Сукин папа. (окончание)
Ты приучил меня к тому,что культовые имена выдающхся современников звучали на фоне нашего союза в чрезвычайно бытовом контексте,пожалуй,даже чаще,чем цитаты из их знаковых творений.Мне это не то,чтобы не нравилось.Просто я--другая,не из вашего племени.
Помню.Морось,грязь,вишня вяжется, и мы высадились на метро Аэропорт,чтобы мне посмотреть "писательский дом",в котором жили твои папа и мама.Фешенебельный курятник.Представила,каких усилий стоило пожилой паре взбираться к себе,когда вечно ломался лифт.Все же хорошо,что евреи отсюда уезжают к своим высотам,по свою душу,по свою ношу,которая не тянет.Ненароком подведя к красного кирпича клетке,так запрсто сказал,что вот сюда,в этот подъезд захаживал к Мэтру.Ждал моих больших глаз,да чуда не случилось,перевела стрелки на неординарные хобби твоих близких друзей.Скорее всего,ты не был ни потрясен ни обескуражен отсутствием пиитета к "истерическим местам",помня мое равнодушие к бытовой конъюнктуре,но все равно,и ввовсе напрасно,приуныл.Мои откровения по поводу пустой траты сил в аудиториях на коллоквиумах-симпозиумах,когда на БЛИЖНЕМ Востоке ждала настоящая жизнь,не игрушечная война,не плёвый разброс интересов,разделить не смог.Не захотел.И поэтому сам обделен реальностью и меня пытался завлечь,как не в Агни-Йогу,так в даосизм.Да выкусил.Ох,я ржала над твоей изумившейся бузькой,когда,обозвав Блаватскую великосветской потаскухой,хапнувшей возбудителя своего ревматоидного артрита от похождений,предложила оформить книжкой с ее доктриной халупку хомячка.
Куда проникновеннее отзовется во мне совсем другой московский подъезд.Конечно,не он сам,а бесчувственная глыба твоих эмоций,сметающая тебя с лица этой доброй земли и,парадоксальным образом,нас объединяющая.
В спальном районе Москвы,где ты жил давным-давно с Овчаркой и Людонькой,мы снимали летнюю дыру с шикарным обзором трусов и маек на соседней бельевой веревке.У нас тогда жили две русские голубые крыски Сявка и Зинка.Усадив их на плечо,я так и раскатывала по метро.Ты злился,я любила грызунов и балдела,когда народушко от нас с Сявкой шарахался.
Я запомнила.Ты говорил и двигался,будто в силикатном клею.Размеренно,анемично."Вот эту дверь я запирал своим ключом,вызывал лифт.Здесь за двадцать лет ничего так и не изменилось".По тому,КАК ты сквозняково сквозь меня посмотрел, я почувствовала,что тебе надо видеть во мне сообщницу ностальгических переживаний,скрываемых от остальных."Здесь я жил.Здесь я только и был.С тех пор не ясно,есть я,или меня нет."--Это то,что смогла понять о тебе.И еще.Уверена,ты приходил сюда и без меня,крадучись,сторожко ощупывая рачьими очами облупившуюся краску панелей,едва касаясь зашорканных ступеней.И расковыривал ранку,и так же тишайше уходил в себя.Этот ритуал предавал отчаянья жить дальше и становился мерилом всего.Кроме меня,никого в свои "закрома" не посвящал.А вот это-то --самое драгоценное обстоятельство,благодаря которому я находила силы понять,чтобы не прощать твое вероломство уже никогда.Да разве допустимо простить Творца,родившего,возлюбившего,абы изгнать,рассеять и когда еще собрать?
Для того,чтобы расширить горизонты моих окоченелых служебных будней,совсем не надо было быть прельстительным юношей двадцати трех лет.Надо просто уже на Песах купить билеты до Москвы на июнь с открытой датой отлета и,как бы походя,заметить:"Видишь ли,в чем ,оказывается,настоящее счастье.Миллионы,живя ТАМ ,понятия не имеют,что некоторые готовы платить страшные деньги за обозрение родного пейзажа." Это правда.--Страшные.Страшные вечным подспудным предчувствием внезапного паралича воли в неминуемую секунду...Деньги,крапленые сонмом ночных кошмаров,отравленные ржавчиной твоего унылого раздражения:"Да кому это все надо?К чему эти ежедневные подвиги?"Ты дал слабину.Но другого я не хотела и не хочу.
И тогда и теперь,когда не молодею и не умудряюсь опытом,а жизнь только начинается,меня греет истинно праведное,как трещина затвора,ахматовское "я была тогда с моим народом".С его ангелами и с его шакалами,с его судьями и с его мразями,с его песнями и с его похоронами,с его триумфом и даже,как ни странно,с его врагами,потому что,ставя себя на их место,искала и находила там,где другие теряли,смысл противостояния.А ты был со мной.Ну,значит,и с моим народом.
Что бы такого сказать тебе напоследок? Я хочу пожелать.Чтоб ,как можно дольше,всяк о тебе мог сказать восторженно:"Как он поживает?hо,hу хай,кмо шармУта"!(О,он живет,как шалава!(Регулярно и не без удовольствия)