Посвящается моей матери, участнице войны.
Прольются теплые дожди и будет пахнуть почвы тук,
И закружатся ласточки, издавая прерывистый звук;
И лягушки в пруду начнут свое пенье в ночи,
И в наряде трепетно белом, предстанут дикие заросли алычи;
Соберутся малиновки – пернатое пламя,
Их причудливый свист разнесется заборами низкими, как проводами;
И никто не узнает, что случилась война,
Суетой и заботами жизнь их полна!
Что за дело деревьям и птицам вокруг,
Если мы в одночасье исчезнем все вдруг?
И когда на рассвете проснется весна,
Не поймет, не узнает, что осталась одна!
Сара Тисдейл «Прольются теплые дожди…», 1920 г., (Перевод Виктора Солдатова).
1. ФРОНТОВИКИ
Обычно они собирались летними вечерами, после работы, в небольшом палисаднике напротив нашего двухэтажного дома. Там стоял столик с лавками, за которым собравшиеся мужики с азартом играли в домино. Периодически оттуда слышались исполненные страсти выкрики:
- козлы!
- рыба!
Иногда за игрой обсуждались и важные проблемы. Например, как пить более правильно: по-жидовски или по-русски?! В это время мы, школьники начальных классов, бегали вокруг, играя в нехитрые игры типа догонялок или пряток. Положим, как пить по-русски, ни у кого из нас вопросов почему-то не вызывало, а вот питие по-жидовски казалось весьма загадочным и интересным!
Впрочем, не все из взрослых козлятников знали об этом способе употребления. Поэтому последовало краткое разъяснение, что по-жидовски – это всего лишь по сто грамм перед обедом, но зато каждый день! После краткой и энергичной дискуссии питие по-жидовски было решительно отвергнуто собранием!
Но сквозь мрак этой мирской суеты тихо просвечивало что-то необычное и глубоко подлинное! Тела этих совсем еще нестарых людей были изранены, что особенно бросалось в глаза, когда кто-то из них начинал поправлять протезы на ногах. Других украшали следы пулевых ранений. Мой отчим, так страстно забивавший козла, имел сквозное пулевое ранение в голову!
Но при этом я, ни разу не слышал от них каких-либо воспоминаний о войне или жалоб на тяготы современной жизни. Это были совершенно счастливые люди, получившие какое-то личное удостоверение своей подлинности!
А потом я окончил школу и уехал из родного Смоленска учиться в Московском физико-техническом институте. Меня захватили новые интересы и новый круг знакомых.
И вот, когда перед устройством на работу я приехал на пару месяцев домой, чтобы попрощаться в душе с моим Смоленском и его жителями, то обнаружил, что все козлятники куда-то исчезли!
Они уходили тихо, словно понимали, что краткий привал, когда можно было чуток подурачиться и даже попить водочки, уже закончен, а все главные битвы у них еще впереди!
Не звучал над их могилами горячий ружейный салют и не было торжественных речей. Тихо они уходили!
Но с годами, исходивший от них непонятный невещественный свет, вопреки привычным законам человеческой памяти, постоянно усиливался, и, наконец, стал таким нестерпимо ярким, что мне пришлось бежать от него в сумрак этих воспоминаний!
Где и с кем вы теперь сражаетесь соколики? Какие сводки поступают из Небесного Информбюро? О том, что под давлением превосходящих сил противника оставлены города: Киев, Рига, Тбилиси, и сейчас ожесточенные бои развернулись на подступах к Москве?!
Стоит Россия у пыльной дороги, напряженно смотрит вдаль и ждет, когда же вернутся наши?!!
2. УРОК НЕМЕЦКОГО
Мой отчим перед началом войны закончил семь классов школы в сельской глухомани Смоленщины и для призыва в армию не вышел возрастом. И поэтому был оставлен дома для возмужания!
Но сколь-нибудь продолжительного времени судьба ему для этого не предоставила, т.к. вскоре пришли немцы, и началась оккупация.
Приход немчуры оставил в его памяти неизгладимый след, благодаря одному событию.
Все началось с того, что в хату к ним влетел, державший в руках сразу несколько громко кудахтавших кур, немец с винтовкой за спиной.
Он остановился посреди хаты и дико вращая глазами заорал по-немецки: «Wo die Sack?» и выжидательно уставился на моего будущего отчима. Тот очумело смотрел на него, совершенно ничего не понимая!
Тогда немец, придавив кур ногой, сорвал с плеча винтовку и, наведя дуло на отчима, громко клацнул затвором. И тут случилось настоящее чудо, отчим вдруг вспомнил, что означает немецкое слово «Sack» и метнувшись в чулан притащил мешок этому разбойнику.
А потом оставшиеся в селе мужики решили разделиться, кто-то из них ушел в лес партизанить, а другие стали полицаями. Расчет состоял в том, что партизанам надо было тайно помогать, а те, в свою очередь, заступятся за полицаев, когда вернутся свои.
Отчим ушел из партизан в Красную Армию при ее возвращении. Он уже достаточно возмужал к этому времени.
Но долго воевать ему не пришлось. Вскоре он получил сквозное пулевое ранение в голову и благодаря этому остался цел.
Фронтовыми воспоминаниями со мной он совершенно не делился! Видимо они были настолько тяжелыми и страшными, что не хотелось бередить усталую душу.
А про партизанскую жизнь вспоминал, что пришлось им как-то убить двух немцев и чтобы это не бросалось в глаза, закопать их на семейном огороде, где земля была уже вскопана. «И знаешь, такая в огороде потом смородина росла, просто на удивление!» – говорил он с каким-то детским восторгом.
С тех пор, когда вижу смородиновые кусты, то невольно вспоминаю прикопанных под ними когда-то немцев.
3. ИСПУГ
Был у меня в школьные и студенческие годы друг с несколько странной фамилией Стёпкин. Отец его работал главбухом в одной из организаций Смоленска, а мать была учительницей начальных классов.
Помнится, мне было лет 14, когда он впервые пригласил меня к себе домой, чтобы позаниматься математикой, порешать трудные олимпиадные задачи.
Первое, что бросилось в глаза, едва я переступил порог их квартиры, это небольшой книжный шкаф со стеклянными дверцами, весь забитый полным собранием сочинений Ленина в темно-синих коленкоровых переплетах с золотым тиснением, причем других книг в этом шкафу вообще не было!
Все это показалось мне очень странным, зачем в квартире с каким-то непонятным вызовом присутствует такой шкаф, тем более, в совсем небольшой хрущевке?!
В дальнейшем при посещении Стёпкиных недоумение лишь возрастало, т.к. в моем присутствии никто этот шкаф не открывал, и вообще, как я заметил, обитатели квартиры предпочитали смотреть телевизор.
Так и остался бы я при своем недоумении, тем более, что даже на прямой вопрос о назначении загадочного шкафа, я от Ивана Владимировича, отца моего друга, вразумительного ответа так и не получил!
Однако за время долгой семилетней учебы с Володей, так звали моего друга, в Московском физико-техническом институте, по обрывкам фраз, брошенных им во время совместных застолий, когда рядом не было посторонних, мне удалось проникнуть в тайну шкафа.
Оказывается, во время войны с немцами, отец Стёпкина прошел славный боевой путь от Москвы до Берлина! Но был ранен, осколком снаряда ему почти полностью оторвало правую руку и вдобавок он заболел на фронте туберкулезом!
Вернувшись в родную деревню под Смоленском, Иван Владимирович оказался в крайне тяжелых обстоятельствах, надо было добывать хлеб насущный, а никакой трудовой специальности у него не было и пенсии инвалидам тогда не платили, обрекая их на попрошайничество в голодной стране с хлебными карточками. Сам Иван Владимирович говорил: «Сколько инвалидов в эти времена умерли, оказавшись никому не нужными!».
Но он умирать не хотел и обратился к своему дальнему родственнику, которого Володя называл дедом Пашкой.
Этот Пашка заведовал каким-то складом в Смоленске, а в это время из Германии возвращались наши офицеры и везли с собой богатые трофеи. Но вышел приказ товарища Сталина, чтобы по прибытии в Москву все эшелоны проверять, трофеи отбирать, а их обладателей сажать за мародерство!
Прослышав об этом, офицеры забегали по Смоленску как тараканы, в поисках безопасного места для своих сокровищ. А поскольку склад деда Пашки оказался рядом с железнодорожной станцией, то к нему выстроилась длинная очередь из обеспокоенных клиентов. Он всем шел навстречу, принимая их грузы на хранение, и даже делал по этому поводу какие-то записи в толстой амбарной книге.
Отец моего друга оказался для негодяя Пашки весьма кстати. Он сразу же предложил ему начать реализацию чужого добра. И отказавшийся помирать под забором Иван Владимирович дрогнул и согласился.
Начались счастливые дни, полные разъездов с немецкими промтоварами по градам и весям. Деньги текли рекой, дефицит в разоренной войной стране был чудовищный!
Широкие натуры двух подельников, ведь в их в жилах текла и цыганская кровь, требовали праздника! И тогда на пригородных лесных полянах, подальше от чужих глаз, они расстилали скатерть-самобранку, собирая на эти торжества всю родню, составлявшую не менее тридцати человек.
Глядишь и погиб бы, незабвенный и дорогой моему сердцу Иван Владимирович, пусть не от голода, так от водки! Но Господь присудил иначе, через несколько лет неуловимый Куцый, так он проходил по милицейским сводкам, был все-таки пойман и заключен в узилище. Там с него мигом слетела вся приобретенная нечестным путем добротность, и он стал погибать от отчаянья и обострившегося туберкулеза.
Тогда дед Пашка, узнав о страданиях Ивана, направил стопы к другому проживающему в Смоленске родственнику, которого мой друг называл дядей Петей.
Этот дядя был из прокурорских, в полковничьем звании. Володя просто восхищался им: «Представляешь, он ордер на арест самой Руслановой выдавал!».
Дядя Петя, ознакомившись с делом, быстро доказал, что Иван ни в чем не виноват, т.к. ничего и ни у кого не крал! Ведь незадачливые офицеры сидели тихо и не высовывались, а некоторым из наиболее бойких, все-таки являвшимся за своим добром, дед Пашка объяснял, что книгу, в которой были оприходованы их грузы, ему пришлось уничтожить перед одной из очередных проверок склада, так чтобы его не замели за незаконное хранение. Визитеры, конечно, понимали, что их надули самым бессовестным образом, но сделать ничего не могли. Кроме того, дядя Петя просил учесть несомненные фронтовые заслуги товарища Стёпкина, его тяжелую болезнь и инвалидность.
Словом, выходило по всем статьям, что во всем виноват дед Пашка! Но того и след простыл, со всеми его нечестным образом полученными от граждан деньгами!
Отца моего друга освободили, и кое-какие деньжата у него все-таки остались. Он купил мотоцикл с коляской (не пойму, как он умудрялся управляться с ним одной левой на наших сельских дорогах) и стал ездить из деревни, где проживал, в Смоленск на курсы бухгалтеров. Потом устроился в Смоленске бухгалтером, и началась его честная трудовая жизнь, большую часть которой он посвятил изобличению воровства своего начальства, постоянно жалуясь на все возраставшую мягкость законов!
«Вот раньше было! Изложишь вечером факты прокурору, а наутро на работу приходишь и все начальство уже новое!» - восхищенно живописал Иван Владимирович. «А старое где?» - поинтересовался я. Однако мой собеседник только выразительно хмыкнул в ответ, как будто я спросил что-то неприличное.
Трогательная жизненная история! Но причем тут вышеупомянутый шкаф?
Идея со шкафом принадлежала, конечно, матери моего друга Татьяне Ефимовне, которая по свойственной женщинам тревожности решила таким наивным образом обезопасить своего Ивана от всех возможных обвинений. Ясное дело, ворующее начальство тоже старалось лягнуть в ответ, когда на него с подачи главбуха насылалась очередная прокурорская проверка!
Так бы и закончилась жизнь моего, напуганного когда-то тюрьмой героя, в непрерывной титанической борьбе с нечестивым начальством, от которого требовали план, а выполнить его в условиях всеобщего дефицита оно могло, лишь раздавая взятки за поставки необходимого оборудования и материалов, ну и себе нужно было что-то оставить, уступая требованиям падшей человеческой натуры!
Но Бог и теперь его спас! Человеколюбие в стране стало возрастать настолько быстрыми темпами, что в конце эпохи Брежневского правления даже главбух Стёпкин осознал неизбежность воровства, ибо честность становилась просто неприличной! И тогда он вышел на пенсию и стал подводить итоги.
Свои выводы он озвучил, с некоторым пафосом обратившись в моем присутствии к Володе: «Сын! Я не скопил для тебя богатств, но оставляю тебе самое дорогое, за что мы жизнь отдавали на фронте! Это социализм!».
Мы были крепко ошарашены, ведь в эти времена вся передовая молодежь проклинала опостылевший социализм, считая его причиной всех наших бед, а тут такое?!
Однако явная театральность происходящего, все на уровне того же пресловутого шкафа, помогла нам с Володей довольно быстро опомниться!
К чести Ивана Владимировича надо отметить, что без дела он сидеть не любил и к моменту выхода на пенсию уже довольно давно гонял на Жигулях первой модели. Теперь летом он стал постоянно ездить в родную деревню, где развел настоящую пасеку. Впрочем, у него и раньше была там пара ульев у родственников.
Иногда с ним приезжал и Володя, истреблявший у гостеприимной родни все запасы браги.
В результате отец исцелил продуктами пчеловодства (медом и прополисом) застарелый туберкулез и встретил надвигавшиеся новые времена преисполненным духовных и физических сил!
Надо сказать, что на машину он накопил, занимаясь рационализацией и изобретательством и регулярно получая за это от государства премии. Было весьма удивительно, что главбух постоянно придумывает и внедряет на своем производстве, связанным с дорожно-мостовым строительством, самые разнообразные технические новшества!
Нам с Володей любил говорить, что будь у него наше физтеховское образование, то он бы таких дел наворотил!
Водку почти не пил, разве что в День Победы мог грохнуть стопку!
И в игры играть не любил, за исключением шахмат. Обычно расставляя фигуры на доске, я пытался завязать с ним разговор на разные острые темы. Например, что делать с безмерно расплодившимися кооператорами? «Сажать и стрелять!» - без тени сомнения отвечал Иван Владимирович. «Но помилуйте, за что?» - слабо пытался возражать я. «Найдется за что! За нетрудовые доходы!» - решительно заключал он. «Но тогда и вы их получаете, эти самые нетрудовые доходы!» - пытался я перейти в контратаку. «Это как?!» - изумился мой оппонент. «А так! Деньги на срочном вкладе в сберкассе держите? Два процента в год от суммы вклада получаете? Вот вам и нетрудовые доходы!» - торжествовал я. Но, как оказалось, рано! Собеседника не так-то легко было сбить с панталыку! «Эти два процента мне платит государство за то, что я приношу ему пользу, позволяя пускать в оборот мои кровные и не печатать дополнительных денег, приводящих к инфляции. А какую пользу ему приносят кооператоры, занимаясь спекуляцией?!» - легко парировал мой наскок Иван Владимирович.
В это время в стране шла крутая перестройка. Неимоверное количество разномастных троллей выползало из темных углов и хулило славное прошлое великой державы.
И Иван Владимирович, постепенно освобождаясь от своего давнишнего испуга, вдруг понял, что какие-то отдельные этапы пройденного страной пути вполне допускают критику! А почему бы и нет?!
Во время очередной шахматной партии он неожиданно поведал мне эпизод из своего военного прошлого.
Красная Армия отступала от Смоленска. Хотя слово «отступала» затемняет суть происходящего. Это было паническое бегство. По шоссе «Москва-Минск» ехали грузовики, тащились конные подводы и бежали люди. Вдруг на легковушке приезжает какой-то генерал, стреляет из пистолета в воздух и останавливает бегущих красноармейцев. Затем начинает раскладывать их справа и слева от шоссе, пытаясь организовать оборону. Но, когда он удалился в правую сторону, то уже разложенные им слева убежали. А пока он проверял левых, то убежали и правые. Генерал сел в легковушку и уехал по направлению к Москве!
А кооператоры и без расстрелов исчезли, превратившись в капиталистов!
Как грибы после дождя повсюду росли финансовые пирамиды. Страну и ее граждан темные силы ввергали в новые соблазны и искушения! Слово «искус» я трактую как «испытующее кусание». Получается, что Творец периодически как бы пробует свое творение на зуб, словно проверяя его подлинность!
С появлением пирамид Иван Владимирович окончательно освободился от родимых пятен социализма, забрал свои кровные из сберкассы и стал быстро перекладывать их из одной пирамиды в другую в погоне за наиболее выгодными условиями. День его начинался по-прежнему с утреннего чтения местной газеты, где он дотошно высматривал, не появились ли новые, более выгодные предложения по вкладам?! Он окреп, совершенно перестал кашлять и в глазах его светился какой-то непонятный огонь!
В очередной приезд Володи его отцу удалось буквально выдрать свой вклад с причитающимися процентами из знаменитой на всю страну пирамиды «Русский Дом Селенга».
Встав посреди комнаты, Иван Владимирович патетически воскликнул: «Сын, социализма я тебе оставить не сумел, ну и хрен с ним! Зато денег наколотил столько, что не только тебе, но и внукам хватит!».
Но внуков не было! А вскоре не стало и самого Ивана Владимировича! У него обнаружили рак легких. За жизнь он цеплялся невероятно! Сразу же бросил курить, хотя до этого чадил в квартире как паровоз! Но все оказалось напрасным, через несколько месяцев он умер.
Деньги Володя отнес в сберкассу, где они вскоре полностью обесценились.
Получается, однако, что Господь, уже в который раз спас Ивана Владимировича, а то ведь неизвестно, чем все это могло кончиться!
Я рассказал эту невыдуманную историю, чтобы показать мужество духа, изобретательность ума и щедрость души наших замечательных русских людей, ходящих перед Богом!
4. АТАКА
Все на свете имеет конец! Закончилось и чудесное время учебы в Московском физико-техническом институте. После защиты дипломного проекта я подошел к своему научному руководителю и предложил как-то отметить это событие. Он прихватил с собой еще одного сотрудника лаборатории, где я проходил преддипломную практику, кстати тоже бывшего физтеха и покинув совсекретное научное учреждение мы втроем бодро зашагали к ближайшему магазину, где по твердой госцене я, как виновник торжества, купил пару бутылок водки. Шеф отказался идти в кафе, чтобы не выставлять меня из монет и мы направились на какой-то пустырь, где и состоялось мое чествование.
Собутыльники похвалили мое усердие при написании диплома, сказав, что к делу я подошел творчески, получил новый научный результат, но заставил их поволноваться, т.к. долго тянул с оформлением!
Затем шеф вдруг заявил: «А знаешь Виктор, очень жаль, что с нами нет сейчас Валентина Семеновича! Он очень переживал за тебя!».
Я удивился, Валентин Семенович обычно тихо сидел в лаборатории и в моем присутствии ни в какие разговоры не вступал и мнения своего не высказывал. Очень был скромный и незаметный человек. А тут оказывается переживал!
Я поделился своими впечатлениями с шефом, на что тот ответил: «Да он и есть такой! Фронтовик, три раза в атаку ходил!».
«Как, всего лишь три раза?! А в кино показывают, что наши бойцы чуть не каждый день в атаку бросались!» - удивленно выпалил я.
«А ты больше верь, тому, что тебе в кино показывают! Знаешь сколько из атаки живыми возвращались? Не более десяти процентов! Вот и посчитай сколько шансов было у Валентина Семеновича остаться в живых!» - подытожил шеф.
Я задумался и защита диплома уже не казалась мне столь радостным событием!
5. ДОСКИ
В студенческие годы я дружил с Александром Кожой, который впоследствии стал видным деятелем Русской Православной Церкви. Отец его был фронтовик, но спился и умер. Тогда мать, совсем еще не старая женщина, снова вышла замуж. Своего отчима Александр называл дядей Сережей.
Мать Александра вместе с отчимом перебрались из Невинномысска в одно из сел Ставропольского края, где увлеченно занялись сельским хозяйством, привлекая к делу и моего друга.
Однако и в трудах бывали перекуры, во время которых дядя Сережа иногда пускался во фронтовые воспоминания. Поскольку эта тема меня интересовала, то я пытался выведать у Кожи, а что же интересного рассказывал отчим?
«Да что там интересного, наоборот, проклинал эту войну на чем свет стоит! Говорил, что вся военная эпопея представляется ему как один непрерывный марш-бросок. Идешь и идешь целый день, стемнеет, так тут же команда звучит, чтобы окапывались. Окопаешься и только голову склонишь на бруствер, как начинает светать и снова шагом-марш! Ни выспаться, ни отдохнуть!» - так вкратце подытожил Александр свои впечатления от рассказов дяди Сережи.
«Ну, а кто-нибудь из военных был доволен жизнью?» - продолжал приставать я к Коже. «Знаешь, были и такие. Вот командиры, например. Пока дядя Сережа пылил по дорогам, они ехали на автомобилях. Ну и разумеется, вместо окапывания шли в хату, где до утра жрали самогон вместе с бабами, а утром грузились на авто и весь день дрыхли как убитые!» - так виделась дяде Сереже жизнь фронтовых счастливчиков.
Я подумал, что дядя Сережа своими мрачными россказнями сделает из моего друга глубокого пессимиста. Однако именно отчим был выбран Промыслом Божиим, чтобы привести Александра к глубокой и искренней вере!
Как-то раз в совхоз, где трудился дядя Сережа, привезли доски для строительства зоофермы. Поскольку их свалили в степи и не выставили сторожа, то отчим мигом смекнул, что часть из них можно украсть.
Когда стемнело, то они с Кожой отправились за досками. Все прошло без приключений, но отчим пожадничал и им пришлось сделать в степи привал.
Лег Кожа в высокую душистую траву и взор его устремился в небеса! Увидел он мириады звезд и воскликнул от преизбытка чувств: «Дядя Сережа! Смотри сколько звезд! И может там, далеко-далеко тоже люди живут, честно и чисто живут! А мы тут доски воруем!».
Дядя Сережа перевернулся на спину, посмотрел на звездное небо и безапеляционно заключил: «И там воруют!».
Кожа мне потом говорил, что эти слова отчима всю его жизнь перевернули! Так захотелось ему доказать дяде Сереже, что можно жить честно и не только на далеких звездах!
6. ДЕЦИМАЦИЯ
Во время учебы на старших курсах Московского физико-технического института, в комнату общежития, в которой я проживал со своим земляком Володей Степкиным, подселили незнакомого нам ранее студента Юру Панкратова.
Он был старше нас и только что вернулся из армии, куда был отправлен на перевоспитание, кажется, из-за проблем с успеваемостью.
Обогащенный армейским жизненным опытом, позволявшим ему теперь без труда отделять зерна от плевел, Юра быстро втянулся в учебу и успешно закончил институт.
А по вечерам, отходя ко сну, он любил предаваться воспоминаниям, но почему-то не из собственной армейской жизни, а из далекого прошлого своего отца.
Так, он поведал нам, что в молодости его отец делал успешную карьеру по комсомольской линии и был послан на работу вторым секретарем ЦК комсомола одной из среднеазиатских республик, где первым секретарем традиционно был представитель титульной нации.
Вскоре после этого назначения был отменен партмаксимум, т.е. потолок зарплат для партийных и комсомольских руководителей. И Юра с нескрываемым восторгом рассказывал, что зарплата отца возросла настолько, что даже при получении аванса ему приходилось брать с собой портфель, т.к. в карманах денежные пачки уже не вмещались!
Началась для отца светлая, счастливая жизнь! Питался он теперь только в ресторане, помогал родителям и даже подумывал о женитьбе.
Но сказка кончилась, когда ночью забрали первого секретаря. Вскоре он был расстрелян, т.к. оказался врагом народа!
Отец Юры быстро сообразил, что его должность тоже расстрельная, но куда уйдешь?!
Однако покорно ждать гибели ему тоже не хотелось, и он стал напряженно думать. И придумал!
Написал заявление в артиллерийское училище, мотивируя свое желание служить в Красной Армии сложностью международной обстановки и стремлением быть полезным партии на передовых рубежах битвы с международным империализмом.
Весьма своевременно и грамотно написал. И его просьбу удовлетворили!
Очутился он вскоре в училище рядовым курсантом, но был невероятно счастлив, что остался цел!
В училище готовили на совесть. В столовой курсантов обслуживали официантки, и, не приведи Господь, было им перепутать установленные места для столовых приборов, увольнение следовало незамедлительно!
Раз в неделю курсанты обязательно смотрели кино и участвовали в танцевальных вечерах. Будущий командир Красной Армии должен был быть образцом для штатских во всех отношениях.
И как только отец окончил училище, началась война с Германией.
Бои были очень тяжелые, враг рвался к Москве! Во вверенной ему батарее осталось не более половины личного состава и им в качестве пополнения прислали новобранцев из Средней Азии, которые по-русски почти ничего не понимали.
В первом же бою, когда на батарею пошли немецкие танки, все азиаты с криками: «Алла, Алла!» сбежали в близлежащий овраг, где и пролежали до конца боя, уткнувшись в землю лицом и крепко обхватив голову руками. Видимо они молились, чтобы уцелеть. И уцелели! Но, как оказалось, не все!
Отбившись с ветеранами, ценой невероятных усилий от танковой атаки, отец Юры вывел из оврага укрывавшихся там трусов, построил их перед своими орлами, и без лишних слов расстрелял каждого десятого!
И потом сам удивлялся, что оставшиеся азиаты бегать совершенно перестали!
Но и на старуху бывает проруха. Когда наши войска освободили от немцев Севастополь, то какая-то эсэсовская часть не успела отступить, и чтобы спастись, эсэсовцы попытались укрыться в немецком госпитале, обмотавшись для маскировки бинтами и притворившись ранеными.
Однако обман быстро раскрылся, хитрецов выводили в госпитальный двор и тут же расстреливали.
Для верности стреляли только в голову, и, как вспоминал Юрин отец, эсэсовцев было много, и буквально весь двор был залит их мозгами и кровью. Он расстрелял несколько человек, а потом от ужасного зрелища его замутило и ему пришлось прекратить опустошение вражеских рядов. Сел он на землю, и тут к нему подошел какой-то матросский старшина и участливо спросил: «Что браток, не по себе? Ты скольких кончил?», – «Да, человек около десяти» – выдавил отец Юры. «И всего-то?» – изумился старшина, – «А я уже сто фрицев расстрелял!», – и он устремился вглубь двора, где еще толпились оставшиеся эсэсовцы и раздавались выстрелы.
Последний фронтовой эпизод, сохранившийся в моей памяти, касался битвы за Берлин, когда Юрин отец командовал уже артиллерийским полком.
Однажды ранним утром он увидел, как по шоссе из Берлина на запад двигается крупная немецкая воинская колонна. Конечно, надо было ее накрыть артогнем, но приказа все не было!
И тогда он, на свой страх и риск, приказал открыть огонь изо всех орудий, включая легендарные «Катюши»!
Никто не ушел, результаты работы полка были впечатляющими!
Но тут он увидел, что в их расположение мчится легковушка, которая лихо тормознула, и из нее вылез, судя по обилию звезд на погонах, весьма важный генерал.
Он строго спросил:
– Ты стрелял?
– Так точно, товарищ генерал!
– Приказ открывать огонь был?
– Никак нет, товарищ генерал!
В этот миг отец Юры подумал, что вот, сейчас прикажет генерал арестовать его и пиши-пропало!
Но вместо этого генерал обнял его и тихо сказал: «Спасибо браток!».
Потом снял со своей груди орден и прикрепил его к кителю Юриного отца!
Оказалось, что это был орден Суворова третьей степени, которым по положению мог награждаться комсостав не ниже комдива.
Юра с гордостью говорил, что его отец был единственным в Советской Армии комполка, имевшим такую награду!
А потом мы окончили институт и потеряли друг друга в потоке событий и быстротекущих лет.
Где ты Юра? Как сложилась твоя судьба? Возможно, доведется тебе прочесть эти строки, и дашь весточку о себе?!