ЮЛИАН ФРУМКИН – РЫБАКОВ
Эта статья была написана несколько лет назад для одного малотиражного журнала. Интернет позволяет познакомиться с ней гораздо большему кругу читателей. По-моему, сколько бы не писали о Дегене - много не будет...
( Дорогие друзья, у меня не получилось вставить две фотографии И.Д. в одну публикацию.
На этой фотографии И.Д. - 19 лет.)
Имя есть Тайна, им именуемая, вне же Тайны,
оно не только безжизненно, но и вовсе не есть имя-
лишь «звук пустой», «воздушное ничто».
Но обращённое к Тайне, оно являет Тайну,
и влечёт мысль к новым именам.
Павел Флоренский «Имена»
Ион Деген – имя, вошедшее в мою жизнь сравнительно недавно. Мои друзья прислали мне стихотворение, как оказалось, обошедшее весь мир.
Мой товарищ, в смертельной агонии.
Не зови понапрасну друзей.
Дай – ка, лучше согрею ладони я
Над дымящейся кровью твоей.
Ты не плачь, не стони, ты маленький.
Ты не ранен, ты просто убит.
Дай на память сниму с тебя валенки,
Нам ещё наступать предстоит.
Кроме того, что я был потрясён, впрочем, как и мои друзья, этими стихами, во мне что-то щёлкнуло, и я вспомнил, что Нина Валерьяновна Королёва* писала в очерке «Мой учитель Глеб Семёнов» о том, что фамилия Семёнов была у Глеба Сергеевича от отчима.
Фамилия же Глеба Сергеевича, по отцу, была Деген.
Борис Евгеньевич Деген был репрессирован и расстрелян в лихом 37 году. Но мы, ученики поэта Глеба Семёнова, никогда не знали, что настоящая фамилия Учителя – Деген.
Так в мою жизнь вошло имя Ион Деген.
В 90-е годы прошлого века я написал цикл стихов «Метафизика слова». Собираясь писать эти заметки, я вспомнил об одном стихотворении из этого цикла:
Имён бездонные глубины
Древнее докембрийской глины.
В них подсознанья лимфы ток,
В них духа горизонты. В каждом слове
Мы слышим Имя – голос крови
Звучащий нам, как эхо, как манок…
А если, ближний, нас не понимает,
В пещере Имени нас время укрывает.
Оно – одно связующая нить
Про меж людьми, меж Космосом
и прахом,
В нём всё восторгом дышит,
Божьим страхом!
И невозможно Имя отменить!
1995г.
Вот что писал Ион Деген в своей книге «Портреты учителей»
Отца своего я помню смутно. Он умер в шестидесятилетнем возрасте. За
месяц до этого мне исполнилось три года. В моей памяти отец остался добрым
чародеем. Я вижу его в черном полированном кресле-качалке. Я стою наего
вытянутых стопах и замираю от удовольствия. Я помню, как на моих именинах он
кружился в вальсе. На одной руке у него сидела мама, а на другой - я, с
гордостью взиравший, с высоты, на восхищенных гостей. А еще я помню закат в
окне железнодорожного вагона и столик под окном с разными вкусностями. Отец
красивым блестящим ножом открывает плоскую баночку голландских сардин,
изумительный запах которых до сего дня сохранился в моей памяти. Колеса выстукивают на стыках веселую мелодию. И я знаю, что мы едем до станции Копайгород. Но ни станции, ни местечка Лучинец, родины отца, куда он вез маму и меня, я почему-то не помню.
В детстве мне многое сходило с рук только потому, что я сын Дегена. Я
помню большую фотографию, наклеенную на картонное паспарту. Похороны отца.
За гробом шло больше людей, чем было жителей в нашем городе. Мне рассказывали,
что путь от дома до кладбища был разделен на пять отрезков. На первом
отрезке отца отпевал греко-католический священник, на втором - мусульманский
муфтий, на третьем - православный батюшка, на четвертом - большой друг отца,
кзендз, с которым, говорят, отец запирался в костеле, где они слушали
органную музыку, и только на последнем отрезке и на кладбище все шло
согласно еврейской традиции.
Через сорок два года после смерти отца я приехал в родной город. Это
было тридцатого апреля, день православной пасхи. Я решил сократить путь к
еврейскому кладбищу и поднимался в гору по крутой, знакомой мне с детства
тропе. Солнце пекло, несмотря на раннее утро. Я пожалел, что не оставил
макинтош в гостинице. Даже пиджак сейчас был лишним. Из калитки вышел мужик
- типичный Карась из "Запорожца за Дунаем".
- Христос воскрес! - воскликнул он, отрыгивая сивуху. Не желая вступать
в теологическую дискуссию, я ответил, слегка сгладив вопросительную
интонацию:
- Воистину воскрес?
Мужик посмотрел на меня, с трудом продираясь сквозь хмель.
- Хлопче, а ты часом не сын старого Дегена? - Я подтвердил. - Пишлы
выпьемо.
Вот, пожалуй, и все, что я помню. А рассказы об отце иногда звучали
почти неправдоподобно. Они напоминали легенды. Я видел три Георгиевских
креста, которыми отец был награжден за военные подвиги. Мама хранила их
вместе с тфилим, завернутыми в отцовский талит. Но даже сейчас я не могу
представить себе, что должен был совершить военный фельдшер, к тому же еще
еврей, чтобы получить три Георгиевских креста.
О последних минутах моего отца я узнал из рассказа доктора Фиша:
- В спальне собралось много людей. Лазарь Моисеевич подозвал меня и
шепнул на ухо: "Давид, уведи отсюда женщин. Сердце уже на пределе", я вывел
женщин и вернулся к постели. Отец рассказал сальный, но потрясающе
остроумный анекдот. Все стоящие вокруг постели покатывались от хохота.
Когда мы пришли в себя, отец был уже бездыханным.
Я уверен, что Имя есть наше «Я». Мы живём под знаком имени, как под солнцем.
Имя Ион в переводе с древнееврейскогоозначает: « голубь». Имя Ион используют очень часто в еврейских семьях.
Имя Лазарь означает - Божья помощь. Библейский Лазарь - брат Марка и Марфы из Вифании, которого Иисус воскресил из мертвых.
И получается, что Ион Лазаревич Деген является вестником, ибо кто, как не голубь несёт радостную весть о конце Потопа, вестником Божьей помощи нам, в кровавом 20-ом и кровавом 21 веке.
Можно очень много писать о Дегене. Любознательный читатель может найти эти материалы в Интернете.
Мы же полностью приведём интервью «Жизнь между двух стихотворений», данное Дегеным: Владимиру Бейдеру в Иерусалиме
"Мой товарищ, в смертельной агонии,
Не зови понапрасну друзей.
Дай-ка лучше согрею ладони я
Над дымящейся кровью твоей.
Ты не плачь, не стони, ты не маленький,
Ты не ранен, ты просто убит.
Дай на память сниму с тебя валенки.
Нам еще наступать предстоит.
Многие, в том числе большие поэты, сами фронтовики — Александр Межиров, Борис Слуцкий, Евгений Винокуров, Михаил Дудин,— называли эти строки лучшим военным стихотворением.
Еще с войны оно ходило в списках, без имени автора. Считалось — он погиб, стихотворение нашли в полевой сумке, извлеченной из подбитого танка.
Впервые оно было опубликовано в 1988 году в "Огоньке". Его поместил в своей антологии русской поэзии "Строфы века", печатавшейся тогда в журнале, Евгений Евтушенко — так же, без имени автора. Но автор был. И есть.
Ион Деген, доктор медицинских наук, хирург-ортопед, известный в своей области ученый, к тому времени уже более 10 лет жил в Израиле и, несмотря на возраст, инвалидность, продолжал работать, писать стихи и прозу, монографии и научные статьи.
Свое знаменитое стихотворение он написал 19-летним лейтенантом, командиром танковой роты, в декабре 1944-го. Шел его четвертый год на фронте. Еще впереди был последний бой, после которого его, размозженного, придется собирать по частям, и не все части найдутся, еще он не знал, что за спиной, на отвоеванной земле, в Восточной Пруссии, осталась его свежая могила — действительно извлекли из подбитого танка его полевую сумку, похоронили вместе с останками других членов его экипажа, эта могила с его именем на надгробье до сих пор осталась в калининградском Нестерове, бывшем Эйткунене и, говорят, содержится в порядке.
Война началась через пять дней после сдачи последнего экзамена за 9-й класс. Его родной Могилев-Подольский бомбили уже 22 июня. Ион сбежал на фронт из эвакуационного эшелона. В истребительном батальоне возраст не спрашивали — взяли сразу. Через два дня он уже командовал взводом. Через месяц от его взвода осталось двое.
Ни плача я не слышал и ни стона.
Над башнями надгробия огня.
За полчаса не стало батальона.
А я все тот же, кем-то сохраненный.
Быть может, лишь до завтрашнего дня.
Доктор медицинских наук Ион Деген. 2010 год
Зимой 1945-го в Восточной Пруссии он воевал в последний раз. Когда его нашли, в нем было 6 осколков и 7 пуль. Раздроблена нижняя челюсть, пробита грудь, перебиты руки и ноги. Врачи совершили чудо. Но часть ноги отрезали.
Это тогда, в госпитале, он определил свою судьбу.
— Я возненавидел слово "ампутация",— рассказывает Ион мне.— Решил, что стану врачом и буду не ампутировать, а пришивать конечности.
Он это сделал. В 1959 году первым в Советском Союзе произвел такую операцию: пришил киевскому слесарю-сантехнику Уйцеховскому руку, которую тот по дури оттяпал себе на фрезерном станке.
Но путь в медицину оказался непрямой, неблизкий и нелегкий.
Деген — единственный лейтенант в мощной и влиятельной организации ветеранов танковых войск Израильской армии "Яд ле-ширьен". Свой он, естественно, и среди советских ветеранов войны.
Израиль — единственная страна мира, кроме бывшего СССР, где День Победы отмечают 9 мая, а не 8-го, как везде.
За пределами бывшего СССР только здесь 9 мая ветераны выходят на парад.
В Израиле, где большинство старожилов — ветераны нескольких войн, но нет привычки к парадам, поначалу с недоумением взирали настроем шагающих по центральным улицам стариков с блестящими на злом здешнем солнце иконостасами на груди. Но привыкли. Стали перекрывать движение транспорта, подвозить воду, произносить речи, подбадривать с обочины, а то и становиться в строй. Теперь в Израиле День Победы — официальный государственный праздник. И это отвоевали наши ветераны напоследок.
От мая до мая их все меньше в парадном марше. Зато медалей у них все больше. Вот и в этом году прибавилась еще одна.
В посольство России в Израиле пришло полтонны юбилейных медалей "65 лет победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.". Несколько недель дипломаты носились по городам и весям Святой земли, устраивая церемонии награждения. Речи, объятия, заверения во взаимной любви и благодарности, слезы... Так что для живущих в Израиле участников Великой Отечественной праздник начался задолго до 9 мая, за что они премного благодарны некогда покинутой родине: родина помнит, родина знает, не забыла, хотя и могла. Что еще нужно состарившемуся герою? По крайней мере, от нее...
Среди других получил в торжественной обстановке юбилейную медаль и Ион Деген.
А на следующий день прочел мне стихи:
Во рту оскомина от слов елейных.
По-царски нам на сгорбленные плечи
Добавлен груз медалей юбилейных.
Торжественно, так приторно-слюняво,
Аж по щекам из глаз струится влага.
И думаешь, зачем им наша слава?
На кой... им наша бывшая отвага?
Ему опять удалось сказать о своем поколении то, что другим удается только почувствовать."
(с)Владимир Бейдер, Иерусалим
P.S.
Нина Валериановна Королёва — поэт и филолог, автор нескольких поэтических книг и многочисленных работ по истории русской поэзии — о Кюхельбекере, Тютчеве, Ахматовой и др., один из составителей Собрания сочинений Анны Ахматовой, вышедшего в свет в издательстве “Эллис Лак” (Москва). Ведущий сотрудник ИМЛИ (РАН). Живет в Москве.
Глеб Сергеевич Семёнов - Деген (18.04.1918 Петроград -21.01.1982 Ленинград), поэт, переводчик.
ИОН ДЕГЕН
СТИХИ ИЗ ПЛАНШЕТА ГВАРДИИ ЛЕЙТЕНАНТА
НАЧАЛО
Девятый класс окончен лишь вчера.
Окончу ли когда-нибудь десятый?
Каникулы - счастливая пора.
И вдруг - траншея, карабин, гранаты,
И над рекой дотла сгоревший дом,
Сосед по парте навсегда потерян.
Я путаюсь беспомощно во всем,
Что невозможно школьной меркой мерить.
До самой смерти буду вспоминать:
Лежали блики на изломах мела,
Как новенькая школьная тетрадь,
Над полем боя небо голубело,
Окоп мой под цветущей бузиной,
Стрижей пискливых пролетела стайка,
И облако сверкало белизной,
Совсем как без чернил "невыливайка".
Но пальцем с фиолетовым пятном,
Следом диктантов и работ контрольных,
Нажав крючок, подумал я о том,
Что начинаю счет уже не школьный.
Июль 1941 г.
РУСУДАН
Мне не забыть точеные черты
И робость полудетских прикасаний
И голос твой, когда читаешь ты
Самозабвенно "Вепхнистхеосани".*
Твоя рука дрожит в моей руке.
В твоих глазах тревога: не шучу ли.
А над горами где-то вдалеке
Гортанное трепещет креманчули.
О, если бы поверить ты могла,
Как уходить я не хочу отсюда,
Где в эвкалиптах дремлют облака,
Где так тепло меня встречают люди.
Да, это правда, не зовут меня,
Но шарит луч в ночном батумском небе,
И тяжкими кувалдами гремя,
Готовят бронепоезд в Натанеби.
И если в мандариновом саду
Я вдруг тебе кажусь чужим и строгим,
Пойми,
Ведь я опять на фронт уйду.
Я должен,
Чемогеноцвалигого**.
Не обещаю, что когда-нибудь...
Мне лгать ни честь, ни сердце не велели.
Ты лучше просто паренька забудь,
Влюбленного в тебя. И в Руставели.
Весна 1942 г.
*"Витязь в тигровой шкуре".
** Моя любимая девушка (груз.)
647-Й КИЛОМЕТРОВЫЙ СТОЛБ
СЕВЕРО-КАВКАЗСКОЙ ЖЕЛЕЗНОЙ ДОРОГИ.
Маслины красивы под ветром.
Сверкают лиловые горы.
Но мрачный отсчет километров
Заметил я у семафора.
Не снится километровый,
Увы, этот столб мне не снится.
Шестьсот сорок семь до Ростова,
А сколько еще до границы!
Я знаю, что вспомнят когда-то,
Как сутки казались нам веком,
Как насмерть стояли солдаты
Вот здесь, у подножья Казбека.
...Противны мне, честное слово,
Белесые листья маслины.
Шестьсот сорок семь до Ростова,
А Сколько еще до Берлина!
Октябрь 1942 г.
Я не мечтаю о дарах природы,
Не грежу об амброзии тайком.
Краюху мне бы теплую из пода
И чтобы не был этот хлеб пайком.
Февраль 1943 г.
***
Сгоревший танк на выжженом пригорке.
Кружат над полем черные грачи.
Тянуть на слом в утиль тридцатьчетверку
Идут с надрывным стоном тягачи.
Что для страны десяток тонн металла?
Не требует бугор благоустройства.
Я вас прошу, чтоб вечно здесь стояла
Машина эта – памятник геройству
Лето 1943 г.
***
На фронте не сойдешь с ума едва ли,
Не научившись сразу забывать.
Мы из подбитых танков выгребали
Все, что в могилу можно закопать.
Комбриг уперся подбородком в китель.
Я прятал слезы. Хватит. Перестань.
А вечером учил меня водитель,
Как правильно танцуют падеспань.
Лето 1944 г.
***
Команда, как нагайкой:
- По машинам!
И прочь стихи.
И снова ехать в бой.
Береза, на прощанье помаши нам
Спокойно серебрящейся листвой.
Береза, незатейливые строки
Писать меня, несмелого, звала.
В который раз кровавые потоки
Уносят нас от белого ствола.
В который раз сгорел привал короткий
В пожаре нераспаленных костров.
В который раз мои слова-находки
Ревущий дизель вымарал из строф.
Но я пройду сквозь пушечные грозы,
Сквозь кровь, и грязь, и тысячи смертей,
И может быть когда-нибудь, береза,
Еще вернусь к поэзии твоей.
Лето 1944 г.
Ион Деген вернулся: вернулся к поэзии, к жизни. Он не мог не вернуться – вестник Божьей помощи людям.