- Глотай!
- У-у-у!
- Глотай, ирод, пока хворостину не выломала!
Я понимаю, что сейчас влетит, потому как хворостина совсем рядом, прямо во дворе перед домом раскинулся огромный старый вяз. Страшновато, а отступать некуда, бежать тоже бесполезно, бабушка надежно заблокировала своей дородной фигурой выход из сарая. Ладно, глотаю.
- Бабуфка, ты что, оно же вутиное!
Бабушка расхохоталась:
- Ну и чего-ж ты его разбивала, коли знала, что утиное?
- Попробовать.
- А почему не проглотила?
- Так не помещалось.
- Что опять?
Бабушка быстро прошлась с ревизией по куриным гнездам, ни в одном яиц не оказалось.
- Ох, беда! Это ты, поросенок, яиц штук пятнадцать проглотила!
Почему пятнадцать, это сколько? Я насчитала только пять, больше не получалось, ведь пальчиков на руке только пять, и на другой руке тоже пять, все просто.
- Бабуфка, пять!
- Чего пять?
- Я считала, получилось курочки снесли пять, а вуточка не дала посчитать, вон как шипит и ругается, щипается еще, давай лучше ей хворостину выломаем.
- Ох, лиха ты, барынька, на расправу. Да только ты мне зубы-то, не заговаривай. Сколько в этом гнезде яиц лежало?
Я обрадовалась, память у меня была цепкая, а считать мне нравилось, сейчас бабушка увидит, какая я все-таки умница.
- Два!
- А в этом?
- Одно!
- Хорошо, коли так, а в этом?
- Три!
- Ну, а тут?
- Два!
- А всего сколько?
- Пять!
- Ох, беда! Не дай бог заболеешь, мать приедет, задаст нам с тобой на пару. Ну беги во двор, дед приехал, я обедать собрала, лапша из потрошков стынет. Да, ты, небось не голодная теперь?
- Бабуфка, ты что,там же пупочки, обязательно съем.
Прямо во дворе, под тем самым раскидистым вязом, стоял круглый стол, накрытый красивой клеенкой, чего только на ней не было, и вишенки, и яблочки, и груши, красотища, глаз не отвести, точно как в моей любимой раскраске. Бабушка подолгу возилась у плиты на летней кухне, а я сидела тихонько на стульчике в густой тени вяза и увлеченно обводила пальчиком вишенки, и яблочки на красивущей клеенке.
Дедушка действительно уже обедал, лицо смешное, красное от жары и горячей куриной лапши. Влажные волосы аккуратно зачесаны, только одна непослушная кудряшка выбилась и шкодно упала на лоб. Жаль, не успела посмотреть как дед умывался, в рукомойнике вода холоднющая колодезная, поэтому дедушка смешно кряхтит и фыркает, а потом причесывает влажные после умывания волосы совсем маленькой плоской расческой. Я забираюсь на стул напротив и с удовольствием наблюдаю, как дедуля шумно дует на горячее, осторожно, с наслаждением отхлебывает лапшу, а вот и заветный пупочек оказался в его ложке.
- Дедуфка, это у тебя там что?
Дед удивленно посмотрел сначала на меня, потом в ложку.
- Да вроде, пупок куриный, лапша-то из потрошков.
- Дедуфка, а что ты с ним делать будешь?
- Я собираюсь его съесть, а что нельзя, думаешь?
- Нельзя!
- Почему?
- Потому, что пупочки детям!
- А-а-а, ну, тогда держи.
Не заставляя себя долго упрашивать, зажимаю теплый пупок в ладошку и бегу прочь, потому что из-за забора показалась кудрявая голова моего приятеля Андрейки. У нас еще столько интересного задумано на сегодня, нужно все успеть.
- Надо же, – слышу за спиной говор деда- А пупочки, то детям! Ну, Ларка! ну огонь!
Никаких высоких заборов в деревне не было, просто обычные заборчики из штакетника, на фасадной части участка, а уж между соседями заборы зачастую отсутствовали вовсе. Поэтому мы с Андрейкой легко попадаем в соседский сад, старое грушевое дерево раскинуло свои ветки широко и довольно низко, ветви толстенные упругие, не дерево, а детская площадка в воздухе. Вечереет, мы совсем не заметили как пролетело время, увлекшись своими детскими играми, где-то совсем рядом слышу голос бабушки, значит пора ужинать. Жаль оставлять раскидистую грушу, ну да ничего, завтра будет новый день. Собираю край платьица в пригоршню и набираю полный подол соседских груш. На широкой лавке у калитки размеренно курит дед, такой серьезный, задумчивый. Подбегаю и вываливаю все груши прямо ему на колени.
- Дедуфка, ешь груфы они хорофые!
Дед откусил и лицо его просто перекосило.
- Ой, ну… а где ты внученька их взяла?
- Да, у Мифки Коновала!
Дедушка потрогал рукой зуб, словно проверяя на прочность, и начал перекладывать груши обратно в мой подол.
- Вот что, внученька, неси-ка ты эти груши бабушке, пусть она нам из них вкусный компот сварит, все и попьем, а то, что ж я такие груши, один буду есть? Нехорошо!
Бабушка сварила компот и охладила его, опустив кастрюлю с напитком в таз с колодезной водой. Было уже поздно мы все сидели за круглым столом, над которым горела лампочка, привлекая на свет ночных бабочек, мне так хорошо здесь, спокойно и радостно. Бабушка наливает компот в большую кружку.
- Вкусно?
- Угу.
- Дед, отнеси-ка ее в постель, совсем засыпает, поди набегалась за день.
Дедушка бережно поднимает меня на руки и несет в дом, а вот и постель, перина такая мягкая, такая уютная, дедушка целует в лоб, проводит шершавой натруженной ладонью по волосам, и я понимаю, что Андрейка в сегодняшнем споре конечно проиграл, потому что лучшее детство точно досталось мне.
С приближением осени магнит большого города набирал силу, и необратимо притягивал к себе детей и внуков. Старики оставались одни, тоска неумолимо вползала душу, и то и дело вырывалась обратно тяжелым вздохом. Спасали только воспоминания о простых ребячьих шалостях, так бывало, наколов за обедом на вилку птичий желудок, дед тяжело вздохнет:
- Ох, бабушка, не могу, ведь пупочки то детям!
Так и не ел дедушка больше желудочки, только откладывал бережно в сторону и ласково улыбался.