Романсы свежескошенной травы
Над чахлыми березками в светлое синее небо, под солнце, уходил тоскливый крик журавля. Над угнетенной согрой, где пищали и вели свою суетливую жизнь мириады комаров и паутов, неслось жалобное «курлы-курлы». Иногда ему отзывался дробной пулеметной очередью невидимый в ветвях дятел. Напоенный пьянящим ароматом трав и цветов воздух дрожал и вибрировал под жаркими лучами солнца.
Обнаженные и загорелые спины косарей блестели от пота. Они двигались в такт, как заведенные, не обращая внимания на облепивших их тела комаров и паутов. Вжикали косы и высокая, выше пояса трава обречено подламывалась и падала в густой разноцветный рядок.
- Перекур, - устало выдохнул дядя Саша, - и косари, оживившись, сложили косы, спрятав остро отточенные жала в скошенную траву.
Поставленный прямо на тлеющие угли чайник дымил ароматным парком травяного чая.
- Ах, как люблю я, братцы, покосный чай с баданом, да с душицей, - потирая руки, сказал Андрюха. – Бывало, сидишь в этом пыльном городе и думаешь, скорей бы покос, чайку попить.
- Переезжай в деревню и пей хоть каждый день, - буркнул высокий до черна загорелый парень.
- Нет, Серега, ты не прав. - Засмеялся небольшого роста крепыш. - Куда Андрюхе переезжать, у него в городе кабинет, секретарша. Вдруг украдут, что он делать будет?
- Пусть и ее сюда везет.
- Ага, Лидке, на ее каблуках да в мини-юбке только по коровьим лепешкам и ходить, - прихлебывая чай, сказал Андрюха. - Слушай, дядь Саша, а чего это журавль кричит и кричит?
Жилистый, худощавый, с серебристым налетом трехдневной щетины на щеках дядя Саша, сидя на краю поляны, отбивал литовки. Молоток тонко звенел о сталь лезвия, и железное эхо уносилось в осинник, пропадая среди переливчатых мелодий журчащего там, в низинке, ручейка.
- Эй, дядь Саш... - позвал его Андрей.
- Да не мешай ему, - сказал Серега, расшевеливая угли костра. - А журавль кричит, потому что тоскует по подруге своей.
Лежащий в тени березы крепыш Петр, затягиваясь сигаретой, спросил:
- Куда подруга делась, убежала что ли с другим журавлем?
- У журавлей нет такого, как у людей, - серьезно ответил Серега. - У них сразу и навсегда. Убили его подругу. Вон сосед наш по покосу, Васька Бобров, и убил.
- А зачем?
- Мясо, говорит, хотел попробовать…
- Идиот, - в сердцах сплюнул Андрей.
Звякал металл в руках дяди Саши, гомонила в прозрачном небе всякая птичья мелочь... Только не было слышно журавлиного крика. Будто почувствовал, что говорят о нем, затих где то среди деревьев.
- Ну, не понимаю я таких людей... Отказываюсь понимать, - возмущался Андрей, - идиот и придурок, вот кто твой сосед, Серега.
- Нормальный человек. Пожрать захотел, другие вообще людей едят.
- Кто? - всполошился Андрей.
- Да, я образно говорю. А людей у вас в городе едят, жрут утром и вечером. Сидите в своих кабинетах, и только слышно «ням-ням», глядь - Сидора Мартыныча схавали, а к вечеру - Аглаю Мормоновну...
- Чего ты несешь, какую Мормоновну? - Рассердился Андрей.
- Не кипятись, Андрюшенька, - успокаивал его Петр, - просто Сережа, как сельский житель с трехлетним стажем считает безнравственным то, что мы с тобой делаем в городе. Надо признать, что он прав. Людоедство у нас довольно распространенное явление.
Закончив отбивать литовки, дядя Саша подошел к костру, прикурил, выдохнул в воздух клуб сизого дыма.
- Я вот, старый дурак, как то овечек завел, - усевшись поудобнее с комфортом, как это умеют деревенские, на примятую траву, неторопливо начал рассказывать он. - У нас же их мало и редко держат, тайга кругом... Ну, вырастил пару... Ульяна моя говорит, давай резать. Торбоков своих, свиней, всю жизнь колол сам, привык, наверное... А овечку режу и плачу, и ешкин кот, она тоже плачет! Вот у стайки плачем оба, и каждый своим делом занимается. Она умирает, а я режу... Больше их никогда не держал.
Попискивали комары, где то опять дал пулеметную очередь неугомонный дятел, верхушка березы покачивалась тяжело, в ее ветвях запутался теплый летний ветер.
- Я в детстве, вернее в юношестве, считал, что смогу написать какую-нибудь вторую «Войну и мир», даже лучше. А сейчас самый завалящий документ с грехом пополам могу составить, - сказал в тишине Петр.
- А я, братцы, перестал весну чувствовать, - заговорил Андрей. - Раньше все замечал, где какая лужица, проталинка, какие птицы прилетели... Сейчас только по календарю определяю. Заработаешься, забегаешься, а, глядь, уже и снег давно растаял, и лето пришло. Вот ты, дядя Саша, овцу жалел, а я одного с работы по сокращению штатов увольнял, тоже сердце кровью обливалось... Жалко было ужасно, но...
- Кушать хотелось? - усмехнулся Серега.
- Отстань, язва, - отмахнулся Андрей. - Вот похожи мы с тобой или нет в этом случае? Я думаю - похожи. А ты как считаешь, дядь Саш?
- Чего?
- Похожи мы с тобой или нет?
- Конечно, ты же, как-никак, племяш мне, мы на деда похожи.
Мужики засмеялись, а дядя Саша, всматриваясь в осинник, сказал:
- Позавчера приходил траву посмотреть, гляжу, сидит на дереве, кричит. Меня увидел, замолк, а потом так посмотрел внимательно и «ку-у-рл - ку-у-урл», будто жалуется.
- Вот вы говорите, что весну не чувствуете и тому подобное, - от волнения вскочил и начал расхаживать, приминая босыми черными пятками острые колышки отавы, длинный и худой Серега. - А я все замечаю. Все чувствую и больно мне и тошно...
- Ох, боюсь я его, несет что попало, - шепнул Андрей Петру.
- Журавля убили, и хоть бы что произошло! - Продолжал Сергей. - Травинка даже не покачнулась. Я из города сбежал. Да, сбежал! Думал, уйду от этой гадости. Поживу в тишине и покое...
- Тоже мне чеховский персонаж... доктор Дымов нашелся, - пробурчал Петр.
- Может быть, а что здесь плохого? Тем более, я просто хотел покоя. Но и здесь ничего хорошего.
- Убиенная, мадам журавль, покоя не дала тебе? - спросил Андрей.
- Да при чем здесь это, - возмутился Серега, - я даже ни одной книги здесь еще не прочел. Прием, больные, корова... И на душе пусто. Вот пусто и все. А весной Бобров приходил с фурункулом... здоровый, веселый... ты мне, док, говорит, давани его, а то жена слаба, крови боится, а я тебе пузырь поставлю. И поставил.
- У него спирт хороший, - заметил дядя Саша.
- Стихи не пишу, Чехова уже два года не читал. Пусто...
- Это от дурости у тебя, Серега, - сказал дядя Саша и добавил, - ну что, пошли...
Падала под ноги высокая в пояс трава, одуряющий аромат шибал в нос, хищные лезвия литовок захлебывались в зеленой крови, сенокос был в разгаре.
2000 год