Стена

Станислав Былич
ПРОЛОГ

Алло… Привет. Да, да, это я. Живой, всё нормально. Я в городе. Скоро буду дома. Как родители? Да что-то непонятное случилось, сейчас расскажу, не торопи, я и сам не всё помню…

Глава 1. Начало

Я просто шёл с работы, как обычно пешком привычным маршрутом через Красную и Октябрьскую. Было тепло, и я не особо торопился, и в какой-то момент, о чём-то задумавшись, почувствовал глухой удар по голове, то ли сзади, то ли сверху.
Очнулся уже в фургоне, который быстро и не очень деликатно вёз меня в неизвестность. Сколько точно я ехал сказать не могу, так как не знаю в какой именно момент я пришёл в себя, но с того момента прошло ещё где-то полчаса. Исходя из скорости и времени, я сделал вывод, что ехали за город. Эх, когда смотришь кино, думаешь, ну как этот герой не может догадаться, куда его везут, ведь здесь же столько приметного. И резкий поворот, который на этой трассе только один, и кафе это с караоке, оно тоже в пригороде одно. Это со стороны, а когда сам оказываешься в такой ситуации, то всё совсем не так просто. Это всё равно, что тебе завяжут глаза и отправят гулять по собственному кварталу, где ты с детства живёшь. Всё воспринимается по-другому. Начинаешь слышать звуки, которых раньше не слышал или не придавал им значения, запахи, которых оказывается больше, намного больше, чем ты думал.
Остановились. Я думал, этого никогда не случится. Открыли заднюю дверь фургона и человек в деловом костюме вежливо, чему я очень удивился, попросил меня выйти. Именно попросил, а не потребовал. Странно. Я вышел. Всё-таки великое оружие – вежливость. Решил не вступать в перепалку с ним, смысла в этом всё равно нет. К тому же мне стало даже немного интересно, что будет дальше.
А дальше всё произошло достаточно прозаично. Меня вежливо, но без особых церемонностей, проводили в небольшую комнату и дверь захлопнулась. После второго поворота ключа ко мне начали возвращаться благоразумие и реализм. Первое, что полезло в мою голову это непонимание. Зачем собственно всё это, и кто за этим стоит? И почему именно я? Чем я так выделяюсь из всех людей этого города. Я так и не пришёл ни к одной здравой мысли.

Глава 2. Комната

Я вошёл в комнату. Она была крайне неуютная. Конечно, я не ожидал оказаться в президентском номере, скорее я думал о худшем, но этот интерьер наводил чудовищную жуть. Полумрак, свисающие со старых гардин грязные шторы непонятного цвета, видимо когда-то бывшие красными, хаотично сдвинутая мебель, небольшая софа, валяющиеся по всему полу книги и газеты. Короче здесь явно никто не жил и уже давно.
Я осмотрел комнату настолько пристально, насколько позволяли мне моё зрение и тусклое освещение, создаваемое маленькой лампочкой, висящей под потолком. Грязные обои на стенах, грязный ковёр на полу, потолок, из-за полумрака кажущийся бездной, нависающей над твоей головой. Только одинокая тусклая лампочка, освещая небольшую площадь вокруг себя, обозначала хоть какую-то его границу.
Неуютно, чуждо всё было здесь для меня, и чувство беспомощности, неизвестности всё больше овладевало разумом. В первые час-два мне было даже интересно. Я всматривался в углы комнаты, пытаясь разглядеть то, что рисовало мне воображение, время от времени поднимал с пола какие-то старые книги, пытался понять о чём написано в газетах, но они были настолько старыми, что ни имена ни события упоминавшиеся в них не находили отклика в моём сознании. Но при всём этом отталкивающем антураже что-то внутри меня всё-таки чувствовало какое-то присутствие живого, одушевленного, дышащего, может быть даже смотрящего на меня. В ту минуту холод пробрал меня, я быстро обернулся, сердце стало отдавать в голову тяжёлыми ударами. Такое на первый взгляд ложное ощущение опасности, но разве бывают вообще ощущения ложными!?
Я начал беспорядочно рыскать глазами по сторонам, по углам комнаты, по стенам, по шкафам с книгами. Я остановился на стене с картинами, грязной, но отдающей каким-то блеском, бросающей какие-то невнятные блики от той тусклой лампочки, висящей под потолком. Я замер, я чувствовал, что с этой стеной что-то не так, но не рождало моё сознание никаких предположений, только страх и исступление, тот страх, который прибивает ступни гвоздями к полу и не даёт пошевелиться ни одной мышце.
Я всматривался в грязно-зеркальную поверхность стены, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь, но видел только своё блеклое отражение, рассеченное грязными разводами и покрытое многолетним слоем пыли. Я продолжал всматриваться, искать в этом рисунке разводов и пыли какие-то внятные черты, прекрасно понимая, что эти черты могут напугать меня до смерти. Я всматривался, а ком в горле всё сильнее затруднял дыхание, а удары в мозгу становились всё интенсивнее. Было бы светло, так ещё ладно, но этот полумрак! Как будто его специально здесь создали для пущего устрашения!

Глава 3. Есть мгновения, переворачивающие вечность

Вдруг, всматриваясь в своё отражение, я в ужасе отпрянул назад, и всё моё тело пробрал холод. Сквозь грязную блестящую стену, смешиваясь с моими чертами, на меня смотрело лицо. Правильные черты его и мягкий взгляд согревали меня и холод начал отступать. О, Боже! На меня смотрела прекрасная девушка безмолвным, но вопрошающим взглядом, не обречённым, но начавшим отчаиваться! Я подбежал к стене и остановился в сантиметре. Она смотрела на меня, как бы пытаясь рассмотреть.  Я тоже рассматривал её. Так прошло около пятнадцати минут, прежде чем я догадался стереть пыль со стены рукавом. Мне стало всё равно, что рукав будет грязным, только её лицо волновало меня теперь. Я провёл рукавом по стене на уровне наших лиц, и она повторила моё движение. Я чувствовал взаимность в её поведении.  Я увидел, что стена стеклянная и у девушки такая же комната, как и у меня. Но зачем? Это чья-то шутка? А как она сюда попала? Так же как и я? Бедняжка… Я попытался постучать по стене, но она оказалась очень прочной, скорее всего бронированной. Ты спросишь, почему я не попытался заговорить с ней, мне это и в голову не пришло. Я находился один в комнате в полумраке, но ощущение того, что на меня кто-то смотрит не оставляло меня ни на минуту. Из-за такого напряжения я не мог произнести ни слова, мне казалось, что я, таким образом, заговорю сам с собой. Знаешь, этот психологический барьер. Как, например, стоя на обрыве, ты не решаешься прыгнуть в море. Ты как будто упираешься лбом в какую-то невидимую стену между тобой и той свободой, в которую ты хочешь прыгнуть. Ты долго стоишь, покачиваясь, страх встаёт комом в горле, ты понимаешь, что в принципе тебе это ничего не стоит, но что-то сдерживает тебя. Так и здесь, ты понимаешь, что произнесёшь слова и ничего не произойдёт, но психологические барьеры, которых достаточно наставило перед тобой воспитание не пускают тебя к этому безрассудному и ненормальному поступку.
Но я, проглотив тот ком, который стоял в горле, сказал первую тупую фразу, которая пришла мне на ум – «Как тебя зовут?» Она улыбнулась и мимикой показала, что не понимает. Ты не слышишь меня? – более уверенно слетело с моих губ. Она повторила. Я понял, что она не слышит, и это конечно расстроило меня. Ведь как без слов общаться? Речь ведь это самое главное между людьми, главный способ общения. Мне понравилась эта девушка, а я даже не могу услышать её голос, не могу поговорить с ней. И может быть уже никогда не смогу. Так и сдохнем здесь, не сказав друг другу ни слова! Что за несправедливость! Лучше бы её вообще здесь не было! Зачем я всматривался в эту стену!
Она продолжала стоять и смотреть на меня, но уже не так напряжённо, а я, чувствуя безысходность, отвернулся от стены и начал судорожно рыскать по комнате. Я стучал по стенам в надежде нащупать в них полости, подбежал к окну, облачённому в тяжёлые грязно-красные шторы, резко одёрнул их, но окно оказалось заложено кирпичом. Я пнул ногой по окну, но кирпичная кладка была неприступна… Я впал в ярость, моё состояние перешло на новый уровень, уровень истерии, панической злобы, безнадежной, отчаянной злобы. Бессмысленное состояние. Состояние зверя, помещённого в клетку, лишённого свободы, но не лишённого сил. В нём просыпается природный рефлекс борьбы, борьбы с любым врагом, бессмысленной борьбы, отчаянной борьбы за свою жизнь, за всё то последнее что у него осталось.
А у меня остались эти несколько кубометров пыльного воздуха, старые книги и газеты, проклятая стеклянная стена и ангел с большими светлыми глазами, от которого она меня отделяет. Не даёт приблизиться, дотронуться, почувствовать, услышать. Всё, что было до этого, всё, что осталось за пределами комнаты потеряло смысл и не имело сейчас никакого значения. Только я, только она, только стена… И всё моё естество, вся моя природа толкали меня на эту борьбу, дикую, бессмысленную, но единственно важную во всей моей жизни! Здесь тяжело дышать, пыль и спёртый воздух делают своё дело. Я упал на колени, стараясь дышать носом и ближе к полу, чтобы в лёгкие попадало меньше пыли. В поле моего зрения попала старая деревянная табуретка, и я как баскетболист, чувствуя приближающийся сигнал сирены, собрал последние оставшиеся силы, схватил её и со всех этих сил бросил как будто через всю площадку в проклятую грязную стеклянную стену. Это стало апогеем моей истерической, кажущейся бессмысленной борьбы. Старая табуретка с грохотом влетела в стекло, на долю секунды я замер, видя и осознавая, что запустил её прямо на уровне ангельского лица, наблюдающего за моим безумием. Я так увлёкся борьбой, что на несколько секунд забыл самую её первопричину. В моей голове в ту долю секунды промелькнула картинка, будто табурет пробивает стекло и летит в её голову. Но картина оборвалась, не дойдя до финала в тот момент, когда табуретка с грохотом ударилась о стену и разлетелась вдребезги. Она не пробила стекло и не полетела дальше, не ударила девушку. Убила последнюю надежду… Стеклянная пропасть продолжала разделять нас. Я без сил рухнул на пол.

Глава 4. Разговаривать можно без слов

Я поднялся с софы, смахивая с брюк пыль. На секунду я забыл, где я, и что происходит, но тут же пыльный спёртый воздух, ударивший в нос, вернул меня в реальность. Реальность была кошмарной. Опостылевшая мерзкая комната, грязные стены, разбросанные газеты. И полумрак, постоянный полумрак, постоянно одно время суток – ночь. Но ночь, сопровождаемая самым отвратительным, чем только может сопровождаться ночь – тусклым, но бьющим в глаза омерзительным жёлтым светом сороковаттной лампочки.
Я сел спиной к стене в той её части, где она была грязной, но чувствовал её взгляд, спинным мозгом я чувствовал её дыхание, я чувствовал её. Мне казалось, что я сейчас закрою глаза, подумаю о чём-нибудь хорошем и стена растворится, и я провалюсь в её комнату. Я закрыл глаза и подумал о том, что сейчас может твориться снаружи, что делают и о чём думают люди, которые привезли меня сюда. И кто эта девушка? Может быть она специально подсажена ко мне и она заодно с ними? Вряд ли… В её глазах я видел искренность, я видел любовь. Я боюсь повернуться к стене. А что, если я повернусь, а её там не будет, вдруг её уже увезли отсюда. Опять этот страх, опять эта боязнь сделать важный шаг. Бездонный потолок давил на меня и прижимал к полу. Я хотел есть, хотел пить, хотел уйти отсюда. Но всё это казалось мне невозможным теперь. Меня совершенно точно бросили сюда на верную смерть и теперь наблюдают за этим процессом, да ещё и красивую девушку подсадили через прозрачную стену, чтоб совсем меня добить.
Я чувствовал, что спиной протираю стену от пыли и она, наверное, видит это. Я повернулся и увидел, что она лежит на полу, она постелила на ковёр накидку с софы. Видимо она здесь дольше, чем я и уже немного освоилась. На полу, наверное, прохладнее и поэтому она так спит.
Она спит тихо, я не слышу этого из-за стены, но чувствую. Накидка большая и покрывает чуть ли не половину пола, поэтому она лежит свободно, раскинув волосы по сторонам. Боже, прекрасное зрелище. Казалось бы, подумаешь спящий человек, но помните про двор и завязанные глаза? Человек иногда попадает в такие ситуации, при которых привычное становится новым, загадочным, удивляющим; незаметное – гигантским, глобальным и всецело поглощающим тебя. Я сидел и смотрел на неё наверное пару часов. Она спала не шевелясь и только иногда поворачивалась на спину и при глубоких вдохах воздух наполнял её грудь и она приподнималась, принимая очертания, которые не могли оставить равнодушным ни одного мужчину, тем более меня.
Я смотрел, не смыкая глаз, и уже начал забывать о том месте, в котором находился, но тут щелчок в замке заставил меня встать и обратиться к двери. В комнату вошёл охранник, тот самый который вежливо проводил меня сюда. Он бегло осмотрелся, бросил взгляд на стену и спросил – «Вам что-нибудь нужно?». «Мне нужно домой.» - вырвалось у меня – «Я хочу есть и пить, и вообще…» - я хотел спросить про то, зачем меня тут держат, но охранник не дослушав, достал из пакета колбасу, хлеб и пиво. Вид колбасы произвёл на меня необъяснимое впечатление. Это неописуемое состояние, я чуть было не набросился на неё, но старался вести себя достойно. Он положил еду на столик, ещё раз бегло осмотрелся и направился к двери. «В чём дело?!» - крикнул я ему в спину – «Зачем меня здесь держат, и кто вы такие?! Вы меня убьёте?». «Я не могу Вам этого сказать.» - и он вышел также спокойно, как и входил.
Меня пробрала злость и ярость. Я резко обернулся к стене и крикнул – «Тебе они тоже ничего не говорят?!». Но она спала. На мгновение я подумал, что она слышит меня. Она не слышала…
Я сел на софу и стал есть. Голод не лучший товарищ. Колбаса казалась нереально вкусной, я бы съел тонну. Я ел и временами поглядывал не неё, она всё ещё спала, но я чувствовал, что скоро она проснётся и увидит, что я ем. Мне стало не по себе, ведь она наверное голодная, ей ничего не приносили. Или я просто не видел. В любом случае мне сделалось не по себе. Не то, чтобы я старался быстро доесть свой скромный обед тайком от неё, скорее наоборот, я смаковал каждый кусочек этой необыкновенно вкусной колбасы. Никогда раньше не задумывался над её вкусом. Колбаса да колбаса, ничего особенного. Но это опять из той темы с двором.
Я сел спиной к стене, я не мог успокоиться. Меня бесило всё. Бесила моя беспомощность, бесила неопределённость! Ради чего это всё! Для чего меня сюда посадили, и наблюдают за мной? С другой стороны, что было бы, если бы я вчера дошёл до дома. Лениво переоделся бы, лениво поужинал, чем пришлось, и принялся продавливать диван как обычно? Ну вот, даже от мыслей об этом организм начинает впадать в сон, надо же было выработаться такому рефлексу. Вот сейчас, только подумал о диване, так сразу глаза начали закрываться. Но только я об этом подумал, как тут же спиной почувствовал вибрацию. Резко обернулся, и увидел её ладонь за стеклом напротив моего лица. В её комнате был полумрак, но я хорошо видел её. Она сидела на полу, скрестив ноги, максимально близко к стене. Я сел так же. Пытаясь вслушаться в звуки окружающей обстановки, я напряг свои уши и каждой клеткой своего тела я пытался уловить малейшие вибрации, исходящие от предметов, от стены. Мы сидели так долгое время, глядя друг другу в глаза и рисуя на стекле разные фигуры и слова. Например, она нарисовала сердце, я улыбнулся и пронзил его стрелой. Она улыбнулась и добавила по бокам «Я» и «тебя». Я написал «Почему?». Она пожала плечами. Исписав всю поверхность в пределах вытянутых рук, мы вскочили и начали наперегонки писать разные вопросы в других частях стены. «Давно ты здесь?», «Тебе приносили еду?», «Кто эти люди?» и другие подобные стихийные вопросы заполнили большую часть поверхности стены. Но мы только задавали вопросы, почти не отвечая на них. Урывками мы читали зеркально перевёрнутые надписи и отвечали либо жестами, либо подписывая короткие слова рядом. Но в целом, этот диалог не был информативным, скорее это был выброс эмоций. Отчаянный, но трогательный и хранящий надежду.
Нас окружала грязь, пыль и неопределённость. Полное отсутствие времени и пространства, почти полная невозможность общаться и тем более помочь друг другу. Временами она подходила к стене и прикладывала ладонь, я подбегал и прикладывал свою, или водил по ней пальцами, представляя, что на самом деле касаюсь её. Но пальцы мои касались холодного стекла, и я поднимал взгляд и смотрел ей в глаза, кричащим отчаянием. Её глаза отвечали тем же, но были более оптимистичными. Это был наш диалог, это был наш язык, наше общение. Это стало нашей жизнью. И о том, что может быть другая, мы почти забыли. Только глаза, только ладони, только проклятая стена…

Глава 5. Щепка с парусом

Мы опустились на колени и прислонились к стене головами, как если бы они касались друг друга. Я спросил её: «Ты когда-нибудь задумывалась о судьбе?». И написал на стекле «Судьба?». Она утвердительно покачала головой и написала «А ты?». Я написал «Раньше нет, теперь да». Она показала жестами, что хочет спать, я одобрительно покачал головой, и она легла на софу, накрывшись накидкой.
Я сел на пол, спиной к стене и погрузился в мысли. Ведь я действительно не задумывался раньше о судьбе, фатальности, неизбежности. А что, если всё в моей жизни закономерно? И не просто закономерно, а спланировано, выверено кем-то свыше. Я жил до этих событий спокойной, но скучной жизнью. Носил яркую одежду, смотрел яркое кино, но сама-то жизнь была серой и тусклой! Не было в ней смысла, только движение. Примитивное движение вперёд, такое движение, которым обладает щепка, плывущая по ручью. Но разве это движение? Хотя у щепки, наверное, тоже есть судьба. Судьба быть ведомой ручьём. Ведь может подуть ветер и её прибьёт к берегу, может упасть камень и ручей перекроет. Да и, в конце концов, ручей может просто пересохнуть. Щепка не совершает самостоятельных действий, она ничего не делает, но в то же время она постоянно подвержена влиянию внешнего мира. А это тоже действие. Это роль. Это значение. Это смысл.
До этого дня я был щепкой в ручье моего города. Но подул ветер, и меня прибило к каменному берегу. Я увидел свой ручей с другого ракурса. Я почувствовал, что есть берег, есть скалы. Они опасные, острые, но чертовски привлекательные! Это извечный вопрос. Как лучше жить. Плыть по течению, или искать свои пути, строить свои маршруты. Я не знаю, для чего мне послано всё это, но всё больше я становлюсь убеждённым в неслучайности и закономерности. Я не расслабился и не сдался на милость обстоятельствам, но я понял, что нужно искать, постоянно искать эти каменистые берега, для того чтобы открывать для себя новые земли, ставить новые цели и добиваться их. Нужно не противопоставлять себя обстоятельствам и окружающему миру, а научиться понимать их, ковать своё счастье из этого металла. Плыть по ручью, под своим парусом. Пускай меня придавит камнем или я разобьюсь брошенный ревущим потоком об острые скалы, но буду жить! Жить, а не существовать! При этом я буду абсолютно спокоен, ведь есть судьба, которая ведёт меня к нужным местам и нужным людям, надо только читать её знаки и не бояться делать шаги. Верить в судьбу и быть плывущей по течению щепкой всё-таки не одно и то же.
Я щепка с парусом.
На этой мысли я открыл глаза и хотел поделиться соображениями с ней, я обернулся. Её в комнате не было. Опять панический холодок пробрал меня. Я постучал по стене. Я мог стучать сколько угодно, её комната была пуста. Она ещё хранила её нематериальное присутствие, но всё же была пуста. И я не имел ни малейшего понятия о том, где она, жива ли она вообще. Я знал одно – она навсегда останется в моём сердце, как бы сопливо это не звучало, но я влюбился в неё. На секунду я подумал, а что если она с ними заодно и сейчас ухмыляясь, наблюдает за мной. Нет, этого не может быть, я видел её глаза, я чувствовал тепло её ладони через холодное стекло. Нет, этого не может быть. Я должен быть с ней. Она – моя надежда, мой последний шанс.

Глава 6. В склепе

Я не мог сидеть спокойно. Мои голову посещали только кошмары. Я представлял, как её везут по ночной дороге на берег моря, чтобы пытать, а потом бросить со скалы! Убийцы! Откройте дверь! Мне надо к ней! Куда вы её увезли? Что вы с ней сделали? Голова разрывалась от несвязных импульсов. Рушить, убивать, вырваться отсюда! На как? Я в клетке, я в склепе. Я не вижу ни одного лучика света, не чувствую ни одного глотка свежего воздуха. Неизвестно в каком здании я нахожусь, на какой глубине или высоте. Неизвестно какое время суток сейчас. Я судорожно огляделся по сторонам, при этом, всё же стараясь сохранять концентрацию разума. Я искал камеры или окошки, через которые за мной могли наблюдать, но ничего не указывало на их присутствие. Кричать бессмысленно, биться о стены глупо. А что делать? Сидеть и ждать. Чего? Пометавшись по комнате пару часов, я сел на софу. В этот момент раздался щелчок в замке, в который раз сфокусировав на себе моё зрение. Вошёл охранник и предложил мне воды. Я страшно хотел пить, но еле сдержавшись от того, чтобы броситься на него с обломком табуретки, сквозь зубы демонстративно отказался. Охранник, абсолютно не воспринимая то, что я говорю и делаю, ставит стакан на столик и уходит. Как только дверь захлопнулась, я схватил стакан и залпом осушил его. Но казалось, я был таким раскалённым, что вода испарилась по пути в желудок. Спустя минуту я почувствовал головокружение и вырубился. В ту секунду я подумал, что вырубаюсь от усталости и нервов, но реальная причина была куда приятнее…

Глава 7. Пробуждение от реальности

Как во сне, или может быть после сна, я очнулся на скамейке в парке. Я осмотрелся и не без труда узнал в окружающей обстановке наш парк, в котором я частенько бываю. Секунду спустя меня пробрал лёгкий озноб. Я заметил, что пар выходит из моего рта на выдохе, и листья совсем опали, и то ли иней, то ли лёгкий снег покрывает землю и деревья. Неужели уже декабрь. Получается, что я пробыл в комнате два месяца. А казалось, что прошла максимум неделя. А может я на севере? Нет, бр-р… Мой же парк вокруг, что я несу. Видимо остаточное действие от наркоза, который мне подсунули тогда под видом воды. Ещё минут пятнадцать я сидел на скамейке, не смея двинуться, пытался понять, что именно было сном, комната, девушка, или этот зимний парк. Сложно было понять.
В какой-то момент ко мне всё же пришло осознание какой-то реальности, да и инстинкт самосохранения побуждал меня покинуть холодную скамейку. Я встал и, осмотрев себя, понял, что на мне та же одежда, в которой я исчез по пути с работы домой тем тёплым октябрьским вечером, но только она была чистая, как новая. Как будто и не тёрся я о грязную стену и не валялся на пыльном полу, на протяжении двух месяцев.
Я, немного подёргиваясь от холода, направился по аллее к выходу из парка, сам толком не понимая, куда иду. Вышел на улицу, она была не очень шумной, видимо в силу раннего времени суток. Увидел телефонную будку и направился к ней, чтоб позвонить кому-нибудь из близких, сказать, хотя бы, что я живой. Это первое, что пришло ко мне в голову.
Решил позвонить тебе, а то родителям я вряд ли смог бы сейчас что-нибудь внятно объяснить.

Глава 8. Стена здесь

Во время всего разговора с братом, он смотрит в одну точку, на телефонный аппарат, но в какой-то момент, направляемый чьей-то рукой, поворачивается вправо, и его пробивает холодный пот. На слегка затронутом морозом стекле будки он видит знакомый и излучающий тепло силуэт ладони.
Это была её ладонь. Эти линии и изгибы он бы узнал теперь из миллиона. Эта шёлковая белая кожа. Нет сомнений. Это она…
Он спустил трубку на плечо, почти уже забыв про этот долгий разговор с братом, и приложил к стеклу свою ладонь. Опять между ними стена… Стеклянная пропасть. Но ведь сейчас они свободны. Сделать шаг из будки и они вместе. Но вам не понять этого ощущения… Только он, только она, только стена…



2012 год.