Встреча друзей военного детства

Встреча друзей военного детства

Герой  российский олигарх – нефтяник.  Родом из Баку после нефтяного института, вдохновленный примером знаменитого земляка, первооткрывателя сибирской нефти Фармана Салманова, поехал в Сибирь. За сорок лет вырос до  Вице-президента компании «Сибирские нефтегазопроводы». Годы работы в сложных климатических условиях, питание где, и как придется, сказались на здоровье. Врачи определили неизлечимую болезнь.
 Прежде, чем согласиться на рискованную сложную операцию, с надеждой – пятьдесят на  пятьдесят,  он встречается  в Баку с друзьями детства военных лет, которых не видел эти годы. Все они, как и он, выросли в старом  бакинском многонациональном дворе, в районе, снискавшую недобрую славу неудачников и бандитов – Похлу Даре, что на русский переводится как «помойная яма».
***
 Идея: родина ждет возвращения своих сыновей, опытных менеджеров, коммерсантов, финансистов, специалистов, которые  возродят страну, выведут в число самых  благополучных  в социальном и экономическом плане, передадут опыт, полученный в других странах, молодым национальным кадрам.

Пьеса в двух действиях

Действующие лица:

Рауф Кулиев (Рафик)  –  вице –  президент компании «Сибирские нефтегазопроводы». Высокий стройный красавец с усами, женщины от таких мужчин без ума.
Маргарита Романова (Рита)  – член Совета Директоров компании, его гражданская жена, 38 лет.
Сона (Соня)  –  двоюродная сестра Рауфа. Взяла на себя хлопоты по организации встречи в Баку. 
Рустам, её муж, председатель  совета директоров строительной компании в Баку.
Фарид, их сын – журналист, около 30 лет.
Мина - жена Фарида, 
 Чингиз  Самедов (Чина),  американец, владелец международной компании проката автомобилей. В США эмигрировал в  70 –е годы.
Джун,  жена Чингиза, чуть за 50, выглядит на 35 –  40 лет.
Зейнаб (Зина) Велиева  – учитель  гимназии, не дашь ей её лет.
Джавад  Ибрагимов, муж Зейнаб, конструктор на машиностроительном заводе, ныне пенсионер.
Семён Лифшиц (Сёма)   –  владелец  компьютерной фирмы  в Тель-Авиве. В Похлу Даре, в войну 
 эвакуирован из Белоруссии.  В Израиль эмигрировал в  80 –х.
 Эсфирь (Фира), жена Семена. Бывшая актриса театра оперетты в Баку. Её роль следует  поручить  поющей актрисе. 
Гурген Мелкумян (Гур) –  владелец салона  ремонта и пошива обуви в Москве. Потомственный бакинский  сапожник.   
Элеонора (Эля), жена Гургена, ведет праздный образ жизни с подругами из Рублевки. Бывшая  швея - мотористка
Иван Соколов (Ваня) – грузчик в магазине. Сын уборщицы, вырос на улице. Когда жителей Похлу Даре переселяли, получил комнату в благоустроенной  квартире, но продал её.
Анна Илларионовна, юрист компании «Сибирские нефтегазопроводы», и  телохранитель Рауфа,  32 -35 лет
Варвара, телохранитель,  30 -32 лет
Лиза Панкратова, институтская подруга Рауфа.
Юсуфов Энвер, однокурсник Чингиза

Среди эпизодических лиц бывшие  жители двора и  Похлу Даре, гости вечеринки в «Амбуран-эстейт».

Бывшим жителям бакинского двора военных лет, героям пьесы, сегодня 60 – 67 лет.  Действие происходит в первое десятилетие ХХI века.
 

Д Е Й С Т В И Е    П Е Р В О Е

1. Дом  американской семьи  Самедовых в Нью-Йорке. Утро. Джун, в  спортивном трико, подчеркивающем  стройную девичью фигуру, под  ритмичную музыку делает  зарядку, выполняет сложные гимнастические упражнения. Занятия прерывает звонок стационарного телефона.

ДЖУН. Слушаю.… За персонал отвечаю я... И не присылайте больше людей, не знающих Нью-Йорка. (Пауза). Ну и что, что русский! Да хоть китаец или японец. У нас не часто арендуют машину с водителем, а если уж закажут, наш водитель должен знать город лучше таксиста. (Решительно). Куда я приму, у нас нет для него работы… О Симпсоне?.. А с ним что? Зарплату? Отпадает! Мы достаточно ему платим… О кей! (Отключив телефон, продолжает зарядку, входит Чингиз).
ЧИНГИЗ. Спортивного зала тебе мало? Почему так поздно?
ДЖУН. Рабочие меняют напольное покрытие в зале.
ЧИНГИЗ. После душа, съездишь в ресторан «Абшерон», к управляющему? Письмо загадочное из России получил на мое имя. Звонил, чтобы заехали. 
ДЖУН (возмущенно). У нас своего адреса нет, посылать письма в ресторан?
ЧИНГИЗ. Откуда  я знаю? Али сам удивился.
ДЖУН.  По - пути к дочери, заеду. (Прибавляет громкость музыке и продолжает зарядку, поднимает мужа). А ну вставай, разомнись! Животик уже начинает расти.  Сколько раз обещал начать делать зарядку!
ЧИНГИЗ. Достаточно, бегаю по утрам три километра, душ контрастный принимаю.
ДЖУН. Не каждый день… Посмотри на меня! Как  жена твоя выглядит, а ты! (Делает движения, позволяющие показать отличную фигуру, снова  хватает его, он обнимает, целует)
ЧИНГИЗ. Ты у меня красавица!  Знал на ком жениться. Сейчас пусти, с чертежом надо разобраться.
Джун выходит. Он садится за стол со стопкой книг,  разворачивает чертеж, что-то правит, листает страницы ноутбука. Звонит сотовый).
ЧИНГИЗ (по телефону). Алик?  Нормально, стройка двигается… Сам понимаешь, это временный вариант. Нужна еще одна стоянка не на три десятка автомобилей, а на сотню… Какой смысл покупать еще машины, чтобы стояли на улице и ржавели. Кому тогда понравятся?.. Мама задержалась с утренним моционом и сейчас душ принимает…Позвонишь позже. Постоянно ждет ваших с Лизи звонков… Когда будешь в Нью-Йорке?.. Обязательно. ( Отключается и снова углубляется в чертеж, что - то выписывает, проверяет по компьютеру. Входит Джун).
ЧИНГИЗ. Быстро ты сегодня. Алик звонил.
ДЖУН. Голову не мочила. Заинтриговал письмом из России, спешу полюбопытствовать, кто это из России ищет тебя в ресторане.
ЧИНГИЗ. Алик звонил.
ДЖУН. Что ж, не принес трубку? Знаешь, всегда жду звонка от детей!
ЧИНГИЗ. На будущей неделе приедут с Розитой на три дня в Нью-Йорк. Наговоришься  вдоволь. Так ты едешь в «Абшерон»?
ДЖУН. Уже еду.
Просыпается домофон.
ГОЛОС  КОНСЬЕРЖА: Вам письмо. Из России. Принести?
ЧИНГИЗ. Забыл свои обязанности? Неси! (Джун). Еще одно письмо. Интересно, кто еще вспомнил. Тридцать лет ни привета, ни ответа, и вдруг два письма сразу.
ДЖУН. Кто-то из родственников нашелся.
ЧИНГИЗ. После смерти мамы, никого не осталось. (Вспомнил, погрустнел). Даже на похороны, приехать попрощаться не мог. Спасибо, друзья организовали все, как полагается.
ДЖУН. Пойду, встречу. (Выходит и возвращается,  пританцевывая, с письмом,  на ходу читает конверт).  Г-н Самедов.  Тумен. Раша. Компания «Сибирские нефтегазопроводы». Дальше мелкие буквы и по-русски. Не могу разобрать. (Передает Чингизу).
 ЧИНГИЗ (открывает  конверт, вынимает лист с текстом, отпечатанным на компьютере, читает). Уважаемый господин Самедов!..  О, фамилию мою вспомнили! Интересно… Ваш друг  Рауф Кулиев приглашает вас с женой в середине июля в Баку. Встретиться с друзьями детства по Похлударинскому двору. (Вспоминает). Кулиев… Рафик  Кулиев…  Племянник Алекпер – ага и  Лейлы – ханум. Не послушался их, взял направление в Сибирь… (Продолжает читать). В случае согласия, вам с женой будет оплачен перелет в первом классе, двухнедельное проживание в пятизвездочном отеле  «Хилтон», и переведена сумма на прочие расходы. Ба!  Еще сумма на расходы...  Помощник Президента компании. Подпись не поймешь кто.
ДЖУН. Кто такой Рауф Кулиев?
ЧИНГИЗ. Приятель детства. Выросли в одном дворе.
ДЖУН. Родственник твой?
ЧИНГИЗ. Нет.
ДЖУН. С чего тогда такая  благотворительность? Билеты, отель.
ЧИНГИЗ. Не знаю, как объяснить… Не поймешь, что значит выросли вместе. В одном дворе, где семь или восемь, очень разных семей, волей судьбы вынуждены жить вместе.
ДЖУН. Почему не пойму? Коммуна. В шестидесятые и семидесятые годы в Америке и в Европе  среди молодежи, у студентов, коммуны создавались повсеместно. Читала, в кино видела.
ЧИНГИЗ. Коммуна – добровольное объединение, чаще молодых. Наш двор не коммуна. (Подумав). А, знаешь, вероятно, ты права. Жизнь в нашем дворе, наверное, можно назвать коммуной. Постараюсь описать тебе, хотя вряд ли поймешь. Представь: старый, покосившийся от времени двухэтажный дом, с опоясывающей его застекленной галереей. К дому примыкают еще шесть – семь помещений, образуя полукруг, вокруг асфальтированной площадки  – двора, с воротами на проезжую улицу. Помещения эти, язык не поворачивается назвать жильем, но раскрытые окна, комнатные цветы, занавески, свидетельствуют, живут в них люди. В центре двора колонка, из неё берут  воду для умывания и стирки. В углу каменное сооружение с двумя дверьми – туалет. Он один на все семь или восемь семей.
  Во дворе несколько  деревьев, к ветке одного привязана веревка – тарзанка, на ней постоянно   раскачиваются дети. Через двор натянуты веревки, сушится белье. У одной из открытых дверей, на асфальте расстелена  подстилка с шерстью. Пожилая  женщина длинной хворостиной разбивает слежавшиеся клочья шерсти.  У другой  двери, старик – сапожник стучит молотком по башмаку, надетому на высокую лапу, рядом  куча обуви, ждущая ремонта.  Тут же, за столом два старика режутся в нарды. Группа мальчишек  играет в «лямку». Стоя на одной ноге, очередник другой ногой подбрасывают  кусочек бараньей шкуры с грузилом, и считает, сколько раз удается подбросить, не уронив.   
ДЖУН. (перебивает).  Сказал, не представлю. Очень хорошо представила. Похожее, видела в итальянских неореалистических фильмах. Они, правда,  рассказывали о сороковых, послевоенных годах.
 ЧИНГИЗ. Когда теперь вспоминаю двор, перед глазами тоже чаще воскресают военные годы  со звуковым сопровождением, постоянно включенного радио. Голос  московского диктора  Левитана, читающего  сообщения с фронтов. Если наш двор ты  считаешь коммуной, то она не добровольная. Собранная случаем. Когда-то  двор, с домом, сараями, конюшней и амбаром, разными  постройками, всё принадлежало одной большой семье муллы. Большевики  разорили крепкое хозяйство и убили муллу. Часть многочисленной семьи репрессировали. Во все строения, имеющие крышу, поселили городской пролетариат. С той поры, кто поднимался по социальной лестнице, уезжал. На его место селили других. Во время войны жильцов  в очередной раз уплотнили, вселили семьи эвакуированных из захваченных немцами городов. В тесноте, условиях быта девятнадцатого века, люди  умудрялись жить, порой даже чувствовать себя счастливыми. Учили и воспитывали детей, играли свадьбы.
ДЖУН. Нас приглашает друг из твоей  коммуны, я поняла.
ЧИНГИЗ (заводится). Какой коммуны!
ДЖУН. Ты закончил университет, и переехал в нормальную квартиру! У нас в коммунах, тоже, когда взрослели, находили работу, брали кредит и покупали себе дом.
ЧИНГИЗ. Ни хрена ты не поняла! Ни куда я не переехал и жил бы до сегодняшнего дня там. Окончил институт, и продолжал жить в своем дворе, с удобствами на улице и водой из колонки. А кредит… Слова такого не слышали. Если только на лекции по экономике капитализма… Квартиры  у нас не продавались. Имей даже деньги, купить не позволяли. Квартиры на работе давали бесплатно. Когда отпашешь лет тридцать, ближе к пенсии. Мама умерла, не дождалась, когда подойдет очередь на благоустроенное жилье. Я жил  в этом  дворе до самого переезда в Америку.
ДЖУН. Действительно, вашу жизнь понять сложно.  Тем удивительнее, твой друг не сбежал, как ты, в Америку, а, судя по письму, сумел разбогатеть  в России. (Берет в руки письмо, читает). Помощник президента подписал приглашение. Высоко поднялся. Обещает оплатить поездку и отель. Наверняка, богат. Может, он и есть президент компании, если пишет не сам, а помощник… Рауф Кулиев… Среди русских богачей не знаешь такого?
ЧИНГИЗ. Фамилию Кулиева слышал, встречал в наших  газетах. Но он, помнится, из Дагестана, по - моему. И не Рауф. (Отбирает у неё письмо, смотрит). Сибирские нефтегазопроводы… Что-то не слышал о такой компании.
ДЖУН. В наших  газетах кому интересно читать о русских компаниях, вот и не пишут, если ни стрельба, пожар или наводнение. А русские газеты,  вспомни, когда ты читал!
ЧИНГИЗ. Письмо из  дирекции сибирской компании. Если Рафик большой начальник, даже не президент компании, сам, почему не написал? Порядочно это? Сомневаюсь, приглашение от него. Надо разобраться. Тем более, есть еще одно письмо из России. (Откладывает письмо). Пойду, работа стоит. Мексикосы без меня наворочают неизвестно что.
 ДЖУН. Давно собираешься съездить на родину, пиши скорее: согласен.
ЧИНГИЗ. Вдруг кто-то из знакомых, нашел  в Интернете меня и решил разыграть. Пошли они! (Опять берет письмо, читает). Двухнедельное проживание в отеле Хилтон… Он, что бездомный, у себя принять не может, зовет в отель? Не по - нашему, такое приглашение. Не по-азербайджански. Это у вас, в Америке, принято встречаться в ресторанах, отелях. Однако, и ваши, более – менее состоятельные люди, приглашают друзей  к себе в дом, а не в отель. Посмотрю в Интернете, что за компания, правда  ли существует… Какой дурак пошлет деньги и еще гостиницу пообещает.
ДЖУН. Может рекламная акция? Богатые – сумасшедшие люди. Вспомнили бедного русского и решили сделать подарок.
ЧИНГИЗ. Я что, русский, да? Сто раз объяснял, азербайджанец! И не бедный. Для вас, американцев, кто из СССР, значит, русский. Азербайджан и Россия ни одно и то же. Есть еще туркмены, узбеки, грузины. Разный народ жил в СССР. (Звонит мобильный  телефон, он отвечает  по-азербайджански). Нийе зенк едирсен? Бу дегиге  уахынлашырам! (Сейчас подойду!) (Выходит).
ДЖУН  (садится за ноутбук, открывает поисковик, переписывает слова из письма). Откроем Словарь…  Бланк  Вице – президента компании. Сибирские нефтегазопроводы…  Подпись помощника Президента. (Письмо заинтересовало, и, посидев за компьютером, мало что, поняв,  подходит к окну, зовет мужа). Чина! Не остановится стройка без тебя! Надо скорее писать ответ.
Чингиз не торопится возвращаться, Джун еще лазает по Интернету, находит  музыкальную программу, слушает. Наконец, возвращается Чингиз, берет письмо.
ДЖУН. Не мог нанять приличную строительную компанию. Нанял каких-то мексиканцев, без тебя ничего не могут делать.
ЧИНГИЗ. Женщина! Не лезь в мужские дела, а! Без тебя знаю, что делать. (Поднимает её из-за ноутбука, и  садится сам.  Джун не отходит и через плечо мужа смотрит на дисплей. Он меняет страницы, находит нужную, и внимательно читает, поворачивается к жене). Ты еще не поехала в «Абшерон»? (Автору письма). Если соберемся в Баку, сами выберем время. Дорогу что ли не  в состоянии оплатить, или «Хилтон»?  (Поворачивается к жене). Что-то понимаешь, уставилась? Почему не едешь за письмом?
ДЖУН (обиженная, отходит в сторону, но не уходит совсем). Ждешь еще одно приглашение в Россию?  Столько рассказывал о своем Баку! Каспийском море, пляжи! Заочно влюбилась. Давно жду, когда выполнишь обещание, покажешь город детства. Вместо каспийских пляжей, везешь на Копакабану, в Аргентину, на Новую Зеландию.
ЧИНГИЗ. Сто раз объяснял, раньше нельзя было там показываться. Пока существовал СССР, я считался невозвращенцем. Предателем Родины.
ДЖУН. Ты никого не предал, просто выбрал Америку. Здесь больше перспектив для тебя.
ЧИНГИЗ (смотрит на дисплей, сам с собой).  Кроме Кулиева ни одной кавказкой фамилии в Совете директоров. Русские, еврейские, иностранцы… Молодец, выбился!  Женщина права, тянуть с ответом не следует. (Снова берет в руки конверт). А где же Баку? Конверт из России, адрес Уренгой, послано из Тюмени. Сам Рафик, выходит в Тюмени  или Уренгое, а приглашает в Баку. Понятно теперь, почему «Хилтон». Если розыгрыш, я ничего не  теряю. Выберем удобное время и съездим. В июле в Баку очень жарко. (Пишет  ответ.  Подходит жена, Чингиз обнимает её, целует). Давно мечтаю побывать на родине. В этом году обязательно поедем. Если соберется вся наша махаля, конечно, следует принять приглашение. Поедем и в жару.
ДЖУН.  Сообщил, мы согласны?
ЧИНГИЗ (отрывается от письма). Написал. Отправлять пока не буду. Так ты, едешь в «Абшерон»?  Возможно, в письме, что привезешь, будут какие-то подробности  намечаемой встречи.

З а т е м н е н и е

2. Домашний кабинет  Рауфа Гасановича  Кулиева.
 Рауф перебирает бумаги, печатает на ПК. Входит Рита, обнимает, целует, он убирает её руки.

РИТА. Всё корпеешь над бумагами? Хватит, а! Мало тебе денег? Хочешь повторить судьбу Ходорковского?
РАУФ. Не мешай, и так с цифрами запутался. Прекрасно знаешь, деньги меня  не интересуют. Их  у нас столько, что и дети не растратят. В голову пришла идея упростить  кое-что  в процессе первичной переработки нефти.
РИТА. Сегодняшняя технология, чем плоха? Характер твой, непоседливый, не может остановиться. В голове постоянно, как бы что еще переделать. Когда возьмешься себя переделывать? Меня собираешься так и оставить любовницей, если не дай бог, что случится.
РАУФ. Будешь свободная, самостоятельная бизнес – леди. Найдешь порядочного мужчину.
РИТА. (Обнимает Рауфа). Что говоришь, а!  Доброго и умного, порядочного… Красивого, как ты,  больше не найду. Слишком высоко поднял планку настоящего мужчины. Останусь одна, возьму на воспитание малыша, или двух. Если примут, поеду к Павлу и Петру нянчиться с твоими внуками…Не желаешь понять! В общественном мнении  я остаюсь любовницей олигарха, что пять лет вытягивает из него миллионы. Другое дело вдова… Женись, наконец, на мне.
РАУФ. Совет директоров, членом которого являешься, высоко ценит твою роль в успехах компании. В Российском союзе промышленников и предпринимателей, министерствах все знают, ты моя жена, а не любовница.
РИТА. Может, и знают, а общество считает любовницей.
РАУФ. Пришла, отвлекать меня от дел? 
РИТА. Сердитый какой! (Снова пытается обнять). Хочу побыть с тобой! Оторвать от бесконечных проблем. Врачи запретили тебе много работать.   
РАУФ. Сколько еще проектов не успел завершить! Столько на середине и никто за меня не доделает. Потому и тороплюсь. 
РИТА. Твое имя уже занесено в энциклопедию первых нефтяников Сибири.
РАУФ. Романтик писал ту статью. Не хочу остаться в памяти только романтиком, первооткрывателем.
РИТА. Как ни пугают врачи, подводить итоги рано. Поживем пока, рожу тебе еще одного сына.
РАУФ (после паузы). Считаешь, израильские врачи лучше американских и немецких, знают, сколько мне осталось? Один Аллах знает, сколько человеку предназначено. Кстати, анекдот в тему. В Интернете прочёл. Больной спрашивает у врача:
— А после операции я смогу быть папой?
— Сможете...  Только Римским… Мне бы этого не хотелось. Жить, так полной  жизнью. Просто существовать недостаточно, вот и колеблюсь.
РИТА. Римским папой? Не смешно. Иерусалимские светила обещают минимум две пятилетки, а может и больше, если согласишься на операцию.
РАУФ. Какая операция на седьмом десятке! Метастазы практически не уменьшаются.
РИТА. Потому и соглашайся немедленно. Ты совсем не старый. Старость –  когда женщины рядом  только в белых халатах или из машины с красным крестом.
Рауф оставляет компьютер, пересаживается в обычное  кресло, поднимает и сажает её себе на колени. Обнимает,  целует
РАУФ. Считаешь, стоит рискнуть?
РИТА. В бизнесе всю жизнь рискуешь, а тут…
РАУФ. На кону жизнь. Повторю: столько еще несделанного! Не родила мне наследника.
РИТА. У тебя есть сыновья, и даже внуки. А родить, еще рожу.
РАУФ. Поклянись, что оставишь наследнику фамилию Кулиевых, за кого бы потом не вышла.
РИТА. Я же обещала. Клянусь. А замуж ни за кого больше не пойду. Так ты женишься на мне?
РАУФ. Зачем? Мечтаешь ухаживать за мной, когда стану больной развалиной? Приносить – уносить  судно, убирать из - под меня?
РИТА (перебивает). Надеюсь, найдутся санитарки и няньки, проблема не в этом. Будем вместе до последней минуты.
РАУФ. Вот этого я опасаюсь! Когда слягу совсем, распоряжусь, чтобы охрана не пускала тебя ко мне. Хочу, чтобы в памяти остался не беспомощным инвалидом, а цветущим и энергичным, каким  полюбила меня.
РИТА. Таким и буду помнить. Таким, как сейчас! (Обнимает, целует).
Стук в дверь.
РИТА. Входите!
   Входит  охранник Варя.
ВАРЯ. Рауф Гасанович, молодой человек кавказской наружности, утверждает, ваш племянник, обязательно примете. (Протягивает визитку).
РАУФ. Зови немедленно.
 Варя выходит. Входит Фарид, сын двоюродной сестры Соны, журналист. Он обнимается и целуется с Рауфом и Ритой.
ФАРИД. Салам, дядя Рафик, салам, Рита – ханум!  Оба прекрасно выглядите, рад видеть. Я с делом приехал, точнее, просьбой.
РАУФ (перебивает).  Вай - вай! Родной племянник приезжает с делом. Без дела некогда?
ФАРИД. Извини, дядя! Правда некогда, из редакции не отпускают надолго, то Мина не может поехать. Давно мечтает побывать у вас, в знаменитом предместье Москвы.
РАУФ. Мог взять с собой в командировку.
РИТА. Пусть приезжает одна, с сыном, если ты не можешь. В любое время. Два дома сыновей Рауфа Гасановича стоят пустыми, наша квартира всегда в вашем распоряжении.
ФАРИД. Спасибо, Рита – ханум.
РИТА. Мы с тобой почти ровесники, обращайся на ты, и без всяких ханум. Говорила еще в Уренгое.
ФАРИД. Приехал в Москву взять интервью. В республике только и говорят о твоем, дядя, скором визите в Баку. Прилетишь,  набросятся десятки журналистов. На правах родственника, собираюсь их опередить. Наша газета первой опубликует интервью.
РИТА. Опоздал. Бакинские журналисты уже приезжали. И в Москву, и в Уренгой.
РАУФ. Подожди о делах. Расскажи, как мама, отец?
ФАРИД. Мама всё молодится, выглядит на тридцать пять. По - полдня проводит в фитнес-клубе и  с подругами. Сама теперь водит «Роллс-ройс», что ты подарил. Подруги, да не только они, не перестают восторгаться её авто. Папа весь в работе. Компания выиграла тендер на часть работ по возведению комплекса  необычных высотных зданий. Будут возвышаться над всем городом, видны из любого места. Недавно вернулся из Турции, заключил очередной контракт с коллегами на совместную работу. Мина по-прежнему преподает в Университете, Азиз  перешел в третий класс. Учится нормально. Что тебе еще рассказать?  В городе ждут твоего приезда и гадают о цели.
РАУФ. Чего гадать! Я же рассказывал журналистам. Перед операцией хочу увидеть друзей военного детства. (Звонит по сотовому). Николай, пресс-релиз по визиту в Баку, готов? Хорошо. Как отпечатаешь, сразу принеси. (Фариду). Что будешь пить?
РИТА. Выбор богатый. Виски, водка, коньяк, махито. Соки, минералка.
ФАРИД.  Минералку. Дядя, скажи, чтобы никому пресс – релиз  заранее не дали.
РАУФ (улыбается). До тебя  –  никому. В Баку, в аэропорту представителям серьезной  прессы, если будут встречать,  вручим.
 ФАРИД.  Обязательно встретят. И еще, повод  моего приезда  Я, дядя, задумал  роман – эпопею об азербайджанских нефтяниках  – освоителях сибирской нефти. Главный  герой  - собирательный образ, в основе факты из жизни известных людей. Фармана Салманова,  Вагита Алекперова,  страницы вашей жизни, ваших учителей и кумиров прошлых лет, участвовавших в развитии азербайджанской нефтяной промышленности. Александра Серебровского и Михаила Баринова, Николая Байбакова.
РАУФ. Называешь имена революционеров, министров, я тут ни с какого бока – припека не подхожу.   В нашей семье только папа мой был нефтяником. Все наши с тобой предки религиозные деятели.
РИТА. Сыновья твои нефтяники. Жена…(Помолчав). Любовница.
Фарид смущенно переводит взгляд с дяди на Риту.
РАУФ. Я не могу запретить, но прошу никаких имен и фактов, из жизни нашей семьи, по которым легко узнать меня. В Америке, в цивилизованных странах, гордятся достигнутыми успехами, общество превозносит тебя. У нас в России, тех, кто чего-то достиг, винят во всех бедах, постигших  страну после распада СССР. Пытаются  уничтожить.
ФАРИД. В Азербайджане то же самое. Не любят богатых, хотя  каждый стремится к богатству. Признайся, основания для такого отношения к олигархам, в короткое время сколотивших капитал  из ничего, оправдано. Или налоги. Ты, к примеру, полностью их платил? Признайся.
РИТА. Фарид, ты прямо, прокурор.
ФАРИД. Что вы, Рита – ханум! Если дядя и в правду, нарушит закон, я никогда не пойду заявлять.
РИТА. Я думаю. Время Павликов Морозовых ушло безвозвратно.
РАУФ. Всего я добился своим трудом. Ни у кого ничего не украл, не присвоил, не прибрал к рукам,                принадлежащее государству. Были, естественно, случаи с неправильной уплатой налогов, были и суды. Схемы, которыми мы пользуемся, вероятно, можно назвать слегка жульническими. Но закон не нарушается. Если правительство издает такие законы, кто же виноват? Систему ограбления России законодательно оформили во времена Ельцина. При Путине она осталась.
ФАРИД (достает диктофон). Не будем критиковать систему, примем, как есть. Дядя, напомни, как состоялась твоя первая встреча с нефтью?
РАУФ. Когда ты приезжал ко мне, мы ездили по промыслам, я всё тебе рассказал.
ФАРИД. Я использовал в газетных репортажах, что-то не вошло, многое забылось. Теперь, для  книги, необходимо восстановить.
РИТА. Ты не хранишь свои корреспондентские блокноты и черновики?
ФАРИД. Черновики по - глупости  уничтожал. С кассетами тогда была напряженка, и редко сохранял старые записи. Теперь жалею. Часть сибирских записей, правда, сохранилась. В основном беседы с рабочими - земляками из Азербайджана.
РАУФ. Что за вопрос – когда познакомился с нефтью. Да каждый бакинец, в мое время, видел нефть с рождения! В море, на улице. Детсадовцами нас возили на дачу в Маштаги. Дорога шла мимо качалок и буровых, бескрайних нефтяных озер на промыслах. Кто не бывал  на пляжах в Загульбе, Бузовнах? Забудешь разве дорогу на электричке мимо тех же вышек и озер? С тех пор, правда, озера осушили в значительной  мере. Во времена моего детства слова экология не только нефтяники,  горожане не знали.
Я отвлекся. Спрашиваешь, как познакомился с нефтью по-настоящему, пощупал руками? В пятьдесят восьмом. После третьего курса  перешел на вечернее отделение, и летом  устроился на промысла в Сабунчах. В трудовой книжке сохранилась запись: оператор по добыче нефти. Звучит интригующе? На самом деле слесарил, поднимал и опускал в скважину трубы, следил за работой компрессоров и насосов, ремонтировал их вместе с другими  вахтовиками. Так всю жизнь и трубил  бы в Сабунчах или Сураханах. В лучшем случае, выбился бы на работу в костюме и галстуке, в одно из управлений Азнефти. Не случись памятная встреча. В институт, встретиться с будущими  нефтяниками, приехал  Фарман Салманов – первооткрыватель Сибирской нефти. В тот год, в марте 60  - го  зафонтанировала  первая  скважина в Приобье, на севере Тюменской области. Салманов рассказывал о необычных красотах природы, об огромных перспективах роста для молодых специалистов. Я и загорелся, поеду в Сибирь к Салманову. На следующий год получил диплом, и сорок лет уже  в Сибири. Вот и весь мой путь.
ФАРИД. Это ты уже рассказывал. Мне интересны детали, чем конкретно занимался эти годы.
РАУФ. Рита даст тебе диск с газетными публикациями, радио – интервью за последние более чем десять лет. Там прочитаешь об авариях и пожарах, удачах и поражениях, новых открытиях и визитах больших гостей из Москвы. Собирать материалы  начала еще Лена. Почитаешь, послушаешь, поймешь, чем, я и окружающие, жили всё это время. После продолжим разговор. Хорошо?
ФАРИД. О, кей! Спасибо! Это неоценимая помощь. (К Рите).  Рита – ханум, когда дадите диск?
РИТА. К концу дня копию сделаем. 
РАУФ. Что касается хроники моей жизни и работы, Рита всё бережно хранит (обнимает Риту). Как бы жил без неё, не представляю. (Фариду). На закате жизни судьба второй раз улыбнулась, послала эту женщину. Как потерял Лену, долго не мог придти в нормальное состояние, вернуться к обычной жизни.
РИТА. Постоянно думаешь о ней, вспоминаешь и сегодня.
РАУФ. Тридцать счастливых лет прожили. (Замолкает, думает, вспоминает). Вышла на пенсию, наслаждаться  бы домашним уютом, развлекаться с рублевскими подругами, так нет, соскучилась по тундре. Звонит  мне уже из Тюмени. Жду – не дождусь, когда увижу. Через час самолет в Уренгой,  если не встретишь, пришли  вертолет до поселка.
ФАРИД. Не было вертолета, послал вездеход?
РАУФ. Не дождалась она вертолета, так спешила меня увидеть. Напросилась ехать с вахтой по зимнику. Пожелала возвратиться в молодость, вспомнить наши передвижения по тундре. Мы с ней тысячи километров прошли и проехали вместе! Вот и поехала…  Успей я в Уренгой, встретить её, разве позволил бы ехать в это время по зимнику?
ФАРИД. Летом не удалось найти и поднять вездеход?
РАУФ. Где его отыщешь в бескрайних болотах? Искать начали сразу же, в первые часы, как узнали о трагедии. Да разве найдешь, когда солнце с каждым часом грело все сильнее. Лед таял, болота становились непроходимыми.
РИТА. Давно не касался этой темы, и вдруг разговорился.
РАУФ. Так и не похоронил жену по - христиански…  Знал бы кто, сколько там, в болотах, осталось  не найденных братских могил! Какой ценой доставалась сибирская нефть.
ФАРИД. Извини, дядя, мою бестактность. Пристал с вопросами.
РАУФ. Ничего. Теперь всё тебе рассказал?
ФАРИД. Даже, что никогда не хотел вспоминать. Спасибо. Ты отдохни, я поеду пока в город, встречусь кое с кем. Можно взять вашу машину?
РАУФ. Рядом резиденция Президента. Увидят тебя за рулем,  ФСО десять раз остановит. Лучше   возьми нашего водителя.
РИТА (смотрит на часы). Раньше мы пообедаем.
ФАРИД. Я не хочу пока. Можно, не останусь на обед?
РАУФ. Как хочешь. (Фарид целует Риту, обнимает дядю и выходит). 
РАУФ. Смирился, кажется, а временами вдруг найдет. Считается, время лечит. Не меня. Вспомню, всё валится из рук. Другой бы снова запил.
РИТА. Ты мужественный. Может, налить, чего-нибудь?
РАУФ. Не надо. Оставь меня сейчас. Необходимо побыть одному. Разбередили старую рану.
РИТА. Сам начал. Ни я, ни Фарид. (Обнимает его). Понимаю,  Елену никогда не заменю тебе, но жить надо. Продолжать дела, которые, говоришь, никто за тебя не завершит.
РАУФ. Я сказал, оставь, пожалуйста, меня. (Рита продолжает сидеть рядом). Мне позвать Варвару?..
Рита  смотрит на него долгим взглядом и выходит.  Он продолжает  молчать, уставившись в темный экран телевизора.
З а т е м н е н и е

 3.  Забрат – пригород Баку. Чайхана. Несколько мужчин в возрасте пьют чай, за одним  из столов, сдвинув чайники и стаканы в сторону, играют в нарды. Их  обступили болельщики. После каждого броска зар, раздаются возгласы: Слышны азартные выкрики играющих.
-Шеш-беш — 6:5
-Ду-бара — 2: 2
-Пянджи-сэ — 5:3
Шеш-як — 6:1

Фоном звучит мугам.  Среди болельщиков Иван Соколов. Слышится шум подъезжающего автомобиля, головы большинства зрителей, игроков  поворачиваются в его сторону. Молодые парни – болельщики  комментируют.
— Вот это машина!
— Мерседес!
— Какой тебе «Мерседес»! На такой сам  Ильхам Алиев, Президент наш ездит.
Комментирует самый молодой:
— Это «Мальбах»  последней модели. Может «Бентли».
— Смотрите, водитель выходит… Обходит машину. Открывает заднюю дверцу… Помогает выйти ханум… Красивая… Не очень молодая.
— «Роллс-ройс» машина.
— Артистка. Разодета, как! Посмотрите. Шофер ведет в нашу сторону. Она командует ему остаться.
Сона – ханум  подходит к чайхане.
СОНА. (по-азербайджански).   Йараданын рехмети сизинле олсун! Аллахин рехмети бизимле олсун! ( Мир вам! Мир Всевышнего! Да прольет Аллах свою милость на  всех нас!)
МУЖЧИНЫ (не стройно, хором): Аллахин рехмети бизимле. (И вас храни  Аллах.)
СОНА. Мне сказали, я могу найти здесь Ивана русского. Соколов фамилия.
ГОЛОСА (русские). Ванька! К тебе артистка – ханум! Головы поворачиваются то к Ивану, то к Соне.
Появление красивой  женщины, приехавшей на шикарной машине, событие из ряда  обычной серой жизни рабочего поселения нефтяников. Иван подходит, долго не узнает  женщину.
ИВАН. Сона – ханум, вы?
СОНА (пожимает ему руку, делает, было, попытку поцеловать, но не решается). Как ты оказался здесь?
ИВАН (с улыбкой, насмешливо). Забрат забрал меня. Долгая история. Как нашли меня?
СОНА. Отойдем в сторонку. (Отходят на авансцену, а посетители чайханы продолжаю обсуждать происшествие).
— Не жена Президента?
— Скажешь тоже! Жена Президента, без охраны в такую глушь.
— Иван – бухарик, какие знакомства имеет!
— Интересно, кто эта ханум. Артистка?
— Похожа  на артистку. Спросим потом Ивана.
Авансцена
СОНА. Переселили из нашей Похлударьи в Забрат? В Баку не нашлось  квартиры?
ИВАН. Какой квартиры! О чем говорите, Сона - ханум. Расселяли когда, дали комнату в микрорайоне, почти в Баладжарах. Понадобились деньги и я поменял её на Забрат.
СОНА. Какой – никакой микрорайон, это Баку, город. Мы с Рустамом тоже начинали в Первом микрорайоне. Надо было остаться в городе. Работаешь здесь?
ИВАН. В магазине.
СОНА. У тебя свой магазин?
ИВАН. Вы даете, Сона – ханум! Я похож на владельца магазина? Какой магазин! Грузчик я.
СОНА. Грузчик? И не обращайся ко мне так официально… Какая  я тебе Сона – ханум. Соня. Позабыл наш двор, песочницу, где голопузыми ушаглятами играли? Вспоминаешь?
  На асфальте расчерчены классы, мы девчонки, прыгаем  по квадратикам, вы, мальчишки играете в «Пажара»…
ИВАН (перебивает её и продолжает воспоминания). Битой сбиваем столбик монет и пальцами  измеряем, чья бита  ближе к монетам,  какой стороной рассыпались монеты. Ты стоишь за спиной и  болеешь. Что вспоминать детство… Когда это было! В другой жизни.
СОНА. Помнишь, однажды, тебе не везло в «Пажара», всё проиграл. Оставался последний бросок, и, под возмущение пацанов, ты разрешил, кинуть биту за тебя. Кинула, и выиграла целую горсть монет. Отдала тебе, чтобы продолжил игру. Пацаны кричат: джигалбасы, нечестно. Не хотели допускать до игры, ты полез в драку.
ИВАН (улыбается). Помню, в тот раз благодаря тебе отыгрался. (Вдруг грустнеет).  В памяти другая,  последняя  наша встреча на похоронах вашего папы Алекпера – муллиама. Ты была уже совсем другой. Не Соня, а Сона – ханум.  Высоко поднялись. Жена хозяина крупнейшей строительной компании Баку! Жена миллионера! Как мне, работяге, общаться с такой знатной дамой.   Что привело в наш  поселок сегодня?
СОНА. Не женат?
ИВАН. Что привело в наш поселок, спрашиваю. Захотели  посмотреть, как живу?
СОНА. Поговорить хочу.
ИВАН. Спросили, женат ли? Разведен. Пил много. В тюрьме сидел.
СОНА (удивленно). Сидел? За что?
ИВАН. Не помнишь? Посчитали, я избил Аслана - агу, толкнул его будто.
СОНА. Что-то связано с собакой, вспоминаю.
ИВАН. Детишки притащили во двор щеночка, ухаживали за ним, кормили, играли, поселили за разваленной печью в углу двора. Никому не мешал, не лаял, а Аслан – аге не нравилось. Он ко всей живности относился плохо. Из моего дрессированного кота Рыжика грозился сделать шапку.
СОНА. Вспомнила!  Миленький черненький, с белым пятном на лбу, щеночек. Детвора устроили ему постельку, с утра до темноты возились с ним, вытаскивали клещей, катали в детской колясочке. Я приносила ему молочка, мясо, когда удавалось незаметно стащить. Мне Пупсик очень нравился, уговаривала маму поселить его у нас на веранде. Мама не разрешила.
ИВАН. Несколько раз, когда во дворе не было детей, Аслан – ага выносил щенка за ворота и бросал. Щенок  прибегал обратно. А однажды, встречаю Аслан – агу  далеко за воротами. В руках зембиль, из сумки торчит голова нашего Пупсика. Собрался  унести далеко, чтобы не вернулся. Я стал отнимать, он не отдавал, вцепился в сумку. Рвем  её друг у друга, и, Аслан - ага вдруг упал. Лежит, не встает. Собрались люди. Меня обвинили, что толкнул, ударил старого человека. Мне пятнадцать, Аслан – аге за  семьдесят. Мог ли я поднять руку на человека, годившегося мне в дедушки?! Учитывая, что имел приводы в милицию, и мама не отличалась примерным поведением, дали мне два года детской колонии, потом добавили срок, и перевели во взрослую. 
СОНА. У тебя никакой профессии нет, устроился амбалом? Ты же шофером был. Помнишь, нас с Кариной катал по всей Похлу Даре. Часто оставлял  машину на ночь во дворе, папа мой ругался, а малышня была счастлива, разрешал посидеть в кабине, покрутить руль.
ИВАН. Права давно отобрали. Слесарил, сварщиком могу. На нефтепромысле работал наладчиком. Везде выгоняли. Грузчиком пока держат. Работая в магазине, даже если не пил никогда, станешь бухариком. А я пью с детства.
СОНА. Не лечился?
ИВАН. Откуда деньги на лечение? Да и не пойду я лечиться. Бесполезно. Знаю я корешей, что вшивались, лечились в клиниках… Все потом вернулись к бутылке.
СОНА (сочувственно). Не повезло тебе в жизни… Все наши устроились. Чингиз в Америке владеет фирмой проката автомобилей, Рафик, нефтепромышленник – миллионер.  У Семы в Израиле компьютерная фирма. Гурген  держит в Москве свой сапожный салон… Зина  была завучем, сейчас преподает историю Азербайджана в гимназии… Муж мой, устроит тебя в клинику.
ИВАН. Не лягу ни в какую клинику. Говори, зачем приехала?
СОНА. Рафик Кулиев, мой двоюродный брат, собирает в Баку всех, кого найдем, с нашего Похлударинского двора. Устроит  вечеринку, праздник. Я согласилась помочь, найти, кто в городе. Приехала пригласить тебя. С кем успели связаться, обещают собраться. Рауф всем оплатит поездку и гостиницу.
ИВАН (перебивает). Сбежал в Россию, стал миллионером, теперь кровь родная взыграла, решил вернуться. Не горю желанием видеть. Ему, зачем  эта встреча, похвастать перед нами  своими миллионами?
СОНА. Он неизлечимо болен. Пишет, жить осталось немного. Собирается  приобрести место на кладбище, чтобы похоронили на родине. Мечтает увидеть друзей детства, проститься перед смертью. Отказываешь человеку в последней просьбе.
ИВАН. Передай, пусть извинит. Не приду я. Сама сказала, все чего-то достигли, выучились. Я, если помнишь, с трудом семилетку закончил. А достиг… Сама видишь.
СОНА. Не представляю, как помочь… Дать тебе денег?
ИВАН. Зачем? Пропью.
СОНА. Скажу Рустаму, встретится с тобой, что-нибудь придумает. Комнату твою поменяем обратно на Баку. Доплатим, и будет у тебя квартира в городе. Рафик приедет, наверняка тоже поможет. В России он известный меценат. Да все друзья похлударинские не оставят тебя.
ИВАН. Спасибо, Соня (тронут, берет её за руку). Все это мечты.  Пьяница я. Бухарик. Никто мне уже не поможет… Мне, и придти на встречу, не в чем. Ни джинсов целых, ни туфель.
Сона открывает сумочку, протягивает несколько крупных купюр.
СОНА. Больше нет с собой наличных. Где у вас банкомат? Пойдем, сниму с карточки.
Иван отводит ее руку
ИВАН. Ты что! Понимаю, что опустился. Но не настолько, брать деньги у женщины. Нет, нет!
СОНА.  Я не какая - то женщина. Подруга детства. Вместе выросли. И если у тебя сейчас нелегкие дни, мой долг помочь.
ИВАН.  Нет, нет! И не думай, я ни копейки, ни у кого не возьму.
СОНА. Встанешь на ноги, отдашь
ИВАН. Я уже не встану. Не поднимусь. Сдохну, как собака где - нибудь  под забором.
Сона берет его за руку.
СОНА. Как с тобой еще разговаривать! Тебе хотят помочь… Придется силой отправить на лечение, а потом заберем отсюда. Женим. Ведь еще не стар.
ИВАН. Шестьдесят с хвостиком… Спасибо за заботу. Я пойду. (Намеревается  уйти, но вдруг останавливается). Раз такая добрая, дай два маната, куплю бутылку, отмечу с друзьями нашу встречу, вспомним молодость. (Сона протягивает ему купюру в двадцать манатов. Он берет, рассматривает). Я просил два маната.
СОНА. Меньше нет.
ИВАН. Ладно, спасибо.
СОНА. Я буду не я, если не вытащу тебя, не привезу на встречу похлударинцев.
ИВАН. Не надо меня позорить, умоляю. Во имя нашего детства оставь в покое, и не приезжай больше. (Берет ее за руку и ведет к машине, уходят).
Посетители чайханы продолжают обсуждать редкий автомобиль и приезд богатой дамы к Ивану.

З а т е м не н и е

4. Москва. Квартира семьи Мелкумян. Хозяева – Гурген  и жена  Элеонора тоже провели детство в Баку. Гурген – в Похлу Даре, Элеонора – недалеко от него, в Арменикенде. Комната, где  происходит действие, производит непонятное впечатление. Видно, хозяева не бедные. На стене огромный персидский ковер, модные  портьеры на окнах, картины в дорогих рамах, в буфете богемское стекло. В центре комнаты модный  овальный стол, стулья. Комната, похоже, столовая  или гостиная. Здесь же, в  углу свалена куча разной, явно не только - что из магазина, обуви. За старинной  ножной  швейной машиной «Зингер»  хозяин зашивает дамский туфель, напевая что-то армянское. Входит жена.
ЭЛЕОНОРА. Когда, наконец, уберешь всё это из квартиры! Превратил дом в сапожную лавку! Мало тебе салона? Там торчишь, чуть ли не весь день, дома еще работаешь. Телевизор смотреть не даешь. Постоянно машинка строчит, как пулемет. Нам, кушать нечего? Дети не устроены? Слава Богу, Левон докторскую защитил, Армин из Германии и разной Европы, не вылазит. Дочь преподает в Университете. А ты всё как твой папаша, холодный сапожник на Парапете. Стремишься заработать лишнюю копейку. Друзей в гости нельзя  привести из-за  этой обуви. (Показывает на кучу, рядом со швейной машиной).
ГУРГЕН. Чтобы  Армину защитить докторскую, сколько еще потребуется  денег, не представляешь.
ЭЛЕОНОРА. Он и сегодня прилично получает. Где видано, чтобы владелец салона,  работодатель, еще дома сам работал!
ГУРГЕН. Не могу без дела.  (Поднимает дамский туфель, показывает жене). Кто-нибудь  из моих работников зашил бы так аккуратно, ни шва, ничего не видно. Вот знакомые и просят, самому заняться.
ЭЛЕОНОРА. Ты не можешь отказать. Для чего троих работников в салоне держишь?
ГУРГЕН. Заказов много. Радоваться надо, в нашем районе люди еще ремонтируют обувь, а не выбрасывают, как богачи в центре.
ЭЛЕОНОРА. Живем из-за твоего салона в непрестижном районе, хотя давно в состоянии переехать в пригород. Хоть на Рижское шоссе или на Рублевку, дома там сейчас дешевеют. Армин со своими иностранными  компаньонами встречается в ресторанах и отелях, стесняется пригласить в дом с сапожной мастерской. Давно мог бросить работу. Салон без твоего участия дает неплохой доход.  Сыновья и дочь устроены, пора наслаждаться жизнью, путешествовать, ездить по курортам, а ты всё стучишь своим молотком, колешь руки иглой. Не изживешь воспоминания бедного военного детства.
 ГУРГЕН. В нашем дворе после семьи имама Керимова, наша была самой богатой. Дедушка и папа всегда хорошо зарабатывали и мы не очень нуждались. Если помнишь, в войну и первые послевоенные годы, новую обувь покупали редко, бесконечно ремонтировали ту, что носили. Пока уже зашить или подбить становилось невозможным. Дед с мамой последние годы работали дома, отец в будке на Парапете. А выгнали оттуда, установил свою будку у твоей фабрики, недалеко от дома. Днями, не разгибаясь, корпели над рваной обувью, возвращали её  к носке. С трех лет и я  помогал. Вначале, подай – принеси, убери мусор, потом и работу несложную передавали. В семье постоянно водились деньги.
ЭЛЬВИРА. Мы и познакомились, помню, у будочки вашей сапожной. Вы с отцом выбрали доходное место. Рядом швейная фабрика, тысяча работниц в две смены туда – сюда, остановка двенадцатого трамвая. От заказов нет отбоя. Принесла в ремонт американские босоножки, что когда-то  получили от собеса, как остро нуждающаяся семья. Ты, осмотрел их и посоветовал выбросить, на Кубинке купить новые. Мы поспорили, поругались, и ты смилостивился, согласился постараться привести их в божеский вид. Когда пришла за ними, кроме металлической пряжки ничего не нашла от своих босоножек. Стали лучше новых. Этими босоножками и охмурил наивную швею – мотористку.
ГУРГЕН. Так бы ты и согласилась выйти замуж за пару босоножек!
ЭЛЬВИРА. Понятно, не одними босоножками завоевал меня. С перерывами еще год встречались, прежде чем решилась выйти за тебя. Мама до последнего возражала.
 ГУРГЕН.  Ударилась в воспоминания…. Если купить квартиру рядом с твоими подругами – бездельницами, лишимся клиентов.
ЭЛЕОНОРА. И бог с ними, клиентами!
ГУРГЕН. На второй день я умру без дела. Столько лет вместе, и не понимаешь меня. Я, что, не отпускаю тебя на курорты? Каждый месяц куда-то мотаешься. Живешь, как жена олигарха.
ЭЛЕОНОРА. У меня есть муж, и хочу с тобой ездить, а не с  подругами или внучками, словно разведенка несчастная. ( В прихожей звонок, она выходит. Возвращается с письмом в руках). Давно почтальон не поднимался  на пятый этаж до квартиры. (Показывает мужу). Официальное.
ГУРГЕН.  Не пишут теперь письма, телефоном пользуются. Отблагодарила?
ЭЛЕОНОРА. Я что, маленькая? Или не в Баку выросла. Открывай, интересно, кто это из Тюмени нашел тебя.
ГУРГЕН (прежде чем открыть конверт, рассматривает со всех сторон). Адрес тюменский,  а отправлено из Москвы. 356 – ое отделение.
ЭЛЕОНОРА. От кого? Кроме как из налоговой и Администрации никто не шлет  в официальных конвертах. Из Тюмени, говоришь?
ГУРГЕН. Понятия не имею от кого. На конверте штамп  «Сибирские нефтегазопроводы».
ЭЛЕОНОРА. Так письмо для Армина или Левона!
ГУРГЕН. Сейчас узнаем. (Открывает конверт, читает). Уважаемый  Гурген  Нерсесович! Ваш друг  детства Рауф Кулиев приглашает вас с супругой в Баку на встречу друзей детства по Похлударинскому двору …(Вспоминает).  Рауф Кулиев.  Рауф…  Рафик!  Несколько лет назад, помнишь, в ГУМе  встретили его двоюродную сестру – Соню. Она говорила,  Рафик  в нефтяном бизнесе стал миллионером.  (Продолжает читать). Встреча планируется на середину июля. В случае согласия, вам с  женой будет оплачен перелет в первом классе, двухнедельное проживание в пятизвездочном отеле  «Хилтон»  и переведена сумма на прочие расходы. Помощник  президента… Закорючка. Друг детства, называется, не мог сам написать! На машинке, да еще на бланке, словно официальная бумага.
ЭЛЕОНОРА. Сказал, миллионер. Миллионеры сами не пишут, для этого у них секретари и помощники. Зовет в Баку? Чего я там забыла… Нищенское детство?
ГУРГЕН. Когда познакомились, семья твоя не нищенствовала.
ЭЛЕОНОРА. К тому времени я третий год работала на Володарке, брат учился  в ФЗО, на полном обеспечении. А когда  еще не работала, у мамы маленький брат был на руках, очень нуждались. До сих пор перед глазами, как  мама делит кусочек хлеба на троих. Работала на двух ставках в нашем  двести двадцать пятом  квартале –  в детской поликлинике, еще подряжалась мыть полы на почте и принимать рано утром газеты. В жуткой нужде жили. Сообщи власти, отец погиб,  какое-никакое пособие платили бы, а за пропавших без вести – никакой помощи…. Вспоминать не хочется. Не осталось в памяти ничего приятного.
На месте твоей Похлударьи, небоскребы выросли, – рассказывал Нелин муж. И, слава богу! Было бы что вспоминать! Не забуду, какое  убогое впечатление произвел твой двор, когда  впервые по дороге ко мне, показал издали. Представить не могла, как там можно жить. Без ванной, без водопровода и туалета.
ГУРГЕН. Жили и были счастливы.
ЭЛЕОНОРА. Имела удовольствие  испытать счастье всех удобств во дворе. Приезд ассенизаторской машины за нечистотами, после отъезда которой, еще неделю во дворе стоял запах – святых выноси.
Спасибо маме, сжалилась над нами, пустила к себе. У твоих жила недолго, но условия, с какими  пришлось столкнуться, не забуду никогда.
ГУРГЕН (перестал  строчить на машине). До большевистской революции у нашей семьи был двухэтажный дом. В приличном месте, недалеко от моря. Во время армяно-турецкой резни, прадед нашел убежище в Похлу Даре. Потом власть захватили  красные и наш дом экспроприировали. Возвращаться было некуда. Так и остались в Похлу Даре,  вначале в семье Вартанянов, потом сняли комнату у Кулиевых.
Тебе повезло, с детства жила с мамой в отдельной квартире. Без соседей. Не знаешь радостей и несчастья жизни в коллективе. Круглые сутки видишь одни те же лица, хочешь – не хочешь, а вынужден общаться, подстраиваться под чужих людей. Все про всех всё знали. Привычки, пристрастия. Кто что готовит. Бывали и скандалы, и мордобития, но когда у кого-то случалось несчастье, забывались ссоры и обиды. В трудную минуту на помощь приходило всё взрослое население двора. Сегодня понимаю, взаимопомощь и терпение друг друга в те годы были необходимым условием выживания в существующих бытовых условиях, да еще в многонациональном коллективе. Вот и осталась лишь добрая память о детстве и юности, о соседях по двору.
ЭЛЕОНОРА. Время детства и юности. Молодость.
ГУРГЕН (опять включает швейную машину). И это…  Хочется  увидеть бывших пацанов нашего двора, посмотреть, как выглядит Похлударья  сегодня. Неужели уничтожили всю нашу махалю? С домиками, дворами, протянувшимися от Нижне - Бульварной  до самого цирка? Что-то от детства наверняка осталось. Голубая мечеть, где служили Кулиевы, парк офицеров.
ЭЛЕОНОРА. Настроился  ехать?  Веришь, что отношение к армянам изменились? Не пущу!
ГУРГЕН. Давно собираюсь, ты всё отговариваешь. Европу и Азию объездили, а в Баку, на родину,  не можем решиться. Встретимся  с друзьями, кто еще живой, посетим могилы родных.
Телефонный звонок
 ЭЛЕОНОРА. Междугородка. Армин! Сынок!.. Когда тебя ждать?
АРМИН ( по тлф). Дела,  мамочка! Думаю, к концу недели всё закончим и в субботу или воскресенье буду дома. Слышу, папа всё строчит, на машинке.
ЭЛЕОНОРА. Никакого сладу с ним. Не дает телевизор слушать, приходится надевать твои наушники. В салоне кому-то взялся сам отремонтировать лодочки. Продолжает домой брать заказы.
АРМИН. Не может папа и часа посидеть без работы.
ГУРГЕН (оставляет работу, отбирает у жены трубку). Спасибо, Арик! Ты всегда понимал меня.  Левон уговаривает взяться за книги, которые не прочитал… На кой они мне! Неля  продолжает    приносить новые диски с фильмами. Скопилось  десятка два не просмотренных. Для меня лучший отдых – поработать, не торопясь, над какой-нибудь хитрой заплаткой, сделать её незаметной для глаз…Слушай! Приятель детства по двору приглашает нас с мамой в Баку. Обещает билеты в первый класс и гостиницу «Хилтон». А мама боится ехать.
АРМИН. Не знаю, что сказать. Предложи мне «Хилтон» и самолет первым классом, не отказался бы.   Давно не был в Баку… Пока карабахский конфликт не урегулировал, неизвестно как встретят.    
ГУРГЕН. Тянет на родину. Наш двор увидеть, или что от него осталось. Сходить в парк офицеров, на Набережную, подышать морским воздухом
АРМИН. Решайте сами.
Трубку снова берет мать.
ЭЛЬВИРА. Сынок, я не поеду в Баку. И  Гура не пущу… Левон придет и убедит его, надеюсь.  (Продолжает телефонный разговор).

З а т е м н е н  и е

5. Рауф и Рита  дома. На экране включенного телевизора мелькают военные кадры, звучит  мелодия военных лет.  Наши герои, обнявшись, продолжают разговор, изредка бросают взгляд на телевизор.
 РАУФ. Мама очень любила отца и сильно переживала его потерю. Мне исполнилось четыре, когда пришла похоронка, а всё помню. Несколько дней пластом лежала. Рыдала, не вставая. Обо мне заботилась Лейла – ханум, увела к себе, постелила в комнате Сони. Там я и жил, пока женщины успокаивали маму. В память о муже, она во всем следовала национальным обычаям, хотя была русской. Азербайджанским языком владела как родным, соблюдала традиции, помогала старшим Кулиевым готовиться к Новрузу и Гурбан-байраму. Имела шанс выйти замуж. За ней ухаживал друг моего папы, но она не смогла предать мужа.
РИТА. Наша семья оказалась счастливее. Дед вернулся с войны живой, а папа уже не успел на фронт.
РАУФ. В нашем дворе не только у меня война унесла отца. У Зины Велиевой отец погиб на фронте, у Ивана. Почти до Победы дожил отец Чина, Энвер Самедов. Прошел всю Европу, после ранения приезжал домой. Мы, пацаны, восхищенно перебирали его медали и ордена, слушали рассказы о войне. Подлечившись, он снова уехал на фронт и погиб. Не было отца и у Сёмы. Его в нашем дворе не знали. Лифшицы были эвакуированными из Белоруссии. Из взрослых мужчин во дворе оставались лишь старики. Мой дядя, отец Сони Алекпер – ага, дед  Гура Акоп  и хромой Нерсес, его отец.
 Связь поколений прервалась. Долго еще в Похлу Даре не раздавались детские голоса. Мое военное поколение отступило от традиции многодетной семьи. Имеют одного, в лучшем случае двух ребятишек. Жизнь в Азербайджане наладилась, пора восстанавливать семейные традиции.
 РИТА. Обещаю тебе наследника. Постараемся, так и двух. Баку мне нравится. Особенно море. Поселиться здесь постоянно, не прочь. Если женишься.
Военная программа на ТВ завершается, начинается реклама, и Рауф выключает телевизор. Он поднимается, берет с письменного стола бумаги, просматривает.
РАУФ. О наследниках потом, скажи, сколько еще нашлось наших с Похлударьи?
РИТА. Список ты смотрел, больше никого. Ничего не осталось от твоей Похлударьи. Турецкое посольство на месте вашего двора, а овраг застроен современными домами. Никого из твоих, в Баку не осталось. Судьба разбросала по миру. Кто в Иране или Америке, кто - то  в Израиле и в Москве. В Баку одна твоя двоюродная сестра. И она с мужем уехала бы, не помоги ты им вовремя. 
РАУФ. Муж Сони без меня развернулся со строительством. Я лишь помог расшириться, убрать конкурентов. Забыла? Сама изучала перспективы бакинского строительного рынка, прежде чем я инвестировал в его компанию.
РИТА (находит бумагу, читает). Нашли еще Зейнаб Велиеву –  теперь Ибрагимова. Учитель в гимназии.
РАУФ. Зинка – картинка все еще работает учителем! Ей ведь,  как и мне, седьмой десяток пошел.
  Стук в дверь и входит юрист Анна.
АННА. Рауф Гасанович, в бухгалтерии не совсем понимают, из какого расчета переводить деньги участникам встречи, самолет, гостиница, командировочные. Меня спрашивают.
РАУФ. Какие командировочные, а! Сказал,  предложить условия, чтобы, от приглашения нельзя         было отказаться. Компенсировать ожидаемые убытки. Не все мои друзья, преуспели в жизни, а я отрываю от дела.
АННА. Вместо того чтоб поехать куда-то на курорт, подлечиться к операции, собираетесь в самую жару в Баку. (Рите). Ты бы  уговорила, если  уж так приспичило увидеть  друзей, перенести  сроки на осень.
РАУФ. В сентябре операция, к ней следует еще подготовиться. Последний шанс окунуться в молодость и встретиться с друзьями. Посидеть за столом, с теми, кто помнит пацаном, кто видел молодой мою маму. Проститься…
АННА. Всё, что радовало в детстве, казалось прекрасным, сегодня разочарует. Кого не видел 40 лет, им лучше остаться в памяти мальчишками и девчонками, а не стариками и старухами.
РАУФ. Умом понимаю. Согласен. После всего, увиденного в мире, Похлу Даре серое скучное место. А притягивает, остаётся  дороже всех Лазурных берегов. Родился здесь, вырос. Вот и тянет.
АННА. Ваша сестра пишет, в Азербайджане устроит отпуск достойнее, любого европейского курорта или островов. Просит только не привозить с собой ансамбль красоток, обычно сопровождающих вас на отдыхе. В Азербайджане не поймут.
РАУФ. Сколько у меня красоток? Ты да Маргарита. Ну, еще Варвара и Катя – мои секьюрити, как без них? Соня, очевидно, спутала меня с известным русским олигархом, героем старого куршевельского скандала. Проверьте, пожалуйста,  с Николаем, Семен из Израиля и Чингиз из Нью-Йорке, ответили? Если нет, пошлите еще раз приглашение.
АННА. На деньги, что переводите им, я бы согласилась не только посетить  родные месте, а смотаться  в Антарктиду.
РАУФ. Ловлю на слове. Проведем в Баку встречу, отправлю в Антарктиду. Собирай компанию.   (Рите). Не горишь желанием поехать с Анной в Антарктиду?
РИТА. Антарктида у нас дома, когда включаешь все кондиционеры. Лучше Ницца или Карибы.
РАУФ. Если всё же решусь, махнем перед операцией всей махалей куда-нибудь на Карибы.
Стук в дверь и входит  охранник Варя.
АННА. Легка на помине.
ВАРЯ. Какие  на сегодня планы, я понадоблюсь?
РАУФ. Вечером. На открытии выставки английского художника. На тусовку набежит толпа журналистов, начнут приставать с глупыми вопросами. Возьми с собой  и Катю. Вместе с Николаем оттесните их.
РИТА. Дресс – код: дипломатический прием.
ВАРЯ. До вечера никуда не едем, я свободна?
РАУФ. Свободна. (Варя выходит).
АННА. Меня в посольство не приглашаете?
РАУФ. Как же без тебя! Соберутся в большинстве мужчины, думаю, будут рады, каждому женскому личику.
АННА. Если ко мне вопросов нет, тоже могу идти?
РАУФ. Проследи, получены  ли ответы и всем ли отправили приглашения.
Анна выходит.
РИТА  (обнимает Рауфа). Наконец-то остались одни!

З а т е м н е н и  е

6.  Баку. Квартира  Ибрагимовых. Зейнаб, ходит по комнате, продолжает наводить порядок. Убирает со стола стопки тетрадей, ставит вазу с цветами, ждет гостей.  Раздается долгожданный звонок, Хозяйка  выходит встречать  подругу и возвращается с Соней. Гостья с интересом рассматривает комнату.    
СОНА. Уютное   гнездышко у тебя. Маловата только квартирка.
ЗЕЙНАБ. (Накрывает стол к чаю). Было две комнаты. Когда сын женился, пришлось сделать обмен, и у них теперь отдельная квартира. Нам с Джавадом и здесь не тесно.
СОНА. Не по статусу. Педагог престижной гимназии, живешь в такой клетушке.
ЗЕЙНАБ. Взяток не беру, чтобы жить в хоромах. У мужа тоже нет левых доходов. Сын обещает переселить во дворец, как преуспеет в бизнесе.
СОНА. Есть надежда?
ЗЕЙНАБ. Пока у него небольшое свое дело. Пекарню держит. Начинал один, мы с Лейлой понемногу помогали, теперь работает с женой и помощником.
СОНА. Давненько мы не виделись.
ЗЕЙНАБ. С похорон твоего папы.
СОНА. Сын, говоришь, пекарню держит. Помню, когда Вахид учился в школе, ты рассказывала, увлекается археологией.
ЗЕЙНАБ. Серьезно увлекался. Каждую весну, как археологи открывали сезон  в Крепости, всё свободное время проводил с ними на раскопках. Окончил, как и мечтал, исторический факультет университета, а работы кроме школьного учителя не нашел. Женился. Отец жены подсказал идею с пекарней в их районе.
СОНА. Дочка, слышала, лучше устроилась.
ЗЕЙНАБ. О ней, сердце не болит. Лейла с отличием окончила Нефтяную Академию и преподает там, учится в аспирантуре. Муж уже кандидат. Родители у Сабира богатые и молодым помогают, а ко мне относятся свысока. Не могут понять, почему не пользуюсь положением, считают, ненормальная.  Гимназия, действительно, одна из лучших в городе. Принимаем по конкурсу. Кто-то из учителей, может, и пользуется  положением, не знаю. Я не могу. Так воспитана…  Бывала дома у нашей директрисы, не похоже, что берет взятки. Да все наши учителя живут, не скажу, богато. Слава нашей гимназии в любви педагогов к детям, уважении профессии учителя.
Подруги садятся пить чай.
СОНА. Рустам тоже не брал никогда. Давать – давал. Встать на ноги помогла предпринимательская жилка, его энергия. Они и сегодня бьют через край. Если помнишь, мы тоже начинали жить не в хоромах. Вышла замуж, поселились у нас в Похлу Даре.
  Живы были папа и мама. Я продолжала работать. Жили в тесноте, с удобствами, к которым  Рустам не привык. Лишь через два года, в СМУ ему дали  однокомнатную малогабаритку в Первом микрорайоне. Считай за городом. Потом переехали поближе к его родителям на Басина.  Сейчас там Фарид с Миной и сын их живут. Рустаму повезло с выбранной профессией. Когда поступал в строительный институт, никто не ожидал, что пройдут годы и случится строительный бум. В восемьдесят восьмом, наконец, перебрались в центр, в старинный дом на Буният Сардарова. Квартиру Рустам получил  в руинах. В полу дырки, несущая стена перекошена, вместо балкона две торчащие на улицу рельсины от узкоколейки. Полгода, нанятые люди, перестраивали наше новое жилище практически заново. Передвинули стены,  перенесли кухню и ванную. В итоге  у нас получилось четыре довольно просторных комнат  и широкий балкон. 
ЗЕЙНАБ. Просторно для троих.
СОНА. Четверых. Мама Рустама была еще жива. Не успели насладиться простором и цивилизацией, как на голову свалились родственники мужа из Ходжалы, пострадавшие от армянского вторжения. Их город превратили в развалины. Азербайджанцев, если не поубивали, то выгнали  из своих домов. Кирпич  из стен  разрушенных домов увозили в Степанакерт на строительство зданий. Семья родственников Рустама, оказалась без крыши, без вещей, без копейки денег. Кое - как добралась до Баку. Благодарили Аллаха и судьбу, что остались живы. Юсуф, жена его Алия, дети Заур и Эльдар. Пришлось выделить им две комнаты. В других осталась  Адыля – ханум, мать  Рустама, и наша дочь Катерина, ну, и в бывшем кабинете, мы с Рустамом. Так и жили цыганским табором два года, пока у Рустама появилась возможность купить им квартиру. Слава Богу, хоть на старости вздохнули свободно, можем теперь принимать гостей.
Продолжают  чаевничать.
ЗЕЙНАБ. В детстве я больше дружила с  Кариной,  в одном классе учились. С тобой  встречались не часто, хоть и жили в одном дворе. Мама работала, я целыми днями в детском саду. Только когда болела, ненадолго выпускали во двор. Ходила в сто пятьдесят первую школу, тебя возили в блатную двадцать третью.
СОНА. После школы мама вела еще в Дом пионеров… Как вспомню шестой троллейбус, и сейчас чувствую боль в боках, так давили. Мама, почему-то вместо давки говорила «бас а бас». Туда еще терпимо, я и мама сидели. Обратно первые годы мне иногда уступали место, а чаще стояла, как и все. До школы росла во дворе, это правда. Настоящей хулиганкой. С мальчишками качалась на тарзанке, привязанной к акации, играла в альчики, чику, казаки – разбойники.                ЗЕЙНАБ. Ваша семья была самая богатая и удивительно добрая, гостеприимная. Сказывалась традиция религиозного воспитания поколений. Помню, Алекпер – ага приносил продукты и делился  с матерями всей детворы. До школы твоя мама  несколько раз приглашала к вам, угощала мацони и чуреком. И всё ешь, сколько хочешь. В нашей семье в те годы мацони не покупали, а по карточкам получали кирпичный хлеб. Мама строго его делила. Настоящий азербайджанский чурек, попробовала в вашем доме.
СОНА. Помню, мама приводила в дом голодных девчонок и мальчишек со всей улицы, с которыми я играла. Усаживала за стол и кормила всем, что ели сами. Повзрослев, поняла, откуда в доме был достаток.
Папа наизусть знал весь Коран. Тайком, изредка исполнял требы, заменяя имама или муллу, часто муэдзина в какой-то дальней действующей мечети. За ним затемно приезжали на легковой машине. В городе знали, он не совершил хадж и формально не имел права отправлять службы. Шла война, времена тяжелые, где найдешь настоящего муллу, тем более имама. Всех пересажали, если не расстреляли, и папу звали служить. Многие, как могли, благодарили.
ЗЕЙНАБ. Мама всегда тепло отзывалась о твоих родителях. Очень уважала, хотя выросла атеисткой. Жалела маму. Потерять взрослого сына! Не на войне – в уличной драке.
СОНА. До самой смерти разговаривала с ним, не могла смириться, что его давно нет. Когда я делала что - то не то, укоряя, всегда ссылалась на Мирзу, как поступил бы он. Мне пятнадцать исполнилось, когда Мирзу зарезали во дворе на моих  глазах.
ЗЕЙНАБ. Нас с мамой, в то лето, не было в городе. Маму пригласили в пионерлагерь в Бузовнах, и я с ней. Только вернувшись в город, узнали о страшной трагедии во дворе. Какой ужас! – помню, воскликнула. Соседи рассказывали разное. Гасановский сынок виноват. Если бы не Рафик, ничего не случилось. Другие говорили, твой брат Мирза что-то не поделил с  уголовником  Сафаром.
СОНА. Мы с Рафиком  стояли у нашей двери и сравнивали занятия в женской и мужской школах. Во двор зашел незнакомый парень, кого - то  искал, потом подошел к нам, и начал приставать ко мне. Рафик попытался урезонить его, а тот, обнял меня, схватил за косу. Рафик стукнул его по руке. Слово за словом и парень ударил  Рафика в лицо, из носа пошла кровь. Рафик кинулся на обидчика. Незнакомец, намного выше, здоровее, как пушинку, бросил  его на асфальт. На шум выскочил Мирза и накинулся на незнакомца. Завязалась драка и незнакомец ударил Мирзу ножом в грудь, брат упал. Не забуду никогда ту страшную картину. Рафик поднялся, схватил кусок кира, подбежал  сзади, и со всей силой  ударил бандюгу камнем по голове. Удар оказался сильным и тот свалился. Мы с Рафиком склонились над братом, а бандюга тем временем зашевелился, попытался встать. Рафик еще раз стукнул бандита камнем, на этот раз удар пришелся по виску. Следователи потом определили, удар в висок оказался смертельным.
          Незнакомец был известным бандитом Сафаром, только - что освободившемся из тюрьмы.
Набежал народ, кто-то побежал за скорой, телефона ни у кого не было. Приехала Скорая. Бандюге уже нельзя было помочь, а Мирзу повезли в Семашко. Мама с ним. У Рафика была разбита  губа, синяк под глазом. Сима – ханум, мать Рафика, мочила тряпку под краном, прикладывала на лицо сына. Папы дома не было, когда пришел, бабушка, истошно рыдая, не связно принялась рассказывать о происшествии, и он поспешил в больницу.
        Слава Аллаху, папу моего в городе уважали, и племянника, потаскав по милициям и СИЗО, вскоре отпустили. За убийство в драке, хоть и бандита, Рафика могли посадить. Но мы живем в Баку.
ЗЕЙНАБ. После отъезда в Сибирь, Рафика я видела  89 –м  на похоронах твоего папы. Он уже был крупным специалистом в Сибири.  На поминках, все говорили только об Алекпер - ага, было не до расспросов. Сима - ханум к тому времени переехала к Рафику нянчить его детей. 
СОНА.  Бедная там умерла и похоронена. В этот приезд намерен купить место на кладбище для неё и себя. Перевезет в Баку. Надеется собрать в одно место и всех Кулиевых. Наших дедушку и бабушку, моих родителей и брата, в советское время похороненных на разных  кладбищах.
ЗЕЙНАБ. Родственники твои правоверные мусульмане. С точки зрения религиозных традиций, разве можно тревожить их прах?
СОНА. Что ты говоришь, а! В наше время всё можно. К тому же, все мы выросли в атеизме, нет?  Недавно стали считать себя правоверными мусульманками, не соблюдая сур Корана.   
ЗЕЙНАБ. Есть азербайджанская поговорка или примета, нельзя живому заранее копать могилу.
СОНА. Копать пока не собирается, а во - вторых, устарели приметы. Нынче широко распространен обычай  купить место на кладбище для семьи и близких. Рафик собирается пока только выбрать место. (Помолчав). Не знаю, можно ли тебе сказать…  А!…   Приедет, всё равно объявит. Он безнадежно болен. Потому и придумал встречу друзей детства. Недавно общались с ним по Скайпу.
 Открывается дверь и входит муж Зейнаб,  Джавад.
ДЖАВАД. У нас гости? (Целует руку Соне, приобнял). Выглядишь прекрасно. Всё молодеешь.
СОНА. Врачам спасибо. Зову жену твою ходить со мной в фитнес – клуб. Встретиться с моим  косметологом. Никак не уговорю. 
ЗЕЙНАБ. Джавад меня и такую любит. (Поднимается, делает несколько танцевальных движений). Скажи ей,  разве плохо выгляжу?
ДЖАВАД  (целует жену). Превосходно выглядишь. Лет сорок с небольшим, больше не дашь.
ЗЕЙНАБ. Ладно тебе! Сочиняй, да знай меру!
ДЖАВАД. Люблю, какая есть. (Соне). Твой фитнес – клуб  дорогой очень,  а ходить, что здесь, поблизости, не находит компаньонку. Да и времени нет на клуб. Вот оставит работу, уговорю тогда.   (Жене). Почему ничего серьезного на столе не вижу. Так встречают, подругу детства?
ЗЕЙНАБ. Фигуру блюдет, ничего не ест. Предлагала. (Соне). Джавад  прав. В моем возрасте придти одной  в клуб, где мои ученицы…  Ни коллеги, ни родители учеников не поймут.
СОНА. Я подарю тебе абонемент в наш клуб.
ЗЕЙНАБ. Спасибо, ни к чему. Все равно, вряд ли найду время куда-то ездить.
СОНА. Как хочешь. Абонемент я все-таки пришлю.
ДЖАВАД. Как ваш русский миллионер, никаких новостей от него?
ЗЕЙНАБ. Русский, как мы японцы.
СОНА. На днях по Скайпу разговаривали. Спрашивал, согласны ли бакинцы встретиться в «Хилтоне» или выбрать другой ресторан. Я предложила снять виллу и ресторан в Бильгях, в центре  «Амбуран-эстейт», там и море, бассейны. Обещал, помощницы свяжутся с центром, всё разузнают, и тогда решит.
ДЖАВАД. Это, где дочь  президента  отмечала свадьбу?
СОНА. Там. Прекрасное место. Мы с Рустамом были  недавно на дне рождения у его коллеги по бизнесу. Лучшего места не найти. Помощницы Рафика, с которыми  обычно расслабляется на отдыхе, поняла, девицы избалованные, угодить им нелегко. В Бильгя им должно понравиться.
ЗЕЙНАБ. Не Рафику, а его девицам? Дожил в России!.. Он и в Баку собирается привезти с собой    гарем, как пишет желтая пресса?
СОНА. На эту тему не разговаривали. В прошлый приезд, на похоронах папы, рассказывал, в компании  много женщин. Юристы, экономисты, разные консультанты. Доверяет им больше. Даже охрана на половину из женщин. Так было и при жене.
ДЖАВАД. Прямо падишах, какой! Интересно на него посмотреть. Секретарь его звонила, спросила у Зины номер ее карточки. Зина вчера расплачивалась в магазине, потом решила проверить в банкомате, сколько еще осталось. Взглянула и ахнула, увидев, четырехзначную  цифру, которую ей положили.
ЗЕЙНАБ. Волнуюсь, не перепутали ли его девицы адресата.
СОНА. Ничего не перепутали. Не волнуйся и трать спокойно… Я пойду, а ты корми Джавада.
ДЖАВАД. Не спеши, Соня! Я не собираюсь обедать.
СОНЯ. Заговорили вы меня. Чуть не забыла главное, зачем пришла. У тебя каникулы. Хочу привлечь помочь нам с Рустамом в организации встречи в «Хилтоне» и в «Амбуране».
ЗЕЙНАБ. Что в моих силах, конечно. Можешь рассчитывать на меня. 
СОНЯ.  Я и рассчитывала. Кажется всё, что хотела, сказала.  Мне надо еще в одно место заехать. (Целуется с Зейнаб, обнимается с Джавадом и  вместе с Зейнаб выходят. Джавад, оставшись один, подходит к окну, смотрит на улицу).
ДЖАВАД (восхищенно). Бу автомобиле соз ола билмез! (Вот это автомобиль!)

З а н а в е с

ВТОРОЕ ДЕЙСТВИЕ

1.Бакинский отель «Хилтон». Люкс Рауфа и Риты.  Из проигрывателя звучит голос Глеба Романова, что-то из его песен  середины 50 - х,  «Домино», «Парижские бульвары», «Два сольди» и др. Телефонный звонок, Рита  слегка микширует  музыку, поднимает трубку.
РИТА. Слушаю, Николай. Что случилось?.. Сам не в состоянии решить? Тебя предупредили, никаких не запланированных встреч!..  Анна Илларионовна сказала… Хорошо, передай женщине трубку… Я слушаю… Да, мадам Романова.
ЛИЗА (по телефону из вестибюля отеля). Я хотела бы услышать Рауфа Гасановича.
РИТА. Извините, по какому вопросу?
ЛИЗА. Я приятельница юности.
РИТА. Вы приглашены на встречу друзей?
ГОЛОС. Необходимо приглашение, пообщаться со старым другом?
РИТА. Вы из Похлу Даре, из его двора?
ГОЛОС. Нет, знакомая  институтских лет. Лиза Панкратова. Соедините, пожалуйста, с  Рауфом… 
РИТА.  Рауф Гасанович где-то в городе, встречается с однокурсниками. Назовите имя – отчество, координаты, я передам, что вы звонили.
ГОЛОС. Лиза Панкратова. Напомните: шестидесятый год,  Первомайский вечер в Университете. Нас познакомил его приятель Сёма Лифшиц…   Мой номер 994.12. 356.18…
РИТА (записывает номер телефона). Телефон ваш передам, а когда позвонит, не знаю. Не успел приехать, как атакуют со всех сторон. Деловые люди, объявляются все новые друзья. Все жаждут встретиться, а у него ни минуты свободной  Я передам ваш просьбу. Всего хорошего… (Отключает телефон, прибавляет громкость проигрывателю).
Стук в дверь и, не дождавшись приглашения, Варвара приводит  Соню.
ВАРЯ. Сестра Рауфа Гасановича. (Выходит).
РИТА. Да, да, спасибо. Мы знакомы.
СОНА. Слушаешь музыку нашей юности?
РИТА (уменьшает громкость). Рафик записал несколько дисков музыки 50 - 60 годов. Любит слушать. И мне нравится. Не современная эстрада, где в песне ни мелодии, ни содержания.
СОНА. Пока мужчин нет, хочу поговорить с тобой по-женски, откровенно. Можно?
РИТА. Конечно, Сона – ханум. Догадываюсь, о чем. Обо мне и Рауфе.
СОНА. Догадливая. Ты ведь не только помощница у Рафика, но и … В одном номере остановились…
РИТА. Договаривайте. Гражданская жена. Вы единственная, родной ему человек, сестра, и буду с вами откровенна. Рауф считает меня женой и самым близким другом. В глазах окружающих в Москве, Тюмени, да везде, где меня не знают, а мы появляемся вместе, принимают за бесстыдную хищницу, что позарилась на его деньги. Слава богу, сыновья его так не считают, наоборот, уговаривают жениться на мне.
СОНА. Так в чем дело? Не желает, или ты против?
РИТА. Давно прошу. Отвечает, жена у меня одна  – Елена. Другой не будет. Вы, думаю, в курсе, если не согласится на операцию, врачи дают ему максимум полгода? А женится если, я обязана буду быть с ним в последние, самые тяжелые дни. Этого он не хочет. Гордый. Предупредил друзей и охрану, не пускать к нему, когда будет совсем плох. Желает остаться в памяти  здоровым, энергичным, веселым. (Сона с удивлением слушает, качает головой, изучает Риту). Теперь о моей алчности. Я предлагала, в брачный контракт записать, на его деньги и наследство не претендую. Всё остаётся детям, вам, всем, кому пожелает в своем завещании.
СОНА. Бедной не останешься в любом случае.
РИТА. Не останусь. Вижу, вы, Сона – ханум, тоже считаете, мне нужны его деньги. Ошибаетесь. Я не бедная. Когда защитила кандидатскую, меня позвали в компанию консультантом. Тема моей диссертации нашла сторонников среди нефтяников, прежде всего в лице Президента компании. Пригласили на хорошую зарплату. Лена, жена Рауфа Гасановича, очень тепло меня встретила и всегда хорошо относилась, мы подружились. Никогда не приходила мысль, что служебные отношения  с Председателем Совета, когда-то перейдут в личные. Он очень любил Лену. Потеря жены стала большим ударом. Рауф Гасанович впал в тяжелую депрессию, запил по - черному. Неделями не появлялся на оперативках. Коллеги, тем временем, принялись растаскивать компанию на куски. Только моя настойчивость, голос в Совете Директоров, не позволили развалиться всему его делу. О деньгах говорить не принято. Но раз у нас  зашел откровенный разговор, следует расставить все точки над  «I».  За  годы работы, лично я заработала больше двух миллионов. Долларов, естественно. Хватит на всю оставшуюся жизнь. Лежат на моем счету в Цюрихе…  Мы привязались друг к  другу, я полюбила Рафика… Со мной нашел  утешение. (На глаза набегают слезы). Если, не дай бог, случится непоправимое, потеряю его, хочу остаться  вдовой, а не любовницей.
СОНА (обнимает, целует). Прости, я не знала всего. Рафик в письмах и при встрече никогда не рассказывал о тебе. А у меня перед глазами масса примеров, когда молодые красотки охмуряют богатых папенек в надежде на наследство. Зараза эта пришла и к нам, в мусульманскую страну.
РИТА (вытирает слезы). Когда познакомились, уже была не молодая красотка. Сегодня мне тридцать восемь.
СОНА (удивлена). Тридцать восемь? Я считала тридцать – тридцать два. Очень молодо выглядишь.
РИТА. Вы тоже весьма привлекательны, отлично смотритесь для ровесницы Рафика.
СОНА. Спасибо. Он на два года старше. Рафик обязан жениться на тебе. Поговорю с ним,  хватит позорить свои седины и тебя.
РИТА. Ни в коем случае!
В номер входят Рауф  с Рустамом и прерывают  их откровенную беседу.
РУСТАМ. (Соне). Вот ты где! Потерял тебя. (Продолжает разговор с Рауфом). В этом  комплексе  устраивают приемы на самом высоком уровне. Никакой «Хилтон» не сравнится. Место тебе понравится. Современный европейский центр отдыха с азербайджанским колоритом. Десяток вилл, искусственные водоемы, рестораны, рядом море. Президент и его окружение здесь отмечают дни рождения, свадьбы, разные торжества. В твой приезд на  похороны отца Сони, мы возили тебя в Бильгя. Центр тогда только строился. (Прислушивается к негромко звучащей музыке). Радио  или проигрыватель?
РАУФ. Думаю, мои диски.
СОНА. Комплекс  «Амбуран» всем подойдёт.
РАУФ. Лишь бы всем нашим понравилось, могли расслабиться, почувствовать себя непринужденно. Не официальный прием с высокими гостями собираюсь устроить. Просто пообщаться с друзьями, вспомнить детство. Милый такой междусобойчик, как говорят в России. Без посторонних.   
  Расстроили вы меня, что Вани не будет. Компанейский, помню, парень, выдумщик, настоящий товарищ. В  уличных потасовках, самый надежный,  держался до последнего. Жаль, не сложилось у него. На похоронах  дяди, виноват, не пообщался с ним, не поинтересовался, как живет.
СОНА. Все такой же  гордый, принципиальный. Рустам обещает помочь поменять комнату в Забрате на квартиру в Баку, предлагаем деньги, от всего отказывается.
РАУФ. Знаете что, а может силой притащить? Надеюсь, не постоянно пьяный. Пошлю Варвару, она справится. Понадобится, и в наручниках доставит. Поговорим с ним, может, образумим, уговорим  лечиться. В Баку, наверняка, есть, где лечат от алкоголизма и наркозависимости.
СОНА. Предлагали. Считаешь, твоя Варвара справится? Пошлю с ней своего шофера, он помнит, как найти Ивана.
 РУСТАМ. Машину  скромнее возьмите. В прошлый раз надумала похвастать: поехала, к нему в рабочий поселок, на «Роллс-ройсе». Показала, как далека от той Сони, что играла с ним в дворовой песочнице.
Телефонный звонок, Рита  выключает  полностью проигрыватель и поднимает трубку.
РИТА. Слушаю… Да, Маргарита Романова.  (Смотрит  бумаги) Семен Эдуардович? С приездом! И супруга с вами?..
 РАУФ.  Из Тель-Авива звонит?   
 РИТА. Из соседнего номера, приехали с женой. ( В трубку). Семен Эдуардович, вы в каком номере остановились? (Опускает трубку, встает). Пойду, посмотрю, как устроились, а вы тут посекретничаете. (Выходит).
СОНА. Любопытно посмотреть на нашего Сёму.
РУСТАМ. Предпримем еще одну попытку образумить вашего Ивана.
СОНА (Рауфу). Никого больше из наших в Баку не осталось. Только две женщины – я и Зина. (Рауфу). Может тебе лучше самому поехать, позвать его, а не посылать Варвару?
РАУФ. Подумаю.
Стук в дверь и входит Семен. Рауф поднимается, они обнимаются, целуются.
СОНА. Меня не узнаешь?
СЕМЕН. Соня? (Она подходит, обнимает и целует, он внимательно смотрит ей в глаза). Сонька! Как ты выросла! По глазам узнаю. Ты  прямо со страниц  журнала «ВОГ». Красавица! Сколько лет не виделись! Лет тридцать, наверное.
СОНА. Зачем считать года! Где твоя былая воспитанность! Журнал этот публикует лишь  красоток до тридцати. 
СЕМЕН. Давно не смотрел женские журналы. Ты остановилась на тридцати.  Судя, по внешнему виду,  процветаешь. Муж миллионер?
СОНА. Миллион для Баку сегодня не так и много. Вот он, мой, Рустам. Должен вспомнить. Бывал в нашем дворе при тебе. Вы еще с пацанами отдубасили его, спровоцировали на драку.
  Здоровается с Рустамом, пожимают руки.
СЕМЕН. Я, спровоцировал?
РУСТАМ. Я уж и не помню тех пацанов.
СЕМЁН.  Да!.. (напевно). Были когда-то и мы пацанами…  Никогда никого во дворе мы не били. Толковища обычно на улице устраивали, не позорили кавалера перед барышней. Этикет соблюдался неукоснительно.
РАУФ. При девушке чужих парней не трогали, правда. Мордобой случался на обратном пути, уже за воротами. Рустам после объяснения не внял нашим пожеланиям. Пришлось поучить.
СЕМЕН. Помнится, первый раз ты участвовал в потасовке, а потом мы без тебя проверяли Сониного кавалера на вшивость.
РУСТАМ (с улыбкой). Дважды  нос и губу разбивали, требовали забыть этот двор и Соню.
СЕМЕН. Ты мужественно сопротивлялся и каждого из нас наверняка поборол бы, но нас было трое, а, то и четверо.
СОНА (Рустаму). Почему  не рассказал тогда, я бы утихомирила забияк, поговорила с ними. (Рафику). И тебе Рустам не понравился?
РАУФ. Что я знал о нем? Вижу очередной, прилично упакованный фраер. Кого из наших девчонок провожал, понятия не имел. Ваши кавалеры часто менялись, приходилось учить их законам нашего района.
СЕМЕН. Про Соню не помню, а Карина с Зиной любили  поматросить парней. Любвеобильными девчонками слыли.
РАФИК. Ты не объяснила, что у вас серьезно. Когда поняли, может постоять за себя, ты похвасталась, приличным мальчиком, больше его не трогали.
СОНА. Сёма, как там, в Израиле, палестинцы и прочие арабы, не достают, не мешают жить?
СЕМЕН (садится). Мешали бы, давно свалили в Америку или Европу. В Тель-Авиве спокойно. В Иерусалиме, и на границе с их поселениями случаются иногда стычки.
( К Рауфу). Кто эта очаровательная Маргарита Романова, что встретила нас?
РАУФ. Аналитический мозг нашей компании. Экономист. После гибели Елены заменила жену.
РУСТАМ. В понимании экономических и правовых проблем сто очков дает нашим аналитикам. Могу засвидетельствовать. Слушал её на международном семинаре в Москве. Сильно продвинутая баба.
СОНА. Что ж не поделился со мной, что видел в Москве жену Рафика?
РУСТАМ. Я знал, что она жена  Рафика? Не она одна приводила в пример кампанию «Сибирские нефтегазопроводы». Ты рассказывала о любовнице.
СЕМЕН. Нам остается только позавидовать Рафику, имеет такую помощницу и красивую женщину. 
РАУФ. Продолжаешь компьютерный бизнес?
СЕМЕН. Громко сказано – компьютерный бизнес. Какой  бизнес! Владею небольшой компьютерной фирмой из трёх человек. Разрабатываем программы для некрупных заказчиков. Больниц, торговых центров, школ. Не твой масштаб. На хлеб с маслом, и путешествия по миру, хватает.
РАУФ. Жена, всё та же, скрипачка и певица? Фира, кажется, её звали.
СЕМЁН. Эсфирь. Спрашиваешь, не развелся? Нет. Евреи не разводятся, надо бы знать. Встречаются лишь вдовцы. Фира, кстати, тебя хорошо помнит. Читала мне в газетах про твои успехи в нефтяном бизнесе и подкалывала, школьные друзья добились вон каких высот, а я всё прозябаю в неизвестности, сломал ей артистическую карьеру. Её приглашали в филармонию, петь в оркестре Рауфа Гаджиева. Перед киносеансами в «Низами», она иногда заменяла или пела в одном концерте со знаменитой в те годы  Евгенией Дэвис. 
РАУФ (напевает). Бессамэ, Бессамэ  мучо…
СЕМЕН. Пела «Мишку», «Караван», конечно, хиты тех лет  «Бесамэ», «Севгилим». После четвертого курса, мы поженились, и в свадебное путешествие Фира  поехала со мной  в Минск, где я проходил производственную практику на заводе счетных машин. Город понравился, завод начал выпуск первых советских ЭВМ. Мне было интересно, понял, для меня здесь прекрасная перспектива. Договорился, пришлют в Университет  запрос – направление. Но вспомнили пятый пункт и направили в Пензу. К тому времени и там уже осваивали  маломощные ЭВМ.
РАУФ. А Фира? Тоже поехала в Пензу?
СЕМЕН. Не сразу. Продолжала работать в театре оперетты, не хотела уезжать из Баку. Через год, все-таки, приехала. Кроме работы в музыкальном училище и концертмейстером в театре драмы, лучше работы не нашли. На заводе меня ценили и, отработав, положенные три года, не хотели отпускать. Но мы с Фирой рвались в Минск. Там у меня всё сложилось хорошо. Приняли на завод ЭВМ имени Орджоникидзе. С Фирой опять проблемы. Оперетты в городе нет, в Филармонию не брали. Пошла в Академический оперный концертмейстером. До отъезда в Израиль там и проработала.
РУСТАМ. Выходит ты в компьютерной отрасли  с самого её рождения.
СЕМЕН. Сразу поле физмата занялся информационной техникой.
РАУФ. Можно сказать, стоял  у истоков компьютеризации страны.
СЕМЕН. Про страну не скажу, но участвовал в непрерывном  процессе совершенствования компьютерной техники. Это и помогает иметь работу в Израиле.
СОНА. А жена рассталась с карьерой певицы. В оперу не взяли?
СЕМЕН. Она и не собиралась. В Минске своих кадров избыток. Брали скрипачкой в оркестр – не захотела. Устроилась концертмейстером.
РУСТАМ. В Баку пела в театре оперетты, я помню. Успехом пользовалась большим.
РАУФ. Мне запомнились больше, её концерты перед вечерними сеансами в кинотеатре Низами.
РУСТАМ. Теперь перед сеансом вместо концерта кукурузу жареную разносят.
СОНА. Мы уже сто лет в кино не были.  (Сёме). Дети чем занимаются?
СЕМЁН. Лев у Гейтса в Силиконовой долине работает, младший Георгий  в Штутгарте, конструктор на «Мерседесе». Дети хорошо устроены, помогают нам.
РУСТАМ. От армии отмазал, конечно?
СЕМЁН. Почему, и еще конечно? Оба служили, Лев даже воевал, имеет правительственные награды. Жены их тоже служили. Вы не сравнивайте с Россией или Азербайджаном, где каждый так и норовит отмазаться, как ты говоришь. У нас  воинская служба, по-настоящему почетный долг и каждый охотно служит.
РАУФ. Хочу верить тебе. (Звонит телефон, поднимает трубку). Приехали? Ну и хорошо. (Ко всем). Американцы приехали. Чингиз и Джун. (В трубку). Отлично. Пусть устраиваются пока. (Соне и Рустаму). Что-нибудь слышали о Чине?
СЕМЁН. Преуспевает. Владеет компанией проката автомобилей в Нью-Йорке и еще в нескольких странах. Мы с Фирой гостили у него несколько раз, она без ума от жены Чингиза. У них большой дом  в пригороде Нью-Йорка. Добился в жизни, возможно, больше всех нас.
РАУФ. Как в Америке оказался, рассказывал?
СЕМЁН. Еще при советской власти. Призвали на переподготовку офицерского состава и отправили по ошибке в Африку,  в школу подготовки сомалийских летчиков. Оттуда  и свалил  в Америку.
РУСТАМ. Коллега по строительному бизнесу, случайно арендовал авто в его парке в Нью-Йорке. Разговорился с водителем, и тот, когда  узнал, что гость из Баку, вывел его на босса. Самедов  позвал к себе домой, и они двое суток  не вставали из-за стола, вспоминали Баку. Коллега опоздал на свой рейс и Чингиз купил ему новый билет.
Первым поднимаются Рустам, за ним Сона. 
СОНА. Мы поедем, у меня встреча в мебельном.  (Рауфу). Так я звоню Зине, и завтра, часикам  к  одиннадцати,  заезжаю за тобой? Берем Зину, и вы едете к Ивану. Будешь готов?
РАУФ. Конечно.
СЕМЕН. (Поднимается). Я тоже пойду. Не терпится город посмотреть. Последний раз приезжал  восемь лет назад  деда Фириного хоронить. Сейчас, прямо с самолета. 
РАУФ. Что ж не в перевез его в Израиль, с остальными Фириными родственниками?
СЕМЕН. Не захотел уезжать из Баку. Он при всякой власти процветал. Если помнишь, я рассказывал, он и при советах был известным кардиологом.
Рауф всех провожает и остается  недолго один, входит Рита.
РИТА. Разговорилась с Фирой. Интересная женщина, оказывается, она профессиональная актриса.
РАУФ. Я тебе рассказывал. (Подходит к проигрывателю, включает. Негромко звучит Г.Романов или  еще кто-то тех лет. Садится за компьютер, листает страницы).
РИТА (через плечо смотрит на монитор). Говорила, не трогать  алюминиевые акции…  Упали на два пункта. Стоит  доверить, самостоятельно принять решения, и одни убытки.
РАУФ. Зато по «Норильникелю» рост два пункта. В итоге при своих …   Новые цифры по ценным бумагам. (Рита не реагирует). По твоим личным бумагам. Растут.
РИТА. Вот и хорошо. Закрой комп. Хватит о делах. И здесь никак не успокоишься. Без тебя  есть, кому заняться. Отключаю телефон, отдохнем часика полтора от всех
 РАУФ. Сегодня ночью проснулся и вдруг понял ошибку в расчетах, хочу проверить. Надо ведь завершить незаконченный проект по переработке. 
РИТА. Успеешь еще. А если  собрался умирать, тем более, нет смысла. Сейчас лучше заняться более приятным, чего «там» (показывает в потолок) уже не будет. Иди ко мне! (Рауф не решается, и она сама бросается к нему, целует).  Пошли в постельку! Так соскучилась! Горю желанием.

З а т е м н е н и е

2. Квартира Ибрагимовых. Зейнаб продолжает уборку, Джавад переставляет стулья, готовятся к визиту Рауфа с Соней.
ДЖАВАД. А Сона чего с ним? Взял бы жену, понятно.
ЗЕЙНАБ. Рафик не был у нас, город не знает. Последний раз приезжал в Баку  в 89 - м на похороны Алекпера – ага. На следующий год умерла Лейла – ханум,  сообщить ему не удалось, и он не приехал. Сона обиделась. Как в  43-м   погиб  на фронте  Гасан  Энверович, её родители опекали Рафика и мать его Симу – ханум. Одна не подняла бы сына, не выучила.
ДЖАВАД. Богатые были похороны, помню. Народу пришло! Как только Рустам справился с такими расходами! Двое похорон, считай подряд.
ЗЕЙНАБ. Его строительный бизнес процветает. После похорон дяди, Рафик стал его компаньоном, вложил  свои деньги в компанию. А какие подарки Рафик делал Соне – не поверишь. Рассказывала. Встретились они в Москве, отвел её в главный автомобильный  магазин и предложил: выбирай, что нравится. Соня говорит, я долго отказывалась, объясняла, у меня вполне  приличный «Пежо» и зачем еще что-то. Рафик настаивал: жене Председателя компании не по статусу ездить на «Пежо». Не  задумываясь, не рассмотрев, я в шутку показала на рядом стоящий автомобиль. Это был «Роллс - Ройс». Рауф  не понял, что шучу, подозвал менеджера. Я пошутила,  – останавливаю представителя фирмы. — Как буду управлять такой громадиной? Не женская машина. — Возьмёте шофера, – принялся уговаривать меня и менеджер, не желавший терять богатых покупателей.  Рафик прибавил: захочешь порулить, сядешь в своё «Пежо». На «Роллс - Ройсе» тоже легко научиться ездить.
ДЖАВАД. Бесятся с жиру богачи, не придумают, на что еще можно потратить деньги. И миллионер Кулиев, с твоего двора, вероятно, такой же. Заработал своим трудом, молодец. Но зачем тратить на баловство? Возвращайся на родину, посмотри, что ты можешь сделать для родной земли, вырастившей тебя, выучившей. Сейчас страна, как никогда раньше,  нуждается в инвестициях, опытных менеджерах, организаторах производства.
ЗЕЙНАБ. Богатство к богатству. Нам бы кто предложил  поменять «Жигули» на что-нибудь более приличное.
ДЖАВАД. Ты не жена Председателя компании. Нам  «Жигуль»  подходит по статусу.
ЗЕЙНАБ. Мне всегда казалось,  Рафик влюблен в Соню, а она в него. Но они близкие родственники,
двоюродная сестра. (Звонок  в дверь. Зейнаб убирает тряпку, вытирает руки и торопится встречать гостей. Входят Сона и Рауф, за ними хозяйка).
РАУФ. Дай обнять тебя! (Обнимает Зейнаб, целуются). Молодец Зина, хорошо выглядишь. Я отметил,  в Баку ровесники выглядят моложе, чем в России.
ДЖАВАД. Климат благоприятный. А мы жалуемся: ветры, зимой слякоть. У вас полгода зима и осень, а у нас плохая погода два – три месяца всего, остальное время – весна и лето. (Рауф подходит к нему, они пожимают руки, обнимаются). Рад видеть. Тоже хорошо выглядишь, а Соня напугала нас с Зиной,  умирать собрался, приехал могилу подыскивать.
РАУФ (вопросительно смотрит на Соню). Я же предупреждал… (Хозяевам). Сделаю операцию,
обещают еще две пятилетки. 
ЗЕЙНАБ (перебивает). Постарайся не выполнить их досрочно, как призывали  в советское время. 
РАУФ. Буду стараться. Место на кладбище попутно. Главная цель собрать всех Кулиевых в одно место, маму перевезти из Тюмени. Из - за всех перестроек и революций, реконструкций кладбищ, все родственники оказались в разных концах города.
ДЖАВАД. Будет о грустном. Жена, накрывай стол! Cоня, а почему без Рустама?
СОНА. Только чай! Больше ничего. Спрашиваешь, почему Рустам не пришел?.. Его и в выходные не вытащишь никуда,  а в будний день с утра до ночи на строительных площадках, в офисах своих смежников или поставщиков.
РАУФ. Меня тоже жена постоянно пилила, много времени провожу на буровых, на вахтах, в заводских цехах. Приходил грязным, как оператор, а она требовала, каждое утро надевать белую рубашку. Знаешь, сколько их у меня было! Пятьдесят или шестьдесят. Стиральные машины тогда считались диковинкой. Одежду в стирку время от времени отправляли тюками в Тюмень, позже в Сургут или Уренгой, какой населенный пункт оказывался ближе.
Зейнаб ставит на стол фрукты, разные сладости. Джавад водку и коньяк.
ДЖАВАД. Не знаю, что в России привык потреблять.
РАУФ. Всё, что с градусами. (С сожалением). Теперь это в прошлом. Последние годы ничего не пью. Изредка, за компанию, когда никак не откажешься, капельку коньяка. Сейчас, извините, друзья, только чай. Дни очень насыщенные. Встречи, переговоры. Чай и ничего больше. (Зейнаб продолжает  накрывать стол). Посидим, поговорим, вспомним наш двор. (Джаваду). Получается, ты вытащил Зину из  Похлударьи? В прошлую встречу, на похоронах, познакомились и не поговорили толком. (Пьют чай. Поднимает стакан армуд, рассматривает.) Чем занимаешься?
ДЖАВАД. Машиностроитель. Всю жизнь на Монтинском заводе. Начинал инженером – конструктором, вырос до  главного. После развала Союза рассыпался и завод. С возвращением Алиева, начали понемногу восстанавливать, но главный конструктор уже не требовался. Поставили  руководителем  маленького КБ.
  Пока здоровье позволяет, продолжаю работать. Как достиг пенсионного возраста, из руководителя бюро перевели  в заместители. Объявится еще чей-то родственник, претендент на место пенсионера, переведут в рядовые конструкторы, а может и совсем выпроводят. 
ЗЕЙНАБ. Зарплату, естественно уменьшили. Тридцать лет на заводе, ветеран. Заслуженный машиностроитель, орденоносец, писали в титрах старых фильмов, а они в заместители … Так относятся к старым кадрам.
ДЖАВАД. Старые заслуги не засчитываются. Законодатели еще предлагают отнять или сократить пенсию у работающих.   
РАУФ (Зине). А ты всё учительствуешь?
ЗЕЙНАБ. Уроков немного, а получаю неплохо. Не жалуюсь. Что о нас? Живем, как средняя  интеллигенция. Расскажи о себе. Как окончил институт, и уехал, я ничего о тебе больше не слышала.
На похоронах дяди Алекпера успел, правда, рассказать, что дети  заканчивают институт. Пристроил их у себя в компании?
РАУФ. Как мы с женой уговаривали! Не пожелали. Оба с красными дипломами окончили нефтяной Губкина и получили приглашение в Венесуэлу. Там и работают. Паша в нефтеразведке, Петр на промыслах. После победы Уго Чависа, парни  сделали головокружительную карьеру. Живут, как мне не снилось в их  годы. Построили на две семьи трехэтажный особняк на берегу Москвы – реки, недалеко от резиденции Президентов. На паях со мной домик в Монако. Если соберетесь на Лазурный берег, милости просим. Остановитесь у нас, сэкономите на отеле.
ЗЕЙНАБ. Какой Лазурный берег! Наскрести бы на отдых в Назрани!
ДЖАВАД. А яхта есть?
РАУФ. Яхты покупают бездельники. Мы с Леной, а теперь с Ритой пашем по двенадцать месяцев без отпусков. Зачем яхта, использовать несколько дней в году? Намного выгоднее арендовать.
ЗЕЙНАБ. Фотографии детей не покажешь?
Рауф открывает барсетку, вынимает несколько фотографий и протягивает ей.
СОНА. Держать при себе фотографии детей и жены для современного олигарха обязательный атрибут. И еще, на рабочем столе в офисе.
РАУФ. Ты была у меня в офисе?
СОНА. Одно из условий необходимого кода преуспевающего бизнесмена. А уж для олигарха уважение  к семейным ценностям закон.
РАУФ. Я не олигарх и стараюсь держаться подальше от тех, кого считаешь олигархами, кто вращается в правительственных кругах. И в СМИ предпочитаю не светиться. Так спокойнее. 
ЗЕЙНАБ (рассматривает фотографии, показывает мужу). Очень похожи.
ДЖАВАД. Близнецы должны быть похожи… Симпатичные парни. (Передает фотографию Соне.
    Рауф  объясняет,  где  Павел, где Петр).
ЗЕЙНАБ. Молодцы! И дети красивы, и жёны красавицы. Гордишься, дедушка?
РАУФ (кивает). Ваши внуки старше?
ЗЕЙНАБ. У Мехти одному пять, второму три. Тоже симпатичные малыши. У Лейлы трое – две девочки и мальчик. Старшей тоже пять, младшему два.
ДЖАВАД. Маленькие  дети все прелестны.
РАУФ. Квартирка у вас уютная, но очень уж маленькая. У тебя в Похлу Даре комната и то была больше.
ЗЕЙНАБ. Тогда нам так казалось. На самом деле площадь комнаты была тринадцать с половиной метров. С тех пор столько  комнат и квартир сменили! Начинали жить с мамой и сестрой Джавада, в еще меньшей комнате. Позже  от завода  ему дали однокомнатную в восемнадцать метров, там была еще кухня около  шести метров, коридор. В ней мы и вырастили детей. После смерти родителей Джавада, они с сестрой  разделили  квартиру, и нам досталась комната – четырнадцатиметровка. Прибавили к нашей квартире и поменяли на двушку. Когда женился Мехти, пришлось снова  размениваться. Так всю жизнь меняем шило на мыло. Хорошо, с дочерью не возникла проблема жилья. Мужу Лейлы  родители подарили квартиру на свадьбу. Как сегодня живем, видишь. (Жест  руками). На двоих достаточно. Квартирка небольшая, но удобная, а главное близко к центру, магазины рядом. Я довольна и больше никуда не поеду.
РАУФ. Вспомнил! В детстве мечтала, вырасту, замуж пойду только за академика или народного артиста. Чтобы из окон  квартиры видеть море и бульвар. Помнишь?
ЗЕЙНАБ. Сегодня у банкиров и политиков  квартиры с видом на море.
ДЖАВАД. Мечты детства. (Показывает в окно). Вместо моря, стена, недавно построенного дома, загородила уличный пейзаж.
СОНА. Пригласите художника, пусть нарисует вам море и бульвар. 
ДЖАВАД. Остается.
ЗЕЙНАБ. Встретила молодого обаятельного инженера, запудрил мне мозги, и забыла про академика. А про море вспоминала, глядя в окно на грязный двор, когда  уложив спать Мехти  на раскладушку, дочку на колченогий топчан, могла, наконец,  передохнуть. 
СОНА. Дети встанут на ноги и переселят вас в дом с видом на море.
ЗЕЙНАБ. Как же, дождемся… Пока сами продолжаем помогать им.
ДЖАВАД. Зина потому и не оставляет работу.
ЗЕЙНАБ. Зачем твои помощники прислали столько денег? Гостиница нам не нужна,  самолет тоже. Не знаю, куда потратить такую сумму.
СОНА. Гостиница на случай, если  засидимся в гостях.
РАУФ. Никогда не слышал подобных вопросов. На что тратить всегда найдется.
СОНА. Не знаешь, как потратить? Да пару новых платьев закажи, Джаваду костюм новый, технику обнови. Да мало ли на что деньги в хозяйстве пригодятся.
ЗЕЙНАБ. Никогда не держала таких больших денег.
ДЖАВАД. Думаешь, платьев у неё мало? Или у меня нет парадного выходного костюма?
РАУФ. Когда обсуждался план встречи в Баку, не знали, кто, где живет, кому, как добираться. Потому и запланировали для всех вариант с «Хилтоном» и самолет. В отеле номер для вас забронирован.
Звонит сотовый телефон у Рауфа. Отвечая, он поднимается  и выходит.
РАУФ (по телефону). Сколько тебе объяснять,  я доверяю принимать решение… Маргарита в курсе? Тем более… Из Уренгоя никаких новостей?.. Ну и хорошо. Часам к пяти, я вернусь.  (Отключается и возвращается к столу). Я рад за вас, что живете в согласии, детей подняли. В России редко найдешь преуспевающую пару наших лет, без семейных  конфликтов и разводов, без молодых жен или юных любовников.
ЗЕЙНАБ. Мы тоже нередко спорим, ссоримся, но до крупных размолвок пока не доходило.
ДЖАВАД. Поводов для настоящей ссоры не даём  ни я, ни она.
СОНА (Рауфу). Ты же тридцать лет прожил с одной женой и до сих пор любишь её, не можешь забыть. У нас с Рустамом  тоже ни разу не возник серьезный конфликт.
ДЖАВАД. (Обнимает жену). Двадцать восемь  лет вместе, живем в любви согласии. Что еще надо?
РАУФ. У азербайджанцев в крови ответственность перед женщиной и общими детьми. Западная зараза на свободу отношений пока не докатилась до нашей страны.
СОНА. Сёма хорошо объяснил про евреев, они не разводятся, бывает остаются вдовами или  вдовцами. Всем бы последовать их примеру.
ЗЕЙНАБ. И азербайджанские семьи в последние годы часто рушатся.
СОНА. Женщины сами виноваты, если не могут спасти семью. Оставайся всегда любимой и желанной для мужа, и тогда никакая любовница не соблазнит.
ЗЕЙНАБ. Ой, Соня! Не сглазь!
РАУФ. Рустам замечательный муж… (Зейнаб). И у тебя Джавад отличный мужик. Все с нашего двора  нашли место в жизни. У одного Вани, говорят, не сложилось. А ведь рос заводилой, выдумщик был! Дворовая детвора обожала Ваню, он любил играть с нами,  показывать фокусы.
СОНА. Юрий Куклачёв еще не родился, а Ваня уже выдрессировал своего кота Рыжика.
ЗЕЙНАБ. Вспоминала его, когда читала, в рекламе, что Куклачев первым в мире создал кошачий цирк, научился дрессировать кошек. У Вани за много лет до Куклачева,  кот ходил  на задних лапах, пел мугам, Ваня щелкал пальцами и кот пел «Мяу», танцевал русскую барыню, раскачивался на тарзанке, и возил в игрушечной коляске кукол.
СОНА. Смотреть на представление сбегался весь двор. Восторгу не было конца. Найдись тогда кто-то заинтересованный, отвел бы мальчишку в цирк, показал профессионалам, может другая судьба ждала Ивана. Мать целый день на работе, дома обычно пьяная, не занималась им. Бабушка только ворчала, что развел в тесной комнате зверинец. Морская свинка, черепаха и кот. Рыжик ещё любил причесывать Ваню, вылизывал ему волосы на голове, за что от бабушки доставалось обоим. Очень боялась глистов.
РАУФ. Знали бы тогда про Книгу рекордов Гиннеса! Помню историю с семечками. Ваня услышал от кого-то, как можно наказать вредную старуху – армянку, торгующую семечками и саккизом. Решил отвадить от неё покупателей нашей улицы. Купил у неё маленький стаканчик, принес домой, выбрал семечки покрупнее, расщепил их, каждое зернышко покрасил химическим карандашом, послюнив его предварительно, вложил в скорлупу и заклеил. Снова пошел к бабке, на этот раз с  Чином покупать семечки. Оба запрятали меж пальцев крашенные, и умудрились залезть в её мешочек, смешать с остальными. Вот потом потеха была, когда покупатели возмущались фиолетовым языком  и губами после армянских семечек!
СОНА. Встретитесь с ним, постарайтесь уговорить лечиться  и вернуться в город.
ЗЕЙНАБ. Боюсь, не послушает нас.
СОНА. Ванька, помнится, когда-то ухаживал за тобой. 
ЗЕЙНАБ. Ну, ты скажешь! За Кариной какое-то время  ухлестывал. Она, помню, быстро отшила его. (Мужу). Моя подруга. (Соне). Меня, может, не послушать. Вся надежда на Рафика.
РАУФ. Я, думаешь, авторитет для него? Вместе попытаемся.
СОНА. Сейчас поезжай с Рафиком, а завтра, как договаривались, приходи в «Хилтон». Позвонишь, я машину пришлю за тобой.
ЗЕЙНАБ. Спасибо, у меня своя есть. Или пешком пройдусь, для здоровья полезнее. (Соне). Не поняла, ты едешь с нами?
СОНА. Лучше без меня. Я уже говорила с Иваном. Теперь вы с Рафиком постарайтесь.
РАУФ (поднимается, Зейнаб).  Готова? Поехали! (Джаваду). Спасибо за  хлеб – соль, рад был повидаться, рад, что у вас всё хорошо. Нам пора. Еще успеем наговориться. До встречи!
  Сона обнимает Джавада, Рауф пожимает ему руку, и все выходят.

З а т е м н е н и е

3. После знакомства с городом, в  гостиничный номер возвращаются Чингиз  и Джун.
 
ЧИНГИЗ. Не представляешь, как счастлив! Я снова в Баку! Дышу родным воздухом. (Обнимает её, пытается  танцевать, она вырывается, тащит к балкону). Смотри, вон оно, наше море! Бульвар.
ДЖУН  (расстегивает  блузку, продолжает делиться впечатлениями).  Баку, конечно, город великолепный.  Европейский. Отдельные кварталы напоминают Турцию, Эмираты, а мусульманского очень мало. Шикарная набережная лучше, чем в Неаполе… Но овраг, где ты жил! (Качает головой, пауза)… В Мексике или на окраине Сан  - Пауло такой грязи  не найдешь
ЧИНГИЗ. Я как ты, много не путешествовал.  С посещением похдударянки  не повезло нам сегодня. Случилась коммунальная авария, трубу водопроводную или канализационную прорвало. Не поняла? Вот, откуда бурлящий  ручей,  огромные лужи, грязь. В моё время всегда было чисто и cухо. Улица, конечно, не мощенная. Асфальт только в некоторых дворах. В нашем, еще росли тутовые деревья, акация. Во многих дворах виноград, олеандр цвел.
ДЖУН. Сам перед поездкой читал мне, ваш район называется «выгребная яма».
ЧИНГИЗ. Двести лет назад так назывался, когда здесь ничего еще не было, пустырь с выжженной землей. До города оставалось несколько верст. Эти  исторические подробности, как ни удивительно, я узнал в Америке. Из Интернета, со страниц бывших бакинцев. Мы называли свою махалю или район,  Похлударьёй, а официально, прочитал, он звался «квартал Похлу Даре».
Джун, скидывает туфли и разваливается на диване. Чингиз усаживается  кресло.
        В давние времена, когда в городе не было канализации, туалеты находились во дворе. Под каждым выгребная яма. Когда она переполнялась, приезжал ассенизатор, вычерпывал содержимое, вывозил  за город, и с обрыва вываливал в овраг.
ДЖУН (перебивает). В котором ты жил.
ЧИНГИЗ (возмущенно). Перелёт подействовал на тебя. Перестала понимать по-русски. Я же сказал, было это так давно, даже мои прадед с бабкой  не помнили. В советское время здесь вырос поселок, а название сохранилось.
 ДЖУН. Теперь понимаю, почему ты сбежал в Америку. Даже если и не вываливают дерьмо, не представляю, как можно здесь жить.
ЧИНГИЗ. Где тебе понять, с рождения избалована разными удобствами. Мы росли не такими требовательными. Жили, и считали, так должно быть. Водопровод во дворе, туалет тоже. Дома специальное ведро. Сегодня видела новые дома – высотки, что выросли на месте нашей улицы? Там все удобства, как в Америке. Люди живут и довольны. Еще несколько лет и оврага не останется. Где, когда-то он начинался, уже в советское время  взялись за благоустройство, разбили детский парк, сегодня, мы там видели прекрасное здание турецкого посольства. Что тебе объяснять! Ты из другого мира. (У проигрывателя замечает стопку DVD – дисков, перебирает). Смотри, специально подобрали диски с песнями и танцами, модными в наше время. Элвис Пресли! (Ставит диск в проигрыватель). В наше время только на рентгеновских пленках на Кубинке можно было купить. (Звучит рок  - н – ролл . Чингиз хватает Джун, она пытается сопротивляться, но тоже поддается ритму  танца, и они танцуют).
ДЖУН. (Старается перекричать Элвиса). Стоило приехать в Россию, чтобы танцевать под Элвиса!
ЧИНГИЗ. Что говоришь?
ДЖУН (оставляет мужа, уменьшает звук проигрывателя). Говорю, не разучился рок-н-ролл танцевать, а в ресторане, дома  всё больше на медленные танцы приглашаешь. (Продолжают танцевать, пока Джун в измождении, не валится на диван. Элвис продолжает петь, Чингиз тоже устал, и падает рядом с  женой).
ДЖУН. Замучил!
ЧИНГИЗ. Я или Элвис?
ДЖУН. Оба! Выпить организуй.
Чингиз вынужден встать, открывает бар, перебирает бутылки.
ЧИНГИЗ. Богатый выбор! Чего тебе?
ДЖУН. Обычной Кока - колы, нет?  (Чингиз  достает бутылку колы, стакан , Джун (приподнимается). Открой, я из бутылки.
ЧИНГИЗ. Одна шпана  и бомжи в Центральном Парке хлещут из горла. Приличные люди пользуются бокалами или стаканами. При моих друзьях, пожалуйста, не показывай свои американские привычки.
Джун отбирает у мужа колу, сама снимает крышку и пьет из бутылки, снова вытягивается на диване. Чингиз открывает минералку и наливает себе в стакан.
Телефонный звонок, Чингиз поднимает трубку.
ЧИНГИЗ. Алло… Да, Самедов… Кто? Юсуфов… Мы только - что приехали. (Смотрит на ручные часы). Если не надолго, заходи… Еще не успели отметиться в Штабе встречи. (Опускает трубку,
Джун). Мой однокурсник сейчас придет.
Стук в дверь и входит Юсуфов. Друзья обнимаются, целуются.
ЮСУФОВ. Салам, салам! С возвращением на родную землю! (Чингиз представляет Джун, они пожимают руки). Рад увидеть, наслышан о жене твоей  –  красавице. (Поворачивается к нему). Молодец! Прекрасную женщину выбрал!
ДЖУН. Еще поспорить, кто кого выбрал.
ЮСУФОВ. Советская власть давно пала, почему столько лет не приезжал в Баку? О тебе здесь сложены легенды. Весь прокат автомобилей в Нью-Йорке и еще в половине стран мира контролирует выпускник нашего института Самедов.
ДЖУН (не понимает шутки). В Нью-Йорке и половины не контролирует.
ЮСУФОВ. Так пишут в газетах. Стоит посмотреть на вас  и на него, чтобы убедиться, газеты не врут. В Америке процветаете. (Прислушивается  к Эл. Пресли, кивает на проигрыватель).  И дома не можешь без американца?
ЧИНГИЗ. Организаторы встречи специально подобрали диски с песнями молодости. (Выключает проигрыватель). Процветаем … С кем сравнивать. Не бедствуем.
ЮСУФОВ. Так, ты миллионер?
ЧИНГИЗ. В Штатах каждый, имеющий собственный дом, и работу, миллионер.
ДЖУН. Что будете пить?
ЮСУФОВ. Спасибо. Я за рулем. У нас с этим строго.
ЧИНГИЗ. Может сок, какой, или колу?
ЮСУФОВ. Апельсиновый, если можно.
ЧИНГИЗ. Мне минералки.
Джун разливает напитки по бокалам, подает.
ЮСУФОВ. Спрашиваешь, как живу? Терпимо. На пенсии. Жена тоже пенсионерка. Оба работали в управлении общественного автотранспорта, а там пенсионеров не держат, вышел срок и прощай.
ДЖУН. Дети с вами? Помогают?
ЮСУФОВ. Старший только недавно организовал свое дело. В своем  гараже делает дешевую мебель на заказ. До этого я ему помогал. Младший тоже закончил автомеханический факультет, работы по специальности не нашел, работал слесарем в автомастерской, таксистом. Сейчас без работы, не женат.
ЧИНГИЗ. Сколько ему?
ЮСУФОВ. Тридцать скоро.
ЧИНГИЗ. Много! Не сумел устроить детей прилично?
ЮСУФОВ. На зарплату инженера, без связей? Ты прилично устроился только в Америке.
ЧИНГИЗ. Помню, тебе одному, из нашей группы повезло. Родители пристроили на государственную службу, необходимую при любой власти. За меня тапшануть было некому, но приличную работу  в Баку нашел. Сам. Расскажи, как наши однокурсники живут, встречаешь?
ЮСУФОВ. По - разному. У кого богатые родители, устроились в представительства заграничных  автоцентров, нашли работу в банках, кому-то  помогли с открытием собственных  автоцентров, теперь и дети их процветают. Зейналов – менеджер в автосервисе «Тойота»,  Багиров – в  компании «Фольксваген». Лиля Мамедова работала в трамвайно – троллейбусном управлении. Как его ликвидировали, на пенсии, вероятно. Многих давно не встречал. Ты лучше всех карьеру сделал. Первое время, думаю, тебе тоже нелегко пришлось.
ЧИНГИЗ. Я оказался в Штатах в 72-м, когда еще не было наплыва русских, что наводнили Америку и Европу в начале 90 –х.  Меня приняли с помпой, как беженца из «коммунистического рая». Через несколько недель дали грин - карту, пособие, помогли с жильем и работой. Начал, как все русские, таксистом, потом  взял кредит, купил три автомобиля и стал сдавать в прокат. Сам продолжал работать таксистом. Моя маленькая фирма давала небольшой доход. Рассчитался с первым кредитом и взял новый, купил еще три машины.  Малым количество машин выдерживать конкуренцию было сложно. Продал свой бизнес и вдвоем с парнем из Эстонии купили маленькую забегаловку. Через два  года превратили  её в прекрасный ресторан. Потом ресторанное дело надоело. Оставил ресторан Виктору, на отступные снова занялся  прокатом автомобилей. Начал с сотни машин, сегодня у меня их тысячи, филиалы компании в десяти странах мира.
ДЖУН. Бог не обидел его энергией.
ЮСУФОВ. Я пришел разузнать, реально ли сыну карьеру у вас там сделать?
ЧИНГИЗ. Диплом его в Штатах не признают, знаешь. Право на работу можно получить лишь по приглашению очень важной компании. Моя фирма такими правами не обладает.
ЮСУФОВ. Ты же устроился!
ДЖУН. Если сын рвется в Штаты, путь один  – жениться на американке.
ЧИНГИЗ. Американки не женятся на эмигрантах. Ты бы вышла за меня, не  познакомься мы еще в Африке? Будь я безработный, без американского гражданства?
ДЖУН. Вряд ли.
ЧИНГИЗ. Вот тебе ответ.
ЮСУФОВ.  (После паузы). Что, если сын приедет, станет помогать с ремонтом ваших машин? Английским владеет. Поживет какое-то время и поймет, есть ли перспективы найти себя.
ЧИНГИЗ. Энвер, друг ты мой старый, о чём просишь! Пришел бы сын твой, его еще понял бы. Молодой, жизни не знает. Хотя тридцать лет. Но ты, умудренный жизненным опытом!                ЮСУФОВ. Ты прав. Мой визит идея сына. Я долго не соглашался, предлагал позвонить тебе, чтобы поговорил с ним, наставил на путь разума. Но Азиз с матерью уговорили. Прости, действительно, выгляжу глупым провинциалом.
ДЖУН. Приехать к нам и пожить какое-то время, пожалуйста. Будем рады. Дети выросли, разъехались, одним скучно. Но устроиться на работу не реально. У нас с этим строго, как ты сказал. Своих  безработных хватает. Чина объяснил: нужно разрешение на работу. Он не может принять эмигранта. Где-нибудь, в другой стране, где есть наше представительство, можно подумать.
ЧИНГИЗ. Не верю, имея диплом автомобильного механика, не найти работу в Баку. Даже в советское время,  почти в  каждой семье  имелся автомобиль. Сейчас их столько развелось… Мои машины на гарантии в специализированных автоцентрах. Сами ремонтом не занимаемся. (Звонит телефон, поднимает трубку).  Алло… Рауф? Заходи, конечно! Я пытался найти тебя, не соединили… Только - что вернулись из города. Ездили смотреть нашу Похлударью… Тоже посетил?.. Заходи, скорее! Жду – не дождусь увидеться. (Опускает трубку).
ЮСУФОВ. К тебе следующий  гость? (Чингиз кивает). Я тогда пойду. (Достает визитную карточку, передает Чингизу). Надеюсь, найдешь время, придешь к нам с Джун. Познакомлю с  женой. Если не против, приглашу и наших однокурсников, кого найду. Расскажешь про Америку, Нью-Йорк.
ЧИНГИЗ. Конечно. Выберем день, и позвоню предварительно.
ДЖУН. Обязательно  придем. Мне любопытно посмотреть, как живет русский пенсионер, встретиться  с однокурсниками Чина по Университету.
ЧИНГИЗ. Для неё все бывшие жители СССР русские.
ДЖУН. Я что-то не то сказала?
ЮСУФОВ. Всё правильно сказала. В Иране и Турции, где довелось побывать, нас, азербайджанцев, тоже называют русскими. (Пожимает руки Джун, обнимается с Чингизом). Приходите обязательно. (Чингиз и Джун провожают его до лифта).
ЧИНГИЗ (возвратившись в номер). Рафик сейчас зайдет.
ДЖУН. Мне как его звать Рафик или Рауф? 
ЧИНГИЗ. Не знаю пока. Посмотрим. Для тебя, наверное, Рауф Гасанович. Можешь просто Рауфом называть, как у вас принято. Пока приведи себя в приличный вид.
 ДЖУН (обиженно). Неприлично выгляжу? Недостойна предстать перед твоим русским другом?  Подходит к зеркалу, проводит расческой по волосам, подкрашивает губы.
ЧИНГИЗ. Он, как и я, азербайджанец. Сколько тебе объяснять, в России не все русские. К тому же, мы не в России, а в Республике Азербайджан! (Стук в дверь, входят Рауф и Рита). Буйур езизим! Сени гормейе сох шадам! (Заходи, дорогой! Сколько лет, сколько зим!) Молодцом выглядишь!
РАУФ. Ты тоже. Неужели мы с тобой седьмой десяток разменяли?
  Друзья горячо обнимаются, целуются. Джун и Рита, молча, наблюдают, ждут, когда  мужчины вспомнят о них.
РИТА (к Джун, по-английски). The men have overlooked  about us. It is necessary to be presented itself.  (О нас мужчины забыли, придется представиться самим).
ДЖУН (по-английски). O, you speak in English! I Iune. The wife of Mr. Camedov. (О, ты  говоришь по-английски!  Я Джун.  Жена мистера Самедова). (Протягивает обе руки навстречу Рите, они обнимаются).
РИТА. Маргарита…  Рита.
РАУФ (по-английски). Моя жена.
ДЖУН (по-русски). Я поняла
ЧИНГИЗ. (Рите). Вы жена Рафика! Рад познакомиться, как же, наслышан. (Обнимает Риту).
РАУФ  (Джун, тоже по-английски). Give me to embrace June! At last I have seen you! ( Дай и мне обнять Джун! Наконец, увидел!) (Они целуются, обнимаются, далее разговор по-русски).  Рад. Очень рад познакомиться с красивой женщиной. Вы азербайджанка, а говорите по-английски? (Джун не поняла,  и вопросительно смотрит на мужа. Чингиз смеется). Загорелая.
ДЖУН. Приняли за свою? Нет, я с западного побережья. Из Сан-Франциско. У нас солнца больше, чем в Нью-Йорке, вот и выросла не светлее Чина. А ты знаменитый русский олигарх, родом из Азербайджана. Когда прочитали приглашение, Чина не сразу поверил. Вдруг еще одно, в азербайджанский ресторан. Тогда открыли Интернет, почитали и узнали о твоей компании.
РАУФ. Мои помощники не сразу нашли адрес Чингиза. Послали вначале на ресторан, там уж обязательно появится. Как тебе Баку?
ЧИНГИЗ. Сказка! Ничего, кроме моря и парашютной вышки на бульваре, не узнал. За тридцать лет всё слишком изменилось. Улицы, площади – ничего не узнаю. Красивый город. Набережная теперь…  Джун  считает лучше, чем в Неаполе. Я там не бывал. Были в Ницце, там набережная  великолепная, но не для отдыха, не для прогулок юных влюбленных.
РАУФ (продолжает в тоне Чингиза). Нет темных аллей, где в укромном местечке можно обниматься с девушкой. У меня с сыновьями там  близко дом. Жаль не поддерживали контактов.
РИТА. Теперь обнимаются на людях в любом месте и при свете. На той же Английской набережной в Ницце.
РАУФ.  Вам, Джун, как наш Баку?
ДЖУН. Прекрасный город.  Европейский. Напомнил Неаполь. Не только набережной вдоль залива и крепостной стеной у моря. Всё понравилось. Запомнилось живописно развешанное белье после стирки, между домами на высоте двенадцатого этажа. Не поняла только почему многие балконы и окна  высотных домов зарешечены. У вас, что, воры – альпинисты?
РИТА. Традиция, наверное.
ЧИНГИЗ. Ездили смотреть, что осталось от нашего двора. Знаешь, как там всё изменилось? (Рауф кивает). Повез жену показать Похлударью и опозорился. Давно был там?
РАУФ. Сразу, как приехали.  Рите район показался симпатичным.
ЧИНГИЗ. Нам не повезло. Вышли из машины, и остановились. Спуститься вниз, в овраг, оказалось невозможно. Перед нашим приездом прорвало водопроводную трубу, может, и канализационную. Джун  учуяла неприятный запах. По всей ширине улицы клокотал  поток. Где находился наш двор, не сумел показать. От всей нашей махали  не осталось и следа.   
РАУФ. В принципе, район стал симпатичным, современным. Многоэтажные дома… Но жить на первых пяти – шести этажах и чувствовать себя постоянно в яме… Не завидую. Я бы на месте властей, если  слишком дорого засыпать овраг, разбил аквапарк, сад, построил торговое или увеселительное заведение.
ЧИНГИЗ. Слишком огромный район.
РАУФ.  Раз застроили, что теперь  предлагать… Давай, рассказывай, как живешь, чем занимаешься?
ЧИНГИЗ. Держу компанию по прокату автомобилей.   
РАУФ. Клиентов хватает? Считал, в Штатах у каждого автомобиль,  неужели кто-то еще пользуется  прокатным?
ДЖУН. Туристы, приезжие охотно берут авто в аренду. Одно плохо, много мелких прокатных фирм, конкуренция большая. В Нью-Йорке гараж Чина пользуется известностью. 
ЧИНГИЗ. Пытался в Москве и Петербурге открыть филиалы, но за два года не преодолел  бюрократические барьеры и плюнул.
РАУФ. Правильно, что отказался. Кроме убытков ничего не получил бы. (Джун). Вы прилично говорите по-русски. Изучали язык на курсах, или Чина научил?
ДЖУН. Он научит! На курсы ходила, педагога нанимала. С детьми и друзьями разговаривает по-азербайджански.
РАУФ. Чина, ты молодец, научил детей родному языку.
ЧИНГИЗ (перебивает). Я с детьми по - азербайджански, она по-английски. В результате дети  свободно говорят на обоих, а русским лишь на бытовом уровне владеют.
РАУФ. Сколько их у тебя, детей?
ДЖУН. Двое. Мы с Чином бабушка – дедушка.
РАУФ. К стыду своему, детей не научил азербайджанскому. Некогда было. С утра до ночи работа. Времени на детей не оставалось. Мама русская, жена русская, всю сознательную жизнь работаю в России. Отца последний раз видел в три года, перед уходом на фронт. 
 ЧИНГИЗ. Все мы безотцовщина военных лет, жили в многонациональном дворе одной семьей и общались по-русски. Карина – армянка, Зина – азербайджанка, Сёма – еврей, Ваня – русский. Один армянин Гурген, имел отца. Был он хромой  и болел. Никто ни у кого не спрашивал, какой он национальности. Теперь только вспомнили. Всем двором праздновали национальные праздники. Весной Новруз –  байрам, на Май –  Пасху, перед Новым Годом  –  Хануку. Когда во двор приносили очередную похоронку, взрослые поминали мужей и отцов за одним большим столом. Женщины, как могли, утешали, бьющуюся в истерике еще одну вдову.
РАУФ. Я немного младше тебя, но время то, помню хорошо.  Случались и скандалы, выяснение отношений. Плохое не помнили, помогали и выручали друг друга.                ДЖУН. (Открывает бар, достает  бокалы, фрукты). Кому чего? (Чингизу). Так обрадовался другу, что забыл предложить  гостю выпить. Где хвалёное кавказское гостеприимство? 
Чингиз ставит на стол бутылку коньяка.
ЧИНГИЗ. От азербайджанского коньяка Рауф не откажется. Да и Рита, у себя в Сибири вряд ли пробовала.
Джун нарезает лимон, достает минералку
РИТА. Мы часто бываем в Москве и заграницей. Коньяками нас не удивишь, а пьем  изредка, лишь вино. Обычно соки. Врачи давно запретили ему крепкие напитки.
ЧИНГИЗ. Здоровье? (Рауф кивает). Капельку коньяка за встречу. По маленькой, как в России, говорят, не повредит. (Наливает четыре рюмки, передает каждому). Каких только коньяков за жизнь не пробовал! А родной, азербайджанский, не помню, когда пил. Да и пил ли? В нашу юность он почему-то не пользовался славой или был слишком дорогим, гонялись больше за армянским. Его, видите ли, Черчилль любил, Сталин пил. (Показывает на бутылку). Азербайджанский, экспортный. (Поднимает рюмку, чокаются). Будем!
РИТА. За встречу, за знакомство семьями!.. Джун, как вы познакомились с Чингизом?
ДЖУН. О, это сюжет для кинобоевика.
ЧИНГИЗ. Скорее для мелодрамы. Познакомились в Африке, а потом  случайно встретились в Нью-Йорке.
РИТА. Обожаю реальные жизненные истории. Расскажите, хотя бы вкратце, как вы, бакинец, оказались в Африке, а потом в Нью-Йорке.
РАУФ. Слышал, ты, чуть ли не дезертировал из армии во время службы.
ЧИНГИЗ. Моё решение так и квалифицировали – дезертирство. Правда, не из армии, если придерживаться фактов. Из - за ошибки военкоматовского клерка, меня вместо авиамеханика и рядового солдата, отправили  на  несколько месяцев в школу повышения мастерства сомалийских летчиков. До этого они уже обучались в СССР и летали. Руководили школой и преподавали наши военные в штатском.
РАУФ. Ты же, помнится, в институте учился. Из института в армию не брали.
ЧИНГИЗ. Не брали. Через несколько лет после диплома призвали на трех месячные сборы на переподготовку офицерского состава. В институте получил звание лейтенанта, и теперь обязывали закрепить офицерское знание. Посадили в самолет, на вопрос куда, – узнаете на месте. Летели долго, и, когда, при посадке, в иллюминаторы, увидели пальмы и море, не поверили глазам своим. «Африка!» – воскликнул кто-то. У трапа нас ждали несколько мужчин с военной выправкой в штатском. Привели в приличное общежитие, с комнатами на два человека. Выдали шорты, майки, сандалии, шляпы, предложили перед обедом немного поплавать в  бассейне с голубой водой.
После обеда,  собрались в зале с телевизором, портретами Ленина и Брежнева. Один, из встречавших нас, представился полковником ВВС, поздравил пополнение солдат – авиамехаников. Спросил, все ли  хорошо разбираются в миговских двигателях?  После команды вольно, я пробился к  полковнику и говорю, я  инженер – автомеханик по диплому. Авиационный двигатель не видел даже на картинке. И не солдат я, а офицер. После института присвоили звание лейтенанта. В армии проходил полуторамесячные лагерные сборы в автомобильном дивизионе.
 Людей не хватало, и, несмотря на мои протесты, оставили служить  в Могадишо.
 Служба выпала не тяжелая – дежурить по части, как называли здесь контингент советских военных, требовать соблюдение дисциплины с рядовых, контролировать работу кухни, заменять замполита на политинформациях и на еженедельных политзанятиях, на них сгоняли всех советских. И военных, и гражданских. Отменяли полеты и профилактику, задерживали обед. Проведение политзанятий оказались самой тяжелой обязанностью. Морально и физически.  Приходилось читать кипы советских газет, недельной давности. Разъяснять слушателям решения очередного Пленума ЦК КПСС, после которого  химия,  машиностроение или еще что-то в стране, начнет развиваться семимильными шагами, и жить мы станем лучше. Эти занятия так достали, что стали одной из причин, почему решился не возвращаться  в Союз.
Общаясь, с ветеранами базы, понял, что кантоваться здесь придется еще долго. Командир части здесь царь и бог. Меня призвали на три месяца, я отслужил три с половиной, так что долг перед родиной выполнил. Перспектива в ближайшее время вернуться домой не светила. Да и не ждал меня дома никто. Поговорил со знакомыми  итальянскими летчиками, регулярно летающими  в Штаты, и они взяли меня. Дезертиром себя не считаю. 
РИТА. Ты оставил не регулярную воинскую часть. Конечно, не дезертир. Полагающееся по закону, отслужил. А откуда там взялись итальянцы?
ЧИНГИЗ. Сомали, бывшая итальянская колония. Продвинутые сомалийцы и сегодня предпочитают не английский, а итальянский язык. Итальянцев там полно. На одном с нами  аэродроме базировались гражданские самолеты из Италии, Франции, Китая. На пляже и в ресторане мы часто общались с  их летчиками.
Однообразие скучной  жизни скрашивала долгожданная суббота. Когда, мне, как офицеру, позволяли посещать местный ресторан с варьете и танцами. Среди аборигенов здесь постоянно паслись европейцы. На танцполе я и познакомился с симпатичной девчонкой из экспедиции Юнеско. Она только - что вернулась в город, из джунглей, и теперь наслаждалась цивилизацией. Это была Джун. Пригласил несколько раз на танец,  девчонка понравилась. Похвастал перед ней и сослуживцами, как бакинцы умеют танцевать буги-вуги  и  рок - н - ролл. Наш с ней рок зрители отметили бурными аплодисментами. Понял, и я девчонке понравился. Английского тогда я почти не знал, и познакомиться серьезно не удалось. 
ДЖУН (останавливает).  Э! Всё не то рассказываешь! Кому интересна твоя служба? Вспомни, как спас меня от туземцев. Возможно, от людоедов.
ЧИНГИЗ. Следующая встреча  – прямо как в детективах показывают. Возвращаюсь с дежурства по аэродрому, при мне «Макаров». Прохожу мимо домов местных аборигенов и вдруг слышу женский крик.  Вижу два черных верзилы пытаются затащить в фермерский автомобиль типа  «Мицубиси L – 200», белую женщину. Что кричала, разобрать не мог. Понял, засунуть её в машину пытаются против воли. Женщина вырывалась, брыкалась ногами и руками. Я вдруг узнал девушку, с которой танцевал.
ДЖУН. Не представляете, как напугалась. На  улице никого, кричи – не кричи, не услышат. Лица свирепые, что - то говорят, жестикулируют. Мысли в голове одна страшней другой, вдруг они людоеды или продать собираются людоеду в джунглях. В экспедиции мы видели их братьев. И вдруг, откуда – не возьмись,  появляется Чина, бросается на них.
ЧИНГИЗ. Я  крикнул первое, что смог вспомнить по-английски: «Stop! Give back the woman!»        (Стой! Отдай женщину). Они остановились, но жертву свою не отпускали. Один из туземцев, пытается что-то мне объяснить на своем языке, второй  руками делает какие-то знаки и, приближаясь, наступает на меня. Честно говоря, я струхнул. С двумя черными великанами мне не справится. Вытащил пистолет, направил на одного, затем выстрелил в землю. Оба аборигена оставили женщину, и бросились бежать. Девушка кинулась ко мне с потоком благодарностей. Проводил её до отеля, на прощание она поцеловала меня.
ДЖУН. Сколько лет прошло, а вспомню, дрожу от страха!
ЧИНГИЗ. Местная полиция позже обвинила меня, заявила, аборигены не хотели никому причинить зла. Видели, как Джун, работая в экспедиции, помогала врачам. Не в силах объяснить, что необходима её помощь, собрались силой отвезти к больному ребенку. Так ли на самом деле, или версия полиции, не проверить.
  За стрельбу командир части наказал запретом месяц посещать ресторан. Больше Джун я не видел.
Прошли три года. Мы с Виктором уже держали ресторан «Русский сюрприз» на 33 - й улице в Нью-Йорке. И вдруг, однажды, среди посетителей увидел Джун. Она бросилась ко мне с объятиями и  поцелуями. К тому времени, я уже прилично объяснялся по-английски. Она вспомнила, как три года назад читала в газетах, об очередном  беженце из - за  «железного занавеса»,  и по фотографиям узнала своего спасителя в Могадишо. В ресторан зашла случайно.  Я пригласил её встретиться, она согласилась. Стали встречаться. В четвертый вечер оставила у себя в небольшой съемной квартире недалеко от Университета. Продолжали видеться, пока в компании её друзей, нелицеприятно представила меня. Презрительно назвала советским экспонатом.
ДЖУН (перебивает). Ты не понял  мои слова.
ЧИНГИЗ.  Хорошо понял! Я обиделся, и мы не виделись пару месяцев, а потом она нашла меня в ресторане. Опять встречались, водила на вечеринки друзей, в театры. Однажды сама призналась, что не прочь выйти за меня замуж, если я не против. Девчонка мне нравилась, я уже твердо стоял на ногах, и только - что  стал совладельцем фирмы по прокату автомобилей. С радостью согласился.
ДЖУН. Вынуждена была проявить инициативу. Видела, не прочь сделать мне предложение, но не решается сказать. Боится, не приму. Человек он гордый, я понимала.
РАУФ. Бакинцы – мужчины гордые. Вчера с Зиной с одним гордецом встречались, трудный вели разговор.
РИТА. Сколько же лет вы уже вместе?
ЧИНГИЗ (считает про себя). Двадцать четыре.
ДЖУН. Не правильно считаешь. Двадцать шесть.
РИТА. В любом случае молодцы.
РАУФ (поднимается).  Действительно, история для книги и кино… Мы еще продолжим разговор, может даже сегодня вечером, а сейчас извините, ребята, мне пора в мэрию. Решается вопрос, должен присутствовать. Не терпелось увидеть вас, посмотреть на Джун.  Вечером еще поговорим. 
ДЖУН. В Баку собираешься открыть бизнес?
РАУФ. Не знаю, пока. Предложения есть. Повод печальнее. Хочу приобрести  место на кладбище и заодно всех Кулиевых перенести.
ДЖУН. Мементо мори?
РАУФ. С моими болячками каждую минуту Мементо мори. Следуя традициям, семейному кладбищу место на родине предков. Дедушка и прадедушка родом  из небольшого селения, в двадцати километрах от Гянджи, не уверен, сохранилось ли оно. Там, скажете, следует построить склеп и мечеть? Но кто реально из Баку будет туда ездить в день поминовения? Мои сыновья если и приедут раз,  и то будет хорошо. Дети Сони тоже не станут рваться посещать могилы предков. Выбрать место семейного захоронения Кулиевых,  хочу здесь. Если не в городе, то недалеко.
ЧИНГИЗ. Бабушка, когда болела, часто повторяла: пора на Чемберикенд. Там лежать было престижно.
РАУФ. Там покоятся мои дед Энвер Кулиев, бабушка Сурея. Мирза, правда, в другом конце. Часть Чемберикендского кладбище снесли, проложили через него шоссе, еще что-то уничтожат. Предварительно предлагают место в Гурд гапысы – в Волчьих воротах. Если бывал когда-то, это ниже Чемберикенда. Дают разрешение на строительство мечети. 
ЧИНГИЗ. Позволили перезахоронение, и нашли место, в благодарность за обещание построить мечеть?
РАУФ.  Окончательное решение еще не получил. Мечеть дополнительный довод в решении моей идеи.
ЧИНГИЗ. Кто из наших, уже приехал?
РАУФ. Семен  с Фирой, Соня и Зина – бакинцы,  уже объявлялись, завтра должен приехать Гурген с женой. Иван, надеюсь, будет.
ЧИНГИЗ. Виделся с ним?
РАУФ. Вчера с Зиной общались.  Ездили к нему на окраину Забрата. Вид  у него еще тот, но трезвый. До нас приезжала Соня, уговаривала начать лечиться. Он послал её, а вчера жалел. Сказал, если муж устроит на лечение, пойдет. Все вместе будем ему помогать. Сегодня или завтра обещал приехать. Помощники заказали достаточное число номеров в отеле, поселим.
ЧИНГИЗ. Может, я могу что-то сделать для него, скажите.
РАУФ. Будем думать.  Следует  решить, как вернуть  его в город, найти  жилье. (Обнимается с Чингизом и Джун). Спасибо, ребята, за прием! Рад был увидеться. Молодец, Чина, такую женщину отхватил! 
ЧИНГИЗ. Ты тоже. (Пожимает руку Рите).
РАУФ. Надеюсь, вы не на три дня приехали, а задержитесь. Так что мы еще  не раз увидимся, и наговоримся, а сейчас поспешу.
РИТА (Джун). Мужчины пусть вспоминают свой двор и детские проделки, а ты приходи ко мне в любую минуту. С удовольствием пообщаемся, я поупражняюсь в английском. (Они целуются, и Рита вслед за Рауфом выходит).
З а т е м н е н и е

4. Номер отеля, входят Элеонора и Гурген, восхищаются. Носильщик вносит их две небольшие сумки и ставит около шкафа. Вопросительно смотрит на гостей, в ожидании чаевых.  Гурген  протягивает ему две монетки – русские  десятирублевки.
ГУРГЕН (по - азербайджански). Багишла достум, маната чевирмемишем. (Извини, друг, не поменял еще на манаты). Служащий с удивлением рассматривает монеты и выходит, Элеонора, снимает кофту, туфли, рассматривает гостиную, переходит в спальню, ванную.
ЭЛЕОНОРА. Какое  богатство!  А красотища! Ни во Франции с Италией, ни в Банкоке, не селил меня в Хилтон!
ГУРГЕН. Я и здесь выбрал бы отель скромнее. Но раз Рауф пригласил сюда… (Переодевается, надевает белые брюки, открывает сумку, перебирает вещи, достает фотоаппарат).
ЭЛЕОНОРА  (подходит к столику с телефоном, рассматривает папки).  О, здесь указаны номера и телефоны твоих друзей. Чингиз и Джун Самедовы, Зейнаб  и Джавад Ибрагимовы… И мы есть. Номер 401. Гурген и Элеонора Мелкумян… Рауф Кулиев над нами – в 501 –м.  Кто это Ибрагимовы
Гурген берет у неё папочку с телефонами, изучает.
ГУРГЕН. Зейнаб…  Это же Зинка – картинка! И муж её. Его не знаю. Зачем им отель, если живут  в Баку. Сняла номер и Соня, хотя сама живет во дворце.
ЭЛЕОНОРА. Ты откуда знаешь? Был у неё дома?
ГУРГЕН. Читал про её мужа.
ЭЛЕОНОРА. Наверное, захотела отдохнуть от домашних дел на халяву. Её я помню, лет пять назад, встречались в Москве в ГУМе.  Еще одного вашего помню. Иван Соколов.  На своем грузовике на вокзал увозил.
Стук в дверь и входит Варя.
ВАРЯ. Добрый день! Элеонора и Гурген Мелкумяны?
ЭЛЕОНОРА. Они самые.
ВАРЯ. Меня зовут Варвара или просто, Варя. Возникнут вопросы, проблемы, звоните мне или Кате. Телефоны все в папке.
ГУРГЕН. Рафик… Рауф Гасанович уже в Баку?
ВАРЯ. Давно приехал. Он в пятьсот первом номере остановился, сейчас в городе.
ГУРГЕН. Многие уже приехали?
ВАРЯ. Чета Самедовых из Нью-Йорка, Лифшицы из Тель-Авива. Сегодня устроила  Соколова, он бакинец. С утра была Сона – ханум, тоже бакинка. Не знаю, в отеле еще или уехала. Она тоже занимается организацией встречи.
ЭЛЕОНОРА. Вы из команды Рауфа Гасановича, из Сибири?
ВАРЯ. Я из Москвы. Работаю в его компании. Если нет больше вопросов, я пойду?
ЭЛЕОНОРА. Какие вопросы? Идите, конечно. (Варя выходит, она подходит к окну, смотрит). Бульвар, парашютная вышка, море… Красотища! Подойди, посмотри.
ГУРГЕН. Из спальни есть выход на балкон, иди, полюбуйся. Еще лучше вид.
ЭЛЕОНОРА. У меня от самолета голова гудит, душ пойду приму. (Выходит).
 Гурген просматривает  в папке списки гостей Рауфа, остановившихся  в отеле. Стук в дверь.
ГУРГЕН. Входите!
Входит Чингиз. Они обнимаются, целуются, восхищаются друг другом.
ГУРГЕН. Чина! Cразу тебя узнал! Хотя изменился. Типичный преуспевающий американец, каких показывают в кино.
ЧИНГИЗ. (Обнимает). Не представляешь, Гур, как рад видеть тебя! Постарели оба, но акцент, выражение лица, глаза выдают старого бакинца.
ГУРГЕН. В Москве едешь в метро, или в театре,  по говору узнаешь бакинца.
ЧИНГИЗ.  В Нью-Йорке, еще в зале регистрации, услышав русскую речь, с бакинским акцентом, мысленно перенесся в Баку. Почувствовал волнение, какое давно не испытывал.  Джун что-то говорит, дергает за руку, а я не могу слова сказать.
В Бакинском аэропорту, едва приземлился самолет, и открыли дверь в переход, сразу пахнуло родным запахом! Таким знакомым! Смесь запахов нефти и моря. Не забытый за тридцать лет запах  аэропорта Бина. Сердце забилось, чуть не выскочило из груди.
ГУРГЕН.  Меня тоже в аэропорту поразил  незабываемый запах нефти и Каспийского моря. Мы с женой много летаем, бывали в разных приморских городах, там тоже пахнет морем, керосином, но бакинский запах неповторим. Спасибо Рафику, заставил забросить все дела  и вырваться. 
ЧИНГИЗ. Ты разве не в Баку живешь?
ГУРГЕН. С восемьдесят девятого, как начались карабахские события, старший сын забрал нас в Москву.
ЧИНГИЗ. Что-то вспоминаю. Американские газеты писали о землетрясении в Армении, потом  о войне в Карабахе. Армяне стали притеснять азербайджанцев, азербайджанцы – армян, не сладко стало тем и другим. Это же было давно, еще в СССР.
ГУРГЕН. Сегодня армян тоже не очень любят.
ЧИНГИЗ. Рафика  еще не видел?
ГУРГЕН. Нет. Мы приехали час назад всего.
Входит в халате и тюрбаном на голове Элеонора. Увидев незнакомца, скрывается в соседней комнате. Чингиз оглядывается.
ЭЛЕОНОРА. У нас гости? Скажи, я через пять минут буду готова, выйду.
ГУРГЕН. Эля, жена решила с дороги ванну принять. Сейчас появится, я познакомлю.
ЧИНГИЗ (вспоминает). Я не видел её?
ГУРГЕН. Вряд ли. Ты к тому времени сбежал в Америку, скорее всего. Несколько месяцев жили у нас, потом переехали  к ней, в Арменикенд.
Стук в дверь.
ГУРГЕН. Заходите!
Входит Семен и сразу же бросается к друзьям, они обнимаются, целуются.
СЕМЕН. Думал ли когда, что увидимся! Разбросала жизнь по свету.
ЧИНГИЗ. В прошлом году обещали приехать с Фирой, Джун так ждала…
СЕМЕН. Работа не позволила, извини. В этом году, в октябре, жди!
ГУРГЕН. Вы встречаетесь? Молодцы. А мы как в восемь девятом уехали из Баку, ни о ком ничего не слышали. Несколько лет назад, в Москве встретили Соню, она и рассказала, что вы процветаете. 
Входит Элеонора.
ЭЛЕОНОРА. Ай, вай  - вай! Сколько гостей! Извините, муж не предупредил, я не встретила! Гур, знакомь!
СЕМЕН. Эля? Не узнаешь? (обнимает, целует). Семен. Сёма. Вспомни, когда Гур поселил тебя у нас во дворе, всё бегала к моей маме жаловаться на жизнь.
ЧИНГИЗ. Меня ты, конечно, не помнишь. (Пожимает ей обе руки). Вы с Гуром начали встречаться, и как-то в парке  офицеров на танцах,  нас знакомили. Позже жили в нашем дворе?
ЭЛЕОНОРА. Довелось. Но вас совсем не помню.
Мелкумяны шепотом переговариваются, открывают бар, холодильник, принимаются  накрывать  на стол. Семен  с Чингизом тем временем ударились в воспоминания.
СЕМЕН. (Чингизу). А  помнишь, с какими шикарными  чувихами, студентками консерватории  познакомились на вечере в клубе МВД!
ЧИНГИЗ. Люда и Валя, до сих пор помню имена и лица. Такие маменькины дочки, симпатичные двоюродные сестры – пианистки. Жили за кинотеатром «Баккоммуна»», напротив Банка. Жаль из-за тебя знакомство так некрасиво закончилось.
СЕМЕН. Шляпа  Мирзы спровоцировала.
ЧИНГИЗ. В субботу познакомились и на воскресенье  назначили свиданку, недалеко от их хаты.      Встретились и пошли в кафе – мороженное, тут  же на Большой Морской,  в здании, примыкающем к издательству Бакрабочего. Сидим, разговариваем о кино, о высоких материях. Всё хорошо, и вдруг входит Мирза, двоюродный брат Рафика, в огромных темных очках и шляпе. Где он их взял, не понятно. Ни очков, ни тем более шляп никто из наших не носил. Вместе с  каким  - то фраером, он проходит мимо, делает вид,  не знает нас, а сам зырит на девчонок. Ты  возмутился и громко сказал:
  — Вот ху*… надел шляпу, и своих не узнает.
Девочки, как теперь говорят, были в отпаде. Матерных выражений от интеллигентных студентов не ожидали. Встали, бросила на стол трешку, и ринулись к выходу. Я бросился за ними с извинениями за твой язык, а они уже переходили улицу, торопились в сторону своего дома.
СЕМЕН. Печально. Такие чувихи! Знакомство с консерваторскими  и Консерваторией на этом закончилось.
ЧИНГИЗ. Для тебя позже продолжилось. Но уже с другим кадром.
СЕМЕН. Я бы сказал, заменой музыкального инструмента. Фортепиано на скрипку.
Стук в дверь.
ГУРГЕН. Войдите!
Дверь открывается и входит Иван. Сегодня он в приличных белых брюках, светлой тенниске и модных туфлях. Он оглядывает большую компанию, стоящую в центре комнату, и не сразу врубается, кто есть кто.
ИВАН. Я попал к похлударьинцам? Позвольте представиться, Иван Соколов.
Парни бросаются к нему, поочередные объятия, общие сразу всех.
ГУРГЕН. Не сразу узнал. А мы с Чином  решили, что оба не изменились.
ЭЛЕОНОРА. Вас больше всех помню. Вы помогали грузить наши вещи и на грузовике отвезли  на Тифлисский вокзал. На площади еще орудовец привязался к вам, помните?
  Иван, не вырвавшись из объятий друзей, кивает.
ЭЛЕОНОРА. Это был наш последний день в Баку, перед расставанием  с городом детства навсегда.
ИВАН. Точно! Помню, вы еще плакали. (Мужчинам). Счастлив увидеться! Все так изменились, поседели, Семка совсем полысел…Чина, ты красишь усы? Волосы седые. Узнать можно. Один Гур   мало изменился.
 ЭЛЕОНОРА. Долго будете стоять на середине комнаты? Давайте все за стол! Рауф Гасанович и Сона – ханум позаботились наполнить холодильник и бар.
Гурген с  Чингизом, пока  Семен разговаривает с Иваном, передвигают стол, собирают стулья, приносят еще из соседней комнаты.  Элеонора достает из бара и ставит на стол бутылки. Общие восклицания, шум, смех.
СЕМЕН. Часто вспоминаю наши проделки.
ИВАН. Помнишь, как на Торговой, уже тогда Низами,  идем толпой. Остановимся, выберем окно или балкон на четвертом – пятом этаже,  и, задрав головы, смотрит наверх, время от времени восклицая. О - о, а! Ара, ты подобное видел, а? Вай – вай! Собирается толпа, все тоже смотрят, спрашивают друг у друга, что случилось, а мы тем временем пройдем дальше и смотрим  издали на собравшуюся толпу, хохочем.
СЕМЕН. Хохмы откалывали еще те!
Подходят  Чингиз с  Гургеном и тоже включаются в воспоминания.
ЧИНГИЗ. На Торговой  чего только не  вытворяли! То к девчонкам пристанем, то какого-нибудь фраера подразним. Еще одну фирменную хохму вспомнил.
           Выберем какого-нибудь дяденьку приличного вида, желательно  в шляпе, с портфелем, и выстроимся цепочкой ему в затылок. Помните? Так и идем. Встречные улыбаются, показывают на него. Он недоумевает, но обернуться назад не  догадывается, а за ним в ногу шагает цепочка  уже человек  в тридцать, постоянно  присоединяются всё новые чуваки и чувихи.  Ржачка на всю улицу. 
ИВАН. Пока кто-нибудь из сердобольных, не покажет знаками дяденьке обернуться. Цепочка рассыпается в стороны. (Обращает внимание на часы Чингиза). Часы у тебя!  Вероятно  целое состояние стоят.
ЧИНГИЗ (снимает их с руки, протягивает Ивану). Гурбанды. (Дарю!)
ИВАН  (отодвигает его руку). Спасибо, тронут твоей щедростью. Никчему мне такие часы. Да меня кореши убьют за них!
ЧИНГИЗ. Как хочешь. Для друга детства ничего не жалко. Подумай, будет память. (Надевает браслет с часами себе на руку). Надумаешь, скажи. У меня еще есть.
ЭЛЕОНОРА. Ну, чуваки, давайте за стол. Отметим встречу.
СЕМЕН. Это кто, мы чуваки?
ЭЛЕОНОРА. Слышу у вас, что ни слово: чувак, чувиха. Думаю, а мне как вас называть, господа?
 Все садятся за стол.  Гурген на правах хозяина, достает коньяк.
ГУРГЕН. Коньяк, Виски, Шампанское, всё, что хотите.
ИВАН. Я, колу, извините. Дал слово, ни грамма алкоголя. Да и кто днем в такую жару пьет.
ЧИНГИЗ. Я тоже только колу. Мы с Рауфом  уже попробовали азербайджанского коньяка.           СЕМЕН. Могу засвидетельствовать, у себя в Америке он совсем не пьет. Я выпью минералки.
ГУРГЕН. Выходит я один горький пьяница, и должен пить за всех?
ЭЛЕОНОРА. Как положено сапожнику.
Стук в дверь, входят  Рита и Фира.
РИТА. Привет честной  компании!
ФИРА. Уже приложились? Вижу коньяк на столе, бокалы.
ГУРГЕН. Кто вы, красавицы? Вместо того, чтобы представиться, сразу с нотациями. Коньяк еще не открыли. Желающих пить нету.
РИТА.(Гургену). Кроме вас и жены вашей, со  всеми знакома уже. (Представляется). Маргарита Романовя. Жена Рауфа.
ГУРГЕН (целует ей руку). Рад, очень рад познакомиться с женой Рауфа.
 Подходит Элеонора, обнимается с Ритой.
ЭЛЕОНОРА (представляется) Элеонора, лучше просто - Эля.  Нам следовало  в первую очередь встретиться с Рауфом и вами, а тут, не успели с самолета в номер войти, как друзья Гура завалились. Пришлось стол накрывать. Рауфа Гасановича, сказали, нет в отеле.
ФИРА (Гургену). Меня не узнал, не представляешься.
ГУРГЕН (целует ей обе руки). Как тебя, Фирочка, не узнать! В парке  офицеров Сёма знакомил. Танцевали даже.
ЭЛЕОНОРА (обнимается с Фирой). А однажды Семен принес нам контрамарки на «Морской узел», с твоим участием. К сожалению, это один спектакль, который мы видели в оперетте.
ГУРГЕН. Зато в «Низами» перед кино слушали несколько раз.
ЭЛЕОНОРА.  Запомнились «Бакинские огни», как ты пела. Гур потом долго подпевал: (напевает).
            Как хорошо с тобою рядом, когда, родная мы одни,
            Когда любви в  награду, нам светили  у ограды, все бакинские огни.
ФИРА. Помните? В Телль-Авиве бакинцы  часто просили меня спеть. (Поёт) 
           Ты вернешься  милый скоро, может раннею весной
           Буду  я встречать у моря твой корабль боевой.
           И грустить нам не придется, не придется больше ждать
           И в Баку огонь зажжется, мы споем вдвоем опять
           Как хорошо с тобою рядом, когда, родная мы одни,
           Когда любви в  награду, нам светили  у ограды, все бакинские огни.
Все аплодируют
ГУРГЕН (целует руки Фире). Спасибо. Твоя песня как бальзам на душу.
РИТА. Прекрасно сохранился голос.
ЧИНГИЗ. Хоть сегодня на эстраду.
ИВАН. По крайней мере, поешь в тысячу раз лучше писулек, что крутят по российским каналам.
  Элеонора уводит женщин  на балкон посекретничать. Мужчины, оставшись  одни, продолжают разговоры.
ГУРГЕН. (Семену). Как  умудряешься держаться в компьютерном бизнесе в Израиле? Там же половина Союза, приехавших русских программистов! Конкуренция страшная, рассказывал младший сын.
СЕМЕН. Держусь пока. Важно было начать, создать свою фирму. Спасибо дедушке Фиры – известному, за пределами Азербайджана, кардиологу. Его коллеги помогли. К тому же, я в компьютерной отрасли с её рождения. 
ИВАН. Рафик открыватель сибирской нефти, Сёма прародитель сегодняшней компьютеризации.
Гур, из холодного сапожника на трамвайной остановке, вырос до владельца обувного салона в первопрестольной.  Чин  владеет автомобильным прокатом в нескольких странах. Все мои друзья из забытой Аллахом  «помойки» чего - то добились в жизни.  Один я пока…
ЧИНГИЗ. Мы с Рафиком поможем  тебе с квартирой,  Рустам устроит на работу, поможет открыть свой бизнес. 
СЕМЕН. Соня найдет невесту.
ИВАН. Вашими бы устами.
ГУРГЕН (продолжает уговаривать). Так выпьем за встречу! За будущее нашего верного товарища юности – Ваню Соколова! Столько лет не виделись. Попробуем, что нам предлагают организаторы встречи.
ЧИНГИЗ. В нашем номере тоже бар и холодильник загружены под завязку.
ГУРГЕН. У себя в Америке не забыл  советские выражения.
СЕМЕН. Вечером вся наша махаля собирается у Рафика, тогда и отметим, а сейчас не насилуй.
ГУРГЕН. Хорошо. Пойдем навстречу пожеланиям гостей. Как хотите, но совсем, ничего не попробовав, я из-за стола вас не выпущу. (Включает электрический чайник, ставит стаканы – армуды).
ИВАН. Забыли в своих заграницах, из чего пьют настоящие мужчины? (Поднимает и показывает стакан – армуд.  Гурген ставит  плетеный поднос с пахлавой, курабье, кятой, вазу – с рахат-лукумом, козинаки, шакер - чуреком).
ЧИНГИЗ. У меня дома целая дюжина армудов, но признаюсь, пьем обычно из чашек. А вот кяту, шакер – чурек не пробовал  лет cорок, наверное.  Даже в азербайджанском ресторане в Нью-Йорке не подают.
ГУРГЕН. Меня жена балует. Покупает или сама готовит.  Армяне больше любят гату, назук.
СЕМЕН (пробует шакер – чурек). Жена постоянно пилит, а я люблю всё сладкое.   
ГУРГЕН  (ставит на стол электрочайник). Извините, каждому по чайнику, как принято в Азербайджане, поставить не могу. Приедете к нам в Москву, дома найду, а здесь, в номере, кроме электрического еще один маленький заварной.  ( На правах хозяина разливает чай в армуды).
ИВАН. Чай мы и сами разольем. Скажи, а в Москве армянские анекдоты продолжают рассказывать?
ГУРГЕН. Новые редко. Из новых. Армянское радио спрашивают. Когда будет лучше?  Отвечаем: уже было!
ИВАН. С глубоким смыслом.
ГУРГЕН  Старый анекдот для нашего возраста. Армянское радио спрашивают: что предпочтительнее выбрать на старости – маразм или склероз?
 — Конечно же, склероз. Если у вас склероз, вы забываете, что у вас маразм… Чина, а в  Америке анекдоты рассказывают?                ЧИНГИЗ.  В самолете услышал. В Москве, на каждом полицейском автомобиле и на домах написан телефон доверия ФСБ для анонимного заявления. Так вот,  законопослушный гражданин, решил  воспользоваться. Звонит, спрашивает: это телефон доверия ФСБ? В ответ: Да, Василий Алексеевич, рассказывайте, что у  вас? (Все смеются).
ИВАН. В Баку тоже предлагают звонить анонимно.
ЧИНГИЗ. Армянского радио  в Америке не знают.  Больше про блондинок. Вот один.                — Чем умная блондинка отличается от НЛО?
— НЛО видели!               
СЕМЕН. Жестоко. Хорошо,  у нас жены не блондинки. Тост у меня родился! Жаль, за чаем не произносят тостов. А может, все - таки дернём по рюмочке за встречу, чтобы  была она не последней? Тем более женщины вышли. Кто за?                ЧИНГИЗ (поднимает руку) Я!                ИВАН. Если по малюсенькой, символично.                Гурген открывает коньяк.   
               
З а т е м н е н и е

5. Номер Рауфа в отеле. Ему нездоровится и он лежит.  Рита прикладывает ко лбу мокрый платок.              РИТА. Встреча за встречей, любой здоровый человек устанет. Ну и поднялось давление.                РАУФ. Будет ворчать. На день больше, на день меньше проживу, стоит ли  из-за этого отказывать друзьям.
РИТА. Друзья или просители? Раз плохо почувствовал, следовало перенести встречу, не принимать всех просителей.
РАУФ. Не обижай моих друзей. Однокурсники Сергей и Самед не просили ничего, предлагали на равных поучаствовать в их бизнесе. Реши я бросить якорь в Баку, наверняка присоединился бы. 
Звонит внутренний телефон, Рита включает громкую связь.
 ГОЛОС  ВАРВАРЫ. Какая-то настырная женщина пытается прорваться к шефу.
РАУФ. Скажи Николаю, пусть поговорит.
Снова звонит внутренний телефон, включена громкая связь.
РИТА. Слушаю.
МУЖСКОЙ ГОЛОС. Извините, мы вынуждены вызвать охрану, чтобы справится с гостьей. Рвется  к Рауфу Гасановичу.
РИТА. Варвара не справляется? С женщиной не в силах разобраться. (Выходит. Через  какое-то время  в номер врывается  Лиза – женщина со следами былой красоты, не понятного возраста от 50, за ней  Варвара и Рита).
ЛИЗА. Рафик, можно поговорить? Секьюрити твои, едва руки не сломали.
Рауф изучает её, пытается вспомнить, кто это.
РИТА. Человеку плохо, вам сказали. Не видите? Ворвались.
Варвара пытается оттащить гостью от Рауфа, он делает знак остановиться.
РАУФ (поднимается, Рите). Полегчало немного, встану. (Лизе). Садитесь, слушаю вас.
ЛИЗА. Не узнал!.. Лиза Панкратова подруга Елены. 
РАУФ. Лиза… Лиза Панкратова. (Так и не вспомнил). Ты так изменилась!
ЛИЗА. Вспомни шестидесятый год, первого мая, Университет…  Сёма Лифшиц знакомит нас. Потом мы встречались какое-то время, и я уехала на практику в Кировабад. Без меня ты приударил за Ленкой. Она и  женила на себе.
РИТА (саркастически). Неизвестные страницы жизни героя  будущего романа  Фарида Кулиева.
ЛИЗА. Ты тоже очень изменился с тех пор. Первые годы следила за твоей судьбой, читала газеты, не пропускала ни одной публикации… Сегодня тоже не узнала бы, встретив на улице. В газете прочитала, неизлечимо больной российский олигарх, азербайджанец, родом из Баку, приехал в родной город попрощаться с друзьями детства по Похлударьинскому двору. Когда-то  ты поминал этот двор, вспомнила. Позвонила, соединили  с секретарем. Она направила к помощнику, тот после  долгих  уговоров  соединил с твоей подругой, как поняла. Дала ей номер, чтобы позвонил.
РАУФ (вопросительно смотрит на Риту). Она моя жена.
РИТА. Я передала тебе. Сказал, не помнишь такую фамилию.
ЛИЗА. Фамилию он не знал. Виновата, не объяснила толком.  А с Ленкой  мы десять лет учились в одном классе. Она поступила в Индустриальный, а я в Университет. Дружить продолжали. 
РАУФ. Извини, Лиза, что так получилось. Искренне рад видеть. Как живешь, замужем, дети? Рассказывай.
Варя выходит, Рита садится и слушает.
ЛИЗА. Что про меня? Живу как все. Мужа нет, сын балбес, не работает. Живем на мою пенсию, хотя он имеет профессию журналиста. Про Ленку хотела узнать, как она, в газетах ничего о ней. Пишут, привез с собой  подругу.
РАУФ. Не читай желтую прессу. Маргарита моя официальная жена.
РИТА. Елена шесть лет назад погибла.
ЛИЗА. Да вы, что! (Рауфу). Прости, пожалуйста. Не знала. Прими запоздалое соболезнование. Какая жалость, я всё надеялась, увидимся.
РАУФ (показывает вверх). Все там увидимся.
ЛИЗА. Вы жена Рауфа… Не знаю, верить ли теперь газетам про твою болезнь. Выглядишь превосходно.
РИТА. Болезнь серьезная, а он никак не решится на операцию. 
ЛИЗА. Есть альтернатива?
РИТА. Несколько месяцев или лет десять, в случае успешной операции.
РАУФ. Успех гарантируют наполовину. Пятьдесят на пятьдесят, вот и колеблюсь.
ЛИЗА. Не знаю, что и посоветовать… Долго задерживать не буду, объясню, зачем рвалась встретиться. (Смотрит на Риту, ей).  Не волнуйтесь, на Рафика не претендую, давно смирилась, простила и Ленку. Где в моем возрасте, конкурировать с вами. (Рауфу). Предупредить пришла. Как-то похвастала, что дружила с тобой в студенческие годы. Так мой непутевый сын  вбил себе в голову, что он твой сын, а я скрываю. Надумал шантажировать тебя, обратиться в прессу.
РАУФ. Сколько ему?
ЛИЗА. Родился 23 марта шестьдесят второго. Не можешь быть ему отцом.
РИТА (считает  вначале  про себя). Если взять стандартный срок девять месяцев от зачатия, оно должно было произойти 23 – 25 июля  шестьдесят первого года, когда ты уже с Леной встречался.
РАУФ. Еще в июне я прилетел  в Тюмень, можно посмотреть запись в Трудовой книжке.
ЛИЗА. Я и объясняю, а он убежден, что родился переношенным. Такое случается.
РАУФ. Что вы обе занялись глупостями! Считаете, неизвестно что.  (Лизе). Мы разбежались после твоего возвращения с практики.  Больше мы не общались. С новогоднего вечера у нас в АзИИ, начал встречаться с Еленой. С  шестидесятого на шестьдесят первый год. Так?
ЛИЗА. Совершенно верно.
РАУФ. Наконец, выяснили.
РИТА. Так что вы хотите от Рауфа Гасановича?
ЛИЗА. Вдруг какая-нибудь желтая газетенка прислушается к его бредням и примется трепать наши имена. Не хочу, чтобы сложилось превратное мнение обо мне. К проискам сына я никакого отношения не имею.
РИТА. Что-то я  никак не врублюсь. Какой смысл, что-то печатать, не попытавшись шантажировать  Рафика?
РАУФ. За сенсации хорошо платят.
ЛИЗА. Я и сама не понимаю. Он грозится.
РИТА. Собирается опубликовать, что Рауф Гасанович его отец, и не желает признать? 
ЛИЗА. Вероятно.
РАУФ. Почему не пришел ко мне поговорить? Надеется, газета опубликует чушь и заплатит?
ЛИЗА. Само собой. 
РАУФ. Отец его, где?
ЛИЗА. Умер.
РАУФ. Сказала, он журналист. В последние годы журналисты хорошо зарабатывают.
ЛИЗА. Не работает он. В русскоязычных изданиях везде успел отметиться. А писать умеет только по-русски.               
РИТА. Азербайджанский язык не изучали в университете?
ЛИЗА. Как не изучали! Не учил. Разговорным с детства владеет отлично, а писать не стал учиться.
РАУФ. Поговори с сыном серьезно. Пусть оставит глупости и зайдёт. Подумаем вместе, как ему помочь.
РИТА (Рауфу). Фарид в русской газете работает, может его привлечь?
ЛИЗА. Спасибо. Буду бесконечно благодарна, если сумеешь вразумить его. Поверь, я пришла не за помощью. Если непутевый сын все же напечатает эту галиматью, знай, я всеми силами  старалась остановить его. (Поднимается). Извините, что заняла ваше время.
РАУФ. Ну, что ты, Лиза! Рад увидеть тебя. На следующей неделе, в  «Амбуране» в Бильгях  я устраиваю небольшое торжество, встречу с друзьями детства. Приглашаю.
ЛИЗА. Спасибо. Отравлять кислой физиономией гостей и скучать среди незнакомых людей? Я      ведь никого не знаю.
РАУФ  Семен Лифшиц с женой будут, мы с Ритой.
ЛИЗА. Благодарю, тронута. Ты теперь знаменит. Нет, нет! Я не приду. (Поднялась и направилась к выходу. Рауф  провожает её до дверей, останавливается). У Риты есть твой телефон, я позвоню. Встретимся, посидим, вспомним студенческую юность. Расскажешь про Елену, как учились в школе, кто из мальчишек нравился.
Проводив Лизу, возвращается и снова ложится. Рита присаживается рядом.
РИТА. Слушай, Рафик, не кажется тебе, про сына всё она выдумала? Пришла посмотреть на тебя.
РАУФ. Что на меня смотреть?
РИТА. Богатый, холостой, в молодости любил… Вспыхнут чувства ностальгии.
РАУФ (приподнимается, притягивает Риту, целует). Ревнуешь! Раньше не замечал.
РИТА. Повода не было…  «Посидим, вспомним студенческую юность».
РАУФ. (Снова притягивает её, целует). Если в молодости выбрал не Лизавету, неужели теперь, когда жить осталось всего – ничего, променяю любящую меня молодую красавицу на старую тетку?
РИТА. Ни какая,  ни тетка, а твоя ровесница. (Долгая пауза). Не женишься на мне, займусь серьезно докторской. Меня приглашают экспертом в Союз промышленников. Твой конкурент тоже давно уговаривает перейти в его корпорацию… Лизе следовало предложить денег. Отказалась от вечеринки, может, пойти не в чем.
РАУФ. Подумал об этом. Не возьмет она денег.
РИТА. Если через Семена, он, ведь вас познакомил?
Стук в дверь.
РИТА. Проходной двор какой-то. Не дадут отдохнуть больному человеку.
РАУФ (поднимается). Входите!
   Входят Гурген с Элеонорой.
РАУФ. Ва! Кого вижу! Сам Гур с женой. (Поднимается, хватает в объятия Гургена, целует. Оставляет его и протягивает обе руки Элеоноре, обнимаются). Эля! Помню, как Гур приводил тебя к нам знакомить.
Рита и Элеонора пожимаю руки.
ЭЛЕОНОРА. Извините, ввалились без звонка.
ГУРГЕН. Напугали нас, сказали тебе плохо, лежишь. А ты ничего, неплохо выглядишь.
РАУФ. Спасибо. Отпустило.
ГУРГЕН. Не похож ты  на олигарха. На Чина посмотришь, сразу понятно – перед тобой американский миллионер, а ты не изменился. Возмужал, поседел, а так, всё тот же Рафик. Повзрослевший только.
ЭЛЕОНОРА. Как у вас холодно!  Кондиционер на полную включили?
РАУФ.  Наверное. Вы  оба тоже хорошо выглядите. (К Элеоноре). Слышал,  после моего отъезда, поселились у нас во дворе, у Мелкумянов.
ЭЛЕОНОРА. Через год после вашего отъезда в Сибирь.
РИТА. Вы не из Похлу Даре?
ЭЛЕОНОРА. Нет, из Арменикенда. Гур у нашей фабрики сапожничал,  мы и познакомились. Я  принесла ремонтировать босоножки, разговорились….
ГУРГЕН (перебивает жену). Стыдить меня начала. Молодой, здоровый мужчина, а стучит молотком, латает старую  обувь.
ЭЛЕОНОРА. Мама не сразу смирилась,  когда стала встречаться с сапожником.
ГУРГЕН. Сама-то кто? Швея мотористка. На швейной машине строчила.
РАУФ. Семья Мелкумян потомственные сапожники. В своем деле аристократы. Любая заплатка, сделанная  руками Нерсеса – ага или Гура, превращалась в декоративный элемент, будто так и было задумано модельером. Вся Похлу Даре ремонтировала и шила обувь у них. И в Гургене воспитали усидчивость, кропотливость. Часто мы носимся по двору, играем в прятки, «пажара», еще какие - то игры, а Гурик сидит рядом с отцом во дворе, наждачкой орудует, а то ножом.
ГУРГЕН.  В те годы обувь была в большом дефиците. Многие заказывали у нас ботинки или сапожки, дамские лодочки.
ЭЛЕОНОРА. Теперь люди не шьют на заказ.
РИТА. Магазины завалены обувью на все случаи жизни. Слышала, ваши дети  не продолжили семейную традицию, а пошли в науку, стали  известными учеными, докторские защитили. Как ни ругаем советскую власть, а учиться способным, она помогала. Дорога в науку была широко открыта.
ЭЛЕОНОРА. Про известность информация не совсем  верная. И не все еще доктора. Один Левон. Он в 70-х поехал в Москву и поступил в Университет, остался в аспирантуре. Защитил кандидатскую, а затем и докторскую по биологии.  Армин  выбрал технический институт и сейчас готовится защищать докторскую. Его увлекла техника.
РИТА. На обувном предприятии?
ЭЛЕОНОРА. Смеетесь? Обувь им с детства осточертела. Его диссертация как-то связана с металлургическим производством.
РИТА (перебивает). Извините, в мыслях не держала обидеть.
ГУРГЕН. Неля  филолог, специалист по корням армянского языка, муж – по армянскому фольклору.
РАУФ. Забавляет, наверное, вас анекдотами армянского радио?
ГУРГЕН.  Что ты! Он их не терпит. Не принимает, считает, сочиняют их евреи. Профессионально его интересуют армянские народные песни, музыка, одежда.
РАУФ. Когда расселяли  Похлударью, вам дали  квартиру?
ЭЛЕОНОРА. Что вы говорите! Дали… Мы жили в маминой квартире в Арменикенде, в двести двадцать пятом квартале. Там еще почта и магазин двадцать пятый, если помните. Как вышла замуж, мама долго не принимала нас, Гура не пускала на порог. На шестом месяце, я была, когда сжалилась и пустила  к себе. Не то родить Левона пришлось бы в Похлу Даре.
РАУФ. Гур наверняка оставался прописанным. Положено было, выделить ему квартиру.
ГУРГЕН.  К тому времени я схоронил и отца, и маму, Эля не прописана. В лучшем случае  дали бы, как Ване Соколову, комнату в дальнем микрорайоне. Может и не дали бы. Ты был далеко и не знаешь, что творилось с осени 88 - го в Баку! Националисты в Нагорном Карабахе сообщили о выходе из состава Азербайджана. В Баку хлынул поток беженцев – азербайджанцев. Отношение к бакинским армянам резко изменилось. Хорошо, у Левона в Москве уже был угол, и он забрал нас.      
ЭЛЕОНОРА. Так мы стали москвичами. Гурген занялся своим ремеслом, дети помогли, и мы купили квартиру. Все ваши, похлударинцы, теперь преуспевают.
ГУРГЕН. Мы с Элей едва вошли в номер,  как ввалился Чина. Не  поговорили еще с ним, входит Семен, за ним Иван.
РАУФ. Как Иван выглядит?
ГУРГЕН. Очень прилично, а что? Как все, постарел, конечно, а так смотрится молодцом, модно одет. Ты не видел его еще?
РАУФ. Видел. Встречу отметили?  (Рауф снова ложится). Извините, я лягу.
ЭЛЕОНОРА. Вам нездоровится?
РАУФ. Устал просто. Вечерняя встреча не отменяется.
ГУРГЕН. Спрашиваешь, отметили? А как же! Правда, в основном, азербайджанской традицией,  – чаем и бакинскими сладостями.
ЭЛЕОНОРА. Соскучились ребята. А тут на столе, пахлава, халва шекинская,  кята, нуга, шакер - чурек… Это,  вы, распорядились в номер подать все эти деликатесы, которых не найдешь ни в Израиле, ни в Америке?
ГУРГЕН. Да что в Америке, в Москве в ресторане «Баку» не всегда застанешь весь этот ассортимент. Спасибо, Рафик. Не представляешь,  какой это подарок бывшим бакинцам.
РИТА. Консультировался с друзьями, потом  с менеджерами «Хилтона».
ЭЛЕОНОРА. Хозяину нездоровится, а мы тут о мелочах. Успеем еще наговориться, надеюсь. Мы пойдем?
РАУФ. Не спешите. Я неплохо чувствую себя. Устал просто.
ЭЛЕОНОРА. Мы еще города не видели.
ГУРГЕН. Пойдем. До вечера! На минутку забежали проведать больного.
РИТА (провожает в коридор). Очень рада была познакомиться.

З а т е м н е н и е

    6. Ресторан в «Амбуран - эстейт».  Длинный стол, составленный из двинутых вместе столиков, за ним сидят близкие друзья Рауфа, их жены. За отдельными столиками, тоже сдвинутыми по несколько вместе, бывшие соседи из других похлударинских дворов. Занавес открывается под мелодию мугама, когда вечер встречи  уже в разгаре. Участники застолья пропустили не по одной рюмке и  теперь продолжают делиться воспоминаниями, незнакомые знакомятся, женщины обсуждают друг друга, ведутся и обычные задушевные беседы, когда люди успели поддержать уже не один тост. На эстраде выступает солистка и музыкант с таром. Играет объединенный азербайджанский национальный оркестр и ансамбль современной музыки.
 
РАУФ (за столом, Соне). Когда слышу эту музыку, вспоминаю детство, наш двор. Черную бумажную тарелку репродуктора. У мугама необъяснимое свойство волшебной музыки, спирического сеанса. Бывает, устану, хочу отвлечься от всего. Или голова болит, поставлю диск, и, веришь, боль проходит. Для Елены, теперь для Риты, непривычные мелодии, тоже стали расслабляющей успокаивающей музыкой.
СОНА. В мугаме дух азербайджанского народа. Передается от поколения к поколению.
Музыкальный номер заканчивается, гости аплодируют. Танцевальную часть вечера начинает  ансамбль современной музыки. Часть гостей выходят на танцпол.
Звучат популярные мелодии 50 –х  годов. Когда заиграли «Севгилим». Фира встает из-за стола, поднимается на символическую эстраду, и поет. Песня звучит русскими и азербайджанскими куплетами. Часть гостей подхватывает слова.
СОНА (поворачивается к Семену). В Израиле жена тоже поёт?
СЕМЕН. Пела. В нескольких антрепризах недолго работала. Больше в ресторанах подрабатывала. Потом дети родились, я нашел приличную работу. Ее заработок теперь не имел решающего значения.
СОНА.  Винит тебя, что оставила театр… Выбор был. Могла не поехать за тобой в Пензу, потом в Минск. Бакинский зритель её любил, хорошо помню. Мы с  Рустамом не пропускали ни одной премьеры в оперетте. Выбрала судьбу декабристки.
РАУФ. Пенза и Минск не рудники Нерчинские.
РИТА. Победила любовь. (Рауфу). К тому же,  Семен уверяет нас, евреи не разводятся.
СЕМЕН. Если говорить всю правду, не разводятся ортодоксальные евреи.
СОНА. Дома для  себя,  для души, Фира поет?
СЕМЕН. На домашних вечеринках, у друзей, когда уговорят. Романсы, песни советских лет.
СОНА (Семену). Сейчас  вдруг подумала, а мы ведь с тобой никогда не танцевали.
СЕМЕН. Правда. Можно исправить, пошли! (Встает, приглашает Соню. Рустаму). Не против?
 Сона танцует с Семеном,  а Рустам приглашает Риту. Танцуют и незнакомые зрителю пары. В завершение, танцующие аплодируют, просят оркестр и Фиру повторить.
ЭСФИРЬ (возвратившись за стол). Спасибо! Похвастаю. Не знаю, помните ли. Я одна  из первых исполнителей «Севгилим»! В 58 - м году ее написал знаменитый тогда Рауф Гаджиев для своего ансамбля. Его оркестр играл перед сеансами в кинотеатре «Низами». «Севгилим» начала петь Женя Дэвис. Несколько раз я заменяла её. Зрители требовали «Севгилим» и я пела. В другой раз пришлось спеть еще одну из её песен –  «Бакинские огни».
РАУФ (Рите).  В кинотеатре у Фиры был приработок. Настоящим успехом она пользовалась в театре оперетты.
ЧИНГИЗ. (Семёну). Мы с Джун часто вспоминаем ваш последний приезд к нам. Джун всё рвется слетать к вам, да время никак не выберем. Помню, вы  собирались в Баку, побывали?
ЭСФИРЬ.  Нет. У него, как и у тебя, постоянно напряженка со временем. Да и не к кому ехать. Ни у меня, ни у Сёмы никого не осталось. Близкие друзья, у кого можно остановиться, разъехались, а в дешевой гостинице за триста баксов в сутки, извините.
СЕМЁН. Дешевле отдохнуть, в какой - нибудь стране Южной Америки, где еще не побывали.
ДЖУН. Молодцы, путешествуете, а Чина больше любит полежать на теплом песочке. 
ЧИНГИЗ. Ты тоже  в последние годы не очень охотно ходишь по музеям, рассматриваешь старинные развалины.
ДЖУН. Перенимаю твои привычки. Возраст.

Джавад с Гургеном обсуждают женщин Рауфа. 
ГУРГЕН. Не могу понять Рафика. Окружил себя женщинами…  С собой привез, за стол посадил.
ДЖАВАД. Сона рассказывала, они его охрана.  Имеют и другие обязанности.  Анна –  семейный  юрист. Варвара – компьютерщик, Рита специалист в экономике, кандидат наук. С ней Рафик в гражданском браке. 
                Заканчивается  очередной танец, кто-то возвращается к столу, другие продолжают танцевать.
ЧИНГИЗ (Поднимается с бокалам в руке). Раз не пригласили тамаду, будем сами вести вечер.
ЗЕЙНАБ (перебивает). Не свадьба. Зачем тамада, когда каждый может что-то сказать. Здесь свои, справимся.
ДЖАВАД. Женщина! Если посадили за стол с мужчинами, не значит, можешь перебивать.
СОНА. (Джаваду). Свои ханские замашки оставь, а!
ЗЕЙНАБ. Он шутит.
ЧИНГИЗ. Так, дадите произнести тост?
РАУФ. Давай, Чина, руби!
ЧИНГИЗ. Друзья мои! Простите, начну издалека. Ручей бежал, бежал, добежал до моря, смешался и полностью растворился в нём. Но люди помнят, бег ручья начался далеко от моря, высоко в горах. Так выпьем же за то, чтобы  и мы никогда не забывали своих истоков! Предлагаю выпить за нашу махалю, за Похлу Даре, откуда все мы родом. Ни она, не было бы никого из собравшихся здесь!
Гости поднимают бокалы, отдельные возгласы: За нашу Похлударью!

 Иван сидит рядом с Анной и активно ухаживает за ней. К ним пересаживается Гурген и рассказывает  московский анекдот.
ГУРГЕН. Русский  приехал на своей машине в Кутаиси. Останавливает его гаишник:
— Вы нарушили правила движения. Вот бумага, пишите объяснение. На грузинском языке!
Водитель пытается объяснить, что правил не нарушал, а писать по-грузински вообще не умеет. Но инспектор ничего не желает слушать. Видя такую ситуацию, водитель вложил в бумажку двадцать долларов и протянул инспектору.
— Вот видишь, – говорит гаишник, — уверял, по-грузински не умеешь, а сам половину уже написал!
— Так, выпьем за то, чтобы у нас всегда были деньги! При наличии их, без труда  объяснимся на любом языке!
У Анны  звонит сотовый телефон, она извиняется перед мужчинами, поднимается и отходит  в сторону, разговаривает. Поговорив, подходит к Рауфу
АННА (склонилась к нему).  Все формальности с кладбищем решены. Перезахоронение тоже разрешено. Представитель администрации Президента позвонил.
РАУФ. Так поздно и нашли тебя? Завтра же займись оформлением. Не забудь место для меня.
АННА. Завтра суббота.
РАУФ. Ну и что?
АННА. Всё сделаем до отъезда, только официальное распоряжение на счет себя напиши. (Рустаму). Рустам  Ильясович, завтра с утра ваш юрист и нотариус понадобятся.
РУСТАМ. Хорошо, я распоряжусь.
СОНА (возмущенно). Другого времени и места не нашли поговорить.
РУСТАМ. Не представляешь, на каком высоком уровне решалось.   

Анна возвращается на свое место и продолжает разговор с Иваном, а Гурген вернулся к  жене и Зейнаб.
 
 ЗЕЙНАБ.  (Элеоноре). Когда ты переехала к Гуру, я видела тебя во дворе. Познакомиться так и  не успели. Я училась в институте, еще подрабатывала в своей школе, не до новых общений было. Потом вы с Гуру переехали к твоим родителям, и мы больше не встречались.
ГУРГЕН (наливает жене и, Зейнаб, себе, всем кто рядом). Один веселый человек сказал: «Hичто так не сокращает нашу жизнь... как расстояние между тостами»! Так выпьем же за то, чтобы жили мы как можно дольше! (Чокаются и пьют. К ним пересаживается Семен).
СЕМЕН. Всё анекдоты армянского радио рассказываешь?
ЗЕЙНАБ. Тостами забавляет, а сам уже перебрал.
ГУРГЕН. Ничего не перебрал. Трезв, как стеклышко. Анекдоты армянского радио давно не слышал,   не от кого. Тесть специалист по армянскому фольклору, а анекдоты  категорически не признает. 
СЕМЕН. И правильно. Жизнь остроумнее армянских анекдотов. Вот, что рассказал  один заезжий еврей из Одессы. У них на международном почтамте  в телефонных кабинах, среди разных объявлений, есть такое, «Прежде чем звонить, присядьте и успокойтесь». Мне призыв понравился. Давайте и мы выпьем за то, чтобы никуда  не спешить!  (Поднимают рюмки, пьют).
ГУРГЕН. (Он явно перепил и не контролирует себя). Волноваться петкачи, говорят в таких случаях армяне. (Он склоняет голову, заплетающим голосом). В школе  я стеснялся признаться, что живу в Похлу Даре. Наш район, если помнишь, считали помойной ямой, где живут одни неудачники и бандиты. (Все больше  распаляется). Увидели бы родители пацанов, что не позволяли  дружить со мной – сыном сапожника, чего добились дети сапожника, и чего их дети. (Наливает себе водки).
СЕМЕН. (Отодвигает от него рюмку).  Гур, хватит! Перебрал уже
ГУРГЕН. Мои дети известные ученые…   
СЕМЕН (не даёт договорить). Все уже знают, сыновья у тебя профессора, а дочь пока доцент, тоже ученая дама.
ГУРГЕН (говорит медленно). Тоже не принимаешь серьезно. Армин еще не профессор. Он в Германии на заводе Круппа внедряет своё ноу-хау. Запустит, приедет и защитит докторскую диссертацию. 
ЗЕЙНАБ (на ухо Семену). Выведи ты его на свежий воздух
Семен  поднимается, поднимает Гургена и выводит из зала. Гурген покорно идет с ним под руку.

 Оркестр заиграл   «Вагзалы». Какое-то время участники вечеринки слушают, не решаются танцевать.
СОНА. Видимо, молодежь не знает, как танцуют наш национальный танец.
ЧИНГИЗ. (Поднимается, направляется на танцпол). Нашему поколению не у кого было учиться танцам. Больше поминали, чем праздновали. Но попробую показать, на что, мы способны. (Танцует что-то непонятное, лезгинка – не лезгинка… Продолжая танец, подходит к Рауфу, тащит его, он отказывается, пытается поднять других гостей, но все отнекиваются).
СОНА. Фарид, что сидишь?
РУСТАМ (сыну). А ну, вспомни, как с Миной на свадьбе показывали класс.
СОНА (невестке).  Раз мужчины такие стеснительные, поддержи общество.
 Мина поднимает мужа, толкает в центр. Он несколько секунд колеблется, потом начинает танец, как настоящий джигит. Через  какое-то время к нему подключается и Мина. Чингиз возвращается за стол, Джун высказывает ему восхищение. Сидящие за столом, аплодисментами поддерживают  Мину и Фарида, танцующими классический свадебный танец  «Вагзалы». К ним присоединяются и другие осмелевшие.

Часть гостей вовремя танца встали из-за стола и группами стоят вдоль стены, наблюдая за танцующими, ведут разговоры.

 Рауф, Рита и Анна.
АННА. Давайте решим, на когда заказывать самолет?
РИТА. Не торопись. У нас с Рафиком еще много дел в Баку.
РАУФ. Закончим, решим. Позволим себе отдохнуть, оттянуться на полную. В Сибири без нас всё отлично вертится, весь персонал на месте. (Анне). Ты пока полистай атлас, найди на Карибах приличный, тихий островок.
АННА. Мы же в Ниццу собирались.
РАУФ. В другой раз. На Карибах столько еще островов не исследованных осталось!  Возможно, Петя и Паша с домочадцами подъедут. 
АННА. Рита, как ты? Я больше за Ниццу. 
Танец «Вагзалы» продолжается с массовым участием гостей.   
К оставшемуся за столом Ивану, подсаживаются Зейнаб и Сона. Разговаривая, показывает  на танцующих  Лизу и Семёна. Лиза сегодня, хорошо выглядит, модно одета и совсем не скучает.
СОНА. Не заинтриговала Елизавета?
ИВАН. Я не заинтересовал её.
СОНА. Постарайся.
ИВАН. Что ты мне её сватаешь! Считаешь, не найду женщину моложе?
ЗЕЙНАБ (Соне). Правда, давишь на него, как аршин мал - аланская сваха!

Анна оставляет Риту и Рауфа, подходит к Зейнаб.
АННА. Зина, мне надо поговорить с вами. Отойдемте, где не так шумно. Может, на воздухе, в парке, на скамеечке посидим?
ЗЕЙНАБ (удивлена). С организацией вечера связано?  Пойдемте. (Выходят на авансцену, садятся на скамейку).
АННА. Сложную миссию поручил мне Рауф Гасанович. Не знаю, как начать… Сам не решился.
ЗЕЙНАБ. Мы с Соней что-то не так сделали?
АННА. Нет - нет! Организовано всё великолепно. (Пауза). Обещайте выслушать и не перебивать.
ЗЕЙНАБ. Заинтриговали.
АННА. Рауф Гасанович принял решение сделать вашей семье подарок.
ЗЕЙНАБ (перебивает). Что за подарок, сам не решается объявить?
АННА. Исполнить вашу мечту детства. Помочь поменять квартиру на бОльшую, и обязательно с видом на бакинский залив.
ЗЕЙНАБ. Он Дед-Мороз, делать подарки? До нового года еще пять месяцев.
АННА. Всё совершенно серьезно.
ЗЕЙНАБ. Почему ж тогда не предложил сам, поручил вам? 
АННА. Посчитал, у меня лучше  получиться. Женщине легче понять женщину. К тому же, всеми  юридическими  вопросами занимаюсь я. Так, повторю. Не перебивайте, и слушайте.
 Возьмите мужа, дочку, можете еще Соню прихватить с собой, и сходите в приличную риэлтерскую контору, посмотрите, что могут предложить. В новом ли доме, или на рынке вторичного жилья. Свою квартиру выставите на продажу.
ЗЕЙНАБ. Рафик представляет, сколько стоит квартира с видом на море, даже если менять на меньшую, чем у нас, площадь? Посоветуйте заглянуть в компьютер.
АННА. Не на меньшую, а на современную квартиру, метров в сто – сто двадцать, чтобы детей могли приглашать, с внуками играть. Сумма, не должно волновать. Лишь бы квартира понравилось. Выберете самую – самую, какая подойдет.
ЗЕЙНАБ (нерешительно). Вы меня  просто ошарашили. Что скажут люди? Джавад не в состоянии создать условия, достойные его жены. За него делает посторонний человек. Нет! Нам это не подходит. Поговорю с мужем. Уверена, не станет и слушать.
АННА. Вы знаете, у Рауфа  Гасановича неизлечимая болезнь, впереди сложная операция. Не исключено, день операции станет его последним. Сыновья хорошо обеспечены, в завещании не забудет никого из своего окружения. Вполне объяснимо его стремление помочь осуществить мечту друзьям бедного послевоенного детства. Вы не одна, кому Рауф Гасанович  делает подарки. К примеру, Ивану тоже намерен купить квартиру в городе.
ЗЕЙНАБ. Ивану правильно. Следует вернуть его в город. Прежде следует вылечить. Не уверена, что и он примет такой подарок. (Долгая пауза, Зейнаб думает, колеблется). Мы живем не в Забрате, у нас приличная квартира. Что ж, что маленькая. (Пауза). Как мы c Джавадом будем выглядеть в глазах друзей и знакомых?
АННА. Выигравшими по лотерейному билету. Деньги эти не шальные,  Рауф Гасанович заработал  честным сорокалетним трудом в Сибири. Кстати, позаботьтесь и о современной обстановке квартиры, разной бытовой технике, мебели. Выберите всё, на чём глаз остановится.
ЗЕЙНАБ. Вы русская, выросли в России, не знаете наших обычаев. Бакинцы народ гордый, поймите. Принять такой подарок от постороннего человека… Я, конечно, передам Джаваду, но уверена, он не примет подарка.
АННА. Вас  связывает общее детство, выросли в одном дворе. Как, кто-то из  ваших сказал, играли в одной песочнице. Посоветуйтесь с мужем, детьми, и завтра же займитесь поисками квартиры. Примерно через неделю,  мы с Рауфом Гасановичем намерены уехать. Дам вам номер телефона, по нему найдете меня в любой точке мира. Еще раз повторю, никакая сумма не должна вас остановить.
ЗЕЙНАБ. Передайте Рафику…   Я сама ему всё скажу. Большое спасибо за заботу, но, к его огорчению, мы не можем принять такой подарок. (Собирается вернуться в зал).
АННА (останавливает её). Перед операцией он подпишет Завещание, где обязательно будет этот пункт. Если вы категорически отказываетесь принять подарок от здравствующего друга детства, получится, вы желали скорой смерти Рауфу Гасановичу.
ЗЕЙНАБ. Что вы говорите!  Вы не бакинка, никогда не поймете меня.
АННА (в отчаянии). Я передам Рауфу Гасановичу, пусть сам с вами разговаривает. (Зейнаб молчит в нерешительности). Пойдемте за стол. (Оставляет Зейнаб и присоединяется к Джун и Фире).   

Фарид подходит к Джун и приглашает её на медленный танец. Семен, следуя их примеру, приглашает жену. К оставшейся одной  Анне, подходит Иван, гремит оркестр, и зритель не слышит, о чем они говорят. Она берет его за локоть и ведет на авансцену.
АННА. Ваня, выведите меня на  свежий возраст. Голова кружится.
ИВАН. Рафик, что скажет?
АННА. Рауф Гасанович?
ИВАН. Для меня по-прежнему Рафик. Правда, у него одни бабы  работают в окружении?.. Извини, женщины.
АННА. Ты прав, одни бабы.
ИВАН. Ты у Рафика секьюрити?
АННА. Если  вдруг понадобиться. Я юрист компании. (Уходят).

Зейнаб выводит Джавада на авансцену.
ДЖАВАД. Что за срочное дело? Нельзя потом или дома сказать?
ЗЕЙНАБ. Как ты относишься к  мнению окружающих? Соседей, приятелей по рыбалке или покеру?
ДЖАВАД. За этим вывела из зала, прервала мужскую беседу?
ЗЕЙНАБ. Начну тогда без предисловий. Что скажешь, Рафик предлагает нам поменять квартиру на бОльшую, с видом на море?
ДЖАВАД (вопросительно смотрит на жену). Не понял. Как поменять?..  У него лишняя квартира, от которой отказывается?
ЗЕЙНАБ. Только - что разговаривала с юристом его компании. Она сказала, что Рафик предлагает поменять нашу квартиру и доплатить разницу.
ДЖАВАД. После визита к нам, с сестрой, решил? Или сейчас за столом, после нескольких тостов, от которых не мог отказаться?
ЗЕЙНАБ. Помнит, что когда-то я мечтала видеть в окно бульвар, море.
ДЖАВАД. Он знает, какие деньги потребует такой обмен?
ЗЕЙНАБ. Его юрист, сказала, сумма не имеет значения, лишь бы квартира нам понравилась. Посоветовала завтра взять детей, идти к риэлторам выбирать. И не только квартиру. Обстановку, технику, мебель.
ДЖАВАД (он так и не понял серьезность предложения). От меня чего хочешь?
ЗЕЙНАБ. Я ответила, как бы ни было заманчиво предложение, муж мой не согласится. Для него это   укор, оскорбление, не исполнил мечту жены.
ДЖАВАД. (Обнял жену). Ты у меня умница, правильно мыслишь.
ЗЕЙНАБ (помолчав). А если объяснить друзьям и знакомым, что выиграли по лотерейному билету?
ДЖАВАД. Сомневаюсь, поверят. Если и обманем  кого-то, ты - то будешь знать правду. Мечту  исполнил приятель детства.
ЗЕЙНАБ. Ты прав… (Колеблется, после паузы вздыхает). Если бы не предрассудки, на старости лет пожили в просторной квартире, вместе с внуками.
ДЖАВАД. Ой, задали нам задачку! Ситуацию оцениваешь правильно, а сама, вижу, ждешь от меня другого.
ЗЕЙНАБ. Можно еще посоветоваться с детьми, хотя их мнение знаю заранее. Лейла запляшет от радости, нечего и думать, скажет. Скорее ищите новую квартиру. Мехти ответит: не позорьтесь, у вас и так приличная квартира.
ДЖАВАД. Давай не будем торопить события…  Ночь подумаем, а завтра, по - трезвости, поговорим еще с Рауфом. (Поднимаются и возвращаются в зал).

Рауф и Рустам, стоя  у стены, наблюдают за танцующими  парами Фарид  – Джун и  Семен – Фира, обмениваются репликами, заговорили  об Иване Соколове.
РУСТАМ. Мы  с Соней поможем.
РАУФ. Квартира останется в собственности нашего банка, без права продажи.
К ним подходят Сона и Рита.
СОНА. Про Ивана разговор?
РУСТАМ. Как Вольф Мессинг читаешь мысли на расстоянии.
РИТА. Конечно, нельзя бросить друга детства в беде. В российских газетах много объявлений частных лекарей типа «Вывожу из запоя», «Лечу от алкоголизма». Не все шарлатаны, некоторые успешно и быстро излечивают. В Баку, есть такие?
СОНА. Полно.
РУСТАМ (перебивает). Мне уже рекомендовали специалиста из института, берётся за две недели  навсегда отбить охоту к алкоголю и наркоте. Только бы Иван не передумал. 
РИТА. Я его второй раз вижу, впечатление произвел здравомыслящего мужика. 
РАУФ. Будет квартира, Рустам поможет найти работу по силам. Можно будет заняться поисками невесты. Это по Сониной части.
СОНА. Я, что тебе, сваха, да?
РАУФ. Не Рустаму же ходить по брачным агентствам. Вы с Зиной и займетесь.
РИТА. С квартирой прежде надо решить…  Слушайте! Надо Ивана познакомить с Лизой!
СОНА. Мы с Зиной уже пытались.
РАУФ. Я говорил, филиал нашего банка все организует. В будущем, когда всё устаканится, если меня уже не будет, Маргарита оформит окончательно.
 Сона обнимает Рауфа.
СОНА. Что ты говоришь! Как не будет? Сделаешь операцию и приедешь еще на свадьбу к Ивану.
РИТА (Рауфу). Я с Варей схожу, окунусь в бассейне. Звала Соню, не хочет.
СОНА. В заключение вечера, если гости не перепьют, пойдем на море.
РАУФ. Жаль, я не запасся купальными принадлежностями.
РИТА. Здесь всё можно купить, большой выбор. Мы с Варей отличные купальники приобрели.  Я пошла. (Уходит).

Иван  с Анной тем временем оказываются в противоположной стороне авансцены. Он пытается обнять Анну, она хватает его за руку, и болевым  приемом валит на землю, потом подает руку и помогает подняться.
АННА. Больно?  Принял за потаскушку, наложницу Рауфа?  Ошибся!
ИВАН. Извини, Аня!
АННА. Пойдем к морю, только, пожалуйста, без всяких вольностей (Уходят).

 Большинство гостей продолжают танцевать, беседовать за столом, а наши главные герои – мужчины – Джавад, Рауф, Рустам, Чингиз  и Семен, в стороне своей группой, завели серьезный разговор. Не твердой походкой к ним присоединяется Гурген, позже Иван.
ДЖАВАД. Азербайджан  освобождается от советского наследия. Стране нужны опытные инициативные люди, в состоянии возродить страну, вывести в число самых  благополучных  в социальном и экономическом плане. Посмотрите на  Кувейт, Эмираты, на Иран, извините, даже на тот же Израиль, что у них не такие же люди, как у нас? Вы же, мужики, работаете на экономику чужих стран. А родина  сегодня нуждается в опытных менеджерах, коммерсантах, финансистах, всевозможных специалистах, которые могут передать опыт, полученный за рубежом, молодым национальным кадрам.
СЕМЕН. «Всему свое время…  Время разбрасывать камни, и время собирать камни», – сказал когда-то по этому поводу великий Экклезиаст.
РУСТАМ. Согласен, Семен, с тобой. Я  мусульманин и живу далеко от святой Земли, но согласен с христианским пророком. Пришло время собирать камни. Пора возвращаться на родину тем, кто своими знаниями и энергией  укрепляет экономику других стран.  Родная страна переживает второе рождение. Государство ждет инвестиций в экономику, социальную сферу, культуру, прежде всего от своих сыновей. Опыт, что вы получили  где-то, очень  пригодится стране, где родились, делали первые шаги в жизни, получили образование. Пора отдавать долги.
РАУФ. Мы с Ритой  давно подумываем. Её даже уже успели пригласить преподавать в один из бакинских Университетов. Мне тоже, думаю, дело найдется по душе. Пока  для меня важнее, как пройдет операция.
СЕМЕН. Будь моложе, обязательно вернулся бы в Баку. Жизнь здесь намного интереснее, приятнее.   Люди лучше, понятнее, честнее.
РАУФ (поддевает). Нет такого количества евреев, как в Тель-Авиве.
СЕМЕН. Конечно. Мне уже шестьдесят пять, скоро пенсия. В Баку кто мне её даст? Родился в Белоруссии, в Баку учился …  Фира  постоянно мечтает вернуться! К сожалению, обратной дороги нам нет.
РАУФ. Чингиза Джун не пустит.
ЧИНГИЗ. Не дети, внуки, её бы не спрашивал… Всё очень сложно. (Рауфу). Ты застолбил себе постоянное место. Я даже таким образом не могу вернуться. Отец где-то в России в общей воинской могиле, мать похоронили на Монтинском кладбище, его снесли. Где её бедные кости никто не знает.
ГУРГЕН. Меня, армянина, здесь пока не ждут. Место моё рядом с детьми.
ИВАН (Джаваду). Грустный разговор ты завел, праздник испортил. Вернемся лучше за стол!
 Садятся за стол, не на свои места, а все вместе, рядом. Дождавшись, как музыка смолкнет, Иван, с полной рюмкой поднимается на эстраду и произносит длинную речь по  - азербайджански.
ИВАН. Езизим Рафик! Чох саг ол ки, бизи топладин бир йере. Бизим ексериййетимиз Бакынын мухталиф истигаметлеринде йашайырыг, иллерле, белке де он иллерле бири-биримизи гормурук. Сен дунйанын мухталиф йерлерине, Америкадан тутмуш Исраиле кими сепеленмиш инсанлары бир йере семледин. Бурада топлашанлар инсанлар мухталиф тебегенин нумайенделеридир. Амма биз Бакылыйыг. Ексериййетимиз де бир мехледен – Похлудереденик.
( Дорогой Рафик! Спасибо  тебе, что собрал нас.  Большинство из нас  живут в разных концах Баку, не видим друг друга годами, кого-то и десятилетиями.  А ты собрал, пригласил всех,  кого судьба раскинула по свету от Америки до Израиля. Собравшиеся сегодня, люди разного социального положения. Но все мы бакинцы. Большинство с одной махали – из Похлударьи).
РАУФ (синхронно переводит  вернувшейся Рите). Прямо штатный оратор! И откуда такие слова!
СОНА  (переводит Джун).  Не ожидала подобного красноречия от Ивана.
ИВАН (продолжает по-русски). Мы все за одним столом, русские и азербайджанцы, армяне и евреи, все бывшие жители Похлу Даре. Жители Баку, бакинцы. Бывших бакинцев не бывает. Так выпьем за нашу махалю, за нашу маленькую родину, за её второе рождение! (Аплодисменты, чокаются, рюмками, пьют. Оркестр  играет что-то бравурное, затем танцевальную мелодию. Участники застолья  перемещаются  на  танцпол).


З а н а в е с


© Борис Борисович  Михайлов
E-mail: borborm@gmail.com
Tel. 7 (812) 668.41.34 ;    8.911.014.54.26
Skype - borborm

 
P.S.    Если пьеса заинтересует, есть смысл обратиться  к  В. Алекперову.  Познакомить с пьесой, попросить о спонсорстве. Он не должен отказать.