В субботу я выскользнула из дома, никого не предупредив, и поехала к Кате. По дороге депрессия усилилась до невозможности, до тошноты, в груди что-то глухо сдвинулось и сжалось. Казалось, что встреча с человеком, которого я так хочу видеть, должна радовать. Но нет. У неё дома моя память оживит чудесные моменты, когда я была почти счастлива. А сейчас… счастье давно уже улетело в неизвестном направлени и вряд вернётся когда-нибудь вообще.
Май
Утром ко мне приехал Антон, и мы отправились гулять по трущобам. Я купалась в сладостном предвкушении, как будто по всему телу разлетались и лопались лукавые и опасные пузырьки шампанского. Ведь совсем скоро я увижу Катю!
Наконец, в дверь позвонили, я побежала открывать. Катя стояла на пороге и улыбалась; Кирилл робко выглядывал из-за её плеча. Тихий и неприметный, он и в этот раз, как всегда, был на заднем плане. Мне показалось, что в момент нашей встречи Катя была как будто окружена невидимым электрическим сиянием, от которого летели искры и били током некой энергии, переполняющей её непостоянную натуру. Катя выглядела почти так же, какой она запомнилась мне на концерте Umbra et Imago – та же небрежная, «дикая» причёска и зелёные глаза. Только в этот раз преобладающим цветом был не чёрный, а серо-синий.
Антон, я и Катя с Кириллом - такой разношерстной толпой мы пошли в парк. Катя по дороге пила «коктейльчик». Интересно, откуда какая странная склонность к уменьшительно-ласкательным словам? Когда Катя узнала, что я люблю стиль восьмидесятых, она резко выхватила мою руку, пожала её и побежала по улице, приплясывая. Какая почти детская непосредственность! Мне было даже завидно. По дороге Антон неудачно пошутил, Катя приняла шутку на свой счёт, обиделась, отвернулась и гордо и плавно направилась вперед, высоко подняв голову.
Антон извинился, Кирилл подошёл к Кате и обнял её за талию. Тогда я подумала: "Какая Катя женственная! У неё удивительно красивая фигура, волнующие изгибы…" К сожалению, форму ног я оценить не смогла из-за длинного платья в стиле хиппи, но, наверное, они тоже были хороши. Неряшливую, расхлябанную хипповатость я терпеть не могу, но Катин странный образ имел своеобразную притягательность. Широкое сероватое платье в тон глазам и чёрные растрёпанные волосы делали её похожей на ведьму.
В парке мы нашли бревно вместо лавочки, я предусмотрительно села справа от Кати. Антон затронул довольно сложные темы, что-то про параллельные реальности, Ричарда Баха, Франца Кафку, сюрреализм (который она любит, а я не понимаю), про «Арию» и русский панк-рок (Кате, опять же, это всё нравится, а я мне не очень). Катя всё время жестикулировала – при особом накале эмоций подавалась вперёд, махала руками, поправляла причёску. Я обратила внимание, что Катя красила губы помадой девичьего, нежно-розового цвета, и макияж глаз немного размазался.
У нас разный подход к стилю. Я предпочитаю аккуратный минимализм, холодные светлые или драматично тёмные оттенки.
Потом мы всей компанией поднялись наверх, к площади, где стоит дом, в котором я раньше жила, а дальше пошли к остановке у стадиона - моим гостям уже пора было уезжать. Вдруг всплыла тема готики, и Катя сказала, что «ненавидит готическую субкультуру». Кирилл спросил, зачем тогда ей анх? Катя ответила, что она его носит, потому что это подарок. А ещё она поинтересовалась у меня: «Что ты сделала с бровями?», имея в виду их цвет. А вот и ничего, потому что брови у меня чёрного цвета от природы.
Запись из блокнота: She is interesting! Hair’s dark & eyes green. Behaves theatrically. What’s she like in sex? Also wild or plays some strange part?
…
Июнь
Я помню, как мы с Романом покупали вино в магазине, который находился на первом этаже пятиэтажки недалеко от метро. Продавец с недобрым маньячным взглядом выхватил откуда-то бутылку и поставил её на прилавок так быстро, что я даже не успела проследить за его движениями. При этом двигались только его руки, будто в ускоренном темпе, а другие части тела – в обычном.
Дом Кирилла мы нашли быстро. Открыла дверь Катя – она выглядела общительной и весёлой; и в её облике было что-то подъездно-хулиганское и опять же ведьминское. Может быть, так казалось из-за чёрного одеяния с рваными краями, а может, из-за того, что она готовила что-то на кухне, как будто помешивала зелье.
Август
В субботу мы вдвоём с Романом отправились в клуб "Релакс" на машине. По дороге мы должны были встретиться с Катей и Кириллом. Вечер был тёплый, на улице было темно, а надо всем стояло звездное небо – настоящая августовская ночь. Катя выглядела как обычно, в чёрном «ведьминском» платье, правда, накрашена она в этот раз была необычно – густые изумрудно-зелёные круги вокруг глаз, как в некоторых клипах Мэнсона. Кирилл был в чёрно-белом гриме, что уж и вовсе неожиданно.
Клуб мне не очень понравился, но атмосфера оказалась вполне приятной: деревянные столы и стулья, много места, разные комнатки, картины, нарисованные на стенах. Я заметила, что публика в "Релаксе" отличалась от народа из «Точки», она была как будто попроще. К нам за столик сел какой-то пафосный знакомый Кати и Кирилла, весь такой из себя и стал ругать происходящее вокруг: и, музыка эта для него недостаточно крута, не настоящая готика, и люди тоже какие-то не те. Ну и зачем он тогда пришёл? Скорее всего, пафосный парень в этом клубе был не в первый раз же, знал ведь, что его тут ждёт. Потом ко мне пристал какой-то субъект, я думала, что ему нужен стул, так как он зачем-то попросил меня встать. В общем, народ в "Релаксе" был странный, чудаковатый.
Из клуба мы всей компанией поехали в гости к Кириллу, где всю ночь вели какие-то умные беседы.
…
Выхожу из поезда, сажусь на лавочку и жду. Кажется, какая-то моя часть поднимается к высоким просторным сводам станции, где что-то звучит как звучит тихий гонг, а временами - как ангельский хор. Вокруг все такое новое, незнакомое, но отчётливо сквозит странное сладковато-горькое предчувствие, приправленное праздничной суетой.
Катя опаздывает… минуты тянутся. Наконец, я дождалась – вот она! Я расплакалась при встрече – как это на меня, такую всегда сдержанную, не похоже.
Несколько остановок до её дома мы ехали на автобусе по нарядной от разноцветных огней улице. Вот и нужный двор. Зимой здесь мрачно - одни машины и хозяйственные постройки. Много места, воздуха, большие дома поднимаются ввысь, светятся тысячами окон. В подъезде почти по-западному чисто и респектабельно, где-то даже стоит мебель.
Лифт поднимает нас на необозримую высоту, а там - длинный коридор, ряд дверей, волнующий запах нового, незнакомого места. Квартира у Кати очень оригинальной планировки, везде полумрак, закутки, кладовки.
Комната Кати оказалась точно такой же, какой я ее себе представляла: большая, тоже погружённая в темноту (изумрудно-зелёные шторы создают интересный эффект), довольно много мебели, несколько разной по стилю, художественный беспорядок - блокнотики, тетрадки, статуэтки, лекарства, диски и кассеты, мелкие вещички, книжечки... Главное - то непередаваемое ощущение, что эта комната - как будто часть какого-то клуба, точка пересечения разных миров, важных для хозяйки.
Несмотря на то, что Катя утверждает, что она очень замкнутый человек, во всем, что с ней связано, сквозит что-то открытое, сильное, активное, пусть и не совсем здоровое. Теперь я ее гораздо лучше и ближе ощущаю и чувствую, что что-то из этого должно получиться. Встреча с этой девушкой как будто пробила стену моего одиночества.
Наконец, мои глаза привыкли к темноте и пестроте, и я разглядела обстановку комнаты: здесь была широкая кровать с красивой тумбочкой рядом, шкаф-витрина с книжками и прелестной фигуркой кошки, стеллажи с книгами, стол, два стула с резными спинками, два темных мягких кресла, зеркало с кованой этажеркой. Чудесная этажерка, заставленная разными мелочами мне, пожалуй, больше всего понравилась.
Ну вот, в клуб мне ближайшие полгода не судьба... А немецкий (собственно, цель нашей встречи) был на время отложен. Оказывается, нужно было еще и пригласить Кирилла, но он обиделся, что ему позвонили поздно, и, несмотря на все многократные звонки и уговоры, приехать отказался.
И это было к лучшему! Я втайне очень радовалась отсутствию Кирилла, ведь теперь всё внимание хозяйки достанется мне! Её нервное обаяние, растрепанные черные пряди волос, узкая коленка из разреза юбки, артистичные гибкие руки... Во всем её облике простота, нет «взрослой», дамской ухоженности, все резко, без полутонов - черная одежда, грубоватый неумелый мейк, ногти без маникюра. Кате и не нужны эти мелочи, которыми злоупотребляю я, чтобы что-то выразить - она просто такая есть.
И всё-таки заметно, что красавица Катя не так давно закончила школу, в ней чувствуется дух школьных тусовок, чего-то подростково-мятежного, подъездных посиделок, тоска в глазах, неприкаянность какая-то... В студентах это сохраняется, пока не сотрется модной продвинутостью или офисным занудством. А потом законы взрослого мира этот дух напрочь убивают. А подростки... в них все ярко, эмоционально, чисто...
ЧЕРЕЗ НЕДЕЛЮ
В лифте я встретила Катину маму, тут я ее наконец рассмотрела. Она улыбнулась и спросила:
- Эксплуатируют?
Кто кого еще эксплуатирует...
Не успела я зайти, как в дверь позвонил Кирилл. Зря он вообще-то пришёл! Лучше бы, как в прошлый раз, его тут не было!
Опять комната Кати. Вспомнилась песня "In Your Room" Depeche Mode, одной из любимых кирилловских групп. Роза на тумбочке у кровати ... как женственно… Это, наверное, подарок Кирилла! Разумеется, немецкий опять отложили на неопределённый срок - Катя не хотела, чтобы Кирилл скучал. Я догадалась взять фотоаппарат, давно хотела иметь ее фотографии. Я-то строила планы, как бы щёлкнуть Катю на общем фото в компании, ведь у меня нет ни одной её фотки нет. А тут такая удача: она сама об этом попросила! Я радостно схватилась за фотоаппарат и сняла их с Кириллом вдвоём.
Затем Катя выключила свет (как же она любит это - свечи, загадочная «готическая» темнота), и мы в полумраке сидели и беседовали… У меня, правда, плохое зрение, и в темноте я ничего не вижу.
Окна комнаты Кати выходят во двор, и в тёмную комнату проникал свет от разноцветных огней соседнего, точно такого же, дома. Катя ушла на кухню и принесла поднос – прозрачный, стеклянный, с тремя вазочками мороженого. Мы сели на пол по-восточному, я расслабилась и вытащила шпильки из причёски.
Как это было хорошо, просто блаженство… если бы всё это длилось вечно, и поток времени не унёс эти минуты в никуда. Рядом звучит негромкий странный голос Кати, иногда с необычно прерывистыми интонациями, переходящими в истерические нотки.
Я слушаю Катю и угадываю её фигуру в неясном освещении. Взгляд порой в темноте выхватывал что-то из обстановки – угол шкафа, книги на столе, какую-то размашистую фигуру на постере…
Мне показалось, что Кирилл изменился, а, может, я просто плохо знала его? Ведь так часто мы замечаем только одну сторону человека и считаем, что он нам хорошо знаком. Я никогда не видела такого Кирилла, как в тот момент: он показался мне взрослее, жестче, уверенней. Может, мне и Антону он раскрывался спокойным и лёгким, этаким добрым непритязательным парнем, а с Катей он более настоящий? Интересно, как он выглядит под этими многочисленными одёжками? Я обычно угадываю без ошибок, но тут – пустота, как будто фарфоровая голова куклы на тряпичном теле.
Тусклые темные глаза Кирилла как будто обращены в себя и кажутся пустыми, кожа, к сожалению, изобилует следами от прыщей и не отличается свежим сиянием. А что вы хотите от ботана?
Удивило настороженное, даже агрессивное отношения к магии, которые проявили они оба. Религиозность не скроешь, я это сразу вижу!
Кирилл, весь такой бесплотный и неуловимый, внешне и по общему впечатлению был похож на на своих любимых музыкантов, немецких электронщиков: в нем была та же строгость и неприметность облика, негромкий голос, холодноватые невыразительные интонации. Но ведь за этим скрыты эмоции, которые не нуждаются во внешнем выражении. Какой в этом всё-таки музыкальный аристократизм! А я, как всегда, гоняюсь за эффектностью, за тем, что можно назвать словом wild. Мне подавай всё на блюдечке, с позолотой, инкрустацией, с прихотливым узором – и совершенно неинтересно гадать, что кроется за внешней неприметностью.
И всё-таки – мне очень, очень любопытно, как там у них в интиме? No idea. Вроде представляю чуть-чуть. Хотя нет, все же не могу…
Катя – неразрешимый парадокс. С одной стороны, внешняя асексуальность, чистота, что-то даже такое протестантское. Например, как-то я подглядела на ней совершенно детское бельё в забавный голубенький узорчик. Опытная женщина никогда не надела бы такое.
И тут же мне кажется, что вместе с этим есть в ней что-то хищное.
Во мне никогда не было невинности такого рода, я чуть ли не с детства старалась быть дамой, взрослой женщиной.
- Разве религиозность – это плохо? – спросила как-то Катя во время одной из наших задушевных бесед.
- Я не утверждаю, что плохо, не для меня – малопривлекательно. И мне хочется это сломать, разрушить, так как оно никогда не будет моим.
– Почему не будет? Разве тебе не нравится такое доброе и милое? Неужели тебе не жалко мужчин, они же все на самом деле маленькие мальчики, слабые, болезненные, нуждающиеся в нашей заботе?
- Нет, не жалко! В постели мы остаёмся зверями и чужими людьми, более того, наверное, это единственная настоящая плоскость взаимодействия.
Катя сказала, что теперь, после этих моих слов она поняла, почему мы с Кириллом не очень ладим друг с другом.
Да, кажется, на одни и те же явления мы смотрим совсем по-разному. Например, в любимой музыке я ищу прекрасный агрессивно-эстетический стержень, а Катя, похоже, этого совсем не замечает. Ей нравится другое – надлом, экспрессия… Увы, Катя никогда не увидит моей второй стороны – какая я могу быть и добрая, и нежная, и понимающая, и заботливая… Впрочем, и первую-то она знает только на словах.
А с мужчинами я не люблю сантиментов. В самой природе секса лежит не нежность, а насилие, так зачем же превращать всё это в противный розовый сироп? Нет, я люблю чувствовать, что могу делать, что захочу! Люблю лишний раз отомстить мужчине за то, что он изначально сильнее! Мне нравится, например, когда мужчина находится целиком в моей власти, нравится, когда он лежит у моих ног и не может двигаться, смотреть на него, чтобы наши взгляды встретились в немом противостоянии.
...
Разговариваем - об общих знакомых, о философии, религии, литературе. Катя и Кирилл так и не поняли мою мысль по поводу Оруэлла. Наверное, я плохо объясняю. И в то же время Кате сильно мешает её некоторая упёртость и эмоциональность при чтении: она не может отстраниться и оценивает книги только с позиции своего состояния и настроения. Я в последнее время научилась воспринимать идеи книги с помощью холодноватого, но острого анализа. Теперь понятно, почему Кирилл говорит о том, что Катя открыла ему новое в классических произведениях. Она просто не может читать книгу «для галочки», она везде, с присущей ей страстностью, найдёт что-то своё. А ведь недалеко школьное время, и она всё ещё хорошо помнит.
А что мне остаётся? Покинуть гостеприимную квартиру и сквозь темноту и огни поспешить домой, думая о том, что всё ещё возможно.
Оказалось - невозможно.