Ускользнувшие. И приплывший

Юрий Лучинский
Даже сейчас, по прошествии многих лет, неприятно писать об этом деле.
Вроде бы и посерьезнее бывало, и покруче. Да и погрязнее. Да и сам не шибко чистый.
А тут уж больно просто и схематично соприкоснулся с грязью. Мелкой и поганой.
И уж больно легко грязь взяла верх.
Поначалу.
Сперва о начале.
Брезгливо.

***

Весна 1987 года.
На Ленинском проспекте, рядом с четырнадцатым отделением милиции, открывается здоровенный ресторан «Паланга». С барами, варьете и тому подобной роскошью последних лет социализма.
Вокруг нового кабака моментально образуется инфраструктура воров, ****ей, кидал, частных извозчиков и прочей швали.
Жизнь местных ментов резко усложняется.
Слово «Паланга» заполоняет страницы КП и ЖУИ {1} .
Патрульные машины не исчезают с площадки возле ресторана.

***

Три сообщения в течение одного субботнего вечера.

- Двое неизвестных совершили разбойное нападение на А. в вестибюле «Паланги». Побои. Сломанная челюсть. Менее тяжкие телесные повреждения{2} . Отобрано несколько десятков рублей.

- Двое неизвестных на тротуаре возле «Паланги» пристали к Б.. Угрожали ножом. Требовали денег. Избили. Ушибы, кровоподтеки. Легкие телесные повреждения.

- Двое неизвестных на углу Ленинского проспекта и улицы Зины Портновой пристали к В.. Старшему лейтенанту советской армии в гражданской одежде. Требовали денег. Ударили ножом в бедро, оставив обломок клинка в ране.

Наглость!
Потерпевшие дают сносные описания злодеев.
Менты взбешены. Особенно уголовный розыск. Ищут по горячим следам.
Вскоре после полуночи по приметам в районе Трамвайного проспекта задерживаются двадцатилетние Пименов и Ипатьев. При них обломанный нож.

Опера в горячке вытаскивают из домов и травмопунктов троих потерпевших. Демонстрируют им сидящих в клетках Пименова и Ипатьева. Получают устные подтверждения опознания.
От побитых и порезанных отбираются объяснения. По формуле «…граждане, как я узнал в милиции, Пименов и Ипатьев, совершили со мною…».
Это не по канонам УПК. Но, хоть и с оговорками, в общей совокупности, может быть признано судом (на свое, судейское, усмотрение) в качестве доказательства.

Дежурный следователь возбуждает дело. И по разбоям и по хулиганству.
Поскольку Пименов и Ипатьев – внешне респектабельные молодые люди лет двадцати, и без уголовного прошлого, следователь не лишает их свободы. Или ленится с устатку по ночному времени.

Дело поручается мне.
Приступаю к расследованию.

Злодеи исправно являются по вызовам. Каждый раз глумливо улыбаясь.
А потерпевшие на первых же допросах начинают терять память и забывать основные детали событий

пятидневной давности. В том числе забывают, что злодейство в отношении них совершили именно Пименов и Ипатьев.

Унижается двадцатилетний А.. На очной ставке с Пименовым он трясется и молчит, отказываясь даже назвать обстоятельства слома у него челюсти. Оставшись со мною наедине, рыдает, льет сопли и заявляет, что Пименов с Ипатьевым могут его убить.

Еще мерзее 24-летний В., офицер советской армии, находящийся в Ленинграде в отпуске из группы войск в Германии. Эксперты подтверждают соответствие извлеченного из его ляжки металлического обломка изъятому у задержанных обломанному ножу. Но офицер не просто отказывается от показаний на Пименова и Ипатьева. Он еще и изображает передо мной праведный гнев по поводу моих посягательств на «офицерскую честь». Это когда я разъясняю ему, кто он есть по жизни. Хорошо еще, что в первый день у него изъяты джинсы с порезом и следами его поганой «офицерской» крови.

На изъятом у подонков ноже также следы крови. Со слов Пименов – его кровь. От порезанного пальца.
Назначаю биохимическую экспертизу. Сдаю на исследование нож, штаны В. и образец крови Пименова.

Для отобрания образца привожу Пименова в лабораторию {3} , где у него берут обычную пробу из пальца. Тот загадочно смотрит на лаборантку. Подмигивает ей и улыбается.
Все время недлинного путешествия от четырнадцатого отделения до лаборатории в Автово Пименов ласковым и нежным голосом убеждает меня, что я не прав, и что я не должен вести себя так, как веду в настоящее время.

Оперов тоже «заело».
Агентурным путем они узнают, что у Пименова тесть – полковник МВД, занимающий какую-то начальническую должность в ВПУ{4} в Сосновой Поляне. А у того связь, еще со студенческих времен – Петрова{5} из нашей районной Прокуратуры.

Петрова начинает меня разыскивать по телефонам. Пару дней удается уклониться от связи.
В конце концов, получаю от начальства распоряжение срочно прибыть к Петровой с пресловутым уголовным делом.

Подходя к зданию прокуратуры{6} , натыкаюсь на выходящих оттуда А. и В. Потерпевших. В компании Пименова и Ипатьева. Все ясно.

Захожу в петровский кабинет.

- Здравствуй, Лучинский. Ты, говорят, законность нарушаешь. Давай-ка мне дело на проверку.

- Варвара Васильевна, я вам это дело в руки не дам. Считаю, что вы находитесь в преступной связи с обвиняемыми по данному делу.

У напомаженной стервы отваливается челюсть.
Выхожу из кабинета.

Если бы хоть одна сволочь сказала мне открытым текстом, что дело желательно прекратить ради того, или иного «хорошего человека», я сделал бы это, не задумываясь. Ибо никогда не страдал комплексом кристальной честности.
Но пуще смерти ненавижу прокурорское лицемерие.

Получаю заключение биохимической экспертизы. Идентифицировать следы крови на ноже, джинсах В. и отобранный от Пименова образец крови “не представляется возможным”.

Если бы написали, что кровь из разных источников – было бы правдоподобнее. Но трусость всегда бывает двусторонней. Эксперт, завязанный с Пименовым (стали понятны его недавние многозначительные взгляды в лаборатории), боится и его, и меня. И выдает заключение, как ему кажется, маскирующее должностной подлог.

Пименов и Ипатьев перестают являться по моим вызовам.
Организую привод Пименова. Везу в райпрокуратуру. Отказ в аресте.
Вместе с замначальника СО Родиным доставляю Пименова в городскую прокуратуру. На предмет ареста. По второй инстанции.
Нас опережают. По телефону. Не знаю, кто поименно, но опережают.

На Якубовича{7} все клерки,предварительно смотрящие документы, и ставящие свою визу, однозначно встают на мою позицию и говорят мне, что Пименов должен быть взят под стражу.

Начальник отдела по надзору за милицией Меньшаков.
Шишкоголовый{8} долго и нудно читает лекцию по теории доказательств. Не смотря при этом мне в глаза. Особенно тщательно оговаривает неправильно проведенное опознание.

Зампрокурора города Барыгин. Именно он должен дать санкцию на арест. Брезгливое выражение лица. Презрительно выдавливаемые слова о том, что «надо лучше расследовать». И скользящая по столу в мою сторону презрительно брошенная папка с делом.

Все.
Пименов едет домой.

Через несколько дней дело Пименова и Ипатьева «ввиду особой важности» забирают на Каляева {9}. Через месяц -другой узнаю от знакомых, что дело благополучно приостанавливается «по третьему пункту»{10} .
Медленно, но верно утихает скандал по поводу моего выступления в прокуратуре.

Ухожу в отпуск.
После отпуска начальник РУВД, беседуя со мной в кабинете, отводит глаза. Задумчиво молвя, что мне целесообразно было бы перейти в другой район…

***

Перевожусь в Петродворец с понижением. «Простым» следаком.
Уважение к ментовке в начинает угасать, а отвращение возрастать. Подумываю об уходе.

Но наступает март 1988 года. Узбекистан, группа Гдляна, «кремлевское дело», …
Прилетев как-то раз в Ленинград на каникулы, узнаю, что Пименов сидит по делу на сотню эпизодов квартирных краж, а Ипатьев тоже сидит – за “наркоту”.

***

Лето 1991 года.
Получаю от Игоря Маймистова, заведующего правовым отделом редакции «Литературной Газеты»{11} заказ на статью по поводу возможной реорганизации следственных органов в надведомственный следственный комитет.
Пишу. В качестве одного из примеров беспомощности нынешнего предварительного следствия привожу дело Пименова и Ипатьева. Коротко, но жирно, мажу дерьмом зампрокурора Барыгина.
Статья публикуется{12} . Реакция Барыгина мне неизвестна.

Осень 1991 года. Ленинград уже Санкт-Петербург.
Решается вопрос о назначении прокурора города.
По настойчивым просьбам депутатов Верховного Совета от Петербурга Валя Степанков {13} устраивает в комитете по законности Верховного Совета, в «Белом доме» депутатские слушания по прокурорской кандидатуре.
С умилением узнаю в очередном зашедшем «на ковер» кандидате шишкоголового Меньшакова.
Вопросы и ответы. Все спокойно. Меня, сидящего в кресле почти перед ним, соискатель не узнает. Куда ему такую мандовошку, бывшего ментовского следака, помнить. Четыре с лишним года спустя. Да и подрасполнел я, да и одет подороже.

- Скажите, господин Меньшаков, а бывали у вас в практике случаи, когда вам приходилось поступаться требованиями закона под каким-либо влиянием? – стараюсь задать вопрос как можно обыденнее и нуднее.

Не узнает меня, идиот. Никак не узнает. Иначе не сделал бы такого просветленного и вдохновенного лица.

- Нет! Никогда в моей практике не было таких случаев. Закон для меня всегда был превыше всего!!!

Ну вот, дорогой, ты и приехал.

- А не могли бы вы прокомментировать дело №….., - заглядываю в блокнот - тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года, по которому проходили Пименов и Ипатьев… Вам звонил… Вы заявили…

Шишкоголовый каменеет. Потом косноязычно пытается убедить аудиторию, что ему никто не звонил. Уж лучше бы, дурак, про изъяны следствия говорил, Правдоподобнее бы получилось.
Так и не стал, несчастный, прокурором города Санкт-Петербурга.

***

Еще одиннадцать лет пролетело.
Барыгин занимает все то же место заместителя городского прокурора по надзору за органами внутренних дел.

Мхом оброс.
Меньшаков – заместитель представителя Президента Путина по Северо-Западу, главный государственный инспектор по Петербургу.

Лучинский… - no comment.
И вообще, все ясно, who is who в этой стране.

(Все фамилии отрицательных героев изменены)
___________________________________________

1. КП – “книга регистрации сообщений о преступлениях”, ЖУИ – журнал учета информации.

2. То что в новом уголовном кодексе называется “вред здоровью средней тяжести”.

3. В то время “биохимия” находилась у метро “Автово” во дворах между пр. Стачек и ул. Кронштадтской.

4. Высшее политическое училище МВД. На егооснове в Сосновой Поляне сейчас центральная база нынешнего т.н. “университета” МВД.

5. Петрова Варвара Васильевна, на тот момент приближалась к пенсионному возрасту. Старший помощник прокурора по надзору за законностью в органах внутренних дел. Сидела на этом месте уже больше десятка лет. Пользовалась заслуженным страхом и ненавистью ментов. Запредельно обросла неделовыми связями с милицейским руководством, с чего неплохо жила.

6. Ул. Маршала Говорова, 38. Раньше там были прокуратура, суд, 7-е отделение милиции и дежурная часть РУВД с изолятором временного содержания.

7. Старое здание горпрокуратуры. Около Исаакиевской. Сейчас перебралось на саму Исаакиевскую. А в том здании - арбитражный суд.

8. Да, именно такой. Высокий, худой, лысый. И с выступающим вперед шишкой блестящим лбом.

9. Каляева (ныне Захарьевская), 6 – тогдашняя дислокация следственного управления ГУВД. Которое сейчас называется ГСУ (“главное СУ”) и находится на Лиговке, 145.

10. Статья 195 пункт 3 Уголовно-Процессуального Кодекса. Приостановление следствия ввиду неустановления виновного лица. Иными словами “глухарь”.

11. В то время “Литературка”, хоть и на закате, но продолжала оставаться очень популярной среди прогрессивной интеллигенции.

12. Статья была в "ЛГ" почти на целую полосу. "Глухие дела" называлась. Газету потерял. Только ксерокопия сохранилась.  Июль 1991 года. http://content.foto.mail.ru/mail/luch_lawyer/302/i-1000.jpg
И гонорар прижучили в редакции. Выпатили уже зимой 1992-го, когда инфляция процентов в триста уже была.

13. Валентин Степанков. Одновременно Генеральный Прокурор РФ и наш депутат. К этому моменту пока еще от нас не оторвался. И не отказывался от демократических процедур.


2002 г.
© Юрий Лучинский