29.Выстрел.
«Как неустойчиво все в этом мире», - думал Максим после того выстрела в сердце. Всего-то одна фраза, даже не фраза, а так, пару слов, но каких и … от кого. «Я влюбилась» - фраза сильнее бомбы, когда не в тебя. Как все зыбко и как скоротечно. Знал он, знал все время их общения, что нет в ней той глубины чувства, когда можно сказать «Люблю». Она его боготворила – это так, но только в последние разы он заметил, как она меняется к нему, как появляются те плотские элементы, которых не хватало раньше. Он не торопил события и хотел, чтобы её страсть была из глубины, да такой, чтобы никогда не исчерпалась, но, как видно, случилось то, чего он боялся, - он готовил Динку тому парню с короткими аккордеонными пальцами. Максим знал, что располагает к себе женщин практически всех, это не значило, конечно, что все они были влюблены в него, но и всех, кто любил его он не знал, но стоило ему проявить к любой из них повышенное внимание, как начинала затеваться любовь, но Максим не пользовался этими своими чарами, потому что был, как сам говорил, не по этому делу, да и не надо было, - хватало жены, а потом - редких связей, но всегда замешанных на сильных чувствах. Просто так Максим с женщинами не паровался и, если честно, не знал, как это делать, и робел это делать… «Снимать телок» он не умел, ему это не надо было.
С Динкой он позволил развиться чувству глубокому и сильному, - уж больно давно не было у него ничего подобного, но, главная причина, почему он согласился на чувства, конечно, была сама Динка. Он спал в сексуальном смысле и спал много лет, бывало, что и по месяцу без секса, а, когда секс случался, то разве это был секс. Вот и захотелось чувственных надрывов, какие он помнил по прежним, казалось, навсегда канувшим в лету, временам. И надрыв случился: он не понимал, когда был среди людей, какое они могут иметь значение, если есть она, как голые мужики в бане могут о чем-то там потякать, когда есть она, какая политика, смешно, - есть только она. Она закрыла собой все – он все воспринимал только, пропустив восприятия через многогранную призму Динки. Он вошел в состояние, какое бывает на грани помешательства.
Потому совсем не случайно он перепугался, когда она не сказала утром «Доброе утро», а потом появилась только на следующий день к вечеру. Ему мерещилось, что она погибла, хотел даже к ее дому подъехать, посмотреть – не стоит ли катафалк, нет ли каких похорон. Невозможно было представить, что Динка не вошла утром в комп, а если и нет, то чтобы не ответила на мобилу, нет такой силы, чтобы заставила ее сделать это, только смерть. Но так случилось и нашлась такая сила и имя той силы – любовь. Конечно же, к тому парню, с которым у нее осталась недовершенное, пару лет как, свидание под луной и яблоней в цвету. Он понял это и, несмотря на ее «Люблю тебя», чувствовал, что для него Динка и в самом деле умирает. И когда он получил смс с коротким текстом «Я влюбилась», стало ясно - так и случилось. Это был выстрел прямо в сердце.
Старый и мудрый – так любил лет с 22 называть себя Максим - конечно, в шутку. Так это или нет, но он знал, что любовь, которая настигла Динку, подобна залпу – бахнет, сверкнет, пошумит и вместе с дымом растает все, останутся только воронки и выжженная трава на земле, на той земле, от которой она, подброшенная страстью, оторвалась. Все кончится и очень быстро и, чем быстрее, тем лучше ей будет, тем менее болезненным будет тот процесс. Хотя, как виделось Максиму, все должно кончиться еще за этот отпуск, хуже будет, если останутся осколки от того взрыва, тогда они еще долго будут отдаваться ноющей болью, которая лечится только забвением.
Он написал ей много писем, он должен был как-то выговориться, как-то высказаться. В последнем он написал, что она умерла для него, а он сейчас пьет водку и поминает её. «Выпью рюмку, помяну мою, так и не ставшую моей Динку. Я любил её», - сказал и выпил.
Дальнейшая судьба Динки ему уже не интересна, она стала чужой, несмотря на необыкновенно деликатную и теплую близость, что появилась между ними за этот почти что год знакомства. В июле, в конце будет год, как она зашла к нему на страницу, и он написал ей те строчки:
«Красивые такие у меня вызывают только жалость к себе: меня они уже не полюбят».
«Так и есть!» - подумал Максим и сел за, ставший ненавистным, проект. Ему было плохо.
30. Так вот он третий болванчик.
Динка вернулась после месяца отсутствия из той деревни, где за неполный месяц по массе волнений и страстей прошла целая жизнь. Да и какой там месяц, всего-то неделя жизни, а остальное время пытка скукой и оторванностью от всех. Она изменилась, хотя сама этого не замечала, саму себя она не видела, да и как она сама себя увидит, ей казалось, что ничего не изменилось, только вот загорела, как уголь, и пятки не домоешь от босой ходьбы. Она успела отойти от той бешеной страсти, что случилась с ней в степи с московским гостем. Завершила, некогда начатый любовный процесс, завершила великолепным финалом, поставила точку и, как она понимала, точка была поставлена не только на прошлую их встречу, но настоящая ушла туда, в то прошлое, которое не возвращается. Она уже не хотела его, разум, расчет и практицизм взяли верх. Она стала забывать его, он стирался в памяти и становился совсем чужим и почти что незнакомым. Никто не скажет, как поведет она себя, если повторится недавняя ситуация, но сейчас она его не хочет, он ушел из её жизни.
Первым делом – комп. Как она истосковалась по нему. Сразу Максим, что написал, не написать не мог, она его знает. Написал и много. Все его опусы заканчивались словами прощания, он прощался с ней, прощался, он не досвидание говорил, а прощай, назвал её Переносиком, так не называл никогда. Последнее его письмо про поминки возмутило. Она забыла все предыдущие и выругала Максима за это письмо, объявив ему, что нельзя поминать живых даже в шутку, - это может привести к реальной смерти. Максим долго не отвечал. Потом ответил, что это не он, а она сама себя похоронила и замолчал совсем. «Прощай, Переносик» было последней его фразой в почте. На ее «Где ты?» Максим не реагировал. Когда с ним не было связи в деревне, это воспринималось, как «никуда не денешься», но, когда он совсем рядом, есть и комп и телефон, а связи нет, - это что? Это не вынужденное положение, с ним надо или согласиться или что-то менять.
Динка снова и снова смотрит почту. От Максима по-прежнему ничего. У нее начинает ныть все тело; чтобы так – еще не было. Она со всеми знакомыми на всех сайтах переобщалась по нескольку раз, но все вместе они не заменяют и на крупицу Максима. Она знает, что виновата, но и не может согласиться с тем, что не свободна в выборе своих действий, да и кто он ей, в самом-то деле? - не муж, не сват, даже не любовник, так, - комповский сожитель. А ведет себя, будто она ему изменила, Павлик и тот молчит, а он муж, как-никак. Динка возмущается, она готова высказать ему все это, а потом даже прощения попросить. Ну, подумаешь, забылась немного, ну, заигралась, но ведь все в прошлом, сейчас нет ничего и никого. Так-то оно так, но не слышит Максим её доводов и мольб о прощении, точнее, - слышит, читает все, что она шлет, но не отвечает, - обиделся. «Может, по попке, и все забудем. Все будет, как было раньше!», - отправляет она очередную почту и идет на кухню. Давно не варила гречку, ну и что, что все любят рис, гречку тоже есть надо.
Она открывает шкафчик, где стоит банка с крупой. Оттуда на нее пристально смотрят все три болванчика. Динка достала третьего, поставила на стол и качнула головку, а она не качается. «Боже мой, а ведь он и был моим третьим болванчиком, - подумала Динка.- Светка знала, конечно, что у третьего голова не качается… Голова не качается и на почту не отвечает и трубку не берет. - К черту все правила, все установки и условности - так и сдохнуть недолго". Она берет телефон и отправляет смс: «Долго мне еще немытой ходить?»
Это все.
06.08.2012