АКТ ТРЕТИЙ
СЦЕНА ПЕРВАЯ
Лес. Спящая Титания.
(Входят Квинс, Снаг, Боттом, Флют и Старвелинг.)
БОТТОМ:
А все ль на месте?
КВИНС:
Все мы здесь. И место подходящее для наших репетиций. Представим луг зелёный сценой, боярышника куст – гримёркой и нас, играющими вдохновенно перед герцогом своим.
БОТТОМ:
Питер Квинс…
КВИНС:
Что беспокоит вас, неугомонный Боттом?
БОТТОМ:
В комедии сей, Тизба и Пирам, есть вещи непотребные для действа. Во-первых, меч, которым должен поразить себя Пирам. Ведь это напугает дам. Вы с этим не согласны?
СНАУТ:
Ты прав – ведь это так опасно.
СТАРВЕЛИНГ:
По-моему, убийство надо исключить.
БОТТОМ:
Ни в коем случае! Придумал я отличное решенье: в прологе, что напишите вы мне, укажем, что мечи безвредны: Пирама поразить подобной шпагой невозможно. Пирам в конце концов останется живой. К тому ж – он не Пирам на самом деле, а Боттом – афинянин – ткач. И страхам всем тогда не будет место.
КВИНС:
Пусть будет так: пролог напишем шестистопным ямбом.
БОТТОМ:
Чего нам мелочиться? Давай ещё прибавим две стопы.
СНАУТ:
А как бы дамы льва не испугались!
СТАРВЕЛИНГ:
И я же этого боюсь.
БОТТОМ:
Товарищи мои комедианты, подумать следует нам прежде, чем играть и боже упаси нас льва показывать вживую дамам! Ведь это так опасно, в самом деле! Свирепее на свете нет живого льва, бродящего по сцене. И это – факт, на мысли наводящий.
СНАУТ:
Придётся успокоить благородных дев, сказав в прологе: лев – не лев.
БОТТОМ:
Он должен называть по имени себя и, маску приоткрыв наполовину, лицо всем демонстрировать своё. При этом говорить, нейтрализуя внешнюю свирепость нежными словами:«О, леди милые, сударыни, простите, я умоляю вас и искренне прошу… Ах, не хотите ль, не желаете ли вы… Ах, не окажете ль любезную услугу меня понять и убедиться в том, что я не страшен, мол, дорожу за ваши жизни сам. И если я – на самом деле лев, то мне несдобровать – меня заколет рать. Я, как мужчины все – не лев, а лишь подобие его. На деле же – я Снаг, а проще – столяр.»
КВИНС:
Пусть будет так, но существуют две проблемы, которые не знаю, как решить. Во-первых, как Луну нам во дворец доставить: должны Пирам и Тизба объясняться при свидетельстве Луны. Изъявит ли Луна желание явиться в эту ночь и в нашем представлении участие принять.
СНАУТ:
Придёт ли к нам Луна на наше представленье?
БОТТОМ:
А что нам обещает календарь? Предписывает ли лунное сиянье?
КВИНС:
Нам календарь сиянье обещает.
БОТТОМ:
Откроем ставни нашего театра. Луна, как все девицы любопытна – сама заглянет к нам на представленье.
КВИНС:
А, может, мы соломенную шляпу на кого-нибудь напялим. И он, с фонариком в руке объявит зрителю, что к ним Луна явилась. Второй проблемою является стена: Пирам и Тизба говорят сквозь щель в стене.
СНАУТ:
На сцену стену приволочь вам не удастся, Боттом.
БОТТОМ:
Мы известью кого-нибудь обмажем, а после обваляем в штукатурке. И он, на сцене растопырив пальцы, изобразит в стене те щели, через которые Пирам и Тизба будут о любви шептаться.
КВИНС:
Ну, колит так, тогда договорились. Идите роли репетировать свои. Начнёт Пирам, закончив, удалится в чащу. Так каждый должен роль свою прогнать.
(На заднем плане появляется Пак.)
ПАК:
Что за невежды здесь осмелились бродить вблизи у ложа королевы эльфов? Неужто пьесу здесь затеяли играть? Послушаю, а, может, и сыграю с ними.
КВИНС:
Пирам и Тизба, выходите. Начинайте.
БОТТОМ:
О, Тизба, вонь цветов прекрасных…
КВИНС:
Не вонь – благоуханье.
БОТТОМ:
Не так цветов пленит благоуханье,
Как губ твоих прекрасное дыханье.
Здесь кто-то есть! Придётся удалиться,
Чтоб позже незаметно объявиться.
(Уходит.)
ПАК:
Пирам довольно странный в этой пьесе.
(Уходит.)
ФЛЮТ:
Настала очередь моя?
КВИНС:
Да, чёрт тебя дери, ведь он ушёл узнать причину шума и вернётся вскоре.
ФЛЮТ:
Пирам мой с лилией поспорит белизною,
А с розою прекрасной –красотою.
Брильянт моей души неоценимый,
Он, как скакун, в пути неутомимый,
Мы на могиле Нинни встретимся с тобой.
КВИНС:
Любезный, «на могиле Нину», но говорить об этом рано. На реплику Пирама эта фраза. А вы уже почти всю роль свою проговорили. Пирам, входите, а вы начните : «Он, как скакун»…
ФЛЮТ:
Он , как скакун, в пути неутомимый…
(Проявляется Пак и Боттом с ослиной головой.)
БОТТОМ:
И как бы не был я прекрасен, Тизби, я навеки твой.
КВИНС:
О, чудище, о, монстр! Молитесь, господа! Бегите! Люди, помогите!
(Квинс, Снаг, Флют, Снаут и Старвелинг удаляются.)
ПАК:
Пойду-ка погоняю вас по лесу,
Сквозь тернии и топкие болота,
Вы от меня помчитесь, как от беса,
А то на месте засиделся что-то.
То молнией сверкну, то звереем обернусь,
Всем, чем могу сегодня изощрюсь.
(Уходит.)
БОТТОМ:
Пошто все убежали разом? Наверное, хотели напугать.
(Возвращается Снаут.)
СНАУТ:
О, Боттом, как ты изменился. Что это на тебе?
БОТТОМ:
Не понимаешь ты, что видишь? Да это – голова осла, такая ж, как твоя.
(Снаут уходит. Возвращается Квинс.)
КВИНС:
О, господи, во что ты превращен?
(Уходит.)
БОТТОМ:
Ах, хитрецы, меня надумали дурачить: в осла меня решили превратить и посмеяться. Я вида не подам – они жестоко просчитались. Прогуливаться буду взад-вперед и песенку весёлую мурлыкать им на зло.
(Поёт.)
Я петушок с отливом золотистым,
С носком оранжевым, бородкой серебристой,
Такой изящный весь, к тому же – голосистый…
ТИТАНИЯ (пробуждаясь):
И что за ангел сон тревожит мой в цветочной колыбели?
БОТТОМ (поёт):
И воробей, и соловей,
И серая кукушка,
Морочат головы людей,
Здесь на лесной опушке…
Что птице ты не говори – она своё кукует.
ТИТАНИЯ:
О ты, прекраснейший из смертных, мелодию чудесную продолжи, порадуй ухо пением прелестным, очам моим твоею статью дай полюбоваться. Я тронута твоею красотою и клянусь, что искренне люблю.
БОТТОМ:
Мне кажется, сударыня, вы слишком поспешили мне признаться. А, впрочем, в наше время ум с любовью редко дружат. И вряд ли кто решиться их соединить. А я, признаться, и шучу, и выгляжу красиво.
ТИТАНИЯ:
Блистаешь и умом и красотою.
БОТТОМ:
Ни тем и ни другим не обладаю. Когда б толикой обладал ума, давно бы выбрался из леса.
ТИТАНИЯ:
Я не хочу тебя из леса отпускать,
Смириться должен ты и знать,
Что я – особа королевской крови,
Мне не резон лишать себя любови.
Тебя люблю. Нельзя расстаться нам.
Я эльфов в услужение вам дам.
Они сокровища морские раздобудут,
На бреге услаждать, лелеять будут.
Цветами лета ложе уберут
И на ночь песню сладкую споют.
Я душу смертную от тяжких дум очищу
Для дум высоких подготовив пищу.
А, ну, сюда спешите, Горошек, Паутинка, Мотылёк, Горчичное зерно!
( Входят Душистый горошек, Паутинка, Мотылёк, Горчичное зёрнышко.)
ДУШИСТЫЙ ГОРОШЕК:
Готов.
ПАУТИНКА:
И я.
МОТЫЛЁК:
И я.
ГОРЧИЧНОЕ ЗЁРНЫШКО:
И я.
ВСЕ ВМЕСТЕ:
Какие будут указания для нас?
ТИТАНИЯ:
Учтивы будьте перед господином,
И пляской каждый шаг сопровождайте,
Дарите абрикосы, апельсины,
И виноградом спелым угощайте.
У диких пчёлок меду наберите,
А ножки их мохнатые в ночи,
Как факелы, как звёзды засветите,
Они любимому – моей любви лучи.
А крылья бабочек – цветное опахало,
От хлада лунного укроют одеялом.
Воздайте, эльфы, честь ему и славу!
ДУШИСТЫЙ ГОРОШЕК:
Хвала вам, человек!
ПАУТИНКА:
Хвала!
МОТЫЛЁК:
Хвала!
ГОРЧИЧНОЕ ЗЁРНЫШКО:
Хвала!
БОТТОМ:
Молю, скажите, как вас величать?
ПАУТИНКА:
Паутинка.
БОТТОМ:
Хотел бы, Паутинка, вас узнать поближе. Случись обрезать палец – вас на помощь позову. А как же величать мне вас, достойный господин?
ДУШИСТЫЙ ГОРОШЕК:
Душистый горошек.
БОТТОМ:
Прошу вас кланяться мамаше Шелухе и папеньке Стручку. Я с вами ближе познакомиться, горошек мой, надеюсь. А вас как величать, мой сударь?
ГОРЧИЧНОЕ ЗЁРНЫШКО:
Горчичное зёрнышко.
БОТТОМ:
О, сударь мой, Горчичное зерно, как мне понятны ваши муки, когда с говядиною вместе, волу гигантскому подобной, вас пожирает ненасытный аппетит. И уверяю вас: мне горькими слезами приходилось это горе заливать. Надеюсь с вами познакомиться поближе.
ТИТАНИЯ:
В мою беседку гостя проводите,
Уж месяц заблестел слезою,
Фиалок раненных любовью наберите,
Обряженных, как бусами, росою,
Они любимы, ласки жаждут,
И о любви ему моей расскажут.
(Уходят.)