Черт в табакерке

Дана Давыдович
                ДГ09 Черт в табакерке

                Еще одни сутки прошли в дороге без особых происшествий, и, наконец, мы въехали в Тюстридж, и вошли во дворец. Хенессада волновалась за то, что перестала видеть плывущие к нам корабли. Релемилл стал проявлять к Арканду отеческую заботу, и тот перестал злиться по каждому пустяку, и постоянно грубить всем, хотя, может быть, и ненадолго.
                Мирт Арвенс тут же помчался докладывать королю, что прибыли все, за кем посылали, а мы с Солстисом сели у окна выделенной мне залы, смотрели в темноту, на лес за городскими стенами, и не разговаривали.
                Наши сердца томились, но каждый – по своему поводу. Он вспоминал жену, а мое сердце взлетало вверх. И качалось в верхушках стонущих под ветром деревьев. Там, наверху, не было ни успокоения, ни конца страданию. Я был как бы весь здесь, и при этом часть меня пряталась где-то в этом лесу, и наблюдала за окнами дворца. Потом Солстис ушел спать, а я остался у окна.
                Днем я, наконец, смог увидеть лица тех, кто за нами гнался. Они не потеряли наш след, потому что Солстис обмолвился на постоялом дворе, что мы ехали в столицу. И я знал, почему не увидел их раньше. Не мог, не хотел.
                Он мчался через леса и поля, горя ненавистью, и желанием отомстить, не дававшим ему ни спать, ни отвлекаться ни на что другое. Стремительный, грациозный, и не знавший усталости, он думал, что моя смерть принесет ему успокоение, а призрачные голоса убитых друзей перестанут тревожить его по ночам. Он приехал в Тюстридж чуть позже нас, и теперь стоял в лесу, и следил за освещенными окнами дворца.
                Это был Дейн Грант. Судьба страны его не волновала. Он надеялся использовать заварушку, чтобы отомстить мне за Орна-Дорану. Он стоял, прислонившись к стволу могучего дерева, а взгляд мятежных глаз был направлен прямо на мое окно, хотя он об этом и не знал.
                Кто-то тронул меня за плечо, и я обернулся, вздрогнув.
                - Я знаю, где космический корабль.
                Рядом со мной стояла Хенессада. А за ней стоял Иммаюл.
                - Пока ты проливаешь слезы любви по отношению к человеку, который тебя презирает – с этими словами она указала в сторону стены смежной комнаты, в которой расположился Арканд, - и слезы страсти по отношению к человеку, который тебя ненавидит, - она указала на лес за окном, - после чего ниже падать просто некуда, мы – она сделала ударение на слове «мы» - пытаемся спасти нас всех.
                Иммаюл кивнул мне с натянутой улыбкой тысячелетней мумии. В буквальном смысле «натянутой». Как будто мумия очнулась, и решила улыбнуться, но сухая пергаментная кожа застыла на хрупких костях в карикатурном подобии радости – идея человеческих эмоций, уже не говоря про их выражение, давалась ему с трудом.
                - Твой дедушка грохнулся всего в двадцати милях на юг от Тюстриджа, а не от Дейкерена, как мы с тобой раньше думали. – Послал мне сигнал Иммаюл.
                - На юго-запад. – Поправила его Хенессада.
                - Т..ты его слышишь?? – Я потрясенно ткнул пальцем в Иммаюла.
                - Он перешел на частоту моих мыслей. Мы разговариваем уже четыре часа. А ты мог и раньше сказать мне, что дружишь с аркчилом. Быстрее, Домиарн, у нас очень мало времени. – Она взяла меня за руку, и потянула из залы раздраженно и нетерпеливо.
                Ночная вылазка с Хенессадой отвлекла меня от личных, эгоистичных мыслей о Дейне, которые я прятал далеко и долго, но не смог сдержать, когда он внезапно оказался так близко. Двадцать миль мы проскакали очень быстро.
                Иммаюл посылал мне странное чувство, где белые и серебристые полосы у меня перед глазами перемешивались с состоянием безопасности, легкости и удовлетворения. Эта часть палитры чувств была мне практически незнакома, и, когда Хенессада, наконец, остановилась, и спрыгнула с коня, я блаженно нежился в белых и серебристых волнах, и забыл, куда и зачем мы ехали.
                Иммаюл появился передо мной, взмахнув крыльями.
                - Деми, слушай внимательно. Он где-то здесь. Я его подниму, но ты должен помочь нам его найти.
                - Как? – Я слез с лошади, и поежился от холода. Мы стояли посреди непроглядного леса, и выгнутые ветви темных деревьев, казалось, тянулись к нам с не самыми лучшими намерениями. У меня по спине пробежала дрожь.
                - Сплав внешней оболочки корабля содержит теллур. Ты должен настроиться на этот элемент. Все, что тебе нужно – это увидеть белые и серебристые полосы, выходящие из-под земли. Иди. – И они с Хенессадой толкнули меня в чащу леса.
                Какое-то время я шел, потому что меня толкнули. Генератор показывал бессконечную череду стволов. Высокие стебли сухой прошлогодней травы, тонкими ниточками поднимавшиеся из земли, танцевали на ветру, обнимая друг друга курчавыми листочками. Сплетения веток тут и там, как штрихи к портрету, черт лица которого невозможно было различить. Я начал впадать в отчаяние. Теллур – это даже не металл! Что я должен увидеть?
                И тут меня снова окутало чувство удовлетворения, безопасности, и любви. И я увидел ее. Но не на генераторе, а у дерева. Прямо перед собой.
                - Мама?
                Она улыбнулась, и погладила меня рукой по волосам, как часто делала в детстве.
                - Пойдем. Я покажу тебе. Отец часто водил меня к кораблю. Я даже была внутри. Они опустили его под землю в тот день, когда улетали. Я думала, что не переживу разлуки, но время лечит даже те раны, которые рвут сердце пополам.
                - Где ты? – Крикнул я. – Что с тобой? Я знаю, что ты не умерла! Симарелиус считает, что Мевилд тебя убил! Неужели это правда?!
                - Тихо, тихо... – Она обняла ладонями мое лицо, и на краткий миг, клянусь, я почувствовал тепло ее рук, и запах ее ландышевых духов. – Прости. 
                Я закрыл глаза, выжимая слезы, а когда я их открыл, мы были у огромной поляны. Над ней, как туман, висели белые и серебристые полосы, где четкие, а где размазанные по краям, как будто создавший эту картину сумасшедший художник плакал вместе с нами, и слезы упали на бумагу.
                Сил не осталось. Я упал в траву, и сидел без движения на холодной земле, а курчавые листья гладили меня по щекам, стирая ледяные влажные дорожки, совсем как мамины пальцы.
                За спиной раздался шорох, и Хенессада обняла меня за плечи, и потянула, заставляя встать, уводя подальше в лес. Через секунду трава задрожала, земля вздыбилась, и снизу стала подниматься невероятных размеров черная громада, выдирая с корнем деревья, выросшие за десятилетия по краям поляны.
                - Я его прямо тут и положу пока. И отсюда же будем взлетать, когда придет время. – Буднично сообщил Иммаюл, стоя над образовавшейся ямой с поднятыми крыльями.
                Все это казалось мне продолжением моих детских видений, внушенных восковой статуэткой. Корабль Арилеота 14 висел у меня над головой, и ветер разносил сыпавшуюся с него землю – нашу и еще Бог знает каких чужих планет.
                - Ты мне только одно объясни. – Прокричал я сквозь грохот падающего назад корабля, и треск деревьев. – Если корабль в рабочем состоянии, то почему они не забрали его с собой, а если он в нерабочем состоянии, то зачем весь этот балаган?
                - Корабль разбит, и не выдержит космического перелета. Но для прогулки до Санатонского побережья эта старая развалюха вполне подходит. На такое смешное расстояние мы поднимем его втроем.
                - Кто умеет им управлять?!
                - Стандартный межгалактический носитель класса Б глубоко устаревшей модели... Неудивительно, что они решили его не чинить. Не нервничай, я загружу инструкции. И не надо волноваться за то, что на борту нет оружия. В соответствии с планом Хенессады наша задача шутовская. Называется «Черт из табакерки». Выскакиваем, пугаем. Гонимся за теми, кто побежал. А не догоним – так согреемся. – Лицо Иммаюла сменило несколько выражений от жуткого до умильного, и, наконец, остановилось на нужной эмоции удовлетворенного самолюбия, украшенного неестественно растянутой улыбкой, забавной и мифической одновременно.
                Я обернулся к кораблю, и увидел, как в открывшуюся дверь вошли две призрачные светящиеся фигуры – высокого мужчины в странной одежде, и маленькой девочки. Девочка обернулась, и помахала мне рукой. Все исчезло, и поляну снова окутал белый с серебром туман. Но теперь от него пахло любовью и ландышами.