1989 г 4 июня. Драматургия съезда

Вячеслав Вячеславов
    Вместе с Викой поехали на дачу пропалывать картошку и собрали полсотни жука, который уже начал оставлять личинок. Работали три часа.

Вдруг пошел дождь, который оказался холодным, прикасаясь к голому, разгоряченному работой, телу. Прибил пыль, но даже такой лучше, чем никакой.

Дома есть не хотелось, только пили. По телевидению вдруг почему-то стали отменять одну программу за другой, и передавать классику, я догадался:  случилось что-то страшное, неужели Горбачева убрали? Почему же ничего не сообщают? Включил западные голоса, и они тут же сообщили, что в Башкирии произошла страшная катастрофа: взорвались два пассажирских поезда, с рядом проложенным нефтепроводом. 

А недавно я ещё думал, где в следующий раз произойдет катастрофа, что при нашей безалаберности обязательно. Мы бессильны, что-либо изменить, от нас ничего не зависит, лишь руки опускаются от мартышкиного труда.

Дождь не прошел даром, на следующий день начался насморк, кашель не проходит, отдаваясь болью в ухе. А вдруг прорвет? И всё, на мне можно будет ставить крест. Как же надо жить, чтобы оправдать свою жизнь? Мелочные заботы должна отойти.

Снова пришел к Ямпольцу, он понимает, что стоит ему понервничать, как боль в желудке усиливается, но сдержать свои эмоции не в состоянии, даже не пытается.  Я советую найти работу поспокойнее, даже в ущерб зарплате.

— Но я изведусь, если работа не будет меня удовлетворять, буду ещё сильнее мучиться и раздражаться.

Действительно, характер сильнее человека. Он управляет чело¬веком, а не наоборот.

Никонов сделал замечание контролерше, читающей книгу на рабочем месте. Она вскинулась:

— Вячеславов тоже читает книги, однако, вы ему ничего не говорите.

Неприятно такое выслушивать, хотя книги я почти не читаю, только газеты. Но так уж устроен человек, утопая, хватается за одежду другого.  Я стараюсь меньше выделяться, чтобы не завидовали, но все равно, нахожусь под неусыпным женским вниманием, оценивающим каждое моё слово. Хотели ввести в совет бригады, но я категорически отказался. Не желаю с ними общаться. Лучше быть в стороне, чем под обстрелом, причем, никому не нужном, просто, так повелось.

На собрании мы все отказались поднимать руку за отстранение Пихтовникова от руководства бригадой, хотя администрация настаивала на этом, чтобы ему было неповадно объявлять голодовки. Но он никому из нас не сделал ничего плохого. Правда,  некоторые женщины хотели от него избавиться, но не осмелились первыми поднять руку. Но Пихтовников обиделся на меня, что я назвал, прилюдно, его объяснительную, докладную, помоями, которые он вылил на своего начальника.

— Если это правда, то почему вы написали это только сейчас, когда вас схватили за жабры? А не раньше. Это непорядочно.
— Я давно, всегда говорил правду, в отличие от других, я не лицемер.

Он снова сделал намек на меня; он как-то обозвал меня лицемером, когда я сказал ему — что он ханжа. Он даже не знает смысла произносимых слов. Чтобы вконец не разругаться, он быстро отошел от меня, и больше не подходил, а девятого июня его снова отправили работать в школу, так как больше некому.

Две недели назад Каданников перед отъездом на съезд разрешил рабочим выносить некондиционные доски, мол, понимает, что рабочим нужно строить дачи, туалеты, а взять негде. Под это разрешение рабочие стали выносить всё, что деревянное, разбивая стеллажи. Спеша побольше вынести, понимая, что такое будет не всегда. Вчера последовал запрет.

Федотов рассказал про наладчика соседнего участка, которого задержали за разборкой автоузла, а в его шкафу нашли уйму автодеталей подготовленных к выносу. Это уже его третье задержание, на это раз дадут четыре года.

9 июня, возвращаясь с работы,  на углу Юбилейной и Фрунзе увидели скопище автомобилей прямо на перекрестке, и толпу людей у красного пикапа.

На следующий день рассказали, что в пикапе был наладчик Пикин из соседнего участка, который сидел с инструктором по вождению и учился на права, так как хотел купить "Оку". Пикап  не уступил дорогу автобусу и въехал под него, и оба насмерть. Живет в соседнем с нами доме в 11-м квартале.

Невольно возникает вопрос: какой смысл  в этой учебе, в этой погоне за автомобилем? То ли это его судьба,  и именно это ему предназначено  так умереть. Умудряются же другие оставаться в живых, даже упав с самолета, с нераскрывшимся парашютом. Но пришло его время умереть. То ли написано на роду, то ли мы все это придумываем, пытаясь как-то объяснить нелепую смерть, которая всегда неожиданна и случайна.

Отрицательное отношение к солдатам "афганцам" идет оттого, что они были марионетками в руках непопулярного правительства. Естественно, они не виноваты: приказ есть приказ. Но для выполнения любого приказа должна быть голова, то есть разумные действия, по которым и судят. А судить есть за что.

Несопоставимы цифры убитых за десять лет: миллион афганцев и 15 тысяч наших солдат. Сыновья, братья, внуки вернулись убийцами.  Они уже не такие, как мы, и это отталкивает. Мы их боимся, так как знаем, на что они способны. Не их вина. Но голова дана каждому.

Многие отправлялись туда добровольцами, они ждали и готовы были убивать, они хотели этого, вполне возможно, что некоторые этого не понимали,  не до конца сознавали, что это такое — убить человека. В них стреляли, и они зверели от страха, и когда выпадала возможность, они остервенело мстили за свой пережитый страх, всем, и солдатам, и их женам, детям, лишь только потому что они афганцы и это их пули летели в меня.

На выставку в  Ле Бурже отправили "Буран" верхом на "Мрие" (Мечта). Уникальная операция. 3 июня показали, как наш МиГ-29 на стадионе Бурже, выполнял выкрутасы на малой высоте. Вдруг двигатель остановился, и самолет вошел в пике, летчик Квочур успел катапультироваться и остался жив. В который раз на этой выставке разбиваются наши самолеты, прошлый раз пассажирский ТУ разбился. В чем причина?

Снова не пошел в лито, захваченный событиями на съезде. Величайшая драматургия. Гдлян хотел устроить допрос Сухарева на кремлевской трибуне, но Горбачев не дал ему такого преимущества, и Гдлян проиграл, не смог задать убийственно точного вопроса.

На следующий день нач. участка Иван Иванович, к которому я как-то подошел насчет устройства к нему на работу фрезеровщиком, и был благосклонно принят, стал говорить мне:

— Противно смотреть, и пропадает всякое желание хорошо работать. Они вон что творят, а мы должны надрываться.

— Если мы перестанем работать, то нас голыми руками возьмут.

Я его не пойму, то ли он провокатор, то ли действительно так думает, что вполне возможно.  Он циничен. Коммунист.

На съезде произносились смелые речи, но их было слишком мало, чтобы произошли радикальные изменения, чтобы реформаторы поняли, что их большинство и они могут менять законы, сейчас же им этого не дали, закритиковали.  Народ понял, что произошел очередной крах надежд. Никто не может, понять, почему Горбачев держит Лигачева, от которого надо избавиться хотя бы потому, что слишком много негативного о нем говорят.

В газете «Советская Россия» сообщение МВД о том, что мать убила 15 летнего сына и расчленила. Коняева прочитала, и второй день не может успокоиться: как так можно? У нее тоже сын, такого же возраста, души в нем не чает и не может представить, что подобное возможно. Казалось бы — не представляешь, и ладно,  зачем волноваться? Но в подсознании она слишком хорошо это представляет, — что   убивает сына, и всё так зримо, что приходит в ужас. От этого и волнение.

Психология тонкая штука, и мы зачастую не подозреваем, какие фортеля она выкидывает с нами.  Она может сделать нас героями и трусами в одно и то же время. В одной среде один и тот же человек ведет себя так, в другой — по-другому.

Переход на московское время благоприятен во всех отношениях. Раньше стали ложиться спать, и позже вставать. Правда, утром солнце очень высоко, когда идем на работу, но все довольны, что нас перевели на это время.

В «Руси» уже целый месяц как перекрыли Революционную улицу, чтобы сделать надземный переход, хотя лучше был бы — подземный. Работа ведется еле-еле. Куда спешить? И "Русь" не доделывается. Преимущества социализма налицо,  никто ни за что не отвечает, никому ничего не надо. Вывернутый наизнанку мир, где плюсы стали минусами, и наоборот. И снова Горбачев делает вид; что всё идет как надо, иначе нельзя. Хотя весь народ убежден, что надо круто ломать привычную систему, которая крутится на холостом ходу, и толку от нее нет, один вред.

89 16 июня. Галина Александрова рассказала женщинам о необычном происшествии, случившемся с ней накануне, когда она пришла   с работы, помылась в ванной, выпила чай на кухне, и, поднявшись, увидела в комнате свет и мужчину перед раскрытым шифоньером.

— Вы что тут делаете? — удивилась она.

Мужчина быстро вышел на лоджию, и стал перебираться на соседнюю, и дальше. Да так ловко, что не задел ни одного цветочного горшка и ящика. Только тогда она закричала.  Прибежал спавший муж, но вора и след простыл. Вор — парень лет 15-20, утащил недорогое колье, футляр  из-под золотых вещей, которые лежали в соседней комнате, старый фотоаппарат "Зенит" и мешочек с дефицитными сейчас презервативами.

Утром в милиции их встретили прохладно, слишком много таких краж. Из-за жаркой погоды двери на лоджию не закрываются, и воры  разгуливают по квартире, пока хозяева сладко спят.

В последний день съезда, перед окончанием трансляции произошла удивительная сценка: телекамера повернула в зал на депутатов, сидящих в первом ряду, лицо одного было закрыто газетой. Камера продолжала двигаться вправо, а потом вдруг спешно вернулась, и я увидел сердитое старое лицо генерала, кажется, Ахромеева, который поспешил закрыться газетой. Оператор перехитрил, и уж ясно, на чьей он стороне.

Я поразился: генерал не хотел, чтобы его видел народ, генерал сердился на народ, не понимая, что это разоблачающий жест.  Все увидели и поняли, что это за человек, который боится своего народа. Более поразительного зрелища я не видел. Так раскрыть своё нутро! Даже демарш латышей не так удивил, как этот старый, и, похоже, выживший из ума, генерал. А что, если там все такие?

18 июня. Вечером пришел Леня, долго сидели на лоджии, до сумерек.

— Я уже не рад, что началась эта перестройка, слишком странное надвигается — гражданская война, погромы. Я считаю, если митингующая толпа убила хоть одного человека, то из толпы надо перестрелять восемьсот человек.

— Но, Лёня, — ужаснулся я, — а если это было провокационное убийство?! Как можно расстреливать невиновных?

— Надо расстреливать, иначе их ничем не остановишь, — упрямо повторил он. — Ты, как страус,  прячешь голову и предпочитаешь ничего не замечать. "Память" постепенно завоевывает власть и в стране начнется ужасное. Это уже происходит.  Выступления националистов, унижение меньшинства большинством, выселение меньшинства. А куда деваться нам, которым деваться некуда?

Он уже в который раз задавал этот вопрос, почти при каждой нашей встрече, со злостью, и мне становилось неловко, словно я в чем-то перед ним виноват, что это мое бездействие делает его жизнь несносной.

Каждый раз я его успокаивал, но он не хотел слушать никакие доводы, он был убежден в своей правоте.  Я перевел разговор на его творчество,  но и на эту тему он отказался говорить.

— Напишу. Тогда. Что раньше времени говорить?

Я улыбнулся про себя. Хоть здесь я его перевоспитал, он наконец-то понял, что надо сначала написать, а потом уже   распространяться о своих замыслах.  Он понял, что негоже раньше времени кудахтать.

У него идея фикс, что у нас евреев постоянно ущемляют.

— В чем же тебя ущемили? Чем тебе плохо живется? Хорошая должность, жена, дети, квартира. Что ещё тебе не хватает?

Молчит, Не хочет говорить. Стесняется признаться, что ему нужна дача, машина, изданные книги на пока ещё ненаписанные творения, любовница, шикарная квартира и много-много денег, чтобы все уважали. Про это вслух не скажешь, вот и молчит, уверенный в своей правоте.

— Не надо сравнивать тебя и меня. Сравни с моим сверстником, который в институте меня заложил. Помнишь, я тебе рассказывал? Он на мне диссертацию защитил, приписал к моей национальности, которая усугубляла проступок, чуть ли не врагом народа сделал, сейчас он полковник КГБ. А ты знаешь, что это такое – полковник КГБ? У него в Куйбышеве шикарнейшая дача. Вот с кем надо сравнивать?

Он, похоже, и сам не понимал, что говорит. Поэтому я не стал спарить. Он принадлежал к той категории людей, с которыми спорить бесполезно.

Он настолько уверен в страшном будущем, что я теряюсь: неужели я настолько глуп, не разбираюсь в действительности, и он видит намного дальше меня? Вполне возможно, что я не вижу то, что он видит, и анализирую ситуацию совершенно с другой точки.  Но даже, если он и прав, и начнется нечто ужасное, то не следует раньше времени петь аллилуйю, и натягивать на себя белую простыню.

Я предполагаю, что в ближайшем будущем, то есть в пять лет, коренных преобразований, к сожалению,  не предвидится,  поэтому всё останется на своих местах.  А для Лени уже то, что делается — страшно, и он в силу своего характера, боится будущего и тревожится за судьбу своих детей.  Такое поведение мне не нравится, как и моё ему, вполне вероятно.  Я не могу поддакивать. Он мнителен, и это его беда.  Но он этого не понимает и думает, что видит то, чего не видят другие. Отсюда его самомнение и неудовлетворенное тщеславие.  Мне хочется коренных перемен, он же их боится. Он неодобрительно покачал головой, когда я сказала что я за "сухой закон".

— Я понимаю, что это наносит большой урон в доходах государства, но конечная цель стоит этого, и с самогонщиками можно бороться, если по-умному подойти. Я хочу, чтобы люди не пили.

— Тебе хочется. — Снова неодобрительное покачивание. Мол, слишком много тебе хочется. Кто ты такой, чтобы хотеть?

— Но каждый человек имеет право на свое мнение.

Но Лёня не из тех, кто любит слушать чуждое ему мнение.
И раньше возникала мысль: почему члены правительства живут так долго, до 90, а иные и больше? Вероятно, каждый день по литру женьшеневой настойки выпивают, чего другим не по карману, а им бесплатно. Жизнь у них протекала в сплошных удовольствиях, без нервотрепок — народ покорный, сыт, одет, толику зрелищ имеет, что больше нужно? водки — залейся. Страна в страшном кризисе, но никто не кричит об этом,  говорят спокойно. Частное мнение. Хочешь — верь, хочешь — нет. Спокойнее — не верить. Да и что от меня зависит? Выйти с протестом на улицу не могу, сразу арестуют. Забастовку объявить? Никто не поддержит, потому что и так трудно прокормить семью, да и сам не долго на хлебе продержишься.

Два года назад ислам грозился и обещал вывести республики Средней Азии из состава Союза, и слова не расходятся с делом. А что же наше хваленое КГБ? Чем оно занималось эти два года? Спало? Ворон ловило? А может быть, занималось подготовкой к погромам в Фергане и Коканде? Это больше похоже на правду. Невозможно поверять, что они ничего не знали, что для них это был гром среди ясного неба.

Уже газеты напечатали, что местные руководители и милиция раздавали деньги и наркотики погромщикам? Неужели КГБ в стороне стояло, и равнодушно смотрело на происходящее? Нет, они активно участвовали. Только об этом не напечатали.  Нельзя.

Всю ночь разговаривал с Михаилом Сергеевичем.  Потом мне прописали амбулаторное муравьелечение. Долго стоял в очереди, пока не сказали, что не там стою, пошел в другую дверь, там много народу, на все проходят вместе, ложатся на живот, на спину им что-то намазывают и запускают огромных муравьев, которые покусывают кожу, в этом суть лечения. Нет, лучше я буду болеть, чем так лечиться. Это под впечатлением рисунков в журнале "Юность".

В газете "Московские новости" статья Тимура Гайдара о том, как КГБ в 1984 году посадило в тюрьму Хвылевского за литературные статьи, в которых тот критиковал произведения Айтматова, Розова, разбирал отдельные примеры советской действительности и говорил, что таким путем наше государство не может прийти к процветанию.

Чекисты не могли согласиться с таким мнением и, чтобы его переубедить, засадили в тюрьму, так как в психушку не смогли, врачи признали полностью здоровым и с удовольствием с ним беседовали. В то время редакции отклонили эти статьи, как чересчур острые, а сейчас их нельзя напечатать, как недостаточно острые. Недавно Хвылевского реабилитировали. Но толку от этого — человеку испортили жизнь и карьеру. Сейчас он был   бы знаменит, как Николай Шмелев.

продолжение: http://www.proza.ru/2014/05/02/1005