Рой появился, как и обещал, через неделю. Обмен любезностями начался с его вопросов относительно самочувствия и адаптации Адама на новом месте. Не будучи избалованным, профессор во «второй» своей жизни с открытыми глазами, как он сам дал ей определение, не видел ничего, что могло бы его раздражать и мешать. А потому разговор очень быстро продолжился, словно и не было никакой многодневной паузы. Но с подробным исторически экскурсом Брендон, похоже, закончил еще в прошлую встречу.
-Как Вы знаете, мистер Кох, интеллектуальные способности человека, по мнению ученых, зависят, в первую очередь, от количества связей между нейронами. Чем больше отростков, чем больше связей, тем мощнее интеллект. И если число этих нейронов более или менее у большинства нормальных людей одинаково, то именно в установлении связей мы и увидели неограниченное поле для своих исследований. Очень многое можно было бы узнать, если бы могли разобраться в структуре человеческой порядочности не с точки зрения психологии или воспитания, а с позиций структурообразования в зубчатой извилине гиппокампа – этого хранилища нейронов, откуда они, «повзрослев», медленно мигрируют дальше, обретая свои не только специальные функции, но и специфичные, свойственные конкретному индивидууму. Тема очень перспективна, Адам.
-А какова, по Вашему мнению, Рой, взаимосвязь между интеллектом и порядочностью? Ведь Вы, если не ошибаюсь, именно к этому выводу ведете меня?
-Не ошибаетесь, профессор. Зависимость существует. Но это, как говорится, полдела. Ведь будь такая связь односторонней, то откуда, скажите мне, взялись бы на Земле сверхжестокие и коварные убийцы своих собратьев? Сам по себе интеллект является предпосылкой, дополнительным преимуществом, козырем для развития в пользователе второго начала.
-Какого же, мистер Брендон? Не термодинамики же? Что это за странное и неизвестное мне второе начало?
-Ничего особенного, Адам. Если бы в Вас лично это второе направление развивали, ну, или хотя бы не мешали ему расти своим долгим путем через наблюдение и анализ, Вы бы уже давно пришли к аналогичным немудреным выводам и пониманию, откуда оно берется.
-А Вы –интриган, Рой. Я уже весь сгораю от любопытства.
-Сейчас, профессор, Одну минуту. Поясню на примере. По всей истории человечества прослеживались постоянные следы так называемых паронормальных способностей. Вы ведь слышали об этом, Кох?
-Знаете, Рой, увы, но очень немного. Меня учили работать с фактами, а не домыслами. Я сталкивался со ссылками, но не придавал значения им, если не хватало конкретных данных для их анализа. Хотя в животном мире, слышал, то, что Вы сейчас назвали паронормальными способностями, встречается довольно часто.
-А ведь зря Вы и многие ученые, в каких бы веках они не жили, не придали этому должного значения! Это возникло еще на заре человечества, когда не то чтобы компьютера, еще и колеса-то не было. Но уже тогда подобные способности наблюдались. И не только у животных. Мозг человека заметно крупнее в объеме, а, стало быть, содержит в себе куда как больше возможностей для игры на тонком и интуитивном плане. Это - банальная мысль, но я заострюсь на другом. Именно тут наш человеческий интеллект играет с нами злую роль. Образование тех самых межнейронных связей формируется в ущерб способности мозга отключаться и не мыслить, а также направлять всё своё внимание на единение с окружающим пространством. Связи – это своего рода ниточки, а местами – канаты, по которым влага сознания не плавно проходит и перемещается из области в область, как бы она делала это в песке, например, а быстро ускользает в зоны, ответственные за получение удовольствия или аналогичные процессы. Вообще-то, Кох, способность мозга "самоотключаться", вероятно, развилась в ходе эволюции как своеобразный защитный механизм, который мы – люди - так безжалостно и быстро уничтожили. И напрасно.
-И всё же, Брендон, что Вы хотели дать мне понять? Я, быть может, не столь глубоко, как Вы, изучал нейромедицину, но пока что не вижу того существенного предпосыла, который изменил бы мой взгляд на проблему мозга человека.
-Извините, Кох, я никоим образом не хочу Вас задеть. Поймите, что я лишь пытаюсь связать между собой сейчас два момента: причины деградации и гибели человечества, причем, заметьте, просвещенного и далеко зашедшего в своем развитии, и усложнения структуры межнейронных связей. Объяснить историческую ошибку расы людей их зевком в области собственной биологии. Роковым зевком.
-И как же Вы это связали между собой, Брендон? Я полон внимания. В том числе и как ученый.
-А вот тут-то я уже не могу ответить Вам своё любимое «очень просто». – Но улыбаться Рой мог, кажется, постоянно. Во всяком случае у Адама было такое ощущение, что и простота, как и отсутствие её при вопросах и ответах, равноодинаково радуют более старшего Роя. Было ли это повышенным умением радоваться жизни вообще? Кох продолжал поражаться такому вечному оптимизму на лице немолодого коллеги.
-Хорошо, профессор, я вынужден полезть в дебри, но если я в них начну путаться, вытащите меня из них, пожалуйста.
-Обещаю, мистер Брендон. – Кох и сам невольно улыбнулся.
-Спасибо. Так я продолжаю. Как давно известно, Кох, во многих областях мозга нейроны организованы в популяции. Свойства и входные сигналы нейронов в каждой такой популяции схожи между собой. Поскольку активность нейронов внутри популяции более или менее синхронизирована, то их пресинаптическое воздействие на другие нейроны оказывается более сильной, чем активность одиночных нейронов, то есть один нейрон часто не может оказать решающего пресинаптического воздействия на другой нейрон, достаточного для генерации им потенциала действия. По этой причине в большинстве случаев функциональной активности мозга значимой оказывается именно активность популяций, в то время как одиночные нейроны и ограниченные нейронные сети гораздо слабее работают на фоне популяционной активности. То есть, профессор, вывод следует удивительно простой: множество гораздо сильнее единичных выскочек.
-Ну, вообще-то, Рой, я это знаю. – Неожиданно Адам поймал себя на чувстве приятности оттого, что начал подшучивать над местным главным лектором, вещавшим банальные истины.
-Вы забываете, коллега, что изначально я был историком. Я провожу аналогии со всем, что может провестись в моей голове, где популяция, так сказать, исторически ориентированных нейронов (тут Рой выдал легкий смешок) намного больше по численности нейронов, ответственных за другие науки.
-Я уже это давно заметил, Брендон!- Кох засмеялся первым. – Историкоориентированные нейроны создали в Вас уже такую опасную популяцию, что, как мне кажется, Вы уже давно подписали себе приговор – получение кайфа только от философии, спроецированной на обсуждение развития человеческого мозга. Но… Извините и продолжайте.
- Хм? А что? Очень даже может быть, что Вы правы. – Рассмеялся в ответ Рой. -Человечество подписало себе приговор, когда позволило подавляющим большинством голосов залезть себе в мозг, вначале выбрав тот самый пресловутый просмотр, а потом вообще – напрямую запустив туда установщиков копиров. Но просмотр был пагубнее. Копирование – это уже было судорогами, подписью под правом власти контролировать свою благонадежность. Подписью вялой, ленивой, когда уже пик сопротивления навязываемой атрофии сознания был перейден, а люди стали послушными и податливыми живыми роботами с несколькими однотипными функциями по ублажению себя. Но если вернуться к теме установления связей между нейронами, то просится очевидный вывод. Чем ярче ощущение или эмоция, тем больше становится популяция таких нейронов, и тем большим количеством переплетений они обвязываются между собой или проявляют спайковую активность с другими индивидуальными нейронами, беря их методично в плен. Проблема заключается лишь в том, что слишком яркие ощущения запоминаются мозгом, и так называемая зона удовольствия уже не способна вычеркнуть яркое событие и причины его возникновения из головы человека. Так на этих рельсах в свое время усиленно росла наркомания, являясь наиболее показательным способом усиленного и убыстренного задействия этой зоны счастья. Но просмотр оказался круче. Особенно тогда, когда к нему добавили микродатчики, и получаемые ощущения уже мало отличались от настоящих. Мозг подсевшего на просмотр человека уже не мог обходиться без своей постоянной и повышаемой дозы, и человек, как это называлось, плавно съезжал с катушек. Создатели и авторы идеи просмотра сами не ожидали такого эффекта, ссылаясь на недоизученность воздействия, но дело уже не в этом. Ящик Пандоры уже был открыт, и как можно было остановить этот аудиовизуально наркотический процесс, украсивший серый быт паразитирующих граждан и нависающую почти над всем человечеством безработицу и ненужность? Организм получал своё участившееся счастье за время, намного меньшее, чем это достигалось во все предыдущие века. Но на этот раз, уважаемый мой Кох, круг сомкнулся. Я уже говорил об этом, но… История человечества впервые вывела своего главного персонажа за скобки. Но это касалось только человека ленивого. А их, увы, было уже с избытком, с каждым годом становясь всё больше и больше. Когда киношники научились снимать свои сочные фильмы, автоматически вводящие смотрящего в шкуру главного героя, то простая бытовая жизнь стала лишь временем для смены дисков в медиабоксах. Личность ежедневно растворялась в придуманных переживаниях чужих историй, и уже было трудно понять, чьей жизнью живет смотрящий. Дети, которых не могли не пустить в этом искусственный мир, внеся лишь незначительные поправки и цензуру, не успевали стать взрослыми, хотя, что касается подрастающего поколения, имелась относительная польза от побочной производной просмотра - обучение. Но дети, которых очень сложно обмануть и отнять конфетку, крайне быстро ушли в свои джунгли воплощенных и снятых для них фантазий, откуда, как позднее выяснилось, вытащить их было уже не так-то и легко, а даже намного сложнее родителей. Детский смех и восприятие в целом опережают по широте спектра восприятие взрослых, но если выросшие особи пытаются усилить эмоции повышением градуса, то дети, как им и полагается, остаются в состоянии инфантильности, не спеша навстречу ощущениям более эротической направленности. Нравственность того общества, сугубо внешняя, статистически фиксируемая криминальными сводками, как ни странно, поднялась, стало меньше насилия, особенно в детской и подростковой среде, но какой ценой было заплачено за это? Всё той же – деградацией! Общество разлагалось на одиночек, не хотящих никаких спариваний в браке или без него, а сидящих в просмотре больше половины дня. Но довольно об этом. Интереснее, как мне кажется, следствия. Как я уже Вам говорил, мистер Кох, институт брака распадался на глазах. Государства уже не были заинтересованы в содержании трутней, не способных стоять у станка и стоить при этом так же дешево, как роботы. А ведь еще имелись пенсионеры. Теория вышла за пределы допустимых границ, за которыми среда обитания гомо сапиенса в массе своей стала неестественно поддерживаемой, то есть непрочной, надуманной. Но это я опять полез в дебри истории, а Вы меня так тактично не перебиваете, профессор…
Оба ученых усмехнулись, но Кох ничего не вставил в монолог Роя, и последний продолжил изложение своей гипотезы:
- Когда-то, на заре человечества, когда эти нейронные связи еще были свежими и слабыми в сравнении с днем сегодняшним, люди, не знавшие даже, что такое чтение, молились богам и уже верили в переселение душ.
-Звучит крайне обнадеживающе, Рой. Какой в Вас, однако, необычный сплав историка и медика. Я никогда не знаю, в какую из этих двух наук может бросить Вашу мысль. – Кох не удержался от комментария, как только произошел такой резкий скачок брендоновской мысли.
-Благодарю, Адам. Но ведь я и не скрывал этого. – Опять улыбка, опять радость. Кажется, от Роя было невозможно ожидать ничего иного. – Напрасно смеетесь, профессор. Тема богов - это вовсе не анахронизм. Если б Вы только могли знать, какое колоссальное количество мыслей было вложено за историю человечества в эту область. Какие широкие и долговременные ментальные планы были сформированы…
-Я слышал о религии, Брендон, но скажу сразу: я - атеист. Не знаю, сумеете ли Вы убедить меня в обратном, но, кажется, если Вы задаетесь какой-либо целью, то ничто не способно помешать Вам в её осуществлении.
-Браво, Кох! Ха-ха-ха!. Юмор –это отличительнейшее свойство человека над всем остальным миром, как вижу, Вами не утрачен даже в Ваших спартанских условиях воспитания. Как быстро Вам удалось пробудить и активизировать в себе данный блок. Браво еще раз! – Рой смеялся еще около минуты, но затем сумел моментально переключиться на серьезный лад. – А на самом деле, Адам, тема достаточно широкая и …неоднозначная. Но давайте по порядку. Вы не можете не знать, что еще в древности люди, увлеченные коллективной молитвой или обрядом, входили в экстаз, транс или что-либо в таком духе. В более облагороженные века и в определенных учениях это могло приводить человека к состоянию просветления и тому подобное. Здесь принципиально следующее. Нейроны человека, конечно же, тоже образовывали свои популяции, но основной задачей этих обрядов, молитв или любых схожих процедур было выключение мозга. Человек не думал, а вместо этого плыл на облаках своего экстатического вознесения. На ментальном плане, который позднее всем известный Кейсель расширил, научившись регистрировать волны сознания, шло упрощение, а, если точнее, очищение мыслей участников этих процессов. И это коренным образом отличалось от просмотра. Не акцентация на своем теле, на чувствах, на ощущениях, берущих начало из анализа действия, классифицированного пользователем как приятное и яркое, а временное стирание всякого анализа состояний своей плоти и головы. Проще говоря, речь шла или об автопилотном режиме функционирования человеческой особи, или же, что имело место в более поздних религиях, воздействии на душу человека, хотя в последнем случае мозг человека уже не мог не задействоваться. Но ведь как? Благородно!
-Я знаю, Рой, что понятие души имеет длинную, тысячелетнюю историю и соответствующее количество своих трактовок. И об этом можно много говорить, уходя в исторические экскурсы, где Вас хлебом не корми… - Адам даже рассердился на себя немного, чувствуя, что серьезную изначально свою мысль оборачивает в аналогичную Брендону насмешливо-улыбчивую подачу. – Но мне бы хотелось узнать, как ваша современная наука и Вы лично смотрите на данный вопрос?
-Знаете, профессор, по моему мнению, этот вопрос – краеугольный. Что бы в разные века ни говорили о душе, но ведь до сих пор никаких четких данных о способах её зарождения нет. И как бы мы на Глоре не относились скептически к предыдущим видам религий, даже я могу выдвинуть только одну, по сути, гипотезу. Божественное начало. Хотите верьте, хотите – нет, но оно всё-таки есть. Не спорю, что понятие Бога может видоизменяться по времени и географическом месторасположении, трансформируясь или подстраиваясь под целый ряд специфических факторов, но факт остается фактом. Рождение человека – это тайна. Не тайна генома или изначальной микроскопичности молекулы ДНК. С этим-то как раз в третьем тысячелетии разобраться успели. Именно тайна одушевленности индивидуума. Вы же сами прекрасно знаете, Адам, сами видели, что Ваши Кавсы и Нэрты, как бы биологически они не являлись человеками, всё равно не были одушевлены. Хотя ментальный план в них тоже присутствовал. Можно вырастить искусственный мозг, управляющий таким же искусственным или клонированным телом, но придать всему этому комплексу истинную полноценность до сих пор нельзя. Собственно, поэтому Вас, профессор, и не клонировали особо, а так - лишь для медицинской неотложной помощи в условиях пребывания в космосе, где намного сложнее быстро воссоздать поврежденный или вышедший из строя Ваш орган.
-Не соглашусь немного с Вами, Брендон. Кавса, конечно, трудно было назвать человеком, но чувство мести и ненависти к иберколам он испытывал вполне даже конкретное, человеческое. Я сам лично это наблюдал.
-Вы чуток путаете, Кох, или забываете разницу между полноценным человеком, как Вы, и клонированным. Точнее, разницу-то Вы знаете, но Вам неведомы все тонкости механизма учащенного копирования информации с таких псевдолюдей. Ведь Кавс, Нэрт сдавали свои чипы на дублирование раз в месяц?
-Да. Не спрашивайте, Вы же это знаете, Рой.
-Хорошо. Так вот. Вместе со снимаемыми данными им активизировали определенные области, ответственные за агрессию, ненависть, способность не чувствовать боль и тому подобное. Слышали ведь об этом, профессор?
-Почти не слышал. И Ваши слова многое проясняют. Благодарю. Но тогда скажите, Брендон, если можно воздействовать на клона и его психику в этих его центрах возбуждения, то что мешает произвести аналогичные действия в других областях? Как вы говорите, благородных.
-Отлично, Кох! Это тот самый правильный вопрос, которого я от Вас ждал! Действительно, что? Что мешает активизировать, условно говоря, добрые области? Такая ведь милая картинка вырисовывается: улыбающийся Кавс, качающий детскую коляску на лужайке… И вместо плазменного автомата в руках накачанного бойца - мягкая игрушка. А неподалеку стоит миловидная Кавсиха и протягивает мужу бутылку воды, чтобы тот оросил свое пересохшее от звуков «улю-лю» горлышко. М-да, картинка на загляденье. А на практике ведь совсем иное получается. Нас ведь тоже интересовал этот вопрос, да еще как. Почему нервные центры, отвечающие, скажу пафосно, за доброе начало в человеке, так сложно приводятся в действие, чего вовсе не скажешь об их противоположностях, почти моментально пробуждающих в человеке или клоне агрессию, боевую готовность, ненависть. Какие-либо догадки у Вас еще не появились, мистер Кох?
-Увы, Рой, пока нет. – Адам пожал плечами в легком недоумении. - Что-то мне подсказывает, что и сейчас Вы срастите эту свою гипотезу с, например, отделами неокортекса мозга, отвечающих за пространственное мышление, речь и сознание в целом.
-Профессор, Вы бесподобны! Очень близко, но не буду Вас держать в неведении. Я ведь уже употребил эти вовсе не научные термины: добро и зло. Что есть одно, а что другое? Агрессивность – это ли производная зла? Нет. Всё относительно, и по невидимым и зачастую непостижимым каналам переходит одно в другое. Я не стану углубляться в философию, Кох, но скажу, что в своей классификации плохих и хороших качеств нам пришлось прибегнуть к ряду допущений и упрощений. Мы сознательно откинули субъективную способность индивидуума давать личностную интерпретацию своим действиям, решая таким образом, что для него хорошо, а что плохо. Нас интересовали универсальные составляющие мозга человека, его те самые области, где и активируются нервные или иные импульсы, определяющие в дальнейшем склонности индивидуума и его доминирующего поведения. В ходе длительных экспериментов мы обнаружили странные закономерности. Когда человек направляет всю свою мысленную энергию на получение эгоистического удовольствия или же на подавление тем или иным способом воли и поведения других людей, то в его мозгу данная агрессия способствует усиленному росту тех самых нейронных узелков. Исполненное «хочу» индивидуума словно прорубает себе тем самым каналы в зоны удовлетворения и получения удовольствия, а также запоминает эти состояния. Мы обнаружили, что обрастание популяций нейронов своими соединениями быстрее всего формируется в тех зонах, где человек ближе всего к отрицательным секторам этой условной оси «зло-добро». Поясню, профессор. Когда человек включает своё Эго, отсутствие мысли становится практически нереальным. Импульс-посыл, жаждущий положительных эмоций, быстро пробегает по тем пулам нейронов, где человек и ожидает своего предстоящего удовольствия. Другими словами, как бы позднее не мог самоотключиться мозг у получившего искомую дозу кайфа пользователя, его каналы в соответствующих местах уже были в процессе посыла полноценно затронуты. И их последующее остывание нельзя путать с самоотключением. Казалось бы, что тут такого? Нельзя сделать вывод, что ЭГО есть то самое зло. Но. Но посмотрим на другой полюс, Кох. Что происходит с зонами, где, если так можно выразиться, запряталось добро? Как мы уже говорили, эти центры активируются куда как сложнее, чем предыдущие. И вот тут-то и начинаются вопросы. Что есть такое добро само по себе? Хорошее действие? Чистая мысль? Энергетика, фоново передающаяся окружению? Если действие, то насколько оно корыстно или насколько трудно достается тому, кто его исполняет? Характеристик, оттенков, нюансов и следующих вопросов – крайне много. Зато нет никакого четкого определения, границ, начала. А ведь само по себе это мифическое «добро» существует. Согласитесь, мистер Кох.
-Согласиться-то я соглашусь, но что это меняет, коллега? Мне интересны Ваши ответы. Я – слушатель. Тем более, что, уже зная Вас немного, я интуитивно чувствую, что когда Вы задаете подобный вопрос относительно моего мнения, у Вас уже есть свой ответ.
-Вы правы и наблюдательны. – Рой повторил свою излюбленную физиогномическую реакцию. – Ответ мы получили. Но он по определению не может звучать четко и однозначно. Мы лишь сумели установить, что в самом чистом виде добро формируется в голове человека с минимизацией мыслепротекания. Иначе говоря, чистое добро – бессловесно. Оно не нуждается в осмыслении и пропускании через мозговые фильтры своего обладателя, добру не нужны оценки и оформление в целом. Разумеется, это не означает, что недумание – это и есть добро в чистом виде. Вовсе нет. Намерения, побуждающие человека что-либо делать, могут быть различными, и зачастую вовсе не добрыми. Способность развивать интеллект и повышение уровня образованности масс обернулись человечеству утратой связи с природой и созиданием не безусловного, а условного добра. Добро в своем зародыше, повторюсь, вырастает из бескорыстия и недумания над причинами своего возникновения и осуществления. Нет никакого математического или интуитивного высчитывания своей будущей выгоды. А человек современный, перегруженный информацией и реагирующий на массово звучащие посулы счастья, не думать разучился напрочь. Когда с начала третьего тысячелетия в мире стала торжествовать теория персонального достоинства и значимости, со всеми сопутствующими атрибутами и механизмами защиты личности от любых посягательств на внутреннее пространство человека, то как бы перестала зарождаться и генериться основная предпосылка для формирования добра. Значимость индивидуума в собственных глазах требовала всё большего признания и узаконивания со стороны государства и его подструктур, что, в свою очередь, оборачивалось развитием институтов юриспруденции и права, но в таком избыточном количестве, что понятие разумной и достаточной меры приказало долго жить. Люди придавали огромное внимание своим, по сути, обычным или жалким личностям, раздувая проекции собственной важности до неадекватных размеров. Более того. Человек в начале нашего тысячелетия взял на себя смелость самостоятельно определять границы между добром и злом. А это неверно. Двигаясь по социальному пути развития общества, невозможно не скатиться к банальной защите частной собственности, что, в свою очередь, провоцирует сдвигание этой границы на территорию условного зла. Ушло бессловесное, неалчное начало, с которого начиналось сопереживание и понимание, так долго помогающее человечеству жить предыдущие тысячелетия. Люди стали слишком внимательны к своим образованным и заинтеллектуализированным персонам, уходя в коконы своих личных интересов, уменьшающих год за годом интерес к так называемому ближнему. Позитивные улыбки и максимальная политкорректность в разговорах с другими людьми стали носить имитационный окрас, основной целью которого была боязнь не упустить потенциальную материальную выгоду. Человечество неуклонно двигалось в сторону закрытия своих глаз на действительность и порядочность своих членов, но при условии получения через них прибыли, каких-либо денежных ожиданий или перспектив этих будущих барышей. Прогресс в технике оборачивался упадком духа. Полученные знания быстрее всего способствовали жадности и спекуляции в поведении. А развлечения стали ежедневным наркотиком, повышая лень и равнодушие.
-Вы хотите сказать, Брендон, что интеллект, по Вашему мнению, явился сподвижником зла? Или же вопрос можно задать так: добро лучше произрастает в антиинтеллектуальных условиях?
-Профессор-профессор! Вы растете не по дням, а по часам. Мне это весьма импонирует в Вас. Научная серьезность вроде бы должна отрицать такой редкий сплав из проницательности и способности иронизировать или шутить. Но Вы, никогда прежде не живший в условиях, способствующих зарождению в себе такой гремучей смеси, ловите всё просто на лету. Я в восторге. Но перейду к ответу. Конечно, интеллект нельзя, да и невозможно объявить сторонником зла. Сам по себе он является лишь предпосылкой для усложнения человеческой структуры. Возьмем для примера умение читать. Само чтение - это ведь относительно недавнее явление в жизни человека, под навык которого человеческий мозг подстраивался, что называется, "на ходу". Процесс более чем полезный. Наука без этого немыслима. Но куда в итоге завела во многих своих областях эта наука в целом? В дебри утонченной самообращенности индивидуума? В легализацию преступных или алчных мечтаний? В желание массово уничтожать себе подобных? За всё в жизни приходится платить. Плата за науку, удлинившую человеку жизнь, пришла, в первую очередь, изнутри, начав методично подтачивать многовековые устои. Без интеллекта невозможно было бы создать атомную бомбу и наши космические корабли. Да, без него – никуда. Но. Но. Но. Не он плох. Плохо лишь то, что, развиваясь всё глубже и глубже, он не способствует выработки противовеса, он всё дальше отодвигает человека от тех дверей, за которыми перед ним открываются двери добра и простоты. Знаете, Кох, давно была такая поговорка: благими намерениями устлан путь в ад. Я бы её переделал: через своды ада лежит путь в рай. И добавил бы: интеллект расширяет эти своды. Путь человека, не противопоставляющего работе своего интеллекта развитие в себе же интуитивного поиска добра, лишь удлиняется от перебора этих чрезмерных знаний, так щедро вырабатывающих требования для осуществления и наступления рекламируемого состояния счастья, призывы достичь которое стали выдаваться за смысл жизни. Чем больше счастье мысленно строится на тех ингредиентах, каковые быстрее всего стремятся попасть в зону удовольствия и запомниться в ней, тем недостижимее оно. Ведь Эго человека не знает пределов, а нейронные связи упрямо требуют постоянного ублажения и увеличения своей дозировки. Благодаря развитию интеллекта происходит реорганизация оценочной позиции, когда мысли человека всё сильнее и глубже сдвигаются в сторону бредовой заряженности на получение кайфа любой ценой.
-Но всё равно, Рой, звучит так, будто интеллект – это препятствие на пути добра.
-Да, профессор, препятствие! Но ведь – не тупик! Всего лишь ловушка, лабиринт, но и через него можно пройти.
-Но как???
-Как пройти? На самом деле, и это тоже - несложно. Постоянно и упорно вырабатывая в себе умение радоваться и улыбаться простым вещам, обычным процессам жизнедеятельности, миру, в конце концов! Основная идея тут заключается не в том, чему можно радоваться, ибо радоваться можно почти всему, а в генерации в себе состояния радости. Радость – это, своего рода, теплота, свечение, передающееся окружающему пространству и людям. Мир прекрасен и удивителен, но обычно люди слишком поздно обращают на это внимание. Или же позволяют убедить себя, что счастье достижимо только при выполнении ряда условий. А ведь счастье – это состояние, а не результат. И лучше всего это состояние достигается при минимизированном количестве запросов, условий, оценок и потребностей. Мысль в этом плане играет с человеком плохую шутку. Человек разумный всё свободное время пытается думать. И этот процесс перешел границы достаточности и уравновешенности в своей противоположности, то есть в неумении выключать мозги. Медитация, развитая у отдельных народов в прошлые времена, проиграла, увы, техническим возможностям и сладкому голосу обманчивой рекламы, которые, между прочим, пытались её – медитацию - воспроизвести и в просмотрах. Это было забавно. Но не прокатило. Не пользовалось спросом. Смотрящий не испытывал ожидаемых эмоций! А спрос всегда рождал предложения, и то, что в начале истории кинематографа вызвало бы своим продуктом бурю негодования, из-за чрезмерной пошлости или примитивности, то уже в следующем, двадцать первом веке принималось на ура. Времена менялись, быть может, и быстро, но нравы – еще быстрее. Но вернусь к мысли. К мысли о мысли. Каламбур, уважаемый Кох.
-Ничего страшного, Брендон. Я не подам на Вас в суд, хотя никогда и не сталкивался с этим понятием вживую, а только слышал.
-Вы еще и благородны?! Спасибо, профессор. Итак. Интеллект усложнял человеку достижение быстрого состояния счастья, мешая выходить бессознательно на уровень добра. С другой стороны, он позволял человечеству прогрессировать в науке, технике, медицине и многом другом. У каждой палки – два конца. Диалектика! Люди, к сожалению, ушли с пути, ориентированном на добро, заменив этот ключевой термин на поиски личного счастья, где, как им казалось, и находится всё то, что они жаждут от жизни. В старые времена это звучало бы так: они ушли от Бога. Они перестали его искать, думая и уверовав, что счастье имеет денежный эквивалент, дающий и положительные эмоции, и гарантии, и всё что угодно. Это было роковым заблуждением, но совершенным сознательно. После чего и стал рушиться прежний мир. Медленно, но методично, что, в конце концов, и привело человечество к войне 2169 года и своей гибели. Интеллект, к теме которого я возвращаюсь, не уберег людей от этой трагедии, произошедшей благодаря его наличию в людях и высокому развитию в них. Поменяв полюс своей веры с божественного на материальный, люди логически довели себя до конца этого тупика, но не в силах вернуться назад, просто ленясь, решили заложить динамит в тоннеле своих ошибочных представлений и рванули что есть силы. Результаты Вам известны. От человечества осталось несколько миллионов, включая нас.
-Вы только что снова сослались на Бога, Рой. Неужели Вы верите в него?
-Как Вам сказать, Адам? И да, и нет. В том виде, в котором с прадавних времен Бога рисовали, а потом канонизировали, мы в него не верим. Подобная наглядная вера была нужна, в первую очередь, человеку необразованному, день и ночь добывающим себе кусок хлеба на жизнь. И вера, как бы она ни была окована религией, наиболее удачно подходящей под местные условия климата и изначальных предпосылок, помогала людям. Неотяжеленный излишними размышлениями человек прошлого трудился, но, чувствуя на собственной шкуре, что такое гуманность (хотя и не зная этого термина), был ближе к добру, чем человек в эпоху индустриализации. Да и, согласитесь, профессор, у человека начала христовой эры не было шансов дойти до всего умом. Интеллект и знания людей прошлого в сравнении с теми, кто родился через пару тысяч лет, были практически нулевыми. Но зато ведь и возможность оказаться в неповторимом поле добра была намного вероятнее, то есть человеку того времени не грозила эпидемия многомыслия и засорения своей головы лишними знаниями и потребностями. Поверил, а потом встал и пошел. Как просто! Но, отвечая на Ваш прямой вопрос, должен добавить, что в Бога мы верим, как в высшую силу, которая, быть может, и ведет каждого из нас своей секретной тропинкой, но, в первую очередь, позволяет нам оставаться чистыми внутри себя, что является необходимым условием для жизни и получения радости и счастья.
-Тогда что же для вас счастье? Вы уже говорили, что оно – состояние, а не результат. Но звучит как-то уж очень обобщающе, Брендон.
-Быть может, и так. Боюсь, что я не смогу Вам этого передать словами, ибо слова – это и есть порождение мысли, а там, где есть мысль, там маловероятно само добро, хотя не отвергается и такой вариант. Надеюсь, профессор, скоро Вам удастся прочувствовать это удивительное состояние, и тогда вопрос отпадет сам собой.
-А это случайно не напоминает то моё яркое впечатление, которое я пережил при просмотре, даже не знаю, как сказать, сцены между Жули и Морисом…Э-э…
-Вы хотите сказать, любовной сцены?
-Быть может, и так.
-Нет, мистер Кох. Давайте не искать определения, наиболее точно описывающего то, что Вы увидели. Пусть это называется любовной сценой. Хотя на официальном человеческом языке это именовалось половой акт. Кто-то бы назвал: занятие сексом, кто-то – совокупление. Определений много, но никакое из них не будет отражать то, что Вам удалось пережить глазами этой милой пары. Главное, Адам, это то, что Вы почувствовали. Согласитесь, что это было сильно!
-Не то слово! Но скажите, как многим из пребывающих на Глоре удается достигнуть подобных состояний взаиморастворения?
-Говорите проще, профессор. Любви! Это именно любовь.
-Пускай будет любовь. И всё же, Рой. Часто ли у вас пара людей достигает подобного?
-Нет, не часто, но и не редко. К тому же ведь всё относительно. Нет предела не только совершенству, но и силе чувства. То, которое Вы переживали, можно назвать ярчайшим чувством. Любовью… Подозреваю, профессор, что следующий Ваш вопрос будет звучать так: а что такое - любовь?
-Разумеется, Брендон. – Адам не мог быть серьезным, хотя тема обсуждения носила именно такой характер.
-Эх, Кох. Если бы я сам толком знал, что это такое… - Неожиданно для спрашивающего ответчик откровенно грустно вздохнул. – Не довелось мне, увы, встретить по жизни такую Жули, к которой я на самом деле по молодости клеился. Когда мы были на одной учебной скамье, как Вы тоже осведомлены.
-Но как же Аула и её мать??? – Кох не смог подавить в себе столь грубо прорвавшегося недоумения. – Ведь это же так?
-А?- Рой неожиданно просиял. – Аула Вам рассказала, что она - моя дочь? Да, так оно и есть. Не принимайте близко к сердцу мои откровения, профессор. Поверьте, то, что я Вам сейчас поведаю, не есть что-то ужасное. Мне очень симпатична и мила Ульда – мать Аулы. У нас были красивые намерения, когда мы, так сказать, делали нашу будущую дочь. Мы были искренни и честны в своем обоюдном желании, и на свете появился полноценный, нисколько не обделенный на любовь родителей ребенок, которого мы оба любим до сих пор. Но, скажите, почему люди должны держаться друг друга и неких условностей, ими же - людьми- и созданными, если каждый из них понимает, что в его жизни есть что-то более важное и, если хотите, любимое?
-Вы имеете в виду свою Историю, Брендон?
-Да, Адам, да. Я не могу и не хочу обманывать Ульду, обещая ей всё свое внимание и время. Да и зачем, собственно, так проявлять наивность и уже глупость? Есть масса более интересных вещей и дел. Не каждому удается посвятить всю свою жизнь человеку, забывая при этом о мире и всём на свете. Жизнь требует своего поступательного хода, и создание себе кумира – этого любимейшего занятия древних землян – кажется нам неправильным. Есть уважение, симпатия, желание, тяга, что угодно. Но мы принципиально не стремимся умышленно задействовать в себе зоны удовольствия, чтобы наслаждаться десятки лет половой рефлексией с одним и тем же партнером. Такое наслаждение начинает съедать своего обладателя изнутри, проецируясь и на жертву его зашкаленной силы. Распаление чувственной сферы может быть обусловлено какое-то время, когда идет от заложенностей темперамента, но в шестьдесят пять лет я уже давно был не мальчик, пардон, чтобы скакать в постели, как арабский жеребец. Мне хотелось, мне очень хотелось восполнить то, что я не успел сделать на Земле. Вначале я был увлечен образованием, потом – борьбой за сохранение человеческого достоинства и антикопирования, затем - перелетом и обоснованием на Глоре. И то, что я не успел выполнить там, я смог воплотить здесь. Я ни дня не обманывал Ульду, я не пел дифирамбов, не обещал любви до гроба. Я просто очень хорошо и чисто относился к ней, как и сейчас. Но тогда у меня присутствовала романтическая сила. Потом, через несколько лет после рождения Аулы, эта сила меня окончательно покинула, всё-таки я намного старше Вас, Кох. А Ульде, родившей, как Вы, наверное, тоже знаете, двойню, еще крайне глупо забывать о своем теле и возможности испытать большее. Главное, профессор, что мы не врем, не обманываем друг друга. Как только кто-то начинает сомневаться в силе своих чувств, он обычно говорит об этом второму, а потом люди расходятся. Но всё то, что им нравилось друг в друге, что они уважали, чем интересовались, оно ведь никуда не девается. Зачем же раздувать в себе пустое самосожаление, направленное лишь на придание самозначимости? У нас в таких случаях принято поступать иначе. Мы желаем друг другу добра и на такой же ноте и расстаемся, но очень часто продолжаем общаться и встречаться.
Но то, что сложилось у нас, повторюсь, по взаимному согласию и обоюдной радости между мной и Ульдой, даже в своем максимуме не было сродни тому чувству с большой буквы, как произошло у Жули и Мориса. В нашем обществе, то есть на Глоре, мы приветствуем подобное в людях, но, к сожалению, таких случаев, как у Мора и Жули, все равно маловато. Я могу многое рассказать Вам про то, как я и многие глоряне видим себе любовь, но я не смогу Вам это передать, дать почувствовать и почувствовать так, как Вы уже это сделали на Кланде-Зет. Любовь – это слишком широкое понятие, чтобы ограничить его рамками парной страсти, родственными отношениями или состоянием парения. Но применительно к нашим знакомым, профессор, данный термин проявился в очень красивом переплете: чувственная сфера, усиленная высоким интеллектом обоих, соединилась с божьим промыслом, образуя именно Пару. Их любовь цвела годами.
-Но, Рой?! Вы же совсем недавно утверждали, что интеллект не способствует зарождению добра! А только что сами соединили «интеллект»и «любовь». Разве в своих размышлениях и выводах Вы противопоставляете добро и любовь?
- Нет, мистер Кох, вопрос ставится не так. Я никоим образом не противопоставляю любовь добру. Это было бы глупо. Я лишь утверждаю, что интеллект способен облагородить любовь, придать ей дополнительные цвета и, как следствие, помочь этому чудесному цветку отношений распуститься еще больше. Говоря языком сравнений, приведу следующее. Рядовой человек, живущий, например, в средние века, видел данный процесс в черно-белом цвете. Добро, допустим, было цветом белым, а зло – черным. Несмотря на кажущуюся узость этих двух названий цветов, градаций серых, то есть промежуточных состояний, было достаточно много. Но мир был относительно не сложен. Люби свою половинку, трудись, не убивай, не грабь. Интеллект не имел почти никаких шансов изменить судьбу этого рядового человека, как и вывести его из круга повседневных дел и исконных территорий. Другое дело – века более поздние. Свобода перемещений, визуализация и навязчивость рекламы, повсеместное развитие систем получения образования, масса источников для наблюдений и сравнений, начиная от книг и заканчивая тем же просмотром. Человека захлестнул информационный напор. Катастрофа? Нет, не все оказалось ужасным и при таком раскладе. Всё зависело от человека. Свобода воли и выбора оставалась внутри индивидуума. И когда уцелевшие и несогнувшиеся люди вспыхивали в настоящих чувствах друг к другу, то их интеллект позволял расширить расходящиеся круги своего тепла до таких значений, какие невозможно было представить в прошлом. Вместо средневековой беспомощности изменить свою данность, те же Морис и Жули могли наслаждаться шедеврами искусства, открытием для себя прекраснейших мест на Земле, где их чувства еще сильнее облагораживались, переплетаясь с любовью к миру вообще. Интеллект способен вести пользователя по наитию, но последнее в таких случаях всплывает неосмысленными подсказками, как когда-то уже полученная и переработанная информация. Без её предварительного получения многих приятных ароматов чувств и бытия можно и не впитать, но если такие знания уже просочились когда-то в мозг и память человека, то совсем не обязательно думать о чем-то в моменты максимальной самоотдачи и, если хотите, любви. Это, как и в вопросе с добром, исходит в виде намерения, чистого и бескорыстного. Не многим, кстати, влюбленным людям удается пронести подобную яркость сквозь всю свою жизнь. Чувства, как Вы знаете, имеют свойство ослабевать. Причем, практически любые. Мой пример мог бы быть тому подтверждением, если бы только у нас на Глоре не было принято поступать честно. Но не буду снова о себе. Никаким развитием цивилизации не изменить принципиального строения человека и его мозга, коль о последнем сегодня ведем мы с Вами беседу.
-Выходит, что я невольно оказался свидетелем очень редкого и красивого чувства, о котором мы сейчас говорим?
-Выходит, что так, профессор. Но ведь иначе и быть не могло. – Рой хитро поджал губы, явно ожидая следующего вопроса Адама, в свою очередь, давно обнаружившего в историке склонность к недосказанностям и театральным приемам.
-Почему же не могло?
-Пожалуй, на сегодня это будет последняя тема. Мы и без того с Вами, Кох, заговорились не в меру. А ведь у меня еще есть дела. Давайте договоримся, что, когда я освещу Вам эту тему, мы прервемся в диалоге до следующего раза?
-Не возражаю нисколько, тем более, что мне надо потом всё услышанное основательно попереваривать. Я ведь, Брендон, тугодум. На Земле я и половину того, о чем Вы мне тут рассказали, не слышал.
-Отлично. Продолжу. Иначе быть не могло – это потому, что не будь между милой Жули и её Морисом такого чувства, они бы не смогли оказаться в найденном Вами цилиндре. Сразу скажу, что к его возникновению я приложил когда-то руку, но не как ученый, всё-таки я тогда был сугубо историком, а как некий помощник-организатор со стороны. Дело в том, уважаемый Адам, что, как Вы теперь можете, сопоставив даты, видеть, Жули и Морис покинули Землю летом 2154 года, то есть за полтора десятилетия до псевдоатаки иберколов, а на самом деле массового умерщвления верхушкой всех рядовых людей. Знай я тогда, что с бунтарями, засевшими в Антарктиде, начнут договариваться, я бы, пожалуй, не стал помогать проведению того опасного и безумного, с научной точки зрения, эксперимента, который и был осуществлен с нашей парой – Кох оценил это тактичное «нашей», но виду не подал. – Ведь какой был расклад сил и прогноз на тот момент? Несогласные знали, что образующаяся Конфедерации готовит что-то чудовищное. Они даже догадывались, что для сохранения планеты пригодной для жизни всего живого, в том числе и в первую очередь для человека, будет применено что-то аналогичное вирусу из ПМК-49. Только гораздо более быстро действующее. Из этого вытекало, что умышленное заражение будет производиться по всей Земле, которая, за исключением Антарктиды, полностью подконтрольна своим правительствам и армиям. Армии роботов, если быть точнее. Состои эти армии из живых людей, то уцелевшими надо было бы оставлять и их, а это лишено всякого логического смысла.
-Почему? – выскочило у Коха очередное его любопытство.
-Потому, дорогой Адам, что десятки миллионов живых полицейских нуждались бы позднее в продовольственном обеспечении и прочем, но при этом, после уничтожения двух с лишним миллиардов людей, стали бы абсолютно не нужны, так как охранять порядок стало бы совсем не нужно. Порядок можно соблюдать при наличии разношерстного и многочисленного общества. Армия еще в начале двадцать второго столетия стала роботизироваться, что существенно уменьшало расходы на её содержание и давало повышенную надежность исполнения и преданности. Так вот. После очипсовывания последнего материкового жителя согласившегося жители Антарктиды перестали заниматься предупреждением готовящейся угрозы и пропагандой антикопирования. Было уже поздно. Они проиграли эту битву, но в сравнении с будущей войной эта баталия была мелочью. А то, что трагедия обязательно вскоре произойдет, было ясно всем способным ясно мыслить. На тот момент времени их насчитывался двадцать один миллион. Всего-то. Если соотнести это число к числу законопослушных лентяев, то выходила пропорция один к ста. Человечество дошло до максимума своего умственного заглубления. Но в 2154 году, когда мы спасали Жули и Мориса, еще не было достигнуто сепаратного соглашения о предоставлении несогласным возможности покинуть Землю. А потому их приходилось вытаскивать из под носа высокоорганизованной системы контроля и слежки, если хотите. Причем, слежка велась автоматически, когда люди получали вначале уведомления, а потом уже сами знали даты, в которые надо дублировать данные своих чипов. Любое перемещение нашей пары в Антарктиду несло в себе куда как большую опасность и риск, нежели попытка вырваться в космос, интенсивно осваиваемый большинством стран. К тому же те, кто потом остался живым в Конфедерации, готовили себе подстраховку в момент проведения новой эпидемии. Они планировали отсидеться на околоземных орбитах, а уж потом, когда датчики и первые группы ученых, оставленных в заранее построенных и подготовленных бункерах на Земле, вышли бы на поверхность и выжили, то есть не умерли бы, вот тогда бы богатеи вернулись со своих космических яхт и стали бы делить поверхность земного шарика в соответствии со своими планами и бронями.
-А ведь я действительно одну из атак иберколов перенес в бункере, Рой. Нас там держали около месяца, прежде чем выпустили на поверхность…Видимо, это была имитация, как я теперь понимаю…
- Конечно, имитация! – Брендон почти вскрикнул, но продолжил предыдущую мысль. - Знаю, профессор, знаю. Спасая Жули и Мориса, мы понимали, что при существующей системе всезнания о координатах всех зачипсованных, простой отправкой их в космос было не обойтись. Нужно было бы или посылать их на путешествие в один конец, а такие полеты были, но преимущественно без участия живых людей, либо же высаживать где-то, но настолько секретно, чтобы никаких следов или подозрений о случайной посадке где-либо не оставалось. В то время еще не было столь быстрых космических кораблей, как сейчас, а это означало то, что даже отправить их лететь к ближайшим планетам, было сродни их смерти, но в корабельной камере. Можно было, конечно, их заморозить, то есть ввести в анабиоз. Но что потом? Задать время конкретной разморозки, после чего они бы оказались неизвестно как далеко и в неизведанных Галактиках, где снова летели бы наугад и не имели при этом никакой связи с людьми, уже десятки раз переродившимися на Земле? Задачка была сложная. Но человек тем и отличается от роботов, что способен созидать мысль и ставить новые задачи. Мы нашли выход, хотя он целиком и полностью был построен на готовности этой пары рискнуть во имя своей любви. То, что Вы слышали, Кох, про теорию о половинках, на самом деле когда-то было полем для исследований и необычным экспериментом. Факты говорили за себя, хотя в то новейшее время их было немного. Гораздо чаще человечество сталкивалось с феноменом переселения душ, именуемой обычно реинкарнацией. Такое случалось, но именно парных случаев было всего ничего. Я, когда писал свою диссертацию, в том числе освещал и эту тему. Но я хорошо знал тех, кто занимался напрямую изучением данного явления. Установка в виде цилиндра, способного взаимоудерживать души влюбленных, одномоментно покидающих свои телесные оболочки, разрабатывалась еще за несколько лет до очипсовывания Мориса, когда не было такого тоталконтроля. Тема была и интересной, и перспективной. Правда, за пять лет до нападения иберколов её свернули, так как стало очевидным, что найти двух достойно любящих друг друга людей оказалось не то, чтобы очень сложным, а просто недоступным для олигархии, привыкшей любить исключительно себя и ценить свою персональную жизнь. Но именно олигархи обычно и спонсировали подобные дерзания ученых. Но Вы сами, профессор, имели возможность убедиться, что к счастью, эксперимент принес определенные успехи. Нам не только удалось вывезти и спрятать Мориса и Жули в этом цилиндре, где они без колебаний и страха рискнули, обнявшись, войти за миллисекунды в вечность, но и сохранить там их души, а также сущностное сознание, что и было обнаружено роботами на Кланде-Зет.
-Про «определенные успехи», Рой, можно подробнее? Я так и не понял: вам удалось вернуть Мориса и Жули к жизни или нет?
-Хм, профессор. По сути, Вы задали один и тот же вопрос, но в двух разных вариациях. «Определенные» - это оттого, что с первой частью эксперимента мы, как очевидно, справились. Души влюбленной пары не выскользнули из цилиндра, не ушли в вечность, откуда они изначально и приходят в людей. Задача минимум была выполнена. Но ведь мне тоже хотелось бы знать, что будет дальше.
-Кох, добрый и наивный мой Кох. Мне даже не было известно, куда из спрятали, потому что в те времена я тоже был чипсуемым. Благо, что часть наших переселенцев искренне полюбила космические перелеты, любя рисковать и открывать что-то новое. Ведь именно такой корабль и поймал сигнал в Вашего "Протероса". Но он не вернулся. Пропал. Такое тоже, увы, бывает, и почти никогда не удается узнать, что произошло. Метеориты или же прочие тайны Вселенной. А их еще очень и очень много, помимо всем известных черных дыр. Я уже мысленно и не надеялся дожить до момента обнаружения нашей пары. Но вернемся к Жули и Морису, то есть к их душам. Я же говорю, что вселение и покидание души в человеке – это уже вопрос не нашей, не человеческой компетенции. Никто не знает, какое зернышко поселится в тело новорожденного ребенка, и что в итоге из него позднее сформируется. Это вопрос к тому самому Господу Богу, в которого мы верим так странно. Это – уже его, Божий промысел. И, наверное, хорошо, что людям еще не удалось разгадать эту загадку, что хоть какая-то тайна в мироздании, ведущая каждого из нас по жизни, сохраняется вне нашего желания всё о ней знать. Мы сумели вторгнуться в геном, научились существенно продлевать жизнь человеку, мы научились создавать клонов, умеющих воевать и функционировать почти как человек. Мы освоили и продолжаем углубляться в космос, найдя коридоры гиперпространства, мы обнаружили волны сущностного сознания, мы ушли настолько далеко, что когда-то в это невозможно было поверить. Но мы до сих пор не можем ответить на простейший вопрос: как образуется душа? И, наверное, это правильно. Пусть хоть где-то остается область непознаваемого, куда мы не можем затащить свою систему взглядов и ценностей, где не можем начать вести свою якобы благоденственную мелиорацию, настоящей целью которой являлась бы жажда вечного существования, а не жизни…
-Так что же всё-таки будет с Морисом и Жули, мистер Брендон? Что вы сделали с цилиндром, взятым вместе с Вашим верным отныне другом?
-Что? Что мы сделали с цилиндром? Очень просто. Мы его, как бы это точнее сказать, разгерметизировали. Теперь никаких волн Кейселя вокруг него не существует.
-Что же это значит?
-Это значит, что души Мориса и Жули покинули своё временное пристанище и теперь они ушли туда, где им и положено было оказаться.
-А потом? Что будет с ними потом?
-А вот это уже могут быть лишь мои предположения, профессор. Если угодно, то я их тоже могу озвучить.
-Да уж, будьте любезны, Рой. Вначале запутали, едва с мысли не сбили, а потом молчите? Не позволю!
-Мне, милый Кох, отчего-то кажется, хотя, быть может, это я просто хочу в это верить, что души этой пары скоро найдут новые свои человеческие оболочки. И когда-нибудь эти двое в прошлом влюбленных снова встретятся, между ними проскочит божья искорка симпатии и предчувствия сопараллельности, что в итоге послужит основанием для цветения еще одной красивой и чистой любви. Это уже будут не Морис и Жули, но это будет Пара. На уровне сознания никаким ученым не удастся установить и, тем более, зафиксировать взаимосвязь и переселение двух душ. И это хорошо. Если бы человек научился видеть свои предыдущие воплощения или знать, что он снова будет когда-то в новом теле, то, уверен, человечество погибло бы еще раньше. Нельзя знать будущее, нельзя лезть человеку в голову, нельзя искусственно продлевать то, что должно быть конечно по своей природе. Но и неправильно не дерзать, не стремиться к освоению новых миров, к раскрытию тайн Вселенной, к прекращению всякого действия, расширяющего границы знаний и самопостижения. Нельзя думать плохо, но и не думать вообще нельзя тоже. Жизнь состоит из парадоксов, уважаемый Адам, но многие из них нам не дано разгадать, и это правильно.
-Выходит, что Вы просто отсрочили на три с половиной столетия попадание этих душ в ту самую неизведанную область, куда бы они попали на Земле.
-А вот тут я Вам, профессор, не отвечу. Я, конечно, могу сделать предположение, что хранилище, если так можно выразиться, душ вовсе не так универсально, а, точнее, находится не только в одном конкретном и секретном месте. Быть может, с нашего Глора есть более короткий путь к подобному месту. Еще можно представить, что на Земле борьба за свои честь и достоинство могла бы обернуться для Жули и Мориса целым рядом неких загрязняющих процессов, могущих помешать нашему эксперименту. Повторю, что ответа тут нет, а предположения и гипотезы не будут звучать убедительно. Важнее другое. Душа реально существует вне телесной оболочки, но, что гораздо интереснее, душа в некоторых случаях может удерживаться вместе с душой другой. И опыт с цилиндром является наглядным подтверждением этого. Как это использовать практически, спросите Вы? Но я Вам не отвечу. Нам лишь удалось приоткрыть еще одну страничку великого замысла Создателя, но сколько их еще – этого не знает никто. Думайте, профессор, думайте.
-Хорошо, мистер Брендон. Я очень Вам признателен за сегодняшний диалог. У меня есть теперь очень много направлений для приведения полученных знаний в структуру и дальнейшего самоопределения. Но по поводу последнего, если позволите, я чуть позднее спрошу у Вас совета. Ладно?
-Разумеется, дорогой Кох! Я всегда буду рад Вам помочь. Более того, я и сам рассчитываю на Вашу помощь и поддержку в целом ряде вопросов. Но не будем сегодня о них. Отдыхайте, профессор.
- Хорошо. Хотел я к Вам обратиться с одной просьбой и советом, но это, пожалуй, потерпит до завтра. Вы дали моим извилинам столько пищи для осмысления, что я буквально устал. До новых встреч, Рой.
Брендон поднялся и всё с той же блуждающей и немного внешне рассеянной улыбкой на лице вышел из комнаты. Кох посмотрел в окно, где начинало смеркаться, хотя до полной темноты из-за наличия двух светил дело не доходило сто девяносто из двухсот четырнадцати дней в году. Надо было спать, а потом уже думать и вспоминать обо всем услышанном. Информации действительно было с избытком, но ему - ученому – было не привыкать напрягать свои извилины и нейронные связи. Сейчас же просто хотелось заснуть, отложив анализ свежих данных на завтра. И Адам не стал мудрствовать лукаво.
* * *