17
Походив возле решётчатой ограды, Прынц понял, что никто его во дворец не пустит. Среди охраны не было ни одного знакомого лица. Как же быть? А телефон на что?! Совсем одичал… Где может быть телефон-автомат? Где-где-где? Нет, здесь нигде нету, только если в метро…
В метро телефон был. И жетон он купил в кассе. Прикрыл трубку рукой, чтоб скрыть дыхание…
– Алло! Говорите! Вас не слышно! Кто это?
– Мам, это я.
– Сынок, мальчик мой, – чуть слышно зашелестело в трубке.
– Алло! Мама! Это я. Ты меня слышишь?
– Где ты?
– Я в метро. Я могу придти, но меня не пустят, наверное…
– Что ты! Как – не пустят? Я сама сейчас выйду!
– Ты не спеши, я минут через десять приду, я же в метро…
– Я жду тебя у ворот, скорее, сынок…
Что же сказать? Сказать, что ведьма превратила в кота? Чтоб положили в дурдом? Чтоб лечили психотропными средствами и превратили в вялотекущего шизика, после каждого слова тянущего идиотское «э-э-э»? Но почему надо обязательно что-то говорить? Не могу я ничего объяснить, вот и всё! Да какая разница! Что, маме не всё равно – где был её сын? Ей главное, что он – вот он, что он жив…
Родители не спрашивали – где он был. Они радовались, крестились и молились. И этот день тоже был одним из самых счастливых. Но не такой, как тот беззаботный осенний день с шашлыками. За сегодняшним днём стояло горе полутора прожитых лет, и оно… нет, не омрачало радость, оно, как тень, притаилось в углу и осталось там навсегда.
Король вскоре понял, что Прынц повзрослел, посерьёзнел, и можно смело привлекать его к управлению государством. Прынц вошёл в состав королевского совета, на него возложили обязанности куратора социальной сферы, и он весьма успешно с ними справлялся, сколотив толковую команду из лиц, не принадлежащих к высшему сословию.
Стали замечать, что Прынц окружил себя странными людьми, о которых ни в каких кругах ничего не было известно. На руководящую должность в Социальный Комитет была приглашена неизвестная фельдшерица из какой-то глухомани. (Она ещё долго отнекивалась, ссылаясь на плохое здоровье, но, как приехала в столицу, так сразу и выздоровела.) Лучшим другом Прынца стал простой инженер-строитель Антон. Прынц разъезжал по стране и посещал совершенно не престижные ВУЗы, больницы, школы. Устраивал благотворительные акции по поддержке вымирающих детских учреждений дополнительного образования. И вообще, вёл себя весьма странно.
Организовав всенародную волну протеста, Прынц провёл референдум о запрещении пропаганды пороков и порочного образа жизни в средствах массовой информации, а также в произведениях искусства и литературы. 86% населения сказало «да» запрещению пропаганды. День принятия закона о запрещении пропаганды стал национальным праздником, а Прынц – героем этого дня. Разумеется, нашлось множество борзописцев, наградивших Прынца разнообразными нелесными эпитетами, такими, как: отсталый мракобес, средневековый невежда, душитель свободы, злобный тиран и прочее, и прочее… Но Прынца эти эпитеты никак не трогали. Ему было безразлично – что про него говорит и думает современная элита. Другие у него были интересы.
Прынц увлёкся исследованиями проблем биоэнергетики. И уже было собирался организовать работы в собственной лаборатории на базе какого-то засекреченного института, но…
Прынцу приснился схимник. Он покачал головой и, пригрозив пальцем, собирался растаять, но Прынц успел броситься к нему и завопил:
– Отче! Вразуми!
– Чего там вразумлять? Будто и сам не знаешь? Путь этот ведёт или к пропасти, или в тупик. Не слыхал, что ли? Надо будет, Господь и без вашей секретной лаборатории всё откроет. Рано вам ещё, человецам, такие игрушки в руки давать, и так бед наворотили… Курируешь социальную сферу? Вот и курируй. Можешь ещё на охоту со своей видеокамерой ездить. И будет с тебя. Службу лучше не пропускай. И дома молитесь.
Хотел Прынц спросить ещё кое-что, но проснулся. Пришлось старца послушаться. Никакой лаборатории Прынц организовывать не стал.
А то, что Прынц хотел ещё спросить у схимника, он случайно узнал от Руководителя Социального Комитета. Как-то в разговоре она обмолвилась, что бесследно исчезла жительница их деревни, женщина, мягко говоря, неприятная и даже, можно сказать, порочная. Но её исчезновение уж очень загадочно и таинственно. Прынц передал это сообщение Начальнику Спецподразделения Сыскной Полиции и тот через некоторое время доложил, что никаких заявлений о пропаже женщины не поступало, следовательно, формально они к её поискам приступить не могут. А если не формально… так чего её искать, ежели она с нечистой силой зналась, чёрт её, небось, к себе и забрал. Прынц ничего на это не ответил и больше к этой теме не возвращался.
Однажды Прынц отправился в очередную поездку и посетил периферийный медицинский институт. Как раз там чествовали дипломантов и вручали символические премии особо отличившимся. Прынц познакомился с новоиспечённой врачихой, подающей большие надежды, и пригласил её на стажировку в столицу. Правда, оказалось, что она – племянница той самой фельдшерицы из глухомани, которая заведует теперь Комитетом. Хоть этот выбор оказался понятным. Но совершенно возмутительным обстоятельством явилось то, что Прынц в столице продолжил знакомство с этой племянницей! Стало известно, что Прынц объявил родителям о своём серьёзном намерении связать с ней судьбу!
Сначала родители, поражённые морганатическими пристрастиями сына, не хотели даже всерьёз разговаривать на эту тему. Но Прынц возобновил свои научные знакомства (он же учился на биофаке), и с помощью серьёзных научных статей различных научных авторитетов в области генетики, доказал родителям, что брачные связи в замкнутом кругу коронованных особ ведут к деградации и вырождению потомства.
Кроме того, Прынц сообщил Королеве, что любит эту Девушку уже много лет, что никто ему больше не нужен, что если они не будут вместе… И неужели мама хочет, чтобы её сын был несчастным? Королева была не только королевой, но и мамой, любящей своего сыночка, и, полтора года его таинственного отсутствия, мучавшейся неизвестностью, поэтому она расплакалась и согласилась. Потом они вместе уговорили Короля.