Эта кошка жила неизвестно где, поэтому неизвестно откуда она пришла, чтобы поселиться в этом доме.
Но вот она пришла, и вот она спит в укромном уголке под крышей, и раннее солнце пляшет на ее полосатой шкуре, превращая в маленькую радугу каждую шерстинку. Солнце ласково гладит ее черное острое ухо, щекочет белую грудку, и по очереди облизывает каждый ее пальчик, избегая разбудить острые когти.
Имя кошки – Ада. Ада Тобард. Улыбаясь снисходительно новому дню, она покидает свое уютное убежище, выстланное забытыми египетскими снами и туманами африканских болот, с ловкостью акробатки перепрыгивает на ветку дерева, и по стволу, склонившемуся перед ней в полупоклоне, спокойно спускается вниз, во двор.
Во дворе еще витает предрассветный морок и блестит на траве роса. В каждой капле Ада видит свое отражение, и каждое отражение сейчас смотрит на Аду из своего хрустального мира, готовое в секунду растаять вместе с обжигающе ласковым солнечным лучом. А Ада живет вечно… Да, она живет вечно, эту тайну ей нашептало Солнце и пропела Луна.
По двору, тяжко ступая, бродит дворник, и размахивает своей страшной метлой. Ада иногда удивляется, почему этот странный человек так громко ходит и так звучно мурлычет, но в целом она снисходительна к великану, и даже немного сочувствует ему.
- Здравствуй, Ада! – почтительно здоровается дворник, и смеется, показывая желтые, как у жеребца зубы.
Ада благосклонно улыбается в ответ и садится в тени, аккуратно поставив белые лапки на самой границе света и тьмы, чтобы солнце лишь слегка прикасалось к пальчикам. Это такая игра, с незапамятных времен. Ада знает, что если она не будет выманивать пылающий огненный шар белизной своих крошечных лапок, то он, чего доброго, и вовсе раздумает подниматься над горизонтом. Поэтому она выманивает, выманивает…Тысячи, миллионы лет… Впрочем, Аде безразличны цифры.
Дворник, отставив подальше лихую, разбойничью свою метлу, подбирает березовый прутик, и наклоняется к Аде, пытаясь заинтересовать ее прутиком. Она слышит, как скрипят его кости и суставы от непривычной работы, и снисходительно играет со стариком. Солнце сияет все ярче и ярче, любуясь ловкой работой Адиных лап, восхищаясь ее акробатическими приемами. О, Ада знает их великое множество! Дворник смеется, и тут же кашляет: с надрывом, страшно, так что Ада слышит торжествующий смех смерти за его костлявым плечом. С ворчанием он берется за метлу, оставляя Аду в покое.
Вот откуда-то сверху – может быть, из теплого птичьего гнезда – падает пуховое перышко. Ада следит за ним глазами. Ветра нет, и перышко падает так медленно, будто у него в запасе целая вечность, приглашая Аду поиграть в эту игру. На мгновение Ада останавливает время, и перышко действительно замирает в густом, ароматном, как смола, воздухе, но Аде становится скучно… И вот время уже идет своим чередом, отпущенное одним движением узких кошачьих зрачков.
Прохладные ступени крыльца чуть слышно поскрипывают, приветствуя Аду, когда она, распушив роскошный хвост, поднимается по ним на веранду дома. Эти ступени лукавят: в темной, сырой пустоте своей они хранят мышиное гнездо, и Ада улыбается в усы. Выпускает коготки и слегка проводит ими по неровной деревянной поверхности, будто в наказание. Ступени тут же смущенно умолкают.
Высокая красивая женщина, увидев Аду, открывает для нее дверь, и кошка проходит в кухню. Нежный носик ее вбирает в себя приятные запахи молока и теста. Грузный, недовольный мужчина с плачущим голосом сидит в плетеном кресле на веранде и делает вид, что читает газету. Но на самом деле он притворяется, и его лиловый зрачок уже успел оставить на Адиной шерстке крупинку желчного недовольства. Ада нехотя слизывает ее розовым язычком. Недовольство неприятно не вкус, но она хочет выглядеть безупречно в этот чудный день.
- Ты опять пустила в дом Приблуду? – нудит мужчина, не оборачиваясь, и раздраженно листает газету.
Женщина театрально воздевает глаза к небу, и они с Адой тихонько смеются. Потом женщина почтительно наливает в белоснежное фарфоровое блюдце парное, лугом пахнущее молоко, и ставит его в уголок, для Ады. Ада охотно пьет: она не пренебрегает жертвенной пищей, как не пренебрегала ею и миллионы лет назад.
- Самое бесполезное, наглое и глупое существо, - ворчит мужчина в кресле. Но ворчание его рассеивается как папиросный дым, в ароматах цветущей вишни, которые Ада призывает из окна. Ароматы, послушные ее воле, проникают в кухню вместе с легкокрылым ветром. Они щекочут длинный острый нос ворчуна, и тот умолкает, задохнувшись от удовольствия.
А по ночам, когда засыпает утомленный мир, Ада поднимается на крышу и беседует со звездами. Звезд так много, и каждая хочет рассказать ей что-то важное и интересное. Они шепчут, вздыхают и смеются, и Адины нежные ушки внемлют их неземным голосам.
Порой же в воздухе разливается запах безумия, и небо покрывают тяжелые тучи, такие плотные, что даже Луна не может пробиться сквозь их мрачные покровы. Тогда Ада вглядывается в багрово-черную даль, и среди клубящейся тьмы различает острые крылья.
- Ада,- вздыхает бездонная тьма, и ее ледяное дыхание оседает инеем на кошачьей шерсти.
- Ада, - стонут в непосильной муке тысячи несчастных существ, и скрежещут острыми зубами, готовые разорвать ткань этой реальности, как тонкий шелк, как свадебное покрывало.
- Ада, - гулко повторяет грозное небо, готовое обрушиться на нечестивую землю по одному только Адиному слову.
Но Ада молчит, и молчание ее сообщает миру, что новый день наступит в положенный ему срок, простив миллионам и миллиардам крохотных созданий их несовершенство, простив им их ложь и глупость, их смешное и жалкое самолюбие, их тайные подленькие мысли… И все живое опять утонет в этом сиянии грядущего дня, что несется сквозь бесконечность под ласковое мурлыканье удивительной кошки Ады Тобард.