Конкурс Копирайта -К2
Холодный кладбищенский ветер привычно устраивается в первых рядах партера, наблюдая за ежедневным спектаклем. Вылетает ли он когда-нибудь за границы мира вечности и отживших страстей? Представление получается так себе - без вдовьих рыданий и артиллерийских салютов. Ветви деревьев неохотно аплодируют. Взгляд свекрови царапает лицо: не уберегла сыночка. Ей не поможешь, горе носят поодиночке и до конца.
Я смотрю на толпу провожающих, а мысли вымешивают тесто из прогоркшей муки прошлого и мутноватой влаги будущего. Вдовья доля в неполных сорок пять воспринимается нечаянным освобождением от внутренних проблем, скопившихся обманчиво-необходимым хламом за всегда закрытыми дверцами антресолей.
Любили ли мы друг друга? Вопрос возникал множество раз, и всегда ответ оказывался положительным. Родился сын: в личных отношениях появилась слабенькая трещинка, оскоминка вторичности каждого из нас. Мы превратились в створки ракушки, и растили «жемчужину», истончая слой любовной страсти.
Четверть века - очень много. Последние года три, с поступлением сына в институт истощилась, выработалась «золотая жила» совместного проживания. Дальше – привычное, благополучное внешне, но внутренне невыносимое, существование.
Судьба разрубила гордиев узел сомнений неожиданно и болезненно-бесповоротно.
Случившийся спустя два года дефолт разрушает надежды на будущее, как будто разбивается последняя чашка китайского сервиза. Я пытаюсь склеить осколки: из ведущего экономиста превращаюсь в заурядного бухгалтера. Жизнь напоминает крысиные бега. Судорожным маятником мечется сын в поисках работы. Апофеозом поиска места под солнцем становится удачная женитьба. В результате - получает не только жену, но и должность в мелконьком, блошиного пошиба, бизнесе новых родственников.
Передышки не предвидится: свекровь совсем плоха. Желающих ухаживать нет, но есть возможность расплатиться за навязываемые совестью долги.
За несколько лет я совершенно упустила из поля зрения перемены во внутреннем сыновьем пространстве. Мы отдалились не только территориально, но и в пущенном на самотёк душевном родстве. В конце концов, дети выбирают свои дороги сами. Не могу быть беспристрастным зрителем: на несколько, растянувшихся гусеницей, лет становлюсь «запасным кошельком»: сын, использовав бабушкино «квартирное» наследство в качестве первого взноса, влезает в кредитную кабалу.
Подрастает внучка. Какова я в роли бабушки, судить не берусь. Видимся мы с Маняшкой до обидного редко: я помогаю больше финансами, нежели ковыряньем в песочнице.
- Лизавета, - спрашивала внучка, - почему ты такая? Ты не похожа на других бабушек и имя у тебя такое странное, Лизавета, будто ты - королева.
- Может, я и есть королева, - я подыгрывала Маняшке и иногда верила её наивным словам.
С именем история, действительно, загадочная: оно живёт отдельной от меня жизнью, не позволяя отчеству пристраиваться прожитыми годами. Я – всегда и только Лизавета. Теперь принято называть разновозрастных сотрудников по именам, а в прежние годы одиночество имени имело частенько негативные оттенки. Единственная долговременная упрямая попытка предпоследнего начальника, Сергея Ивановича Куприянова, следовать правилам хорошего тона, была заранее обречена на провал. Впервые он называет меня просто Лизаветой незадолго до ухода в дебри административных лабиринтов.
Очень скоро осиротевшие сотрудники понимают: есть незаменимые начальники! И право присловье про новую метлу. Первой «выметают» меня – «совесть иметь надо!». Шестьдесят пять, а я и не заметила, честное слово!
- Знаешь, Лизавета, - рассуждает Маняшка, - времени у тебя навалом, завидую! И не нужно угождать вашему самодуру. Самодуру, не спорь со мной. Представь: будешь расстраиваться и всё такое. Представила?
- Предположим, - осторожно соглашаюсь я. – И что дальше? Сериалы? Лавочка у подъезда?
- Да брось, какая лавочка, не утрируй! Ты в принципе не можешь считаться старушонкой, ведь не можешь?
- Нет, из меня не старуха - недоразумение одно. Я и про возраст свой поняла, когда мне этот… напомнил.
- Тогда тебе нужно срочно придумать новое занятие, перпендикулярное прежней жизни!
Маняшка перебирает варианты будущего амплуа, рассеянно оглядывается по сторонам, словно немногочисленные, привычные до абсолютной незамечаемости, предметы, могут дать сногсшибательную идею.
- Лизавета! Я придумала, ты будешь кататься на лыжах, вот! – И внучка проворно распахивает двери в туалет, где стоят доисторические деревянные лыжи. – Ничего идейка?
Мы смеёмся до колик, утирая непослушные слёзы. И, словно в сказочную пещеру Али-Бабы, заглядываем в тёмные просторные антресоли в поисках лыжных ботинок. Тех самых, что покупались в первые годы семейной жизни. Годы сквозняком унесло - ботинки остались.
- Ничего-ничего, Лизавета, не дрейфь, - повторяю внучкины слова назавтра, неуклюже раскорячившись среди многочисленных лыжных лабиринтов в районе Бабаевского прудика на окраине истоптанного и обмусоленного человечеством лесопарка на востоке столицы. Не пугаюсь, пытаюсь собрать из ручек-ножек-палок-дощечек, как из детского конструктора, подобие движущейся фигурки. Получается не сразу.
Неумелую лыжницу освистывают мелкие пичуги, ехидно качают головами юркие белки. Плевать, радуюсь свободе и удивляюсь собственной смелости. Впервые в жизни я ничего и никому не должна. Привыкнуть к жизни без долгов совсем непросто, но … какие мои годы?
- Привет!
Передо мной высокий пожилой мужчина. Обыкновенная внешность, пивного брюшка нет. Опасливо оглядываюсь в поисках случайных лыжников, или, на худой конец, мамаши с коляской на ближайшей аллейке. В голове - веер слухов о маньяках и других ужасах.
- Здравствуйте, - осторожно отвечаю и невольно улыбаюсь: мы, похоже, экипировку подбирали в одном и том же советском магазине. Штормовки, спортивные брюки с тремя белыми полосками по бокам, широкие лыжи без опознавательных знаков, кожаные ботинки с глубокими поперечными заломами на широких носах.
- Не бойся! Лыжня для тебя готова, - говорит незнакомец и добавляет, - а я уже накатался. Хватит на сегодня.
Я механически киваю и еду в указанном направлении. Оборачиваюсь, встречаюсь с ним глазами, и мы одновременно салютуем друг другу палками.
А лыжня, действительно, хороша! Круг километра полтора спрятан среди ёлок так удачно, что, не зная, легко пропустить нужный поворот. Покидая укромное местечко, пишу на снегу большими буквами: Спасибо!
***
Они встречают меня назавтра: неприятности в виде группы молодящихся дам пенсионного возраста. Наряженные в попугайно-цветастые лыжные костюмы, словно в вечерние наряды, они насмешливо оглядывают моё «сермяжное» одеяние.
- Твоя работа? – спрашивает самая «крутая», брезгливо тыкая лыжной палкой во вчерашнюю надпись. Её перчатки стОят, вероятно, побольше моей пенсии. Насмешливо улыбаюсь: занюханная крохотная Бабаевка в роли Куршавеля? Прикольненько, как говорит внучка.
- Моя, - легко соглашаюсь. – Запрещено? Так знаков же нет.
Я хамлю намеренно, слишком явно видна на лицах агрессия. И начинается самый настоящий допрос. Но и я не лыком шита: вчерашнего лыжника зовут Иван Александрович, ему семьдесят три года, но выглядит намного моложе. Несмотря на почтенный возраст «кавалера», каждая из потенциальных невест мечтает о благосклонности обыкновенного, с виду, старика. Они напоминают поп-звёздных фанаток, и сжились, сроднились на почве оголтелой, смешной для окружающих, страсти. Горящие надеждой глаза и сильно припудренные щёки вызывают во мне жалость.
Уверяю почитательниц «божества» со всей искренностью, мол никогда и ни за что… Я стучу себя кулаком в грудь: намерения мои не простираются далее простой лыжной прогулки без намёков на продолжение «банкета».
Вечером я повторяю ритуал клятвенных заверений перед внучкой, разыгрывая в лицах комический водевиль. Она остаётся у меня ночевать, и до полуночи в темноте раздаются наши смешки, переходящие в неприличный хохот, пока раздражение соседей не прорывается нервическими постукиваниями по батарее.
Ночью подхожу к окошку, касаюсь холодной прозрачной леденцовой глади стекла. Мой, с таким трудом созданный панцирь, на самом деле - обманка. Я оплакиваю себя, молодость, отданную стандартной «программе семейной жизни», зрелость, выхолощенную поисками пропитания для души и тела.
Прошлое крутится листками отрывного календаря, заплатковая жизнь вызывает озноб и страх. И… всё? Для чего я, зачем, и почему такая безысходность затягивает в чёрную воронку ночи мои неуклюжие попытки сбросить долги, навязанные извне, выкорчёвывая попутно из души нежное, ранимое, хрупкое, пришедшее со мной.
***
Иван Александрович являет присутствие своё весьма деликатно. Однажды я вешаю кормушку для птиц недалеко от «нашей» трассы. На следующий день пятачок вчерашних сугробов под кормушкой утоптан до ровной площадки. Мы «разговариваем» крупно нарисованными на снегу простенькими значками. Один из нас рисует улыбающуюся рожицу, а второй непременно пририсовывает ей бантик и ушки, похожие на два блинчика. Мы – снежные смайлики. Я уверена: ему неизвестно моё имя, но никаких попыток изменить сложившееся статус-кво никто из нас двоих не предпринимает.
Что разглядели идолопоклонницы в нашем невинном обезличенном общении? Судьба подарила призрак счастья, надежды в виде одинокого мужика, умеющего делать добро просто так, без авансов и вознаграждений. Они не привыкли за просто так, и поэтому вознесли его в сан святого. Чужой скепсис разрушает хрупкий мир, и они начинают на меня охоту. Руководит неприятельским штабом властная старая дева Ираида Львовна, ей покорно подчиняются дамы попроще: «разведёнка» Нина Ивановна и вдовица Ольга Петровна. Три судьбы, как три нити сплелись в один обжигающий наотмашь кнут. И я ощутила себя цирковой лошадью, подгоняемой беспощадным дрессировщиком.
Заветная лыжня охраняется круглые сутки: я приезжаю в разное время, но всегда кто-то «на посту». К «телу» доступ категорически закрыт. Меня буквально выталкивают, вытесняют и уже не только взглядами. Поначалу мне весело, но с каждым разом становится всё более и более не по себе.
- Лизавета, но это страшно, - ужасается внучка, - прямо война на уничтожение! Надо же что-то делать и немедленно, а то ненормальные бабки притащатся в гости «на разборки»! Зря смеёшься, ревность это не фантики! Я подумаю, ладно, ба?
От неожиданно вырвавшегося «ба» перехватывает дыхание.
Через несколько дней Маняшка является с пакетами модной фирменной лыжной одежды и парой новёхоньких пластиковых лыж с ботинками и палками. Поверх узорчатой яркой шапки нацеплена горнолыжная маска с зеркальным напылением.
- Смотри, вот Крафт, а это Фишер, - хвастается она обновками и на вопросы, откуда средства, досадливо отмахивается.
Я догадываюсь: финансовые презенты на невинные девичьи прихоти вернулись назад, и не скрою, мне приятно. Маня наш человек, не скупердяйка какая-нибудь. Я бы сделала то же самое на её месте, хотя и протестую, как и положено обыкновенной бабушке.
И назавтра, вооружённая «до зубов»: упакованная в костюмчик по последней лыжной моде и, по внучкиному выражению, в «суперскую снарягу», легко и беспрепятственно проезжаю сквозь строй моих гонительниц. В последний момент самообладание трусливо поджимает хвост - я прикрываюсь огромными стрекозьими глазами маски.
Господи, они меня не узнали, и сдуваются, признавая превосходство «фирменной» незнакомки. Я не испытываю радости победы: подумаешь, королева Бабаевской лыжни! И больше никогда не подъезжаю к заветной тропинке. С меня довольно! Но Иван Александрович узнал-таки суперлыжницу: его снежный смайлик в тот день не улыбался – грустил.
Поблазнило счастье, и хватит. Но позабытая, всплывшая из далёкой юности, тягучая истома ожидания разъедает кислотой прочные жизненные ориентиры. В образовавшиеся ажурные, ещё не ставшие прозрачными дырки, пробивается солнечный свет. Предчувствие щекочет, царапает остренькими коготками.
Разве может знать о любви юность хоть долю того, что открывается потом, на пороге в неизвестность? В воспоминаниях одни сладкие миражи и вереница верблюдов с человеческими лицами…
Мне шестьдесят шесть, я прочно стою на земле, не впадаю в старческий маразм, а потому решительно перебазируюсь с не принявшей меня Бабаевки на спокойную лыжню в подмосковное Малино. И прекрасно доживаю до конца лыжного сезона. Аминь!
***
В моём пенсионерском рае много приятных мелочей: бесплатный проезд и скидки на музейные экскурсии, выставки, киносеансы. Собственный распорядок дня. Новые знакомства. Неожиданные интересы. Жизнь есть жизнь и в сорок пять и в почти семьдесят.
…Вытаскиваю полузабытые, покрытые паутиной событийной памяти, имена: Ираида Львовна, Нина Ивановна и Ольга, кажется, Петровна. Аккуратно накрашенные лица, смущённый взгляд. Они стоят жалкой группой у входа на второй этаж кинотеатра. До начала сеанса полчаса, немногочисленные зрители разглядывают развешенные по стенам акварели.
Интуитивно отмечаю знакомость фамилии художника на информационном стенде. Как все, неторопливо передвигаюсь в равнодушном реденьком потоке.
…Я гляжу на лицо с короткой стрижкой, нетерпеливой рукой заправленные за аккуратные створки ушек, пряди вылезают, норовя закрыть серые глаза с разноцветными мелкими камушками вокруг радужки. Несколько чётко обозначенных веснушек примостились по обе стороны едва вздёрнутого тонкого носа. Чуть шевелятся ноздри, губы, только что произнесшие слова, ещё не сомкнулись, но привычные морщинки стягивают тонкую розовую кожицу в улыбку.
Разглядываю себя, юную, как икону. Название картины - «Лизавета». В уголочке знакомый лукавый смайлик с ушками-блинчиками и бантиком. И подпись автора И.К. Я смеюсь, вызывая недоумение окружающих. Куприянов – тот, который отец!
Солнечный луч заблудился средь аквариумных стёкол, брызнул радугой по нарисованному лицу. Я вздрагиваю: тонкими, едва уловимыми штрихами, видимыми только под солнечной призмой, высверкивают очертания золотистой короны на портрете. Луч тускнеет, видение исчезает.
- Ты получила свою корону, Лизавета! – говорю себе. - Королева Бабаевки!
Стою на ступеньках кинотеатра, за стёклами, в пустыне фойе застыли три старухи, в глазницах - слепая обида и беспомощность.
Холодный знакомый ветер касается щеки, тормошит волосы. Всё-таки сбегает, вырывается он из скорбного театра на свободу. Торжественно поправляю воображаемую корону и кланяюсь покачиваниям многочисленных зелёных ладошек. Да здравствует королева! Виват!
© Copyright: Конкурс Копирайта -К2, 2012
Свидетельство о публикации №21203090378
Рецензии
http://www.proza.ru/comments.html?2012/03/09/378