Алмаз Баба Зина

Владимир Куковенко
Рассказы старого геодезиста. История вторая.


Началось все с пустяка. Жена во время уборки квартиры с заметным раздражением  обратилась ко мне:
-Володь, уберика-ка ты свои коробки! Надоело мне их перетаскивать.
Она имела в виду коробки из-под обуви, в которых я много лет храню свои архивы. Храню я их в таком неподходящем месте лишь из-за неимения других надежных мест хранения. Из-за них у нас постоянные взаимные раздражения. Жена считает, что это только хлам. Для меня - это вся жизнь. А может быть, и больше. Я лишь кратко перечислю, что там лежит: две пухлые папки с надписью "Учеба в МИИГАиКе" и "Учеба в Литинституте". В них я храню свои контрольные и курсовые работы и конспекты лекций, которые я вел. Особенно люблю читать конспекты по диамату. Открываешь пожелтевшие страницы, а там следующие перлы:"объективное только объективно, отвергает релятивное. Релятивное только релятивно, отвергает объективное. Но в каждом релятивном есть доля объективного"..
Как сейчас помню, цитировал нам эти выдержки из "Филосовских тетрадей" Ленина профессор Ошкварков, бывший ленинградский блокадник. Имя и отчество его уже забылось
 Или,  предположим,на другой странице я читаю вопрос,  в котором слышатся  отзвуки запредельной  мудрости : "определяет ли форма содержание?".. И весь мой тезаурус жалко немеет перед громадностью и непостижимостью проблемы философских категорий.
Не знаю, как тебя, читатель, а меня подобные фразы просто гипнотизируют  неудержимой притягательностью абстрактного мышления.
Иногда я открываю коробку с материалами по Литературному институту и с неослабевающим интересом вчитываюсь в свои контрольные работы.  Начиная с наивной и незрелой оценки героев "Песни о Роланде", за которую мне стыдно до сих пор,  и кончая современной русской прозой... За курсовую работу по "Голому году" Пильняка меня хотели пригласить в аспирантуру Института мировой литературы, но как-то все не сложилось... А сколько тайн вдруг открывается при внимательном чтении авторских текстов: почему Маяковский в своих стихах ни разу не упомянул ни Россию, ни русский народ, ни русскую историю? Почему у поповича Шаламова  в его "Колымских рассказах" сюжетные линии повторяют сюжеты евангелия, но повторяют их с обратным смыслом? И тем самым наполняют их каким-то леденящим душу вызовом Творцу. Значит ли это, что Шаламов за годы страданий в лагерях потерял веру и стал богоборцем? И писал некое антиевангелие, в котором все зеки: и Христос, и апостолы, и уверовавшие в них...Расстреляны все апостолы-зеки, а Христос-зек, вопреки евангелию, остается жив и отсылается в другой лагерь.  Что это?  Мечтание измученного страданиями зека, или   страшный в своей богоборческой сути гротеск на христианство?.. И что такое "другой лагерь"? Это иной мир? или мир иных страданий?  Еще лет пятнадцать назад у меня хватило бы сил и творческого дерзновения закончить эту работу, подняться до обобщающих высот литературного анализа. Сейчас же ослаб и телом, и духом, одряб мыслями... Как сказал Педро Кальдерон: "слабеет плоть, ржавеет дух железный" - это как раз обо мне в моем нынешнем состоянии.
 И много чего еще интересного лежит в моих  коробках.  Лежат двенадцать общих тетрадей различного формата с выписками, которые я делал в библиотеке им. Ленина и в Исторической библиотеке, лежат тахеометрические журналы, которые я вел на объектах, лежат документы, которые сохранились от многих командировок...Лежат черновики моих ранних произведений. Открываешь их, прочитаешь несколько фраз, и как гоголевскому Черткову хочется схватиться за голову и восклицать с отчаянием: "Ведь, был талант, был!"
Сейчас я свои опусы набираю на компьютере. А это далеко не то, что писать от руки. Не сохраняется свидетельств мучительной работы над фразой. А с этим утрачивается что-то очень важное в писательском труде...
Архивы - это больше, чем жизнь. Это  моя прошедшая молодость,недавняя зрелость и ощутимое дыхание старости.  В этих коробках лежат все мои невоплотившиеся мечты и  несбывшиеся надежды.
Ну, как все это выбросить? С кровью надо отрывать от сердца.
Перетащил я эти коробки в другое место и не удержался,стал просматривать.Копался, копался и  наткнулся  на бумажную копию  плана, выполненного  в двухтысячном масштабе. Зарамочное оформление, номенклатура листа - все как положено. План выполнен мною - свою руку я узнаю и в темноте. Развернул план, разглядываю его, соображаю, когда и где я выполнял эту съемку... Большое село, разрезанное двумя оврагами, дороги, поля, горизонтали изгибаются причудливо... Вздохнул невольно - вот было же старание и терпение в молодости так вычерчивать эти планы, укладывать горизонтали.
 Даже сердце немного защемило, как вспомнил себя молодого, полного надежд и работоспособности. Все уже ушло.
И вдруг внимание мое привлекла тонкая карандашная  надпись на плане -"дом Зинаиды Петровны Самохиной". Я несколько секунд соображал, кто такая Зинаида Петровна, и почему я отметил ее дом на плане? И вдруг все вспомнилось! Стал торопливо разглядывать этот план, отыскивая и другую надпись, еще более важную. Вот она, нашлась эта надпись! Она была еще лаконичней: "А. найден здесь". И маленькая аккуратная стрелка указывала на условный знак колодца.
Возликовал я страшно! И невольно восхитился собой: хотя и наивен  был в молодости, и жутко невежественен во многих вопросах, но все же догадался сохранить некоторые сведения!
А теперь по порядку о том селе, о Зинаиде Петровне и  о самом главном - что скрывается под литерой "А".
               

***

               
   Помнится, приехали мы работать в это село уже  поздней осенью. Разместили нас у одинокой старухи, бабы Зины. Дом у нее был небольшой,  бревенчатый, сильно запущенный –  чувствовалось отсутствие хозяйской руки. Совхозный прораб, который нас размещал, пообещал бабе Зине привезти дров на зиму, вот она и согласилась нас принять.
   Рабочим был тогда у меня Володька Скляревский, пьющий еврей немного старше меня  по возрасту. Много он мне крови испортил своим пьянством, какой-то исключительной хитрожопостью и удивительной верткостью мысли, направленной исключительно на оправдание своего постоянного нежелания работать.
Я уже писал о своем рабочем Витьке Дубнюке, с яркими эпизодами жизни которого заинтересованный читатель может познакомиться на моей странице на прозе.ру в правдивых рассказах "Дубнюк в Звенигороде. Его триумф и падение" и  "Дубнюк в страшных тисках Эроса". О Скляревском и его хитромудрых поступках я расскажу как-нибудь позднее.
...Поставили мы со Скляревским свои раскладушки у печки, положили матрасы и подушки, застелили простыни и одеяла.  Выделила Зинаида Петровна мне небольшой стол у окна. Я его, как скатертью, покрыл куском миллиметровки – мы возили ее для составления различных схем - закрепил углы кнопками, разложил  семизначные таблицы  тригонометрических функций, журналы теодолитных и нивелирных ходов, карандаши и  ручки, поставил  калькулятор, который питался от сети. Тогда еще не было карманных калькуляторов с многочисленными функциями, и я вначале  возил с собой тяжелый арифмометр «Феликс», а потом – все же прогресс неуклонно наступал! – электрический калькулятор. Был он размером со страницу общей тетради большого формата, но значительно легче и удобней, чем  «Феликс». Поставил  на стол   и настольную лампу, которую так же возил с сбой.  Включил ее – вот и преобразился домик бабы Зины!
   В любой командировке самое главное – устроить свой быт. Это не значит, что ты должен  затевать что-то грандиозное. Пусть мелочь, пусть  пустячное что-то, а глядишь, появляется какой-то  особый походный уют. А раз есть  уют,  то  и живется, и работается легче.
     Эту школу я прошел  еще  в первых  моих командировках. Жить иногда приходилось в таких условиях, что  порой жалко становилось себя до слез. Я даже не палатки имею в виду – в палатках был свой особый походный шик и притягательность некая. Часто  селили нас, изыскателей, в каких-нибудь бараках, в общежитиях, во времянках строительных. А там грязь, скрипучие двери, запустение… Но, подметешь или помоешь полы, закроешь  грязный стол белой изнанкой миллиметровой  бумаги, разложишь аккуратно на нем измеритель с масштабной линейкой и карандашами, тахеограф бережно положишь  (приспособление для составления планов тахометрической съемки- вещь простая, но необыкновенно полезная в  то время, когда еще я только набирался опыта и делал исключительно тахеометрическую съемку. Мензулу я освоил несколько позднее и работал на ней с удовольствием, но тахеограф все равно возил с собой – иногда он здорово выручал меня),   вместо абажура свернешь лист той же миллиметровки. Если есть печь, то затопишь ее. Огонь вначале плохо разгорается – печь отсырела – но потом загудит, накалится плита, согреется чайник и… вот, все преобразилось! Если нет печи, то включишь двуконфорную  электроплитку («Быстрица» называлась такая плита, если правильно помню, очень мощная и очень надежная. Их мы так же запасливо возили с собой и для приготовления пищи, и для обогрева).  Относительный уют, даже некая интимность появилась в обстановке. Отогреешься у огня, попьешь чаю, и твоя изыскательская душа  наполняется умиротворением…
    Так что, у бабы Зины мы жили  еще не в самых худших условиях.
    Объект был большой, и работали мы в этом селе  несколько месяцев. Вскоре ударили морозы. К ним мы были привычны – главное, тепло одеться, и тогда можно было на морозе работать целый день.   Нам выдавали ужасного вида валенки, ватные штаны и телогрейки.Такого же качества, как и  зекам на зоне. И нас, инженерных работников, в такой одежде часто принимали не за тех... Так сказать, статус наш принижали.И отсюда происходило много любопытных недоразумений.
   Если морозы были сильными, то приходилось еще дополнительно поддевать теплое белье и свитера. Со стороны  смотреть на нас было страшно:   весь световой день мужики на морозе, на пронизывающем ветру, брови заиндевели, пар изо рта… Скляревский еще согревается в движении, а я стою часами неподвижно у теодолита, смотрю в окуляр и все пишу и пишу в журнале. Крутить теодолитные винты в кожаных перчатках неудобно, поэтому приходилось надевать  шерстяные, да не одну пару, а две.  Но и это не помогало - руки мерзли, и приходилось часто трясти ими, чтобы   разогреть коченеющие пальцы. Именно в такие морозы я и стал отпускать усы и  бороду – пар от дыхания замерзает не на губах, а на усах, что несколько удобней.  Правда, при длительном пребывании на морозе сосульки на усах вырастают до значительной величины. Это не мешает работать, но ради эстетики время от времени их приходиться отдирать от усов. Хороша густая борода  и тем, что заменяет шарф и согревает шею.
                ***

    Зинаида Петровна вначале несколько настороженно относилась к нам, но   скоро привыкла. Я не пил,  вел себя в доме аккуратно и даже помогал ей: дрова разгрузил, которые привез прораб, сложил  в сарай, воду приносил. Но вот что характерно, к пьющему Скляревскому ее душа была как бы более открыта.Как бы сострадала ему в его пагубных страстях. Кто ж поймет все это?..
Ну да Бог с этим. В общем,   стала она  испытывать к нам, если и не привязанность, то некое сочувствие за нашу нелегкую работу.  Даже  картошку давала бесплатно, иногда и яйца. А Володьке, тайком от меня, наливала опохмелиться.
   Ночами она часто плакала. Кровать ее стояла за тонкой перегородкой, которая не доходила до потолка, поэтому нам  все  было слышно.  Начинал она всегда одинаково: ворочалась, часто вздыхала, потом начинала что-то неразборчиво шептать, долго укоряя кого-то или жалуясь кому-то. Иногда она не сдерживалась и  начинала  говорить и плакать в голос:
-Дети, -горько повторяла она, - эх, дети!  Якие ж вы  неблагодарные! К матери не приедуть, не спросють, як живет… А я тут одна, воды некому принесть!
Потом ее начинали душить рыдания...
 Оплакав свое горе,  она еще долго всхлипывала и сморкалась в темноте...
Я слушал сквозь сон ее бесконечные причитания, ворочался, закрывался подушкой, злился на неумную ее старость, в которой не было ни достойной сдержанности, ни мудрости…
За окнами в морозном небе плыла луна,  и ее бледный свет наполнял избу какой-то особой тоскливой отрешенностью.  Поворочавшись еще минут пятнадцать,  я беспокойно засыпал.
Теперь, когда я уже годами приближаюсь к тогдашнему возрасту баба Зины, и сталкиваюсь все чаще и чаще с человеческой черствостью и равнодушием, я с каким-то острым чувством вины вспоминаю эту несчастную старуху, ее маленький домик, ее  печальную одинокую старость без внимания и заботы детей, ее частые ночные плачи…  Сейчас я бы не решился  осудить ее.

   Мой  стол стоял напротив окна. Это была святая святых  нашей маленькой бригады. За этот стол садился только я:  обрабатывал журналы, считал, чертил. Скляревский и в мыслях не дерзал присесть на стул рядом с этим столом. Здесь же в конце месяца я составлял наряды.
   Скажу я вам, что необыкновенно увлекательная и творческая это работа – составлять наряды.   В книгу ЕНВиР каждый месяц вчитываешься с таким неослабевающим интересом, с каким  не прочитывался ни один, даже самый    интереснейший приключенческий роман.   Но об искусстве составления нарядов как-нибудь позднее…
Так вот,  стол мой стоял у окна,  Два стекла    давно треснули, и баба Зина заклеила  трещины полосками бумаги.   Когда  ветер дул в эту сторону, сквозь трещины надувало снег на подоконник. Однажды мне захотелось сделать  Зинаиде Петровне подарок за ее внимание к нам, поэтому решил я заменить эти стекла. Снял мерку  и пошел к прорабу с просьбой помочь в этом деле.  Он отослал в мастерские к плотнику. Тот и вырезал мне два стекла.
   Вернулся  я в дом, выставил первую раму и стал вставлять стекла. Баба Зина как-то растерялась немного от такой моей заботы, даже глаза у нее немного увлажнились… Чувствовалось, что и приятно ей такое внимание, и очень уж непривычно.
  Первое стекло я вставил быстро и без трудностей. Но второе оказалось отрезанным неровно. Видимо, рука у плотника дрогнула, и стеклорез ушел в сторону. Дефект небольшой, но  стекло не влезало в раму.
   Попытался  я ножом немного  подрезать дерево, но  потом решил, что проще плоскогубцами пообкусать неровности стекла. Попросил у бабы Зины найти плоскогубцы или кусачки…
Она стала копаться в ящиках старого комода, но неожиданно бросила все, потянулась к полке, около печки, завешенной захватанной узенькой занавеской, пошарила на ней: 
-Сынок! Забыла совсем. Так у меня алмаз есть…
И протянула мне довольно грубо сделанный стеклорез. Я его как сейчас вижу перед собой:  на    деревянной самодельной ручке длиной сантиметров двадцать крепилась   металлическая тонкая трубка. Нижняя часть трубки была разрезана вдоль и выступала за край ручки, образуя как бы два лепестка, которые немного расширялись, формой напоминая  миндальный орех.  Тонкая проволока плотно обматывала  эти лепестки, фиксируя то, что баба Зина назвала «алмазом».  Проволока и старая въевшаяся грязь мешали разглядеть, что там внутри.
Потрогал я пальцем режущую кромку, которая миллиметров на несколько выступала за края трубки, - оказалась острая. Посмотрел на свет - кромка засветилась как-то очень ярко. Я  повертел стеклорез, чтобы лучше разглядеть, но так и ничего не разобрал.
- Откуда у тебя это, баб Зин?
-От покойного мужа остался. Он у меня всей деревне стекла вставлял…
Приложил я свою металлическую линейку, провел  по стеклу стеклорезом – раздался тонкий скрип, и кусочек стекла при легком надавливании  сам упал  в руки.
Я не специалист по резке стекла, но дома приходится делать все. Был у меня и стеклорез с колесиком из корунда –  тот, кто занимался этим, знает, что это такое. Водишь, водишь этим колесиком по стеклу, стекло противно хрустит, надрез получается неровным… Никакого удовольствия от работы. А тут я провел почти без нажатия –  стекло само и откололось.  Замечательный  стеклорез оказался у бабы Зины.
Вставил я стекло, загнул гвозди, которыми крепилась рама, и  снова стал разглядывать стеклорез. Даже настольную лампу включил. Что же это приспособил старик  вместо корунда?  Глянул на режущую кромку при электрическом свете – а она алой искоркой светится. Вроде небольшой капельки крови. «Вот те на! - мысленно поразился я, - неужели рубин?».
И снова стал рассматривать  стеклорез. Угадывалось, что под проволокой находится  основная часть камня, длиной сантиметра четыре, четыре с половиной. Но разглядеть ее было невозможно, потому что камень был обмотан черной изолентой. Старшее поколение имеет представление об этой  изоленте на матерчатой основе, поскольку   отечественные электрики в то время другой и не имели.
 Как запомнилось мне, камень был размером примерно с фалангу моего  большого пальца, или чуть больше. Чтобы иметь представление о камне, согни, читатель, свой большой палец. Первая фаланга, которая с ногтем, и будет соответствовать размерам камня.
Повертел я этот стеклорез, повертел, и  стал сомневаться в  том, что это рубин.  Не силен я в минералогии, и решил, что настоящий рубин не обладает такой твердостью, чтобы резать стекло. Здесь что-то другое. Алмаз?... Но камень был алый, а упоминание о подобных алмазах я нигде не встречал. Решил для себя, что это не драгоценный камень, а какой-нибудь полевой шпат, или  что-то в этом роде… Сейчас мало кто разбирается в драгоценных камнях, а что говорить про то наивное время? Все мы были как дети во многих вопросах.
Похвалил я стеклорез и вернул его Зинаиде Петровне. Она убрала его, а потом рассказала мне, что камень этот нашел еще ее свекор, когда копал колодец. Муж ее покойный очень дорожил им, вот и она хранит его как память о нем.Из праздного любопытства расспросил я ее и о колодце, где был найден камень.На этом и успокоился.
Помню и то, что вставлял я эти стекла без Скляревского. Что он делал - не знаю, но хорошо отложилось в памяти, что в доме его не было. Можно предположить, что в это время он отирался около магазина и, напрягая всю свою генетическую ветхозаветную хитрожопость, искал случая выжрать за чужой счет. И я благодарю Мойр за то, что они  настолько  причудливо плели нить Володькиной судьбы, что  не дали ему возможности видеть этот стеклорез. Он бы спер его не сморгнув глазом. Я говорю об этом так уверенно,потому что насмотрелся на его поступки на другим объектам.
  Ночью баба Зина снова плакала.
Вскоре я уехал на другой объект, и на этом история со стеклорезом  постепенно забылась.

                ***
Лет  пятнадцать спустя я стал публиковать некоторые свои статьи в журнале «Наука и религия». Именно тогда направление журнала резко изменилось, и вместо атеистического он стал  каким-то восторженным  распространителем  мистического тумана.  Материалы мои попадали почему-то исключительно к Сергею Лазареву – тщедушному мужику довольно зрелых лет, не женатому и живущему со своей мамой. Пообщавшись немного с ним, я твердо уверился в том, что он откровенный мудак и  тайный оккультист. Или наоборот? Тут я точно не помню за давностью лет.
   Так вот, Лазарев мои материалы просто выворачивал наизнанку и везде на первое место выдвигал нечто таинственное и не поддающееся рациональному осмыслению. Хотя я особенно и не сосредотачивался на этом в своих материалах.  Потом Лазарев ушел  редактором в издательстве «Вече». И вот что характерно -всю мистическую  муть с него как ветром сдуло. Или замаскировался,подлаживаясь под новые условия работы. А тут я появляюсь в «Вече» со своим большим исследованием «Оккультизм Великой французской революции». Там я писал о странном религиозном культе Верховного Существа, который ввели якобинцы, о  Робеспьере,главном жреце этого культа, и о других подобных загадках  французской революции.
 Мой опус по капризу судьбы попал к Лазареву, и он, барбос, уже с позиций здравомыслия и атеизма написал рецензию. Но, лживо так написал,  сводя все к тому, что не могли якобинцы исповедовать оккультизм, поскольку отличались атеистическими воззрениями...
Каково? Читатель, если ты немного разбираешься в этих вопросах, то поймешь всю вопиющую нелепость подобного умозаключения!
Главный редактор отдела в этих делах не особенно смыслил и полностью доверился суждению Лазарева. В итоге книгу мою  не пропустили. Единственное, о чем жалею, что не разбил Лазареву  морду за отсутствие принципов в поведении. Хотя и был прекрасный случай.
  После нескольких лет сотрудничества в «Науке и религии», познакомился я  со многими авторами, в том числе и с Сергеем Каленикиным. Он и подарил мне только что выпущенную им карту «Аномалии и чудеса Подмосковья». Вещь почти бесполезная в обыденной жизни, но весьма полезная для развития кругозора и воображения.Она и пригодилась мне впоследствии.

                ***

    Надо ли говорить, что испытал я, найдя план с домиком бабы Зины, и с краткой надписью "А.найден здесь"?..Горечь разъедала мое старое усталое сердце. Горечь и досада на себя.Права житейская максима, которая утверждает, что не следует ворошить прошлое. Там, в прошлом, осталось слишком много наших непростительных глупостей и житейских просчетов, которые уже никак не исправить. И это нестерпимо мучает.
Преодолев все это, я  попытался разобраться,  с чем же я столкнулся много лет назад, и обратился к Интернету. И  нашел следующую  статью о цветных  (фантазийных) бриллиантах:

"Стоимость цветных бриллиантов безмерно высока и может достигать $1 млн. за карат, если камень имеет природную окраску. Такую огромную стоимость фантазийные бриллианты имеют в первую очередь благодаря своей редкости.  Цветные алмазы настолько специфичны, что для них не работают многие законы рынка обычных алмазов. Их нужно гранить по другим правилам, оценивать по другим системам и продавать иначе, нежели обычные бриллианты. На фантазийно окрашенные бриллианты не существует прейскурантов или прайс-листов, т.к. сделок с ними слишком мало для статистической обработки цен. Кроме того, небольшие вариации в окраске приводят к значительным скачкам стоимости. Например, для красных и розовых бриллиантов возможно резкое снижение стоимости, если у них проявляется коричневый оттенок. И наоборот, если основной цвет - коричневый, то стоимость может подскочить вверх, если проявляется оранжевый оттенок. Для синих и голубых бриллиантов нежелательным является серый оттенок, а для зеленых - желтый оттенок".

    Досадно мне стало. Прожил я шестьдесят лет, и лишь на пенсии  узнал, что существуют цветные алмазы. Отвращение к самому себе переполняло меня. Сколько раз после этого  я ночами  ругал себя последними словами за то, что сразу не мог догадаться об этом. Ругал себя и за то, что не решился купить этот стеклорез у Зинаиды Петровны, хотя такая мысль и появлялась у меня тридцать с лишним лет назад. Но не решился из-за полного отсутствия коммерческих начал. Сейчас же было поздно ехать в это село. Баба Зина, видно, давно умерла, ее жалкий домик снесли, село застроили дачами…
Но и сомнения у меня вновь появились. Алмазы добывают в кимберлитовых трубках, т.е. в жерлах вулканов, а какие вулканы в Подмосковье?..  Плохо я знаю геологию, но помнилось мне, что Русская платформа некогда  была дном мелководного моря, на котором отложились многометровые известняки. После поднятия, по ней несколько раз прошлись Скандинавские ледники, дробя и стирая неровности рельефа,  потом началось их таяние, в результате которого остались  аллювиальные отложениями толщиной в несколько десятков метров. Какие же  здесь могут быть вулканы?..
Вот тут я и вспомнил о карте Сергея Каленикина. На ней были указаны некоторые геологические особенности нашего региона. Стал вновь рыться в своих коробках, и после определенных усилий  нашел ее. Разворачиваю с известным нетерпением, рассматриваю – и вот оно!-  то село, где я тогда работал, находится на  стертом кратере вулкана! Ну, не совсем, чтобы точно на  вулкане, а немного в стороне.
   По известным причинам я не буду называть район, и не буду называть село.  Поясню, что на территории Подмосковья геологи выявили  пять вулканов. Некогда здесь стояли горы, но за миллионы лет эрозия разрушила  их полностью, оставив лишь  жерла вулканов, наполненные застывшей магмой. Потом этот участок  земной коры погрузился в море, и  в течении  следующих миллионов лет покрывался многометровыми слоями известняковых отложений. Потом снова поднялся из морских пучин, оживился  флорой и фауной на следующие несколько миллионов лет. Затем пришли великие оледенения, и эту территорию стали утюжить мощные ледники, стирая в пыль остатки гор и морских отложений. Затем ледники стали таять, и водные потоки понесли аллювий, который  скрыл полностью все неровности рельефа.
  Из-за большой мощности осадочных пластов (большей частью, это песок и глина), до кимберлита в Подмосковье очень трудно добраться. По крайней мере, надо рыть шахты не менее нескольких сотен метров глубиной. И я снова стал сомневаться - если этот камень был  найден на глубине всего лишь в несколько метров,  то что это значит?.. А?
Думай, думай, старый геодезист!..
Да ничего это не значит, одна  хрень какая-то получается!..  Видно, как барские усадьбы громили мужички в 18-м году, так свекор бабы Зины и экспроприировал какой-то фамильный дворянский рубинчик! А потом, устрашившись, что потащут в ЧК,  решил скрыть его и приспособил  в качестве стеклореза.
  Но и  этот вариант начал вызывать сомнения. Какой резон был старику обманывать сына и говорить, что алмаз найден при рытье колодца?  Обратно же, село почти на жерле вулкана стоит- а это серьезный довод в пользу того, что старик говорил правду. Но как он добрался до кимберлита? Неужели копал шахту в несколько десятком метров глубиной?
После некоторого раздумья я решил, что все дело в геологии. Предположим, миллионы лет назад  жерло вулкана не было разрушено полностью эрозией, и возвышалось метров на сто, на двести над окружающим ландшафтом. Потом Русская платформа ушла под воду, покрылась известняками, вновь поднялась. Но разрушенный вулкан все же продолжал заметно возвышаться над рельефом. И когда Русскую равнину заполнил ледниковый аллювий, то его слой над вулканом был заметно тоньше, чем над остальной территорий. Могли и мощные разливы рек смыть часть этого аллювия. Поэтому, при рытье колодца  и был затронут кимберлитовый слой. Вот и разгадка того, почему был найден алмаз так близко от поверхности!
Как я узнал из справочной литературы, лава во многих вулканах изливается часто не из одного, а из нескольких отверстий. Видимо, какой-то маленький вулканчик как раз и располагался в том месте, где находится село.
Ища подтверждение своим выводам, . прочитал  я и про город Кимберли в Южной Африке, алмазной столице ЮАР. Случайные находки алмазов там были сделаны на поверхности и в речных склонах. Когда началась алмазная лихорадка, в тех местах  было обнаружено около пятидесяти кимберлитовых трубок. Причем, большая часть их была довольно скромных размеров.
Вспомнились мне смутно и многочисленные  публикации времен перестройки о найденных богатых россыпях алмазов на европейском севере России. Вроде бы, где-то в Архангельской области. Нашли эти россыпи не при рытье глубоких шахт, а  на поверхности. Правда, потом об этой находке неожиданно перестали писать, но вряд ли это была газетная утка. Если есть россыпи в Архангельской области, то почему бы им не быть в Подмосковье? В геологическом плане это почти один и тот же регион. Этот случай и мои рассуждения окончательно убедили меня в реальности подмосковного кимберлита. И, что весьма вероятно, эта кимберлитовая трубка является  уникальной, поскольку содержит цветные алмазы!

     Задался я и следующим вопросом: сколько же карат содержал алмаз «баба Зина»?  Узнал из того же Интернета, что  средняя плотность алмаза 3.5 г/см , а вес карата -0.2 грамма.  Размер камня был, примерно,  4-3-2 см = 24 см куб.
Следовательно, вес равен  84 г. В каратах это  420. Если даже я и ошибся немного, то все равно, он является одним из самых крупных цветных алмазов. Да и стоимость его порядка нескольких сотен миллионов долларов.
    Пишу о нем в настоящем времени, потому что уверен, что алмаз «Баба Зина»  цел и по сей день. Пусть ее дом и снесли, и возвели на этом  месте  особняк, или закатали под асфальт ее усадьбу, но камень-то  где-то все равно лежит. Пусть под асфальтом, пусть под фундаментами, пусть на свалке, куда его вывезли вместе со строительным мусором, но где-то он должен же быть?..
Да и колодец тот, в котором его нашли,  не мог же исчезнуть бесследно! А в колодце этом, как можно ожидать, лежит целая россыпь подобных цветных алмазов.
 Поэтому возлагаю я определенные надежды на свой старый план. Зачем-то судьба сохранила его для меня. В коробочке много лет лежал, ждал, видно, своего часа. И жена не выбросила. Уверился я твердо, что в этом есть особый знак судьбы.
 Тот, кто имел дело с топографическими планами и картами поймет меня. Найти объект, имея карту с указанием его местоположения, довольно простое дело. А тут план в двухтысячном масштабе с координатами, с массой твердых контуров, с отметками. Да тут и ребенок разберется! Само Провидение подталкивает меня к поискам.
 Вот, найду время, подготовлюсь, наплету что-нибудь жене, чтобы усыпить ее бдительность, и  поеду подмосковные алмазные копи искать.
 Правда, иногда в душе появляется какое-то сомнение и, даже, что-то холодно-равнодушное - а надо ли все это мне? Устал я от житейской суеты, от нынешнего поклонения мамоне. И нужно ли мне  пускаться в авантюры ради презренных бумажек?.. 
Я понимаю, что после прочтения этой истории найдется много желающих заняться поисками подмосковных алмазов. Они могут достать и карту Сергея Каленикина и, опираясь на мою информацию,  методом умозаключений вычислить  нужное им место. Ведь вулканов в нашей области всего пять. Тут даже Шерлоком Холмсом не надо быть. Но я столь откровенно делюсь информацией, потому что уверен в том, что их поиски вряд ли увенчаются успехом. Я уже упоминал о  том, что село находится не точно на жерле вулкана, а в стороне. И вот тут-то вся  их дедукция окажется бессильной, поскольку только я знаю, как далеко и в какой стороне от жерла находится это село...
 
Но, видимо, я все же откажусь от своей затеи. Уподоблюсь мыслителю под деревом бодхи, уйду в отрешенную созерцательность и позволю событиям развиваться так, как им суждено развиваться. Пусть  сама жизнь и время  определяют будущее Подмосковной кимберлитовой трубки. 

***

И я ушел, и созерцал, отказавшись от суетного сребролюбия. И пребывал в таком состоянии несколько лет. Увлекся иными идеями и иными темами.  Но жизнь и время вновь  неожиданно вмешались и распорядились.  Все, что имеет начало, имеет и конец...
Однажды мне по электронной почте пришло письмо. Приведу его содержание:
"Владимир Иванович, здравствуйте!
Меня зовут Александр, и я интересуюсь метеоритами. С интересом прочитал вашу статью, в которой вы поместили фотографии найденных вами метеоритов. И мне захотелось пообщаться с вами на эту тему. А если есть у вас желание, то и организовать выезд для совместного поиска.
С уважением  Александр"

Письмо меня не удивило. Да, поместил я на страницах своего сайта фотографии двух небольших камней, которые я принял за хондриты - каменные метеориты. Нашел я их случайно, потом они несколько лет валялись в ящике стола. Нашлось у меня время и я сфотографировал их и поместил фотографии на своем сайте с небольшими пояснениями. Иногда приходили отклики на эту статью.
 В письме Александра меня заинтересовало другое - как он узнал мое отчество? На сайте я свое отчество не называл. Нет его и на моей электронной почте. Правда, обнаружить его можно, но для этого надо изрядно покопаться в интернете. Надо же, человек не поленился  искать информацию обо мне, потратил массу времени... Для чего это ему нужно было? Неужели, только из-за вежливости? Или здесь что-то иное?
Меня это заинтриговало. Я даже почувствовал  определенное любопытство  к этому человеку. А любопытство часто меня подводило,  как я знаю по своему жизненному опыту.  Но  в этот раз  я как-то легкомысленно и беспечно отмахнулся от всего, чему меня терпеливо учила жизнь...
Я ответил на письмо.