, держа нож, стояла Ника. Может быть, это был туман в моих глазах от жары, давления и вина…
Ужас, темнота и неизвестность зажали мое тело и горло, но я не посмел показать свой страх девушкам.
Одновременно с моим очередным вдохом рядом с маленьким окном ударила молния. Железное грохотание перетрясло нашу половину чердака. За брешью в стене, ведущей на бОльшую чердачную половину что-то захрустело и рухнуло, толкая через пространство волны пыльного, скрипящего на зубах воздуха.
«Мои красавицы… Что же вы наделали? Вы же заманили меня! Заманивали долго и планомерно… Пока я сам не попался в ваш капкан… Все как будто случайно: встреча с Владой, взгляды, празднование… Пришедшая мне идея книги… Неужели тоже вы? Так серьезно подготовились… Каждое движение отработано! А я со своей влюбленностью… Осел!»
Это было последнее о чем я подумал в ту ночь перед тем, как забыться страхом. Мой разум пожалел себя и многое стер из памяти. А может быть, я был тогда просто пьян и напуган…
Обрывками сна еще долго вспоминалось мне, как нечто на чердаке не желало уходить и Нике пришлось бороться с ним: читать сильные молитвы, разжигать ладан и грозить смертью.
Проснулся я поздно в своей квартире. На кровати рядом со мной почему-то сидел Конон, ночевавший не у меня. Его глаза были серые и измученные. Я поднялся и, оглянувшись, понял, что со мной что-то не так. Праздничной атмосферы уже не было. Белый свет даже через штору делал нам больно.
- Ты как здесь оказался? – прохрипел я и, вдруг понял, насколько противен мой голос, как неинтересен был мне его ответ, не смотря на то, что все это утро было абсурдным и непонятным, просто кричащим вопросами.
Где Влада и Ника? Гоша? Стол? Что с тобой?
Конон поднял свой сотовый телефон и полумертвым взглядом уставился в него.
- Вика, - проговорил он. – Помнишь девушку, с которой я познакомился в Интернете? Которая не пришла на наш праздник… Ее фото знакомо было тебе… Это просто сложенные воедино части лица Влады… в разных эмоциях и возрастах… Меня вместе с тобой загнали в ловушку и… Я не понимаю, что они забрали у нас?
Я поднялся и посмотрел на себя. Мои руки ненавидели меня. Я не хотел даже дышать и делал это с отвращением. Хотелось плакать, но смысла в этом не было…
От странного состояния я мгновенно устал и понял, что сейчас мои глаза такие же, как у Конона. Этот дом так быстро стал мной… На его вершине что-то скрывалось… Они разрушили это и забрали с собой. В какой-нибудь Санкт-Петербург… Обратно, откуда и пришло ко мне это зло… Конон как частый гость тоже отдал им нечто… Но что?
Мы взялись за руки и вышли из подъезда на изукрашенную узором из тени листвы Большую Садовую. Нам не было известно, куда и зачем идти, но наши ноги все равно волочились, ненавидя нас и себя за это…
***
Все улицы были нам знакомы, но вместо машин по мостовым скрипели конные экипажи… Вместо памятника на Площади Советов стояла церковь, а вместо Дворца спорта слушало звоны колокольни с Центрального базара старое кладбище.
***
Перед выходом я вырвал из альбома одну из старых фотографий, где семья с маленьким ребенком отмечала праздник. Преодолевая отвращение и чувство никчемности каждого своего движения, я сунул фотокарточку под куртку в надежде отдать ее одному из тех, кто на ней запечатлен.
Роман Романский. Автор книги «Фотограф эмоций» об истории ее создания.