СЮЖЕТ НЕНАПИСАННОГО РОМАНА
После кратковременной беспорядочной критической лихорадки, тем более, когда дополнительный тираж «Живого бетона» превысил пятьсот тысяч экземпляров, желчные, слюнные источники оппонентов как-то скоропалительно иссякли. Теперь уже никто не сомневался, что наша писательница, мистически привязанная к изделиям из обезьяньего меха, вышла в ареопаг самых издаваемых райтвумэн, как у себя на родине, так и за рубежом. Любящие читатели присылали посылки с рулонами меха, обезьяньими фигурками. Из многочисленного мехового сырья пришлось понаделать съемные шкурки с зипперами для гладкошерстных гавкучих той-пинчеров на проворных водомерочных ногах. Все это комическое шкурное непотребство дополняли шельмоватые воронкообразные мордочки с базедовыми обсидиановыми глазами и треугольными ушами мышиного цвета, изготовленными, будто из электролитного просвечивающегося картона. Как ни странно, собаки свыклись со своими бекешными комбезами и в участившихся ТВ-сюжетах представлялись телезрителям в образе персонажей арт-хаусной анимации.
Теперь крупные издательства отказались от системы даже легкого прессинга. Куда-то канули в сценическое подполье бутафорские листы катаного металла, навевающие обоснованную тревогу в оперных спектаклях во время смут, пришествия каменных гостей и железных истуканов. Они просто терпеливо ждали.
Сейчас писательница преисполнилась перманентными предродовыми тяготами. Она как-то смогла найти механизм открывания живоносных форсунок, откуда на нее беспрепятственно изливался информационный эликсир, и она превращалась в искрящийся принтер, лихорадочно отстукивающий уже отредактированный текст.
Итак, ранним утром в летнюю пору, когда в продаже появилась уже довольно сладкая клубника без белых стрихнинных прожилок, она на девственной виртуальной странице вывела – отец Машеньки, Петр Анисимович Афанасьев – профессор медицины из потомственной врачебной семьи в день перехода на летнее время всегда говорил одну и ту же фразу о том, что подводка стрелок на часах без завода и шунтировки занимает около сорока минут, намекая очевидно на величину их семейного жилища в славном городе Киеве.
Дом был и вправду не мал. В двенадцати комнатах проживал хозяин с супругой, двумя детьми, теткой по материнской линии, кухаркой и горничной.
К дому примыкал просторный участок с лужайкой, яблочно-вишневым садиком и летним флигелем. В хозяйстве имелся, даже прудок с мостком и масляными фонариками на манер японского, в котором весенними вечерами возились толстые лягушки и в меру деликатно сливались в предкоитусных хорах. Тогда даже бледный голыш луны восторженно замирал посреди жидко-аспидного неба, а из разросшихся зарослей тонувшего во мраке малинника слоилась тонкоигольчатая прохлада. Дети Машенька и Коля в своих уютных кроватках, напившись теплого молока, в полусне зачарованные дивными звуками ночной жизни, шлепали розовыми губами и блаженно засыпали.
Боже, сколько еще будет впереди соловьев, квакушек, ручейных шепотков, шорохов трав, но все равно самые сладкие впечатления бывают только в раннем детстве!
Папенька с маменькой алебастровыми изваяниями застывали на кованой скамеечке с ясеневыми вставками, слушая сонные всплески воды и ощущая грустные запахи увядающих черемуховых соцветий.
Утром Петр Анисимович доставал из ящика стола связку фигурных ключиков и шел в комнаты заводить свои часовые раритеты. Тогда братья Жаппи, Понс, Габю, Роберы Курвуазье, Павлы Буре и Генри Мозеры радостно-нервически пели взводимыми хрящеватыми пружинками. Жизнь обретала смысл, время овеществлялось.
Наскоро пили кофей с французскими булками и ехали на воскресную службу. На Машеньке было габардиновое в пяты платье озерного цвета с устричными рюшками и шляпка в тон к нему. Коленька выглядел тоже, как говорится, намного не хуже в костюмчике темно-немецкого цвета.
Потом полные впечатлений, пахнущие не выветрившимся ладаном обязательно с гостями приезжали домой немедленно вваливались в столовую.
Хлопали пробки, звенели графинные крышечки, разливалось ситро, малага, мадера, померанцевая настойка. Кто-то бренчал на фортепиано, кто-то безуспешно настраивал гитару редкого брусничного цвета, кто-то ожесточенно гладил жеманную комнатную собачку. Наконец нервозный бестолковый гвалт замирал и все рассаживались за длинный стол. Вносились первые закуски.
Была холодная постная баранина с жареным луком, переложенная тонкими кольцами зеленой редьки. Была заливная стерлядка с ядреным тертым майским хреном, буженина с отслаивающимися оранжево-белыми, морковно-чесночными островками, просящая мазнуть ее ядовитой горчицей, жульены, разносолы – маринованные цуккини, каперсы, патиссоны, скрипучая фиолетовая капуста кусками с куриное крыло.
Не обошлось, конечно, без, крахмальных зразов с кроличьим фаршем, проклеенных соусом из тертых лисичек и двухстворчатых прожаренных говяжьих медальонов, сбрызнутых лимонно-медовой водой с толченой черемшой.
И тут начинали петь часы: конфитюрно, рожково, литургически, с дребезжащим фальцетиком, с коматозными всхлипами и старорежимным пафосом. Кто-нибудь от неожиданности обязательно ронял вилку. Звуки у несопротивляющихся едоков вызывали приливы небывалого аппетита, тем более, в столовую вносился сосуд из толстого волнистого стекла, заполненный горящим грогом со вкусом скороспелого бурбона и сливочных ирисок, от которого пунцовели уши, а говорящие, влажные рты, то и дело, перебивали друг друга. Потом был импровизированный концерт, буриме, игра в карты, гарусное шитье на коленках у тетушки.
Смеркалось, заносились лампы. Окружья теплого света из-под стеклянных плафонов, как островки желтого счастья, забрезжившие среди сгущенного мрака, рождали, то высверк в очковой линзе, то одутловатый лоск неистово начищенного мельхиора, то куражливый всплеск полуторакаратного маркиза в маменькином перстне.
И вот все кончилось.
Была литовская граница, Берлин, какие-то папины публикации в медицинских журналах, штормовая Атлантика, две каюты II класса, февральское утро с зарей в тоне фуксии, играющей на гранях первых арт-дековских скайскрепперов Манхеттена.
Слава Богу, все живы. В саквояже рекомендательные письма. Еще один железнодорожный бросок через континент к берегу другого океана.
Университет в Беркли. Кафедра, практика. Дом креветочного оттенка с многочисленными разнокалиберными эркерами, крытый шинделем из потемневшей секвойи со стриженым лугом и материализованными облачками цветущего дрока.
Тосты, муссы, арахисовое масло, кленовый сироп, сочные стейки, мороженое в аптеках, толстый сарделечный школьный автобус, университет в архитектурном стиле бау-артса и неоклассицизма. Коленька пошел по стопам отца, Машенька ударилась в изучение классической английской литературы. Потом, правда, стала «просто жить», как героиня Роми Шнайдер в фильме «Старое ружье». Выскочила замуж за аспиранта, который спустя четыре месяца сгорел охотничьей спичкой на борту американского эсминца от локального взрыва японского самолетного камикадзе в Южно-Китайском море в районе островов Спратли. Повторно вышла замуж только после окончания войны за лесничего национального секвойевого заповедника, Ларри Грэнта. Родила двух мальчиков, став миссис Мэри Грэнт.
Хотя, у молодой семейной четы, был домик в Бейкерсфилде, они предпочитали жить в причудливом трехкомнатном строении, облицованном гонтовым сайдингом с большими крышными свесами, построенном на территории заповедника. В домике кроме трех жилых комнат умудрились найти себе пристанище биохимическая и метеорологическая лаборатории. Кроме этого, предприимчивая Машенька в одной из пристроек организовала кухню, где занялась, как она говорила, «сентиментальной стряпней».
Нечего и было говорить, что в меню наличествовали медальоны из оленины, зразы с фаршем из рубленой зайчатины под строчковым соусом, суп с требухой из дичи, соления с крохотного огородика с какими-то лесными специями и разнообразные настойки и наливки на горных травах и ягодах. Однажды в коммерческих целях, она накрыла большой стол в день благодарения на барбекюшной площадке. Попробовав заморских пищевых раритетов, гастрономически неизбалованный американский турист повалил к тете Мане мастодонтными табунами на экзотический прикорм, оставив окрестные кабачки без привычной клиентуры. Таверна на открытом воздухе на высоте выпадения редкого калифорнийского снега в горной цепи Сьеры Невады стала визитной карточкой здешнего региона. Казалось, что так будет всегда.
И тут все снова кончилось, вернее, началось кардинально новое действо. На сочельник в землю ударили две молнии. Одна повалила национальное Рождественское дерево, другая, попала в миссис Мэри Питер Грэнт, не тронув тело, но проделав в скальном массиве под ним каверну величиной с нашлепку капитолийского купола в Вашингтоне.
Заглубленная воронка правильных очертаний диаметром пятьдесят и глубиной тридцать футов получила название «Кратер М» и была огорожена высоким забором.
Внешне, Машенька не изменилась. У нее только слегка потускнел голос, и заострились черты лица. Дело было в другом. Каждый вечер после двадцати двух часов неведомая болезнь, типа падучей, сковывала ее члены. Она лежала на кровати швейным манекеном, словно, боясь потревожить скопившийся внутри бочажок нестерпимой боли. Проходило какое-то время, и телесные муки ослабевали, чтобы вернуться на следующий вечер. Никакие врачебные консультации, медицинская помощь брата Коленьки и его научных коллег не приносили ни видимых, ни косвенных результатов.
Единственно, что сделала Маша, так это завела толстый альбом, куда каллиграфическим почерком ежевечерне заносила записи о начале, протяженности и характере припадка. Зачем это делает, она не могла объяснить, но каждый вечер ослабевшая рука выводила через четкий интервал группу цифр и краткое определение течения болевого синдрома.
И еще она под страхом смерти не могла спуститься с горы.
Между тем, приехала правительственная комиссия и назначила символом американской рождественской елки новую секвойю.
Именно, Машенька предложила Ларри сделать из поверженного древесного гиганта цельнодолбленый ковчег длиной около тридцати метров. Ствол лежал на довольно крутом склоне под углом в двадцать градусов. Предприимчивая женщина придумала устроить из всего этого большой аттракцион. Из пары старых вагонеток были изготовлены двухместные подъемно-спусковые гондолы с резцом на днище, напоминающие большие рубанки. За один раз рубанок с двумя пассажирами стесывал из массива секвойи цельную, красивую стружку, на фрагменте которой нанятый художник писал теплые пожелания.
Одновременно с этим, на дне десятиметровой воронки ожил смолообразный источник. Мэри надоумила мужа склеивать стружку его содержимым в несколько слоев. Получался сверхпрочный композитный материал.
Мэри еще раз посетило гениальное прозрение. Она убедила мужа не использовать ствол дерева в качестве конструктивного остова. Уж больно он был непрочен и тяжел. Были изготовлены шаблоны, по которым склеивались шпангоуты, рангоуты, мачты и другие детали корабельной оснастки из той же стружки и подземной смолы. Корпус приобрел совсем другие формы. Он стоял на высоких стапелях с тяжелым длинным килем, напоминая галеон испанских конкистадоров.
Машенька снова занялась изготовлением фантазийной пищи. Теперь у нее был уже немаленький огород и дворик с домашней птицей и скотиной. Наряду с гусиной печенкой, петушками, припущенными в красном калифорнийском вине, она готовила варварский огнедышащий борщ с чесночными пампушками, упаренные в домашнем пиве свиные ребрышки, прудовых карпов в золотой корочке крупно истолченных горчичных сухарей и шкворчащие пупырчатые пустотелые крокеты из отбитой куриной грудки с начинкой из желто-зеленого сельдереевого масла. Все это непотребство подавалось в обрамлении различных малоросских гарниров, вандальских острых разносолов, заповедных грибов и всенепременно рюмки домашнего самогона с плавающей клюковкой.
Нечего было и говорить, что все именитые клиенты, начиная с окружного прокурора, комиссара полиции томно закрывали глаза на незначительные нарушения и упорно приезжали каждый день вкусить даров небесных от благословенной ант Мэри в прохладной атмосфере горного заповедника.
Дело процветало. Старый древесный ствол превратился в бобслейный туннель, в котором в зимнее время устраивалась головокружительная горка.
На стапелях стоял почти готовый ковчег. Корабелы отказались от парусного такелажа, поставив пятисотсильный дизельный мотор. Теперь плавучий агрегат напоминал большой чемодан с заоваленными гранями и углами. Приезжающие туристы сверлили виски указательными пальцами и цокали языками, предлагая назвать здешнюю гору Араратом, но Ларри стоически переносил незлобивые шутки. В конце концов, из-за своей парадоксальности это стало туристической изюминкой штата.
Так незаметно прошло еще лет пятнадцать. Бедная Машенька смирилась со своим недугом. Она безропотно каждый вечер принимала наплыв сверлящей боли и записывала в свой гроссбух привычные колонки цифр. Теперь она оценивала боль по десятибалльной системе.
Странно, но ни она, ни ее муж практически не постарели. Они приобрели тот оттенок кожи, который покупается только на дорогих горнолыжных курортах.
Дети повзрослели, обзавелись собственными семьями. Почему-то их не тянула суматошная жизнь долинных жителей. Все они жили на горе. Власти штата выдали им в бессрочную аренду несколько акров земли, примыкающей к опытным делянкам с саженцами для ведения подсобного хозяйства и возведения легких домиков.
Однажды Мэри Питер Грэнт сказала мужу, что у нее для него есть небольшое деликатное поручение. Ей приснился сон, что настала пора задействовать альбомные записи. Супруг долго не мог понять суть ее просьбы. Наконец, он погрузился в семейный трак и убыл в соседний городок Портервиль. Там он разыскал захиревший магазинчик диванов и ковров «Марли и Китса».
Эбенезер Марли долго не мог понять, для чего ему нужно весить на стеклянную дверь бумажку с чередой каких-то цифр, но узнав, что это просьба знаменитой тети Мэри, уступил просьбам Ларри.
Буквально, через неделю, в городке все сошли с ума. Всем внезапно захотелось поменять мягкую мебель и ковровые покрытия. Флегматичные хозяева проснулись от летаргического сна. Они не успевали отгружать со складов в Сан-Диего заказываемую продукцию.
Когда в Модене две прогорающие лавочки повесили на тренькающих дверях прямоугольные бумажки с рукописными циферками, то никто на это не обратил никакого внимания. Но после того, как народ, не отдавая себе отчета, завороженными шеренгами потянулся за продукцией явно не первой необходимости в виде шиферных гвоздей, клоповьей морилки, мази для копыт домашней скотины, просроченных бобов в томатной заливке и лимонада с кончившимся газом, то разрозненные звенышки срослись в одну цепочку.
Поползли обоснованные слухи, что торговые метаморфозы напрямую связаны с висящими бумажными лоскутками. Люди стали делать выводы, да и безоговорочно святая репутация тетушки Марии подтвердила их домыслы. Оповещенное население потянулось на гору, как в банк за не отдаваемым кредитом. Однако загадочная русская женщина, так просто свои бумажки не выдавала. Ей должно сначала прийти послание во сне, а только затем она с благодарностью передаст нужную цифровую запись определенному адресату. Поскольку за время продолжительной болезни памятных почеркушек оказалось более шести тысяч, то по логике в небольшом регионе их должно хватить на всех предпринимателей.
На том все успокоилось. Таким образом, деликатно и бесконфликтно решился вопрос об очередности.
Как и предполагала Машенька в скором времени записки стали появляться не только на дверях затрапезных лавочек, но и весьма преуспевающих заведений.
Даже такие крупные торговые гиганты, как «Нордстром» обзавелись скромными бумажными прямоугольничками. Потом через месяц после августовских распродаж менеджеры зарегистрировали небывалую прибыль в в новейшей истории магазинной корпорации.
В даунтауне Фрезно на Мароа авеню на фасаде одного крупного дома появилась первая светящаяся неоновая надпись с заветными цифрами. Это уже был символ преуспеяния.
Был зарегистрирован даже такой куръезный случай. По просьбе тетушки Мэри фирманчик с цифрами был повешен на одно из пятнадцати тысяч персиковых деревьев, находящихся в собственности у мистера Френча в Динебе. И что Вы думаете? Через пять дней на плантацию пожаловала межправительственная комиссия по сертификации пищевой продукции. Нектарины именно с этого дерева были признаны, как «платиновый стандарт». Их включили в национальный селекционный список и присвоили сорт «Супер хани Денеба». Ошарашенный Барри Фрэнч получил документированный статус «Лучший фермер Калифорнии», приглашение на ежегодную сельскохозяйственную ярмарку в Сакраменто и денежную премию в размере двухсот тысяч долларов.
Спустя несколько дней этот джентльмен опубликовал свое интервью в газете «Обзор недели». Оно здорово взбудоражило общественность. Он рассказал, что позавчера, когда возвращался из магазина с купленной запорной водопроводной арматурой, ему посреди дороги было реальное видение. Он зримо представил себе, что на денежную премию уже купил шесть гидроциклов на озере Тахо. Затем он в убыстренном темпе увидел, как в один из летних погожих денечков все его скоростные катера таскали за собой бананы с весело смеющимися пассажирами. На одном из катеров был и он. В один прекрасный момент траектории двух гидроциклов опасно пересеклись. И тут настал миг, когда натянутый трассирующий леер, подобно сырной струне отхватил голову хозяина гидроциклов. Мистер Френч чуть не наехал на дерево.
Тут же картинка перед его мысленным взором изменилась. Он представил себя с супругой на борту большого морского суперлайнера. Они среди великого безмолвия, кругом льды и арктическая зелень. От красоты слезятся глаза, и сводит скулы.
Он вспомнил, что его жена давно просила купить путевки на «Принцессу Оливию» в двухнедельный круиз по Аляске и северу Канады. И еще он вспомнил, что договорился на следующий день внести пятидесяти процентный аванс за шесть гидроциклов…
Между тем, член никогда не успокаивающейся прослойки населения, желающей обогатиться любым способом некий Гордон Брукмайер вычислил оказывается довольно простой код цифровых комбинаций тетушки Мэри. Оказывается, этот набор цифр был не что иное, как запись времени, даты, года и оценки болевого синдрома в десятибалльной системе, только это надо было написать наоборот. Правильно, антипод боли радость. Но он пошел чуть дальше. Многим было известно, что приступы у знаменитой носительницы счастья длились с пятнадцати минут до получаса. Значит, можно понаделать на каждый подлинный билетик как минимум пятнадцать рабочих вариативных копий. Он даже открыл контору, где успел реализовать почти тысячу поддельных сертификатов.
Через девять дней на океанской рыбалке в районе городка Монтерей автору эрзацных индульгенций вмял темя до мозжечка обугленный фрагмент стабилизатора развалившегося на орбите китайского разведывательного сателлита.
Все покупатели фальшивых бумаг понесли совокупные наказания. У одного, пробудившиеся подземные воды размыли угол фундамента, и половина его двухэтажного дома в одночасье рухнула. Другой вдруг стал заикой, третий сшиб на автомобиле старушку и сел в тюрьму на полтора года, четвертый даже умер у себя на участке и скунсы объели его лицо. У газетных репортеров надолго появился жареный материал. Смаковался каждый случай в течение целого месяца.
В один прекрасный день Мэри Питер Грэнт написала письмо президенту Соединенных Штатов Америки, в котором пригласила его посетить их скромную обитель для вручения ему маленького сертификата на дальнейшее благоденствие.
Накануне перевыборов на второй срок, когда рейтинг президента упал ниже критической отметки, лучшего маркетингового шага, чем получения «Гранта ант Мэри» невозможно было и придумать!
С обоюдного согласия был прописан поминутный протокол.
Вся административная свита во главе с сорок вторым президентом Америки и первой леди ровно через неделю сидела под живописным навесом из соломы вблизи узловатых корней сразу трех секвой. Воздух был необыкновенно чист и свеж. Жарко начищенные черные ботинки чиновников красиво контрастировали с бордовой мелко-хвоистой паданкой.
На первую часть брифинга были приглашены репортерские и телевизионные сливки.
Мэри Питер Грэнт, она же до замужества Мария Петровна Афанасьева - женщина небольшого роста и хрупкого телосложения со стрижкой под Гека Финна в оливковой юбке и белой блузке с маленькими красными петушками, клюющими крохотные зеленые арбузы, выглядела очень эффектно. На ее лице лучились темно-опаловым цветом загадочные малороссийские глаза. Немыслимая кожа цвета топленого молока, томный румянец, темно-розовые, будто накусанные губы, легкая смешинка, безукоризненное цитирование Бернса, Китса, Эмерсона буквально покорили все собрание.
Президент получил в подарок маленький бумажный конвертик и бережно спрятал его в боковой карман.
Затем, когда СМИ отбыли, началась неофициальная часть встречи.
Ант Мэри в начале застолья произнесла красивую фразу – если хочешь понравиться всему свету, научись хорошо готовить.
Прежде всего, гостям были поднесены серебряные рюмки с заповедной украинской горилкой из твердых сортов пшеницы с запахом терновника. Не менее заповедными были чесночные сухарики с белым кремовым салом и неведомыми бочковыми огурцами, отдающими листовым хреном и можжевельником. Дивный аперитив безоговорочно был выпит до дна. Гостям также был поднесен напиток для утоления жажды в хрустальных ковшичках в виде пузырящегося кваса с давленной брусникой. Прохладное питье действительно утоляло жажду, но кроме этого здорово шибало по мозгам.
Расторопные дети и подросшие внучки расставили на большом буковом столе, крытом белой скатертью с национальным орнаментом многочисленные закуски. Губернатор штата Калифорния, угощавшийся заморскими раритетами месяц назад, радостно потирал свои ручищи и глотал подступающую слюну.
Прежде всего, на столе появилась тонкогорлая бутылка из мутноватого стекла с впаянными пузырьками, заткнутая кукурузным початком. Президенту объяснили, что называется она «четверть» и вмещает в себя два с половиной литра первоклассного вторача с тройной очисткой. Во всей Америке никогда не найдешь водки такой чистоты и вкуса.
Министр сельского хозяйства только развел руками.
Поверхность стола мгновенно заполнилась различными закусками и острыми разносолами. Согласно каким-то ориентальным традициям, рюмки вновь наполнились, и на гостевые тарелочки были разложены кусочки волжской сельди с кольцами сочного фиолетового лука, похожего цветом и глянцем на задумчивые коровьи глаза. Отдельно была подана абсолютно круглая вареная картошечка величиной с голубиное яйцо, обваленная в давленом укропе.
Как-то незаметно единым глотком, подобно короткому вздоху была выпита вторая порция волшебного эликсира.
Президент, который однажды в студенчестве нагрузился дешевым виски и давший себе зарок не пить больше пятидесяти граммов крепких напитков и пинты пива за один вечер, почувствовал, что здесь и сейчас он до изумления и восторженного непотребства напьется колдовского напитка и умрет с блаженной улыбкой на устах. Недаром эти маленькие черные ягодки, похожие на дикую сливу произрастают на колючих кустах, из которых были связаны терновые венцы Иисуса.
Однако опьянение не приходило. Вместо этого его посетило неизъяснимое блаженство и какая-то эйфорическая энергия.
К тому времени дошла очередь до мясных рулетов с тертым горным фундуком и корневым сельдереем, а также до домашней колбасы с мелкими зернышками сала, чесноком и майораном.
Казалось, череде закусок не будет конца. Наконец объявили небольшой перерыв.
Если бы сейчас президенту доложили, что началась мировая война, он бы наверно даже не встал из-за стола.
В качестве ответного презента первый человек Америки достал саксофон и сыграл хрестоматийную «Калинку» и «Ревет и стогне Днипр широкий». Медоточивые звуки под Стэна Гетса зависли между узких крон самых гигантских деревьев на планете.
Благодарная Мэри долго хлопала в ладоши, потом попросила сыграть «Сатиновую куклу» Дюка Эллингтона. Президент с удовольствием исполнил заказ.
Потом незаметно появился проигрыватель и несколько виниловых пластинок. Зазвучала музыка Чарли Паркера, Джерри Малигана и Билла Эванса. Президент немного поучаствовал в импровизированном джем-сешене.
Потом Билл танцевал с Мэри, а Ларри с Хилари.
- Сколько же ей лет? – думал президент, глядя на пульсирующую височную жилку непонятной заморской женщины.
С треском рушился президентский протокол. Вечером в Вашингтоне должен был заседать Совет по национальной безопасности, но практически вся администрация во главе с первым лицом сидит на горе, пьет какую-то горилку, ест умопомрачительную еду и, главное, не собирается спускаться в долину к электорату и самым важным делам в мире.
Нет, самое важное происходило здесь и сейчас. Вот даже этот завиток синего дыма. Как нежно он истаивает в пронзенном солнечными лучами стеклянном воздухе!
Перед второй гастрономической сессией господин президент произнес тост. Он сказал, что если бы вдруг человечество решило создать планетарное правительство, то первым и самым ярким его президентом должна была стать Мэри Питер Грэнт.
В ознаменование этого, из какой-то подземной огнедышащей топки был извлечен красный булыжник величиной с бычью голову.
Мэри молоточком разбила звенящую оболочку, которая была сделана из гончарной глины и вытащила запеченную тушку гигантского гуся, вываленного в огуречных лепестках, с зашитыми каштанами и дикими грушами.
И тут веселье достигло своего апогея. Все пропахли костровым дымом, испачкали белоснежные правительственные рубашки, жаря на индивидуальных вертелах нанизанную картошку с салом.
Стемнело, на стол поставили уютные керосиновые лампы. Хозяин застолья предложил выпить подожженной горилки. Пыхнуло в серебряных рюмках, как в лампадках голубоватыми ацетиленовыми огоньками.
Было страшно и одновременно восторженно.
Гости не смогли соблюсти протокол, даже тогда, когда тихая Мэри удалилась в свою спальню. Они сидели за столом и молчали. Зато, когда она вышла, заплетаясь ногами и храня в глазах омутки боли, все разом загалдели, как долго молчавшие дети.
Президент вспомнил себя только на личном борту на аэродроме во Фрезно. Он механически дожевывал полукольцо домашней колбасы. В шуршащую газету «Днепропетровский рабочий» был завернут окорок, снежное сало и почти полная четверть дивного эликсира, от которого никогда не болит голова на утро.
Через месяц состоялась инаугурация. Мэри не приехала по той простой причине, что не могла под страхом смерти покинуть гору. Президент под аккомпанемент джазового квартета исполнил авторскую песню в стиле братьев Гершвин. Она называлась «Беспроигрышная лотерея тетушки Мэри» с рефреном «Боже, храни Америку и тетушку Мэри».
Песня стала мировым хитом на долгие годы.
Президент однажды признался, что не принимал ни одно важное государственное решение, пока не выпивал ликерную рюмку символической терновки.
Он еще много раз навещал волшебную женщину, которая подарила ему второй президентский срок.
Прошло еще несколько лет. И тут случилось непредвиденное. С утренней экскурсией на гору прибыл гражданин бесцветной наружности в мятом кремовом костюме по имени Грэхэм Гринджи и разрядил барабан своего раздолбанного «Веблея Скотт» образца 1906 года в тело легендарной тетушки Мэри. Она умерла через пару минут, сказав, что в альбоме под шмуцтитулом заклеено ее короткое завещание.
Действительно детективы обнаружили коротенькую записочку, в которой Мэри Питер Грэнт просила не извлекать пули и захоронить ее тут же на горе в смолообразующем бальзамическом колодце на дне «Кратера М».
- Ты смотри, она уже задолго знала, какая судьба ее постигнет.
- Да-а, а записей о благоденствии осталось еще больше половины!
- Может взять пару?
- Ты хочешь умереть у себя на заднем дворе со съеденным носом?
- Глянь, тут даже карандашная приписочка для премьер-министра России.
- Мне кажется, он и без тетушки Мэри получит президентский пост.
Экс-президент, губернатор штата, многие конгрессмены и деловые люди профинансировали возведение памятного мемориала под названием «Мэри Питер Грэнт - нерв Земли». Все было выполнено очень просто и изысканно. Провал накрыли прозрачной хрустальной плитой с ребристыми буквами MPG, дали торцевую подсветку, а луч одного софита направили в центр янтарной линзы смолообразующего колодца, где на глубине тридцати метров в бальзамическом растворе зависло тело исполнительницы Большой Американской Мечты.
Преступника суд присяжных приговорил к газовой камере.
Прошел еще год, но почему-то исполнение приговора затягивалось. Потом вдруг газеты запестрели сенсационными статьями. Преступника из тюрьмы Сан-Квентин похитили, или помогли ему сбежать. Мир содрогнулся от ужаса. Преступление начинавшегося века осталось безнаказанным!
Но что-то изменилось в окружающей атмосфере. На сороковой день после побега преступника над всей Силиконовой долиной зарядили дожди. Вскоре закрутились тайфуны и торнадо.
На горе семейство Грэнтов расконсервировало ковчег. Молодежь перетаскивала ящики с продовольствием, бочки с водой, заводило упирающуюся скотину в объемистое чрево диковинного судна. Движок фирмы «Yamaha» завелся с первого раза.
Под большим карнизным свесом сидели лва престарелых джентльмена. Один был Ларри Грэнт, второй, его друг викарий церкви Святой Троицы преподобный Сэмюэль Стэффинс. Они, не морщась, пили неразбавленную терновку и смотрели в долину где клубились ядовитые тучи, хлестали молниевые бичи и стеной шел дождь.
- Эх, жалко смотреть, как глупо люди проворонили человечество!
- А я думаю о другом. При самом экономичном потреблении нашего любимого имбирного пива нам хватит его в создавшемся положении только на две недели…
На этот раз критическая полемика практически отсутствовала. Были сплошь умилительные панегирики и надежды, что шедевр должны заметить в Голливуде и снять фильм на уровне Дэвида Финчера. Злопыхатель из литературки все равно накапал немного нечистот в коллективный пряник, усомнившись в правдивости фактов, мол, вряд ли будет главный буржуй с его менталитетом и тотальной загруженностью легкомысленно надираться сомнительным самогоном.
Вечером он обнаружил в собственном почтовом ящике письмо, в котором за неуемную пасквильность ему грозили анонимно пересадить на его гнилой язык колонию особо вирулентных онкологических клеток, чтобы его постигла такая же участь, как Ф. Энгельса. Говорят, что он, подобно Тургеневу из «Веселых ребят» Д. Хармса, практически не одеваясь, захотел уехать в Баден-Баден, но, по-видимому, у него был просрочен иностранный паспорт, или отсутствовала шенгенская виза. Пришлось довольствоваться курортом «Горячий ключ». Сейчас он там, пьет водичку, и уже погубил всю полезную микрофлору, увлекшись мониторингом кишечника.
Но одно можно сказать точно, что архитектурно-строительная фирма «Профиль Н» в связи с природной катастрофой в Краснодарском крае стала усиленно предлагать заказчикам дома-ковчеги, которые в мирное время должны стоять на эрзац фундаменте, а во время техногенных и природных коллизий беспрепятственно всплывать с фундаментных стапелей. Пока предложение не рождает спрос, по-видимому, из-за большой цены строительного продукта, приравниваемого к стоимости фаршированной пятидесятифутовой трехпалубной яхты, составляющей два миллиона евро.