Возьми моё небо

Валентина Скворцова 2
          Небо свесилось к окну гроздьями звёзд. Потёршись о дома колючей спиной, ветер вытащил из кармана леденец луны, и уронил в небеса. Поленившись его поднять, он улёгся на мягкую постель пролива и задремал. Посёлок, прикованный к сопкам рваными цепями домов, угрюмо глядел в темноту. Я, осторожно, чтобы не разбудить мужа, поднялась с кровати и поглядела в окно. Раскиданные ветром листья жевала тьма. Осень, наскитавшись, собиралась уходить.
- Ты почему не спишь?- спросил меня муж, поднимаясь с постели.
- Да так, успею належаться,- ответила я, отходя от окна.
Я подошла к мужу и, сев возле него, пристально поглядела в его глаза, желая остаться в них навсегда.
- Ты знаешь, чего я хочу больше всего на свете? Я хочу жить, просто жить, глядеть на тебя, ждать тебя и делать всю домашнюю работу. Хочу быть здоровой, желанной и счастливой.
- Ты разве не счастлива со мной?
- Счастлива, конечно, но разве ты не видишь, как меня съедает болезнь. Ненасытная, ей всё мало, она не остановится, пока не выпьет все мои силы, а потом убьёт меня вот такой же звёздной ночью с желтеющим кругом луны.
Слова упали в ночь и незримые растворились. Я тихо легла в постель. Боль как волна то захлёстывала меня с головой, то утихала, слёзы застилали мои глаза.
- Не надо об этом. Ты будешь жить. Ты не оставишь меня одного. Найду ли я в пустыне жизни живительный родник, и утолю ли я желания свои, напившись из него, иль отравлюсь его чистейшей ложью? Лишь в твоём колодце вода прохладна и чиста, ту воду сладко пить мне. Будь любимая со мною всегда.Не плачь, слёзы жгут мне душу.
Я хотела заглянуть в темень окна, напиться лунным светом и, выпросив у ночи рубашку, сотканную из звёздного холста, одеть на душу, прикрыв голытьбу греха. Мой взгляд запутался в белом тумане штор. Холод спустился к ногам.
- Не будет больше ничего, часы мои уж сочтены. Вон смерть моя идёт в чёрном бархатном халате. Она косой скосила мои звёзды, твои ж оставила на небе. Для меня она приберегла заточенный кинжал, смотри, она уж близко. Как больно мне! Всё нутро горит огнём. Так сильно обожгло и отпустило. Ты помнишь, какою я была?
- Конечно, помню. Ты и сейчас прекрасна.
- Ты вспомни, ты представь, что я такая же как тогда, когда мы встретились впервые. Шесть лет назад мне было двадцать два. Такой хочу я в твоей памяти остаться.
Я посмотрела на мужа и немного помолчав, продолжила:
- Возьми моё небо, обмакни лёгкое пёрышко облака в чернила своего сердца и напиши мне о своей любви, вместо точки пусть будет поцелуй, аккуратно сложи и верни. Я спрячу его в уголке души и унесу с собою в вечность. Я не буду ходить в твои сны и тревожить твой покой. Живи и радуйся жизни. Пусть у тебя будет всё хорошо.
Муж взял мою руку, стал её гладить и целовать худые кончики пальцев. Смерть вынула кинжал, и вонзила в низ живота, наматывая на него нестерпимую боль, потом вытащила его и, поглядев в мои незрячие глаза, тихо ушла. Я почувствовала, как боль покинула меня, пришло блаженство покоя и тишины. Я ещё смотрела в пустой проём двери, куда муж бросился мне за лекарством, но уже ничего не видела. Не видела, как он подошёл ко мне, как протянул его мне в дрожащей руке и, уронив, бросился к телефону. Темнота стекла в зрачок. Душа уже ничего не чувствовала и не просила. Освободившись от боли, она стала свободной и, обретя крылья, кружила над моим ещё тёплым телом. Я всё узнала, всё поняла, но связанные немотой губы не могли выдать секрета. В зажатом кулаке я держала своё маленькое небо с неровно оборванными краями. Расколотая ночь обнажила сверкающую огнями холодную пустоту, указав дорогу в небытиё.
          За занавесом тишины играл свет, тени без лиц шли вереницей на небо. Плач и вздохи ложились у моего остывшего тела. На моих похоронах рыдала осень, идя за скорбящим мужем и небольшой толпой родственников. Стук земли о крышку гроба не потревожил мой сон. В царство тьмы и покоя я вошла молодой в своём лучшем платье, взяв с собой свои надежды, мечты, радости и печали, и лишь тоска, сбежав из тесного низкого дома, вернулась на землю и бродила бездомной кошкой по чужим холодным дворам, и спала, свернувшись в клубок, на крыльце моего осиротевшего дома.