Как-то раз ночью в одном универсаме случилось маленькое чудо: на стеллаже с туалетной бумагой вдруг нашёлся один Рулон, человеческим голосом говорящий! Не так, чтобы весь говорящий, нет. А вот листочка два-три наружных даром сим одарены оказались. И стал тут Рулон дар свой возносить да приукрашивать: мол, раз даром он таким обзавёлся, значит, он – самый лучший среди сородичей, и нет ему равных во всём универсаме. Лучшую полку сначала на стеллаже себе выбил – чтоб на уровне глаз покупателей, а чуть погодя – и на полке, самое себя вперёд выпятив, поближе к свету, подальше от стенки кирпичной и оттого холодной. «Вы, - говорил он прочим рулонам, - босота банальная, только задницы чужие подтирать годная. Я же поговорить могу, сказку там рассказать или анекдотец какой…»
Удивлялись про себя остальные рулоны, завидуя дару говорившего. А тот ещё пуще от зависти чужой расфуфырился, выборов требует президентских, честных и беспристрастных: «Надо как-то вами управлять, а иначе так и сгинете, в безграмотности и глупости проживая…» И даже программу предвыборную составил, особым образом на обретение речи да на права меньшинств говорящих напирая. И поверили ему прочие рулоны, не все, конечно, но большей частью. Мол, великий Рулон, говорящий. И не просто так ему дар-то такой сверху даден. Видимо, и вправду особенный он, не такой, как все. И потянулись к нему душою рулоны, дабы путь он им светлый озарял. А те, кто понаглее да похитрее был, во всём ему потакали, самые взбалмошные капризы выполняя.
И стал Рулон говорящий в мармеладе жить да в шоколаде валяться. Выборы президентские выиграл, ибо никто другой не смог в них участвовать по причине отсутствия какой-либо возможности программу предвыборную огласить. Целую полку себе да «шестёркам» своим на стеллаже туалетно-бумажном вытребовал, Туалетной Государственной Думой её назвал (сокращённо «Тугодум»). А остальные рулоны по прочим полкам тёрлись, не желая вождя своего обижать теснотой рабочей площади. Чтобы, стало быть, работалось Президенту в комфорте да уюте, думалось лучше о том, как жизнь их общую туалетно-бумажную улучшить. И только некоторые не видели особой разницы между первым своим Президентом и прочими рулонами. «И что в нём особенного? - думали они каждый про себя. – Ну, подумаешь, говорящий он. А толку-то что для популяции всей нашей?» Но постольку поскольку немы они были от природы аки рыбы, то и не слышал никто мыслей их крамольных. И, стало быть, не поддерживал.
Наутро, через несколько минут после открытия магазина, чьи-то руки взяли Рулон и кинули в корзину для покупок, где уже лежали продукты. Всю дорогу до кассы вещал Рулон о свободах для туалетной бумаги, взывал к здравому смыслу и разуму. И только в пакете полиэтиленовом замолчал, ибо стал задыхаться от нехватки кислорода, тесно сплочённый с колбасой, кефиром и помидорами. Те же руки вскоре освободили его из проклятого полиэтиленового плена и водрузили на специальную ось с крышечкой, предварительно сняв красивую пёструю одежду Рулона. В обнажённом виде, конечно, Рулон перестал быть тем импозантным законно избранным Президентом, но дара речи не потерял, вещая сонным и оттого невнимательным бумажному полотенцу, находящемуся в специальном лотке, и туалетному ёршику, окунувшему свою щетину в раствор «Доместоса», о своей непростой роли в жизни всего туалетного общества. Посреди лекции о своей исключительности вдруг случилась катастрофа: чья-то рука ловким движением вдруг отмотала несколько листочков с Рулона и через несколько мгновений они потонули во чреве унитаза, выпачканные чем-то коричневым…
«Я тебя породил, я тебя и убью…» (с) Н.В.Гоголь, «Тарас Бульба»