"дело не в этом даже.
тема не важна.
я хочу видеть человека внутри.
без масок.
абсолютно беззащитного.
они удивительные".
Мы видим друг друга. Мы видим миры, в которых каждый из нас существует, но дотянуться до них невозможно. Невозможно
прикоснуться, невозможно понять, почувствовать, осязать.
Можно лишь только наблюдать и не понимать.
Но мне захотелось большего. Собственно, как и всем по отношению к тем, кого они когда-то любили или любят.
У меня тонкое, но не хрупкое стекло и постоянно меняющееся, сумбурное содержимое. Слишком много противоречий, слишком много
несовместимых ингридиентов, слишком много реакций. Хотя, это всего лишь на данный момент.
Через секунду все может поменяться и превратится в умиротворенную, спокойную смесь. А потом начаться заново.
Каждый из нас хотел бы показать свое содержимое кому-либо, кому они смогут доверять. Также, как и хотелось бы это сделать мне.
Я говорю что-то, но меня не слышат. Слишком толстое порой бывает стекло, чтобы различить хоть слово тех, что пытаются говорить.
Хотя, слишком мало тех, по отношению к кому мне было бы интересно проявить попытки заговорить.
Было бы интересно, конечно, отвинтить крышку и увидеть внешний мир таким, какой он есть на самом деле. Было бы интересно
попасть в другие банки и ощутить то, что находится у них внутри.
Было бы интересно, если бы мы могли бы наши банки соединять...
Ходят легенды, что это возможно при полном и абсолютном доверии. Но люди не любят доверять друг другу.
А я все пытаюсь что-то говорить. На данный момент, как и все, кто влюблен, только одному человеку.
Я вижу, но не чувствую. Я слышу, но не различаю слов.
Также, как и он, пожалуй. Слишком плотные у нас стены.
Я пишу на стекле, но видно лишь перевернутые, непонятные слова. Я пытаюсь писать наоборот. Я кричу, чтобы меня услышали. А
снаружи видно лишь истерику.
Все стекла исписаны надписями. Но никто не может их прочесть, кроме меня. Снаружи видно лишь непонятные, зеркальньные шифры.
Точно также, как и в тысячах банках вокруг.
Никто не хочет расшифровывать друг друга.
А у меня, к тому же, оказался слишком кривой почерк.