Лет ...надцать назад служил я в райотделе младшим следователем. Был молод, горяч, беззаботен, работу свою любил. Принципы, идеи разные, патриотизм, максимализм юношеский, короче, голова всякой ***ней забита.
Отписал мне начальник для исполнения поручение прокурорского следователя, расследующего убийство и разбой.
На трассе неизвестные отморозки грохнули из ружья водителя-экспедитора автолавки, развозившего по глухим деревням продукты и другие товары первой необходимости. Забрали у него выручку, похитили часть товаров из машины.
Событие это произошло на трассе, возле глухого таежного поселка Мухосранска, километров за семьсот от нашего города.
Так вот, труп отвезли в морг, следователь возбудил уголовное дело и стал его расследовать. Машину с остатками товара перегнали в этот самый Мухосранск, опечатали и передали на хранение местному участковому.
И вот мне поручено изъять этот автомобиль и доставить его из Мухосранска в наш город для его дальнейших следственных действий и хранения.
Мухосранск – это самый северный поселок нашего субъекта, вокруг тайга, дорога никакая, население тоже практически отсутствует, одни зоны да колонии- поселения вокруг.
Договорились с МЧСниками, что меня забросят в поселок на вертолете, а оттуда я погоню машину сам. Из семисот километров пути больше половины по бездорожью, через тайгу по вырубкам. Автолавка на базе ГАЗ 66, поэтому за трое-четверо суток должен добраться.
Служба, есть служба. Собрался, взял табельный ПМ и поехал, вернее полетел. Один, напарника нет из-за отсутствия людей. Вертолет патрулирует леса на предмет пожаров и попутно забросит меня в поселок.
Впервые сверху увидел пожар в тайге . Дым, пламя, деревни горят. Местные сами с огнем борются, хаты свои спасают. Техника МЧС туда добраться не может, да и нет этой техники в нужном количестве. Со слов пилотов большинства поселков нет на карте или они считаются нежилыми. Хотя вон они люди. Руками машут снизу, тряпками белыми, помощи ждут. Но не будет этой помощи, нет их в списках живых, да и возможности нет им помочь. Сами должны выживать. Закон тайги тут. А раз закон тайги, то и власти тут нет и юрисдикция другая – по понятиям люди живут, сильнейший выживает.
Забросили меня в Мухосранск, борт улетел. Нашел участкового, принял у него автомобиль с товаром, бумаги все заполнил.
- Будь осторожен. Тайга горит. Если что возвращайся, не рискуй, - сказал околоточный напоследок.
Заглянул в кунг автолавки, там коробки с тушенкой, консервами, печеньем. Конфеты, сахар, чай, соль. Понятно несколько ящиков водки, вода. Еще чего-то. Жить можно, еды хватит, если что. Закатили туда же бочку с бензином, чтоб на дорогу хватило . Машина в неплохом состоянии.
Попрощались, тронулся. С Богом.
Еду по нашим просторам бескрайним, тайга, вырубки, опять тайга. Пейзаж один. Дорога убитая, как после бомбежки. Только лесовозы, да трактора наше лесное богатство куда то перемещают. ГАЗон хорошо идет, но из-за дороги сильно не разгонишься.
На улице смог стоит, глаза щипает. Как ветер со стороны пожарищ подует, сразу видимость падает.Фары включаю. А так нормалек, еду потихоньку, никого не трогаю.
Вижу на дороге девка какая то голосует. Останавливаюсь. Подходит.
-Привет. Секса не желаешь, недорого, - вот тебе на, думаю, проститутка провинциальная, трассовичка.
Девка лет двадцати пяти, полная, невысокая, волосы рыжие в косу заплетены, почти до пояса коса. Лицо круглое, глаза голубые, нос картошкой, губы толстые. Сама такая крупная, упитанная, чисто деревенская баба, взгляд туповатый. Одета соответственно - юбка черная длинная, тапочки парусинки, кофточка застиранная. Сиськи здоровые, распирают, пуговка вот-вот оторвется, нагрузки не выдержит.
Девка хоть и молодая, но видок не очень - затасканная такая, усталость в глазах. Это тебе не городские проститутки, те прям леди- и прикид и фигура и запах все путем. А эта- чмо какое-то.
-Сколько стоишь, - спрашиваю ради интереса.
- Договоримся, - уклоняется от ответа.
- А все таки,- настаиваю.
- Минет- сотка, поебаца- двести, - отвечает , изучающе смотря мне в глаза.
Цены ,конечно , демократичные, почти на порядок ниже, чем в городе, но и видок у гейши трассовой не ахти какой и качество услуг, вероятно, эконом – класса. Я с такими не связываюсь.
-Нет, не надо,- заканчиваю разговор.
- А может договоримся, можно и цену снизить,- не хочет упускать клиента.
- Не хочу, ищи другого,- трогаюсь, поехал дальше.
Смотрю в зеркала. Лесовоз остановила, залезла туда. Ну вот и нашла клиента. Еду, кругом жуть. Разруха , как после войны. Деревни нечастые почти все заброшены. Дома без окон, крыши провалились. Запустение полное. Рассея без прикрас.
У нас на севере, на лесозаготовках в основном зеки работают да бесконвойники. Вахтовики еще есть. Местного населения, аборигенов почти нет- вымерли от пьянки да нищеты. Сейчас постоянное местное население – это освободившиеся зека, поселенцы, бомжи, да алкаши, которых из городов вывезли, чтоб глаза там не мозолили нормальному народонаселению. Люмпен-пролетариат здесь, люмпен-жизнь и люмпен-любовь.
Еду, колдоебины объезжаю, на дорогу ругаюсь, на власть нашу. Курю, о жизни думаю, о бабах. Кассету затертую, Высоцкого, слушаю, про дорогу на которой МАЗ поуши увяз. Дым, смог все сильнее и сильнее, чувствуется, что все ближе и ближе к очагу основному продвигаюсь.
Смотрю впереди затор какой-то, лесовозы, грузовики, автобусы стоят.
- Что случилось?- спрашиваю стояльцев.
- Менты и МЧС дорогу закрыли, никого не пропускают. Говорят огонь к трассе подошел, ехать дальше нельзя. Всех в объезд отправляют, а это крюк почти полтораста километров, - слышу безрадостный ответ.
По обочине подъехал к блок-посту, ксиву показал. Сказал, что поеду напрямки, может проскачу, а если огонь сильный, то вернусь. Пропустили, сказали, что еще километров сорок можно ехать, а потом сплошной огонь с двух сторон дороги и лучше не рисковать, а переждать пока прогорит все.
Ну, мне ждать некогда, авось пронесет. Поехал через закрытую зону. Ни людей , ни машин на дороге. Дым местами, особо в низинах очень плотный стоит. Темнеет уже, фары включил, вижу по дороге идет кто то, мне рукой машет. Останавливаюсь.
О, так это шлюшка та.
- Куда тебе?- спрашиваю опустив стекло.
- До деревни Бухалово подбрось.
- Это где?
-Еще километров семьдесят , потом еще двадцать в сторону. Живу там и бабка моя там осталась.
- Садись, до свертка подброшу, дальше сама. Как звать то тебя красавица?
- Варя.
- Я, Павел.
Еще несколько километров проехали, совсем стемнело, устал. Остановка, ночевать будем. Рано утром тронемся. Открыл кунг, бушлат свой на пол бросил, спать в одежде завалился. Боты снял, вонь такая, окна запотели. Носки стоят уже, выкинул их нахуй. Ногам так хорошо, легко стало. Лежу, курю, на небо, через дверь открытую смотрю, на луну. Дым то закроет эту картинку идиллическую, то вновь откроет. Как ветер подует.
-Можно с тобой, - Варя подошла.
-Ложись, жалко что ли,- двигаюсь в сторону, освобождая место.
Рядом со мной примастилась. От нее амбре, не лучше, чем от меня исходит. Лежим, как две собаки бездомных в степи. Завыть что ли. Уснул.
С рассветом глаза разлепил, она рядом спит. Замёрзла, ко мне прижалась. Сонная, она такая милая и на ****ь не похожа, простая деревенская девчонка. Спит себе, носиком сопит. Накрыл ее бушлатом, сам скукожился, чтоб согреться, опять закимарил.
Лежу, *** стоит, ссать охота. Утренний стояк. Вставать, чтоб поссать лень. Чувствую Варя заворочалась, проснулась, на меня смотрит. Поняла, что не сплю уже, просто лежу, нежусь. Рукой у меня по штанам провела, на член мой стоящий наткнулась. Я зашевелился, но глаз не открываю. Она штаны мне расстегивает и рукой мой стояк трогает, поддрачивает. Представляю, что там у меня творится, два дня уже не мылся и не переодевался, вонь, как в общественном сортире, творог благородный под шкуркой.
- Неужели сосать будет такую мерзость? -И впрямь берет эту антисанитарию в рот, начинает сосать.
- Это что? Типа проезд оплачивает?
А я и не просил никакой платы. Хочет, пусть сосет, *** чище будет, чего отказываться, раз сама лезет.
Сосет так со смаком, глубоко заглатывает, языком тоже работает. Полижет, пососет. Руками яйца трогает. Тщательно так все вылизала, теперь у меня есть единственное чистое место на теле. Долго сосала, но я свою физиологию знаю, что не кончу так никогда.
Лежу полусонный, это все как гигиеническую процедуру рассматриваю.
- ****ься будешь?- слышу ее голос.
- А чего, давай.- Переворачиваюсь, задираю ей юбку на лицо, под ней трусы серые от грязи с желтым ссаным пятном. Стаскиваю их. Она ноги раздвигает, вижу ее заросшую рыжую ****у, несколько дней немытую, истыканную сотней ***в, наверное. Пальцем туда к ней залез, сухо блять. Не хочет меня, чисто дорогу отрабатывает.
-Хули трахну эту прошмандовку, хоть напряжение сниму утреннее, инстинкт удовлетворю. - Плюнул ей метко, прям в ****у. Пальцем растер внутри, типа смазал.
Залез на нее, палку свою вставил, двигаюсь. Как собака ебусь , то быстрее, то медленнее. Похоть свою животную удовлетворяю. Лица ее не вижу, юбкой накрыто, только дыхание слышу. Да и хули на нее смотреть то. Поерзал, поерзал на ней, кончил в ее кроличью нору. Напряжение спало, заебись. Чувств никаких.
Какая *** раздница от чего помирать, от сифилиса, от алкоголизма или от ножа, один хуй подыхать, не дожив до старости. Жизнь здесь в глуши такая скотская и мы не лучше. Не мужчины и женщины, а особи бесполые. Закон тайги, кто сильнее, тот и прав.
Слез с Варьки, взял бутылку водки, *** помыл, поссал. Типа продезинфицировал. Остатки допил. Поехали дальше. Еще десять километров прошли, тайга горит во всю, с двух сторон дороги. Искры летят, дым, жар, копоть.
Надо назад возвращаться, дальше самое пекло, еще хуже будет.
- Возвращаемся, а то сгорим нахуй, - говорю Варьке.
- Пашенька, поехали вперед, там баба. - просит меня.
- Да она ушла поди, нет ее там.
-Нет она без меня не уйдет никуда, ждать будет, - чуть не плачет попутчица.
-Да нахуй мне твоя бабка нужна и ты вместе с ней.- Разворачиваюсь назад, собираясь возвращаться.
Варя дверь открывает, выпрыгивает на ходу.
- Сгоришь, дура. - Отъезжаю немного назад, в зеркала смотрю. Она идет по дороге, навстречу огню, туда к бабке своей в Бухалово это гребанное.
Остановился, жду. Нет, не возвращается. Дура и я такой же. Разворачиваюсь. Догоняю ее.
- Садись, поехали к бабке. - Залазит в кабину, в глазах слезы. Кулачком их вытирает. Понимает, что ситуация ***вая и бабка, если не успела уйти, то сгорела, наверное.
Едим, молчим. Она носом шмыгает, плачет, скулит , как собачонка побитая. Я злюсь, себя проклинаю, что повелся на это дерьмо.
- Заткнись, без тебя тошно.- Кидаю ей свой заскорузлый платок. Она им свои слезы и сопли вытирает.
Замолкает, пытается сдерживаться, только всхлипывает. Жалко эту дуру, за жизнь ее и судьбу обидно, хотя , кто она мне?
Вокруг все горит, дымища, копоть. Искры летят, щепки какие-то. Машина нагрелась, резина дымится, у меня пот капает, сушняк во рту. Едем. Обратной дороги нет,только вперед. Последние силы из шишиги выжимаю, несусь по ямам да колдоебинам. Не жалею агрегат. Быстрее выскочить из этого ада.
До поворота на деревню доехали, надо сворачивать. Там огонь местами очень серьезный, машина может полыхнуть, а еще бочка бензина в кунге.
Остановился.
- Иди дура, если сдохнуть хочешь, я туда не поеду, мне прямо. - кидаю ей.
Смотрит на меня с надеждой, а в глазах слова стоят. -Помоги. Не бросай,- сама молчит. Открывает дверь, выходит. Пошла по грунтовке в деревню. Это еще несколько километров по горящему лесу.
Собьется с дороги и все, труп жареный будет. Смотрю на нее, уходит, не оборачивается, типа гордая. Сгорит же дура заживо.
- Да пошло оно все нахуй, - сигналю ей, выворачиваю на грунтовку. Останавливаюсь возле нее, она ко мне заскакивает, радостная. О блять, покровителя нашла нахуй, героя нашего времени.
Едем в деревню. Жарит конкретно, боюсь, что бензин рванет, машина вся дымится, краска местами вздувается, стекло лобовое лопнуло.
Ну вот деревня, людей не видно. Часть домов и построек горит. Варя показывает куда ехать. Подъезжаем к развалюхе. По самые окна в землю вросла, крыша гнилая, забор упавший. Сюда.
Открывает ворота, там в огороде бабка сидит лет за восемьдесят, корова рядом с ней на веревке, собака и кошка. Варька к бабке кидается.
- Баб, мы за тобой, поехали скорее.- Бабка ее как будто не слышит, смотрит на горящую деревню, молчит. Подхожу к ней.
- Поехали мать, есть еще кто в деревне?
-Нет никого, все ушли. А Ветку как?. - Ветка- это ее корова.
-Какую,нахуй , Ветку. Ты че, ебнулась старая, бросай скотину, пошли быстрее.
- Я без нее не поеду,- Дура старая, беру ее за шиворот, тащу к машине. Она орет, упирается.
- Не поеду без Ветки, не брошу кормилицу.- У меня злоба кипит, зачем связался, какая корова, нахуя мне это надо.
- Я сейчас завалю эту падаль,- ору старой.
Достаю свой табельный пистолет, иду к корове. Кончу ее сейчас.
- Не убивай родимую. Паша, не надо, - бросаются мне в ноги две безумицы, хватают, не дают идти. Пнул их, освободился. Подошел к животине.
Уже ствол к ее голове приставил, затвор передернул. Сейчас грохну. Тут корова как замычит, жалобно так, как плач ребенка. Смотрит на меня, а в глазах у нее тоска смертная и грусть, и, не поверите - слезы.
Блять, жалко ее стало.
- Ладно , *** с Вами. Давай ее грузить в кунг.- Снял воротину от забора, приставил к машине, кое как корову в кунг заперли. Я себе весь пуп сорвал, почти на руках ее занесли, слишком крутые помостки оказались. Собаку, кошку и бабку туда же. Варя со мной в кабине.Поехали.
Бабкин дом уже занялся, горит. Жар кругом, искры летят, дым.Кошмар. Поехали назад, выбрались на трассу. По трассе еще сколько то километров прошли, вышли из очага пожара. Едим, молчим, вроде спаслись.
Остановился. Открываю будку, заглянул туда.
- Жива мать?
- Жива, сынок.- В кунге, как в ноевом ковчеге и звери и люди. Вонь, жара. Корова все обосрала со страху, бабка тоже похоже обделалась от напруги такой.
- Куда вас везти то. - спрашиваю погорельцев.
- Не знаю милок,- Проветрил немного будку, чтоб не задохнулись пассажиры, поехали дальше.
По пути деревня какая то брошенная, дома покосившиеся без окон. Заехали туда, живых никого нет. Выбрал дом получше. Заехали во двор.
- Здесь жить будете, - хули, выбирать долго.
- Выгружайтесь дамы, вот Вам новый дом для новой жизни.
Вылезли, стали корову вытаскивать. Я опять сходни из воротины соорудил. Вывели скотину. Я когда ее вытягивал, поскользнулся и на пол как уебался мордой прямо в ее лепешку.
Заебись, а злобы и досады уже нет. Выбрались ведь практически с того света. Значит, жить будем еще долго и счастливо.Смеюсь, гавно коровье по лицу размазываю.
- Пашенька, родной мой, спасибо, - подошла Варенька и лицо мне своим подолом вытирает, тоже смеется. Старуха на нас смотрит, крестится. Идиллия, ****ый в рот. Перекусили немного, что в кунге было, я водки ебнул.
Стал им продукты из кунга выгружать, почти все выгрузил, чтоб подольше хватило им жратвы.
Смотрю, Варенька лезет к себе запазуху достает платочек, разворачивает. Там несколько соток да пятидесяток лежит, всего рублей пятьсот.
- Пашенька, возьми. Спасибо тебе. - Это похоже все, что она ****ой на трассе наторговала. Мне деньги сует.
- Дура,- говорю ей. -Убери убогая, обижаешь. - Она как заплачет навзрыд. Прижимаю ее к себе, бабу эту русскую, непутевую, успокаиваю. У самого комок в горле.
Ебнул еще водки, закусывать не стал. Поехал дальше.
Это Родина моя, очень я люблю тебя...