На пленуме ЦК ВЛКСМ Александр Бек сказал:
"Вспомните хотя бы о подписанном Горбачевым документе, где говориться о приоритете общечеловеческих ценностей над классовыми. Теперь это повторяют со всех самых высоких трибун. А это же тезис, вопиюще противоречащий ортодоксальному марксизму, где классовые ценности выше любых".
Нас воспитали на книге Этель Войнич "Овод", когда герой предавал ради революции самое ценное, любовь родных. Николай Островский, жертвовал собой ради общего блага. Нас глубоко прозомбировали, и большая часть населения считала, что так и нужно жить.
Недавно на сессии В. С. один депутат процитировал Декларацию прав человека, на что Лукьянов ответил:
— Они нам не указ. Мы не принимали её и не подписывались под ней, и можно под неё не подлаживаться.
Ясней не скажешь, права человека и в дальнейшем не будут у нас соблюдаться, отсюда и настроение препаршивейшее. Ничего хорошего нам не светит. Лет через десять, возможно, спохватятся и начнется новая перестройка.
В эти дни, чуть ли не в каждой газете про инопланетян, а второго ноября и по радио услышал, как пассажиры самолета видели летящий рядом с ними инопланетный корабль. Невозможно в такое поверить.
В одной статье корреспондент написал: именно в смутные времена в печати начинают усиленно муссировать всякую чертовщину и появления инопланетян, чтобы отвлечь народ от злободневных событий, которые становятся такими мелкими, по сравнению с контактом инопланетян, которые так давно наблюдают за нами и почему-то не хотят вступать с нами в контакт.
На заводе выдали к празднику по бутылке хереса, пакетику чернослива и полкило сыра, ввели по желанию рублевые талоны на питание, давно пора — кто-то хочет питаться лучше и не может.
Выбирают агитаторов за кандидатов. Как я могу за кого-то агитировать, если я его не знаю и не уверен, буду ли вообще за него голосовать, это очередная фикция, обязаловщина. Отказался от такой чести.
3 ноября. Первый снег +1. Первая благодарность к празднику за всё время работы контролером. Снова приглашают на демонстрацию. И ведь пойдут. Трудно понять таких. Что заставляет их идти? Страх, раболепие, готовность к дальнейшим унижениям и нищете? Страх сидит у нас в крови, и нужны поколения, чтобы его вытравить.
8 ноября. «Комсомолка» напечатала, что в Москве рабочие выходили на демонстрацию за отгул, мол, раньше выходили за два отгула. Продажность или полное равнодушие, с паршивой овцы, хоть шерсти клок, чем на заводе корячиться, лучше выйду на демонстрацию.
9 ноября. Ещё не было семи — зазвонил телефон — Валя Рашевская сняла трубку.
— Да. Знаю. Нет. Вас как звать? Очень приятно, Ия Ивановна. Я тоже хотела с вами поговорить. Я понимаю. Да. Я бы этого не хотела, тем более ваша дочь беременна, а в молодой семье всякое бывает. Я не знала этого, но Виктор очень талантлив. Завтра ему нужно прийти к десяти, будет решаться вопрос с квартирой. Я всё сделаю, чтобы ему дали изолированную малосемейку, ему положено. Ну не сразу, конечно, вы понимаете. Нет, я против развода. Я с ним поговорю, и с ней бы хотелось. Я знаю, каково ребенку расти без отца. Давайте, я с ними встречусь и поговорю, когда им удобно. Хорошо, в субботу. В десять удобно?
Когда она закончила, я спросил:
— Толстов?
— Да.
Этого следовало ожидать. Я был удивлен, когда узнал, что он женится. Мне казалось, что ему не нужна жена. Восемь лет прожил в общежитии, никто не мешает пить, когда хочется, а тут ещё поэтом считать стали, захваливают, зачем жениться? Голос прокуренный, слабый, невыразительный. Он поэтически одарен, но не работает над собой, считает, что и так сойдет, ведь хвалят.
Оставалось время перед заседанием, и Валя мне сказала:
— Плохо, что ты не читаешь свои рассказы. Это сказывается на твоем творчестве. Зачем тогда ходить?
— Я не хочу отнимать время у людей.
Но хотелось сказать иное, что здесь некому читать, чтобы выслушать умную критику. В самом деле, может быть, действительно, не ходить больше? Не мальчик. Стыдно в моём возрасте вместе с учениками сидеть и выслушивать литературные глупости.
Она принялась жаловаться, что не хватает на всё времени, всё свалилось на нее: конкурс, семинар, книга, ругает себя, что его затеяла. 26 ноября состоится конкурс. Приедут поэты из Москвы, надо будет встретить, цветы, чай, угощение. Голова кругом идет, и никому доверить не может, могут подвести.
Игорь создает впечатление дегенерата, полуоткрытый рот, часто моргает, и вдруг начинает говорить нечто несусветное, голос красивый, низкий, читает выразительно, и думаешь, как хорошо, а потом он сам спохватился:
— Что я это я? Совсем не оттуда, не то.
— Бывает, — успокоила Валя.
Они все раздражают меня своей неодаренностью, высокомерием, самолюбием. Мне кажется, что надо быть скромнее, и то, что читают плохие стихи — нескромно. Конечно, я не прав. Но ничего не могу поделать с собою. То ли и Валя понимает моё состояние, то ли я не нужен стал, или же я всё это выдумываю, всё проще, но и не ходить туда, тоже не очень хорошо, слишком пресна жизнь. Надо самому не быть таким гордым и мнительным.
1989 год. 10 ноября вечером ко мне пришел Лёня, выпили по чашке чая и пошли на улицу обсуждать проблемы страны: куда катимся, и что из всего этого получится?
— Если ты всё видишь в таком мрачном свете, то что собираешься предпринимать? — спросил я.
— В том-то и дело, что не знаю.
— Тогда в твоем положении лучше надеяться на хорошее, чем на плохое.
Он помолчал, не желая со мной спорить. Лёня против воссоединения Германии, мол, для нас это опасно, снова могут консолидироваться с Японией и предъявлять территориальные претензии.
— Это уже твой эгоизм. Нация не должна быть разъединенной.
— Есть нации раздробленные, и никого это не беспокоит.
— И это плохо, — согласился я.
Весь вечер он пытался убедить, что к власти придет националист.
— Нет, ты не привел убедительных доводов, почему ты думаешь, что это невозможно?
В конце вечера он все же признал, что я, видимо, прав, не победят, потому что у нас многонациональное государство, в Германии нацистам было легче проводить расовую политику.
Мы ходили целый час, я продрог и первым подал руку, но он всё говорил, ещё минут десять.
Никогда не видел себя голым во сне, а недавно довелось. Голый на улице. Прикрываюсь газетой, спешу на работу, ещё успею, если сразу сяду в автобус, но нужного всё нет. И как я буду в таком виде стоять в автобусе?
Недавно по телевизору показывали улиток, собранных на съедение, и мне приснилось, что три улитки приготовлены для меня. Они шевелятся, высовывают свои рогатые головки из раковин, а я недоумеваю, как их можно есть? Равно, как и устриц?
13 ноября пришел срок менять халаты, уже четыре года отработал контролером, но нужного 50 размера не было, предлагали второй или пятый рост, попросил 52-3. Дома примерил и увидел, что халат точно на меня, а до этого 52-й был на меня большим. Незаметно раздобрел, отяжелел.
В очереди увидел двоих знакомых из Моторов, пожали руку, перебросились фразами.
Вчера были у Гены. Выдвинули к дивану стол. Гена налил в чайную ложку самогон и попробовал поджечь, но спичка гасла.
— Что ж это такое? Месяц назад горело. Нина ещё говорила, зачем такой крепкий, наверняка, ребята разбавили.
Гена долго не мог успокоиться, что сыновья без спроса, тайком пьют его самогон, а потом разбавляют, чтобы он не заметил недостачу.
Почти все выступающие члены В. С. говорили, что надо убрать ст.6, о руководящей роли партии, которую ввели в конституцию в 77-м году брежневско-сусловская администрация, чтобы оградить партию от любых потрясений. Редкие оппоненты возражали, мол, хотя до 1977 года не было этой статьи, Сталину и Хрущеву никто не мешал проводить свою политику, поэтому статью надо оставить.
Удивительная логика! И всё проходит. Это всё равно, что сказать: острым ножом дети не всегда режутся, поэтому надо оставить нож на видном месте, нож нужен под рукой. Поражался открытым и смелым речам, коммунисты говорили, что партия сейчас не пользуется уважением у народа, а скорей, наоборот, страной должны управлять компетентные люди, а не коммунисты. Принадлежность к партии должна быть второстепенной, а не первостепенной.
Горбачев сказал, что он не видит другую силу, которая могла завершить начатую перестройку, поэтому всё останется, как есть. И это тоже отговорка. Сила такая есть, хотя бы парламент из межрегиональной группы, где собраны умнейшие люди, которые знают, что делать, чтобы вывести страну из болота. Но бюрократам не хочется упускать свою власть, им наплевать, что страна разваливается — будут ставить подпорки в виде новых законов, которые не будут работать, так как уродливую систему надо менять, а не лечить.
Внуки Брежнева жалуются, что их детям трудно жить в создавшейся обстановке, приходится менять фамилию и переводить в другую школу. Дети не виноваты, но пусть это будет уроком нынешним властителям, чтобы они, хотя бы задумались, а нужно ли вызывать такую ненависть у народа?
В Молдавии введено чрезвычайное положение. Разгромлено здание МВД, с обеих сторон жертвы. На седьмое ноября народ не пустил танки на площадь, на демонстрацию силы и устрашения, милиция начала разгонять многотысячную толпу газами, выстрелами, это и вызвало гнев.
Через неделю убрали Карой Гроссу и назначили нового руководителя. Острота положения была снята.
Порядочный человек не может быть счастлив. Слишком много вокруг неправедного, чтобы быть счастливым. Поэтому я испытываю недоверие к человеку, утверждающему, что он счастлив. Он либо врет, либо непорядочный, которому нет дела до людских страданий, собственное благополучие важнее.
При обыске книгу подбрасывают вверх. Она раскрывается на наиболее читаемых страницах, и можно узнать, чем интересовался хозяин, его потайные мысли. Кому-то это интересно.
1989 год. 25 ноября.
"Шампанское по-домашнему: муж пьет, а жена шипит".
Журнал "Огонек" напечатал фото почтовой карточки 1930 года, на которой приведен лозунг:
"Уничтожим очереди! Создадим расширенную сеть магазинов распределителей".
Далеко ли мы ушли от этого лозунга за 60 лет? Власти продолжают цепляться за негодную систему, которая, впрочем, хорошо их кормит и держит у власти. Глупо надеяться, что они добровольно отдадут власть. Отсюда вывод: ничего хорошего нас не ожидает. Разве чудо поможет. Или какой-то новый сбой системы. Такой сбой однажды привел к власти Горбачева.
Часто жалел, что Маяковский рано умер. Представлялось: мог бы дожить до наших дней. Какие книги бы написал! Каким бы стал? Вероятно, не так уж и трудно это представить, если вспомнить Шолохова, Леонова, Ахматову. И ответ будет готов. Конформисты и приспособленцы. Уважающий себя человек в такой системе жить не может, отсюда столько самоубийств.
Когда-нибудь советское время будет у нас позорным пятном в истории, наравне со средневековой инквизицией, если не хуже, та не истребила столько своего народа, сколько сделали наши правители, умудрившиеся снова стать у власти.
Вчера долгожданная весть: правительство ЧССР ушло в отставку. Наши не способны на такой подвиг. Личная власть прежде всех благ народа. Карел Урбанек избран.
продолжение: http://www.proza.ru/2014/05/09/985