В газете не написали во сколько в ДК будет встреча забастовочного комитета с администрацией, поэтому пошел наугад к 11 часам, не зная, куда идти и как искать. Случайно, увидев сворачивающий автомобиль под своды ДК, направился и я туда. Зашел в фойе поднялся на этаж, спросил, и меня послали на третий этаж, но в партер не пропустили, отправили на галерку, откуда виден весь зал и лица, сидящих не только в президиуме, но и в партере, так что, я даже немного выгадал.
Людей, на удивление, мало, одна треть зала заполнена, в президиуме человек 20, и в зале на порядок выше, да на галерке до 20-ти. Зал спокойно слушал выступающих. Выступающий в черной кожанке и большой лысиной рассказывал о многомиллионных потерях завода за непоставки за границу. Я спросил у соседа:
— Кто это?
— Колокольников.
Тот самый, который выставлял свою кандидатуру на выборах генерального директора. После его выступления завязался спор. Выяснилось, что Колокольников работал инженером во Внешторге, потом отказался исполнять свою работу, считая, что может выполнять более сложную работу. Его за это уволили, и он уже несколько лет не работает, требуя восстановления, а его принимают только вновь, и он надеется, что рабочие его выберут, а он вытянет завод из трясины.
Следом выступила воспитательница детского сада, у которой тоже неприятности с администрацией из-за ее бесконечных жалоб, приезжают комиссии, но берут сторону администрации, она полностью поддерживает требования рабочих, и считает, что наша администрация сидит на шее рабочих и ее слишком много. У генерального лишь двадцать помощников и почти столько же у директоре производств, штаты раздуты, на питание детей уделяется мизер средств, детям нужны компьютеры.
Потом выступил пенсионер, ополчившийся на видеоклубы, которые развращают молодежь, он писал в ЦК, в редакции газет, и будет стоять на страже нравственности и требует этого от рабочих. Аплодисменты были жидкими.
Из зала к микрофону подходили рабочие, но включали выборочно, как хотелось председательствующему, который строго требовал дисциплины, не перекрикивать друг друга. Желающих высказаться очень много, и часто по три человека, из зала кричали своё в президиум, и их не понять. Время шло, а ни до чего конкретного договориться не могли. Создавалось впечатление, что сюда пришли для устройства своих личных дел, а не для устройства и реформ ВАЗа.
Сборщик жаловался, что его семью не признают многосемейной, и отсюда нет соответствующих льгот на троих детей, не дают квартиру. Каданников попросил его подойти после собрания, и рабочий с радостью согласился. Другой, с ненавистью, исступленно кричал в микрофон о нарушении прав администрацией, но микрофон отключили и попросили успокоиться, пообещав дать слово. Потом, путем голосования постановили прекратить прения и предоставить слово Каданникову, заявившего в который раз, что он за свою должность не держится и может в любой момент по желанию рабочих уйти.
Потом он начал отвечать на вопросы, что Колокольникову несколько раз предлагал работу, но тот каждый раз отказывался, и ему удивительно, на какие средства он живет, занимаясь только общественной работой? В освоении «десятки» мы уже отстали на восемь месяцев, и если мы её не поставим на рынок, то нас выпихнут конкуренты, и мы потеряем миллионы долларов, и не сможем покупать станки, без которых нам не обойтись и невозможно сделать хороший автомобиль.
Красноречием не обладал, не старался убедить рабочих в прекращении забастовок, чувствовалась глубокая обида, он не ожидал такого отношения к себе. Это был заурядный человек, волею судьбы и случайностей вознесшийся на очень большую для себя высоту. Он не знал, как вывести завод из тупика, считал, что нужно просто спокойно работать, как уже работали прошедшие 20 лет.
Кто-то зачитывал требования из 20-ти пунктов. Каждый защищал интересы своего производства, никто не говорил, что нужны льготы всем работникам завода. Чувствовалась разобщенность и нежелание сплотиться и понять друг друга. Создалась очередь к трибуне, но председательствующий сказал, что нужно освободить зал, чтобы подготовить его к вечернему торжеству в честь машиностроителей. Кто-то кричал, что до вечера ещё много времени и была договоренность выслушать всех, нельзя прекращать прения. Но председатель просто сказал, что собрание закрывается, все поднялись и ушли. Матрос Железняк победил снова.
В зале я увидел лишь два знакомых лица, пенсионера из ОТиЗа, который мне хвастался, что работал токарем, и чеченца, который раза два приходил в лито, он шел впереди меня с дородным спутником, похоже, начальником цеха, и они обменивались впечатлениями, потом спутник ушел, а я окликнул чеченца, и мы проговорили два часа, стоя на улице Фрунзе у торгового центра.
Он считал, что если республики отделятся, то быстро смогут стать на ноги. Капиталистов ни в коем случае нельзя приглашать в страну, иначе они возьмут власть над нами. На Северном Кавказе орудует мафия, а главарь настолько распоясался, что ему ничего не стоит зайти на танцплощадку и автоматом целить народ, и ему за это ничего не будет. За все его зверства его приговорили к расстрелу, и он предложил прокурору за каждый год своей жизни выдавать по одному члену политбюро связанному с его мафией. Его тут же быстренько расстреляли, чтобы не проболтался.
В четверг собралось очень много новеньких, почти все и в основном молодежь. Андрей Жданов 19 лет и уже на первом курсе Литинститута. Зависть к молодости, досада к своей глупо прошедшей жизни, пусть он и не станет писателем, но у него такие возможности, каких у меня не было в его время, не было поддержки и слова участия. Какого черта сижу здесь, каким птеродактилем выгляжу в их глазах — это я знаю по своим воспоминаниям.
Рядом со мной за столом сидел пенсионер, который встал первым и начал рассказывать о своей жизни. Он бывший директор школы, потерял сына и через два года жену от рака прямой кишки, пишет стихи по заказам — в редакцию приходят письма с просьбой откликнуться стихами на то или иное событие, и он выполняет. Он принес с собой большую стопку порыжевших газет районного масштаба в один лист, и начал читать убогие стихи. Никто его не перебивал, а он самодовольно читал и читал.
А я в который раз думал: зачем мне всё это нужно? Вся эта богадельня.
Проездом из Камчатки пришел мужчина 40 лет, принес стихи своего друга, который сейчас работает на золотых приисках и через два года приедет в Тольятти, а пока пишет стихи. Валя прочитала все. Покорно выслушали стихи доморощенного поэта, без какого-либо проблеска таланта.
Но, к моему удивлению, Борис Скотневский начал построчный разбор стихов, а одно даже взял, с намерением отнести в редакцию. Меня бесила эта ненужная задержка времени, ведь ясно, что автор никогда не станет поэтом, и для чего нужно обнадеживать и связываться с беспомощными стихами?
Пришел Николай Трофимович, в неизменном синем костюме и орденскими планками на груди, он недавно переболел. Мы часто выходим вместе и говорим о нынешней политике, или я расспрашиваю о сталинских временах. Он говорил, что не видел и не знал ни о каких заградительных отрядах, солдат на войне кормили отменно, и анекдоты про Сталина рассказывали друг другу в своем кругу. Он приносил свои мемуары про войну, записанные в тетрадке. Валя относилась к нему, как и ко всем, со всей доброжелательностью, и он, от нечего делать, часто приходил и молча высиживал весь вечер, лишь изредка высказывая свое мнение.
Стульев свободных не было, я воспользовался суматохой, поднялся вместе с другими, схватил плащ, который не надо было искать, и вышел на улицу. Единственной ценной информацией было то, что Валя сказала мне, что мои три рассказа она отдала Надежде Кондаковой, и она будет решать судьбу, ей за это деньги платят. Я это воспринял почти равнодушно, ни на что не надеясь, будут ли интересны мои герои поэтессе?
На заводе с нас собрали по шесть рублей на шесть килограммов сахара. Достижение. Берем, хотя он никому не нужен, но такая уж психология — надо брать, коли по талонам. Неизвестно, как дальше будет. Запас карман не тянет. Вика хочет отвезти сахар в Ростов-на-Дону, там положение с сахаром хуже.
Неожиданный подарок судьбы, перед самым отпуском сказали, что с первого октября рабочим добавляют три дня к отпуску, и я уже попадал под это постановление, и благодаря двум отгулам у меня получился ровно месяц отдыха. Никогда в своей жизни я столько не отдыхал, вот повезло! Забастовка принесла первые плоды. Ясно, что без нее никто бы не пошевелился, чтобы увеличить отпуск рабочим.
В последний день, в пятницу, пошел на собрание рабочего комитета СКП, было интересно, о чем и как будут говорить рабочие, впервые собравшиеся не по воле администрации, а по своей собственной. Малолюдно, не более ста человек. Подошел к группе, обсуждающей животрепещущей тему, выборы председателя профкома СКП. Пять кандидатур, и уже некоторым приходят анонимки с угрозами расправиться, если не снимут свои кандидатуры с предстоящих выборов. Снова администрация выставляет своего человека к выборам, несмотря на полное нежелание коллектива.
Начальник участка рассказал о себе, что восемь лет назад он излечился от алкоголя и сейчас не берет в рот ни капли, но его до сих пор попрекают этим и считают, что он не имеет права занимать такой ответственный пост. Донимают анонимными звонками издевательского содержания, мол, как кормят в ЛТП, давно ли вышел из психушки?
Рабочий спросил:
— Имеете ли вы право моральное занимать такой пост?
За кандидата заступилась жена, которая специально пришла на собрание. Все выслушали ее с неловким чувством, но не перебивали взволнованную, многословную речь, какая у них идеальная сейчас семья.
— А кто раньше не пил? Все вы пили. Тогда время было такое, и профком выделял специальные деньга для покупки водки вышедшим на демонстрацию.
Я увидел Лёню в середине зала и пересел к нему. Он громко выдавал язвительные характеристики знакомым, его бесил эгоизм рабочих, которые не принимали начальников за людей и считали, что профсоюз должен защищать только их интересы.
— Посмотри на этого лысого, какая рожа, по ней видно, что за человек.
— Леня, нельзя по внешности судить о характере.
— Можно, это такая сволочь! Я его знаю, сталкивался. Я ему тогда напророчил, что придет такое время, когда таких, как он, давить будут.
С ним спорить — только воду в ступе толочь. Все для него были плохими. Удивительно, как он терпел меня?! А может быть, и не терпит, поэтому у нас и не получается дружбы. Но разговаривает со мной с удовольствием, взахлеб.
Рабочие говорили, что им уже пригрозили, что будут увольнять за забастовки.
Многие понимают, что забастовки наносят вред государству, что полученные льготы будут за счет остального населения. Но так хочется как-то улучшить материальное благополучие, хоть на немного, и это перевешивает здравый смысл, который должен говорить, что надо выдвигать и бороться за другие требования, которые могут в целом оздоровить экономику и благосостояние государства, но на такие цели никто не хочет замахиваться, их устраивает временное улучшение благополучия.
1 октября вечером показали по телевизору пребывание Ельцина в США, его речь в университете. Можно догадаться, что это было проделано с целью, подорвать его авторитет. Теперь уже никто не скажет, что этого не было, клевета. Весь как на ладони, вот он какой, как смеет язвительно говорить о нашем строе, о коммунизме, который для него нечто заоблачное, недостижимое, и разговаривать о нем даже не стоит, а как держит себя?
Выхватывает листки с приготовленной речью из рук американского профессора. Да это же хулиган! Как такого выпустили за границу? Так могут воспринять раскрепощенную манеру Ельцина многие наши граждане. И это будет на руку тем, кто перепечатал пакостную статью в "Правде". Возмущенные москвичи устроили публичное сожжение экземпляров этой газеты на улицах. Снова власти, сами того не желая, вызвали волну симпатии к Ельцину, который и в самом деле может стать единственным конкурентом Горбачеву. Неясно, делается ли это с согласия Горбачева или же это медвежья услуга доброхотов?
Начались осенние дожди, +6.
6 октября. Как я и думал, раскованная манера поведения Ельцина нашим пуританам не понравилась. Он же пьяный, решили они. Отсюда недалеко до вывода, что нет дыма без огня, и всё, доверие подорвано. Операция по дискредитации проведена мастерски, сам Ельцин уже не отмахнется — сейчас уши Мидаса были спрятаны хорошо.
Я против социализма, навязанного нынешними властителями, которые себе устроили коммунизм, а для народа, так называемый социализм, который в действительности, ничего общего с социализмом не имеет. Однако власти за такой социализм, и готовы сложить свои головы за него, сделают всё возможное, чтобы не допустить другой, настоящий.
Якобы, идя навстречу пожеланиям и чаяниям народа, за границей закупили товаров на десять миллиардов, которые сейчас уже третий месяц простаивают в контейнерах в Ильичевском порту и других, из-за того, что не хватает вагонов, вместо 50-ти подается всего два, и замминистра МПС, глядя в объектив телекамеры умиленно заявляет, что ситуацию они контролируют, не пройдет и недели, как все грузы рассосутся.
Оруэлловская система работает превосходно, без малейшего сбоя. То и дело в газетах упрекают, что у народа скопилось много денег — 320 миллиардов рублей, но не хотят уточнять, что 80% этих денег принадлежит лишь 31 вкладчикам, то есть у народа даже на сберкнижке нет денег. Даже тот мизер, который есть у него на руках, не подкреплен нужными товарами, люди спешат выбросить, избавиться от этих денег и бросились скупать золотые изделия, ювелирные, страшные очереди в этих магазинах.
Валя Рашевская собирается начать выпускать литературную газету тиражом в 60 тысяч, и распространять ее через общества книголюбов, оставляя им часть выручки. Она привела факт, что в дореволюционном Ставрополе было 17 газет.
Получил письмо явиться в паспортное отделение УВД к Пономаревой, был приписан номер телефона, но дозвониться не смог. Довольно странно, кому и зачем я понадобился? Паспорт поменял вовремя, какие могут быть ко мне претензии? Чего только в голову не лезло. Вика по номеру определила, что это в Промкомзоне. Но какое отношение я имею к той милиции, я в городе сдавал паспорт, значит, мне сюда надо идти, где третье комплексное общежитие. Вот задача.
7-8 октября визит Горбачева в Восточную Германию. Через месяц после визита разрушили Берлинскую стену, арестован Э. Хоннекер.
10 октября постригся, волосы отрасли ровно за три месяца, значит, у меня на стрижку уходит четыре рубля в год. Сдал белье в прачечную, и, не позавтракав, не было аппетита, пошел в милицию. Оказалось — это было РОВД, а мне надо УВД. Пришлось ехать до кольца на автобусе. Дежурная предложила мне занять очередь, которая стояла в ОВИР.
Это меня повергло в ещё большее недоумение. Где кабинет, дежурная не хотела говорить, мол, ещё рано, надо ждать 15 минут до десяти. В очереди сидел полноватый, типичный еврей с сыном, женщина лет 37-ми, модно одетая в джинсы и такие же сапожки, она достала заграничный красный паспорт и стала изучать печати. Но мне зачем сюда?! Уж не хотят ли вытурить из Союза, в виду моего критического отношения к властям, скажут: нам такие не нужны?!
А куда мне ехать, если я нищий? Через 35 минут сидения подошла моя очередь, я прошел на третий этаж в кабинет № 103, подал приглашение и мне дали отпечатанное письмо подполковника в отставке, участника ВОВ, который возмущен моей статьей в Литературке, и требует сообщить мой адрес, чтобы разузнать обо мне, каким я был там подонком, и дать отповедь в газету. Сихурулидзе удивлен, что я написал: жил в Аджарии, а не в Грузии.
Видимо, для него Батуми — это Грузия. Я спросил женщину, какое он имеет право разыскивать место моего проживания в Батуми, когда я 15 лет назад уехал оттуда и меня уже там никто не помнит? Пономарева сказала, что они сообщат ему, что я отказался давать адрес. Проведя в кабинете не более пяти минут, я вышел на улицу, кипя негодованием на работников ОВИРа. Нашли преступника! Какие услужливые перед грузинским полковником. Весь день убил на них!
Заехал в «Русь», но ничего не смог купить, по-прежнему нет в продаже мужских носков, только шерстяные, маленький выбор осенних пальто, нет дешевых босоножек.
Из дома вышел в одном ростовском пиджаке, хотя было всего +6. На открытых местах дул холодный ветер и было зябко, но я шел быстро и не очень замерз, а под конец прогулки начало выглядывать солнце из-под черных снеговых туч и стало совсем тепло.
Людмила Смолина умерла от лейкемии, проболев всего две недели. Валя говорит:
— Не могу представить ее мертвой, так это нелепо.
В соседнем дворе навстречу шел Сергей Аршинов, не разойтись, остановились, подав руки.
— Ты всё ходишь?
— А ты, почему не ходишь?
— Ну, что там делать? — Таким тоном, словно я предложил что-то неприличное, он выше этого.
И сразу расстались. Я не стал останавливать, чтобы рассказать о намерении Вали издавать лит. газету, в которой и ему нашлось бы место. Получив такую информацию; он бы сразу прибежал, как было уже не раз.
12 октября три часа ходили по магазинам Старого города, выбирая мне осеннее пальто, хотелось чего-то хорошего, но пришлось купить то, что было в наличии, за 174 рублей, и шапку за 29 рублей.
Вика уговорила купить за 70 рублей югославские ботинки по талону. Мне было жаль отдавать такие большие деньги, но на наши ботинки страшно смотреть. Заставить бы директора фабрики их носить. Поехал в УРС на территории завода к открытию магазина, там уже стояла очередь человек в 70. Это был даже не магазин, а бомбоубежище, раньше здесь был тир, а сейчас занялись торговлей.
Высокую железную дверь открыли чуть, чтобы можно было пройти по одному, женщины рванулись, давя друг друга и визжа от боли. И это всё за свои деньги и за закупочные талоны. В списке предложенного товара не было ботинок, и я сразу уехал домой.
Идёт мелкий дождь, +6.
13 октября. "Комсомольская правда": "Комиссия, созданная Верховным Советом СССР для выяснения обстоятельств пребывания Ельцина Б.Н. в США и освещения этой поездки в прессе, заслушала на своем заседании главного редактора "Правды" В. Г. Афанасьева. ...комиссия к настоящему времени располагает всем объемом информации по этой поездке и готова к работе над итоговым документом. Кстати, телевизионные материалы о пребывании Ельцина в Америке были показаны по Центральному телевидению с одобрения комиссии".
На Верховной сессии Ельцина сейчас нет, болеет.
Между Арменией и Азербайджаном напряженное состояние. Я не вижу путей урегулирования демократическим путем, решить можно путем применения силы. Ситуация, при которой обычно говорят: Никто не хотел уступать. Разум отсутствует, а эмоции плохой советчик, тем более, что южане понимают лишь слова, сказанные в приказном порядке и с позиции силы. Другие слева они воспринимают как проявление слабости и соответственно реагируют. Азербайджан проводил блокаду ж. путей, не пропуская составы в Армению и НКАО, и лишь недавно вмешательство войск МВД позволило как-то нормализовать сообщение, при этом есть жертвы с обеих сторон.
продолжение: http://www.proza.ru/2014/05/08/1679