23. В гостювальне Лилия, полной изобилия

      
   Путь до гостювальни «Чёрная лилия» оказался неблизким. Она где-то в центре города располагалась – по классу, видать, полагалось такому заведению не у чёрта на куличках обретаться. Наша ватага туда на самоходке Ужавловой и добралась. Подъезжают они к высоченному зданию, толстенной трубой в самоё небо уходящему, и у кованых роскошных врат останавливаются. Закинул Яван голову вверх и увидел, что домина эта расширение в вышине имела, словно булава то была, а вокруг здания ограда стояла каменная, презатейливым манером устроенная и цветными изразцами обложенная. А на изразцах, конечно же, всякие хищные звери и гады друг дружку терзали да жрали, ибо таким лишь образом черти всё украшали да наряжали.
   Подходят они к воротам, а на них две кованые кобры меж собою сплелись и в боевых позах навстречь входящим выгнулись. Ужавл руку вверх поднял и – вот же странно! – сверкающее чешуёй пузо у одной из кобр почесал, после чего раздался мелодичный звон, и ворота плавно и бесшумно отворились, а за ними необычные виды открылись.
   Сад там был внутри – вот что! Дивный сад-то, с деревами до того прекрасными, что ни в сказке, как водится, сказать, ни пером их не описать. А сквозь эти чисто эдемские насаждения мощёная дорожка ко входу вела, где всё было обставлено светящимися колоннами, и у того колонного входа черти и чертовки нарядные сновали, на самолётных своих стульчиках то прилетая и внутрь поспешая, а то улетая и растворяясь в воздушных далях.
   Идут удивлённые яванцы сквозь сад и чарующими птичьими трелями слух себе услаждают да аромат прелестых цветов вдыхают. Лепота!
   – Да не та... – пробурчал вдруг Сильван недовольно. – Это всё туфта!
   – Как так? Что такое? – посыпались на него вопросы.
   – А вот... Неживое это всё. Снаружи-то оболочка роскошная, но для жизни души невозможная. Чудесная поделка – под живое подделка, ага.
   – Ну и ловки вы на всякие обманки, – замечает Ужавлу Яван. – Неужели нельзя было вырастить простой сад? Трудно было что ли?
   – Скажешь тоже, трудно... – хмыкнул черток в ответ. – Вообще невозможно! Условия у нас такие – на ваши похожие, но для жизни негожие.
   В это время говорливый провожатый гоп-компанию к самому входу подвёл и рукою гостеприимно повёл: мол, входите, дорогие гости, чтоб у вас полопались все кости! И ухмылочку в придачу такую скорчил, как будто хотел навести на них порчу.
   Посмотрел Яван на здание повнимательнее и увидел, что над входом блестящая чёрная лилия красовалась, коя по краям красными огоньками ядовито переливалась, а над лилией написано было в золотом обрамлении, чтоб ни у кого уж не возникло сомнения: «ЧЁРНАЯ ЛИЛИЯ». Стены же у здания были тоже лилового цвета, добротно очень оштукатуренные – нигде, понимаешь, не было схалтурено.
   Ну, они внутрь заходят, глядь – а чертей там всяческих просто уйма. Все такие холёные, дородные – явно не шелупонь безродная, а самая что ни есть элита чистопородная. На Явана же и его бродяг внимания никто вроде и не обращает, так – косятся слегка, усмехаются и равнодушный вид принять стараются.
   Тут от стойки впереди проворный чёртик скоренько отделился, к Явану поспешил, слегка ему поклонился и бойким языком строчить заторопился:
   – О, какая для нашего заведения честь! Какая великая для нас радость принимать у себя самого Явана Говяду! Прошу, прошу, господин Яван, и вас, господа, прошу пожаловать – лучший номер вас уже ожидает!
   Потом он с Ужавлом о чём-то перешепнулся, к одной из многочисленных дверей, сбоку бывших, метнулся и что-то на стенке нажал. Тотчас дверца квадратная в стену плавно въехала, и открылась бордовым бархатом обшитая ниша с роскошными креслами внутри.
   Подъёмник это, знамо дело, был – наши-то враз догадалися, потому как на похожем уже каталися.
   – Входите, входите, господа! – служилый чёрт в улыбке расплылся. – Занимайте, пожалуйста, места. Вас ждёт удобная езда, и весьма притом быстрая.
   Зашли они. Сели. В стенку въехали двери. И поехали ватажники вверх плавно и бесшумно, в мягком бархате кресел развалясь и на убранство внутреннее пялясь изумлённо. Ну и доехали куда надо с большим комфортом, попутно аромат благовония сладкого с удовольствием вдыхая и мелодичной симфонией слух услаждая. Потом двери вновь бесшумно раскрылися, и яркий свет в глаза ездокам брызнул, слегка их ослепив. Пригляделись они к открывшемуся виду и, не будь сказано им в обиду, а такой красоты никто из них отродясь не видывал, кроме, может быть, Явана в бытность его у Навьяны. Показалось даже людям, что они вообще-то в раю находятся – до того всё вокруг сверкало, привлекало и благоухало.
   Там было огромнейшее помещение, чудесными красками сплошь расписанное, самосветящимися картинами увешанное, и прекрасными скульптурами уставленное. Необыкновенной формы цветы и поразительной вычурности кусты на голубой, зелёной и розовой земле пышно произрастали; прозрачные ручейки с пёстроокрашенными рыбками, в струях снующими, везде журчали, и фантастических расцветок бабочки, с яркими пестрейшими птичками вперемешку, в свежайшем воздухе везде порхали... Было там удивительно светло, несмотря на то, что снаружи уже наступила ночь, потому как три разноцветных великих шара под сводами высокими, точно три солнца рукотворных, блистали и разнояркими своими лучами всё вокруг освещали.
   Посмотрел Яван на всё это великолепие и малость даже оторопел, поскольку комфорт тут оказался даже класса не первого, а высшего. Ну а потом его внимание черти, в чертоге сём обитавшие, привлекли, находившиеся, правда, здесь не в дюже большом количестве. Так вот, черти эти, и мужчины и женщины, натурально тут не гуляли, а просто так, как ни в чём не бывало, по воздуху туда-сюда летали. Притом, что удивительно, никакими крыльями они не махали и вообще, кажись, ни малейших усилий для сего чудесного способа перемещения не прилагали. И летательных стульев, как и других летательных аппаратов, у них не было – они самым обыкновенным способом на своих двоих стояли и, точно шарики воздушные, с места на место плавненько перемещалися.
   – Что, господа, небось такого зрелища узреть вы не чаяли? – с гордостью в голосе вопросил Ужавл людей ошарашенных.
   Те, конечно, не стали отрицать, что маленечко от всего этого чародейства офонарели, и спрашивают провожатого, как, мол, такое чудо стало возможно, а тот им отвечает, усмехаясь довольно, что-де для них, для чертей, нету вообще ничего невозможного, и их высокоумная наука ещё и не такие способна измыслить штуки.
   – Ну, полетели что ли? – веселясь явно, Ужавл тут воскликнул.
   Потом он гикнул и – странное дело – от пола плавно отделился и по воздуху, аки по полу, – ножками, правда, не шевеля, – вперёд переместился.
   – Нам вон туда, господа! – людям он крикнул.
   «Надо лететь, ага! – у Явана в голове мысль пронеслась. – Что мы, в конце концов, хуже этих наглецов?»
   И только он таким образом подумал, как какая-то неведомая сила его весомое тело на два вершка вверх вознесла и удивительным способом за пройдохой Ужавлом понесла. А за ним и остальные его корефаны не замешкались – тоже воздухоплаваньем они занялись и за своим вожаком вдогон понеслись.
   – Для вас, господин Яван, – сызнова служилый чёртик Ване защебетал, – сей момент наилучшие апартаменты освобождаются. Оттуда как раз прежний постоялец нашими служителями выселяется...
   И тут вдруг, когда они, казалось, уже куда надо долетели и по широкому сверкающему проходу легко парили, дверь с левой стороны быстро растворилась, и из неё трое чертей хлипкотелых, в жёлтую одинаковую одёжу облачённых, точно мячики наружу выпулились и на пол попадали, шмякнувшись об стенку. А вослед им трёхэтажные отборные матюки потоком неостановимым понеслись.
   Дверь быстро закрылась, в стенку задвинувшись, а Ужавл и этот служитель от неожиданности на твёрдую поверхность приземлились и с недоумёнными рожами друг на друга воззрились.
   Первым Ужавл в себя пришёл и зашипел, точно уж:
   – Это что ли твои апартаменты лучшие, а?!
   Служка лишь плечами пожал на вопрос дурацкий Ужавлов, а рожа у него быть весёлою враз перестала и туповатою явно стала.
   – И что за хам проживает там? – язвил одуревшего чёрта Ужавл. – Извольте башкою здесь не качать, низподеян Жирвул, а моментально надзырю отвечать!
   Тот вытянулся в струнку и побледнел слегка.
   – Господин начальник Чувы;рь здесь проживают-с! – принялся он старшему по чину рапортовать. – По приглашению его высочества князя Управора с Чухоморного острова сюда оне прибыли-с.
   – Ну что, Жирвулка, – Ужавл аж вскинулся, – неужели никого пониже рангом на выселение не нашлось, чтобы без лишних проблем всё обошлось?
   – Никак нет, господин надзырь! – повыпучил глазёнки служитель. – Так точно, не нашлось! Остатние номера в высшем классе господами властителями и предстоятелями сплошь заняты. Карнавал как-никак-с. Перенаселение-с... Понаехали тут, понимаешь, всякие – ну туча прямо ангелова...
   Ужавл тогда к Явану усмехающемуся личико своё оборотил, самый чуток смутился, а потом ему подмигнул и воскликнул харахористо:
   – Ничего-ничего! Небольшая всего лишь заминка... Не извольте беспокоиться, Яван и вы, господа – сейчас мигом всё уладим! У меня с этими ворами разговор короткий – один секунд! Чики-брыки – и этого начальничка к ангелам собачьим отсюда выкинем!
   И он, подойдя с решительным видом к двери, воздуху в грудь побольше набрал, размахнулся кулаком широко и... тихохонько в разноцветную панель постучал костяшками тонких пальчиков.
   Через некоторое время пришлось ему чуть сильнее стукнуть, и тогда дверь резко раскрылась, заставив Ужавла от неё отпрыгнуть.
   – В чём там дело ещё, а?! – властный и грубый голос изнутри раздался. – Я же сказал, чтобы мне ни одна мразь не мешала!
   – И-извините, господин начальник Чувырь! – пробормотал Ужавл голосом осипшим, в поклоне согнувшись почтительно. – Я к вам по одному безотлагательному делу-с... Государственной, так сказать, важности, э-э-э...
   – Чё ты там мямлишь ещё? Входи… Быстро!
   Ужавл прошествовал на негнущихся ногах внутрь палат, и дверь за ним задвинулась плавно.
   А Явану жуть как захотелось подсмотреть, что там будет делаться. Заставил он незамедлительно себя на пол опуститься, к дверям прильнул, ногтем своим железным панелину подковырнул, отодвинул её немножко и в образовавшуюся щёлку заглянул. И увидал вот что. В правой стороне роскошнейшего помещения здоровенный рогатый чертяка на диване враскаряку сидел и свинцовым взором на стоящего пред ним Ужавла глядел. Окружающая его обстановка скорому и вразумительному описанию мало поддавалася, но полностью соответствовала утончённейшему и развращённейшему чертячьему вкусу.
   – Ну!.. – рявкнул грозно хозяин обители и руки свои длинные вдоль спинки дивана раскинул.
   Одет он был в сверкающий золотистый халат, который вверху небрежно распахнулся, широкую грудь, рыжим волосом поросшую, обнажая.
   – Прошу прощения ещё раз, господин начальник! – заблеял Ужавл, пред ним пресмыкаясь. – Небольшое недоразумение вышло-с... э-э-э... так сказать... ошибка...
   – Ах, ошибка, – скорчил недовольную рожу Чувырь. – Вот, значит, оно как... Хе-хе! Так за эту ошибку полетишь отсюдова шибко!
   И он уж было с места начал привставать, но Ужавлишка не стал ждать, а проворно к чёрту борзому подскочил, угоднически пред ним в хребте сломался и быстро чего-то на ухо ему зашептал.
   Послушал чуток большой начальник, и глаза у него вскоре стеклянными стали, а морда щекастая аж побурела. Не понравилось ему, видно, что Ужавл ему напел. Отпихнул он согбенного чёртика рукою нехилою и, схвативши со стола какую-то бутыль, со всего маху ею в него запустил, и та, над самым лбом у съёжившегося Ужавла пролетев, врезалась с треском в противоположную стену и на мелкие осколочки разлетелась.
   – А мне до фонаря, кто тебя ко мне послал, паскудный ты надзыришка! – взорвался Чувырь, с угрозой вперёд подавшись. – Я в подчинении у Двавла не состою – я князя Управора воин, прах тебя побери! И ты мне всякую чушь про Двавловы приказы тут не гони!
   И он опять, моментально успокоившись, на диване своём развалился, ногу на ногу закинул и презрительный взгляд на перепуганного Ужавла кинул.
   – Не, конечно, я князя Двавла – тьфу! – и Чувырь смачно на пол харкнул, – уважаю и... всё, значит, в таком духе, ы-гы, но... как-то вот... не желаю я отсюда уходить. Не желаю и всё. Понял, не?.. И давай-ка подобру-поздорову отсюдова мотай и кодлу людяшную к ангелам забирай, а то я не буду два раза повторять, рать твою в три коряги перерать!
   Ужавл от такой своей неудачи аж заколодел и на время онемел вроде. Схватился он за сердце рукою, на ближайший стульчик в явной растерянности присел и словно окосел.
   – Встать!!! – в бешенстве невероятном Чувырище тогда рявкнул.
   Ужавлишку точно катапультой на ноги подбросило.
   А этот нахалюга ему:
   – Да не так! На карачки встать!
   Затрясся Ужавл всем телом и на четвереньки бухнулся пред этим деспотом.
   Расхохотался Чувырь раскатисто, своею властью над жалким чёртом упиваясь, а потом брезгливо отмахнул рукою:
   – Кру-у-гом! На всех четырёх – шаго-ом арш! Пшёл вон отсюда, дерьмо собачье!
   И усмехнулся, бормоча под нос:
   – Хэ, надо же! Двавл...
   С выпученными глазами, точно заведённый автомат, проследовал Ужавл до самой двери, не меняя своего незавидного положения, а потом дверину рогами он боднул и в проход открывшийся шагнул. Двери за ним захлопнулись. Ужавл тогда кое-как на ноги привстал и в самом жалком виде перед людьми предстал. С бессмысленными глазёнками попытался он чего-то им объяснить, тыча в двери пальцем, но кроме хрипов и сипов, из его глотки другие звуки выходить отказывались.
   Буривой, сию картину узревши, так прямо от смеха и полёг на месте, да и остальные не отстали и от всей души захохотали. Даже Сильван головою мотнул и слегка эдак гоготнул. А всё потому, что Ужавл перед тем слишком похвалялся, да вишь ты, перехвастался, не на того нарвался.
   Один лишь Яван не смеялся. Чуток только усмехнулся – и всё. Не, и ему, конечно, было смешно, да всё ж таки над чужою бедою смеяться было ему как-то грешно. Всё же освоился при них Ужавл, и было его даже жалко.
   – Ладно, – сказал Яван, приступ уморы у своих товарищей переждав. – Не переть же нам назад, не солоно хлебавши – останемся тут, с нахалом этим разобравшись…
   Поворачивается он лицом ко входу в апартаменты, прокашливается для лучшего голоса звучания, затем двери в стенку задвигает да и шагает внутрь помещения без малейшего стеснения.
   – Ай-яй-яй-яй-яй! – Чувырю опомниться даже не давая, гаркнул он голосом молодецким. – Это что же получается, господин хороший?! Языком-то чесать надо осторожно, да и плеваться на всех никому не можно!
   Видно было, что Яваново вторжение неробкое наглого чёрта несколько огорошило – застыл он этаким комодом. А Ванюха у дверей остановился, замолчал, палицей для пущего эффекта по ладони постучал и прямо в выкаченные Чувырьи буркалы глянул. А тут и остальные его товарищи появилися – так всей гурьбой в палаты и ввалилися.
   – Ты кто такой, а?! – рявкнул чертяка, слегка очухмянившись. – Чего тебе здесь надо?!
   – Яван я, Говяда! – отвечает ему Ванька с бравадой. – И акромя лада, мне ничё не надо.
   – Вон отсюда! – взревел Чувырь угрожающе.
   А сам на ноги привскочил, ещё пуще глазищи выпучил и, оттопыривши палец указательный, направление ретирования Ване показал:
   – Во-о-н!!!
   Только Яваха к чертячьим крикам уже давно попривык-то.
   С самым решительным видом двинулся он к этому разбойнику, подошёл к нему чуть ли не нос к носу да и говорит спокойненько:
   –  Ты тут лучше не ори. Спокойне;е говори…
   И хлоп ему по плечу могучей своей дланью.
   Ох и тяжела она была у Вани! Чертяка мигом обмяк да на диван задом – шмяк! И так-то грузно это у него получилось, что левые ножки у диванчика враз подломились, и их высоконеблагородие чуть было на пол не завалился.
   А Ванюха чёрту бухнутому и опомниться даже не даёт – сам на диван с Чувырём рядышком уселся с размаху, только – трям! – и правые ножки доломал к чертям!
   Опешил чёрт, посерел на харю, а по глазам его было видать, что котелок у него ныне не дюже и варит.
   Приобнял его за плечи Ванёк, поприжал по-свойски чуток да и спрашивает:
   – Слышь ты, как там тебя – Чувырла что ли?
   – Чу-чувырь... я...
   – Вот я и говорю – Чувырла. Ты кого это из себя тут изображаешь, а? Начальство своё что ли не уважаешь?
   – К-как? – дёрнулся тот нервозно. – Это кого я не уважаю?
   – Кого-кого!.. – передразнил его Ванька. – А лепшего другана моего – Двавла тоись!
   У Чувыря аж глазищи скосились к носу.
   – Ай-яй-яй! – продолжал наезжать на него Ванька. – Нехорошо как-то получается, ой нехорошо-то...
   – У-у!.. – попытался Чувырла с-под Ваниной руки вырваться, да не тут-то было – и ворохнуться он не мог, шкодила.
   – Так, – продолжал Яваха чёрта стращать. – Давай-ка, мил друг, посчитаем... Итак – плевал ты на князя-предсоятеля? – Плевал. Оскорблял его матюками? – Оскорблял… Я ить в щёлочку всё видал – теперь не отвертисся… Я-то, по правде сказать, не ябеда, но в данном конкретном случае доложить про твои художества – надо! С Двавлом-то мы нынче на короткой ноге. Он меня в эту самую обитель направил только что. Живи, говорит, где только хошь, а ежели кто против тебя чего вякнет – сразу, мол, в рожу! Я-де разрешаю, ага...
   – Не было этого! – возопил с надрывом Чувырь. – Не оскорблял я... не плевал! Вам показалось!..
   – Как это не плевал?! – вскинул брови Яваха. – А это чьё харковинье на полу виднеется?
   – Где?
   – Вон...
   Чувырище из-под Ваниной руки кое-как выпростался, к указанному месту подошёл, наклонился, потом на четвереньки опустился и... чего-то там вытирать торопливо принялся рукою.
   – Да нету тут ничего! – замотал башкою чёрт. – Я же говорил – показалось... Смотрите – во! – чистым-чисто!
   А Яваха поудобнее на диванчике расселся, руки на груди сложил, ноги вперёд вытянул и опять вопросец Чувырле заганул:
   – Так ты из чьих, говоришь, холуёв-то будешь – из Управоровых, чи шо?
   – Ага.
   – Понятно. Так я и с ним тут не далее как сегодня знакомство свёл. Пообщалися маленечко, рукопожатиями дружескими обменялися. Улётный мужик!.. Мы с ним ноне как браты, и таперича на «ты». Вот он мне и толкует: – "Ваня, – говорит, – братан, ежели чего-нибудь где-нибудь не по тебе засобачится... какой-нибудь чертяка станет артачиться, то это... к-хе-к-хе... ломай ему рога к такой фене и посылай гада до мене". Во!..
   Чувырла, услыхавши сиё угрожающее сообщение, машинально за рога свои схватился великолепные, а потом на ноги резво подхватился и виниться заторопился:
   – Ой, простите! Ой, извините! Сразу, понимаете, не докумекал, гэ-гэ... Сей момент освобожу апартамент!
   И в боковое помещение – шасть.
   Да вскорости оттуда выскакивает, в ручищах два баула неся, а третий в зубах зажав. Баулы-то застёгнуты наспех, всяки тряпки из них торчат то там, то сям... Забавная то была картина – здоровенный рогатый детина, да ещё с этими баулами, в халате нараспашку ничтоже сумняшеся носится. Да в придачу ещё и босой. А ведь только что был гроза-грозой.
   Напоследок Чувырь Явахе неуклюже поклонился, в двери быстро шмыг – и как испарился.
   – Ну вот, – говорит Яван Ужавлу, – доброе слово и чертям нравится. И драться даже не надо, не будь я Яван Говяда.
   Все засмеялись.
   – Так-то оно так, – изрёк остряк Буривой, – но только слово доброе ещё пуще понравится, когда в руках говорящего добрая палица. Угу!
   А Ужавл на Ваньку поглядел как-то необычно и произнёс весьма уважительно:
   – Ты, Яван, я гляжу, всех наших чертей будешь круче. Сей Чувырь известный среди воров буян и один из ближних Управоровых подручных, так что нам, идеистам, с ним тягаться не сподручно. А у тебя – раз-два! – и все-то дела...
   – С вами, чертями водиться, – усмехнулся Ваня, – мудрено не заводиться. У нас ведь как? Кто вежлив да другим рад – тот тебе почитай что брат, а кто груб да нахален – тому не зазорно и в харю...
   А Буривой тогда предлагает гурьбою здесь не толпиться, а в завоёванных пенатах поскорее разместиться. Помещение сиё оказалось ёмкое, громадное – каждому досталось по немалой палате, да ещё и лихва осталась. Яван-то сначала друзей своих в покоях разместил, кто где пожелал, а уж после и свой номерок занял. Входят они вместе с Ужавлом в превеликую весьма залу, а тама в единый миг по-иному всё изукрасилось: стены цветами яркими запестрели-зардели, точно кругом не чёртов был вертеп, а родные луга простирались. Потолок же небом стал ясным, – правда, без солнышка красного, зато с птицами как-бы настоящими, в воздухе звенящем парящими.
   – Это что за чудеса ещё? – недоумевает искренне Ваня.
   А Ужавл в ответ улыбается и пред Яваном с удовольствием распинается. Так, мол, и так, докладает – это у нас до таких вершин наука дошла, и к любой душе она подходец нашла. Сами, короче, здешние стены на обитателя чудо-палат чуядействуют, по его вкусу меняясь да к норову постояльца примеряясь...
   В это время и музыка нежная заиграла: что-то родное Ване послышалось, вроде как на гусельцах такое треньканье мелодичное. И далёкий-далёкий голос девичий дивную песню запел откуда-то издалёка: из-за сада, из-за поля, из-за вольного раздолья – ну еле-еле слышится, а поди ж ты – в самое сердце, кажись, ложится...
   – Это чудо-палаты под тебя, Яван, подлаживаются, – объясняет пораженному Ване Ужавл. – Из твоей памяти всё они берут, сами ничего не выдумывают – лишь творчески воспроизводят да перерабатывают.
   Ну, Явану тогда всё ясно-понятно; более вопросов он задавать не стал – устал. Подышать на балкон вышел.
   И раскинулась пред ним грандиозная панорама! Была ночь. Прохладный воздух свежил кожу. Ни месяц ясный в небе тёмном не светил, ни звёзды частые не трепетали. А куда глаз ни кинь – везде верхушки циклопических зданий торчмя торчали. Их же гостювальня среди прочих домин оказалась одной из наивысших, и балкон, на коем Ваня стоял, находился под самой крышей. Улочки внизу с верхотуры узенькими казалися, освещенными ярко, и видно было, как редкие прохожие, словно некие мураши, на них копошились. И ещё кое-где, далеко под ними, черти летучие на своих аппаратах скользили, а вверху какие-то великие серебряные шары в небе висели, яркими огоньками во тьме посверкивая.
   – Что это за штуки такие? – вопросил Яван своего провожатого.
   – Хм. Это наша защита, – ответил чёртик слегка уклончиво.
   – Защита? Интересно, от кого?
   – От кого, от кого – вестимо, от врагов! Ты, Вань, думаешь, что у нас ворогов нету? О-о! Да сколько угодно! В космосе ведь чертей да ангелов – прямо напасть, того и гляди удумают они напасть, а в этих шарищах – сила, пальнём по ним – и могила!
   – Вот оно как... – протянул тогда Ваня.
   Тут откуда-то издаля; что-то свистяще зашипело, и преяркий столб белого света откуда-то снизу высверкнулся и в чёрную пустоту неба воткнулся. Продолжалась эта иллюминация секунды три, и так же внезапно, как и началась, она прекратилась.
   – И это оружие что ли? – кинул Яван вопрос.
   – Не, Ваня, это... э-э-э... другое. Просто силы накопленной разрядка – так сказать, для порядку.
   А с крыши стоявшего поодаль самого высокого трубовидного здания повалил неожиданно то ли редкий дым, а то ли густой туман. Всё больше и больше, гуще и гуще... И прямо во все стороны на глазах он распространился. «Эге, – смекнул тут Ванька, – да это никак тучи дождевые образовались?» И точно – через минуту-другую ветерком прохладным на него пахнуло, и на лицо вскоре упали капли дождя.
   – Дождь идёт, что ли? – удивился Яван. – Для чего это?
   – Ну как же, – Ужавл плечами пожал. – У нас дождит регулярно, по строгому расписанию. А как быть – пыль-то надо смыть...
   А Яваха в сей момент поэта их вспомнил почему-то, со стихами его жгучими про любовь и про тучу. Значит, подумал он, поэтик-то не соврал – из жизни свои наблюдения брал. Да и про Борьяну...
   Пошёл Ванюха назад, в свои покои чудесные, потому что спать сильно захотел, и тут вдруг видит – странное дело – иллюзорное небо над ним померкло, и сумерки сгустились плотные. Как бы завечерело. Даже цикады вокруг запели, и вроде как тёплым воздухом с медвяных полей повеяло...
   Внезапно в палату три очаровательных юных девушки плавно вбежали, точно три лебёдушки вплыли – все в обворожительных полупрозрачных одеяниях, не скрывающих ладных тел очертаний. Споро и живо они роскошное ложе для Ваньши постелили и в ванную его жестами пригласили.
   – Ну, Яван, не буду тебе мешать, – извернулся в учтивом поклончике Ужавл. – Желаю сладкие сны тебе увидать!
   И сам ловко этак поворотился и прочь удалился.
   А Яван в ванную комнату пошёл, одёжу львиную с себя скинул, в пузырьками бурлящую ёмкость окунулся, понежился тама чуть-чуть, а потом, успокоенный и довольный, к ложу вернулся, усталые очи сомкнул – и словно в омут нырнул.