Старик

Наташа Лазарева
Старик


          Он нашёл меня на Одноклассниках. Его аватарка была ни о чём – какая-то киношная морда, я не сразу сообразила, что это – Крокодил Данди. Я прекрасно помнила, какое впечатление произвёл на него фильм.
          Моя страница была почти пуста. Я зарегистрировалась недавно, и, в надежде на школьную память когда-то друзей, вывесила фотку с выпускного бала.
          Мы не виделись лет тридцать. Когда он предложил встретиться, я ужаснулась: тридцать лет!..
          Обменялись телефонами. Он позвонил сразу. По городскому. Не очень удобно, учитывая, что у меня аппарат в коридоре. Я закруглила беседу и рухнула в койку.

          Мы познакомились как раз на том выпускном. Если бы я выставила в сети свой нынешний портрет, Денис меня не узнал бы. Иногда женщины меняются за день, а тут – целая вечность.
          Он не учился в нашей школе. Он приехал за матерью – нашей директрисой, чтобы сразу после торжественной речи отвезти ей в больницу. Ксении Витальевне поплохело после того, как я на её глазах подвернула ногу на слишком высокой шпильке и, потеряв равновесие, впилилась в стеклянный шкаф.
          Я отделалась лёгким испугом и десятком царапин. Ещё разбила нос, и моё белое гипюровое платье украсилось кровавыми разводами.
          Я жила напротив школы и могла быстро переодеться – платье мне всё равно не нравилось, это был мамин выбор. Но Ксения Витальевна потребовала, чтобы меня осмотрели медики.

          Ксению Витальевну оставили на обследование. Денис подбросил меня домой и проводил до квартиры.
          Ему было 33 года, и он был девственником. Я чихала на то, что он обо мне подумает. Мне было плохо.

          Я окончательно рассталась с Радиком, которого знакомые и родственники считали моим женихом.
          Он изменил мне в Новый год. По пьяни. Но мне донесли. Я прогнала его. Он ушёл. Я ждала. А он не возвращался. Правда, несколько раз срефлексировал: то звонил, то прислал открытку, то назначил свидание, но не явился. А потом вовсе перестал меня замечать.
          А я любила его. Знаете, что я вам скажу? Когда возникает любовь, сходятся не двое, а трое: он, она и та самая любовь. Счастливы пары, от которых любовь уходит первой. Горе тому, кто остался со своей любовью один на один.
          Она становится невыносимой истеричной сучкой, заставляет верить в невозможное, изводит ревностью, выворачивает наизнанку душу, разрывает сердце, днём долбит мозг именем изменника, а по ночам подсовывает сны с его участием.
          Я была на грани. Переспала с парой-тройкой его друзей, чтоб доказать, что на нём свет клином не сошёлся. Он не отреагировал. Зато меня чуть не изнасиловал парень моей лучшей подруги, аргументировав свою выходку просто и ясно: «Чего ломаешься? Всем даёшь, кто поверит, что мне не сама дала?»
          Несколько месяцев я бродила по депрессии, автоматом не прогуливая школу – только для того, чтобы избежать скандалов с родителями.

          На выпускном мой жених появился с невероятной красоты девицей. Я проходила мимо и, услышав от кого-то обрывок фразы: «… не то, что эта шлюшка», споткнулась и разбила витрину со спортивными кубками.

          Я выставила Дениса через час и славно оторвалась на выпускном, поразив однокашников абсолютно счастливым видом. Женишок злился, игнорируя капризы сопровождавшей его секси-гёрлз.

          Роман с Денисом длился месяцев десять. У него не было опыта, но было похвальное желание его обрести. Его тщательно запираемая от мамахен комната и вместительный сейф (положение обязывает, а мать уважала государственные тайны) ломились от порнушных журналов и фотографий.
          После больницы он услал мать в ведомственный санаторий, и мы встречались каждый день. Я не успевала позвонить в дверь, как он протягивал очередной разворот импортной клубнички: «А, так сможем?» - «Ну-ка, что там?» Было весело. Я и не заметила, что забыла о женихе. Я благодарила небеса за то, что не вышла замуж. Оказывается, я ничего не знала о мужчинах и – точно – попадись мне такой, как Денис, вряд ли штамп в паспорте удержал бы меня в супружеской постели.

          Его мать вернулась без предупреждения. Мы голышом пытались пообедать, но вино толкало к хулиганству.
          Когда Ксения Витальевна возникла в дверном проёме, Денис сидел на полу, целуя мои, пока сомкнутые колени, и подлакивая мускат, который я лила в образовавшийся межбёдерный желобок.
          Скандал разразился ужасный.

          Потом я приезжала к нему на работу. Мы встречались на каких-то квартирах. Потом Ксения Витальевна умерла, а Денис сделал мне предложение.
          Ночью мне приснилась его мать. Она зло вперила в меня пустые зенки и прошипела: «Даже не думай стать его женой, ты пожалеешь!»

          Потом произошла Чернобыльская катастрофа, и его отправили на Украину с какой-то комиссией. Когда он вернулся, я сказала, что выхожу замуж, и чтоб он оставил меня в покое.
          Я, правда, стала женой Радика. Трудно было отказать себе в таком удовольствии. Я бросила его через год, оставив в полной уверенности, что последняя потаскуха ляжет с ним лишь из жалости.

          Денис позвонил вечером в пятницу: «Привет! У тебя голос всё тот же. Как дела?»
          Сказать правду? Подумает ещё, что хочу поиметь с него денег или каких благ. Соврать, что всё шоколадно? Может, он уже навёл обо мне справки. При его-то связях…
          Я осторожно ответила: «Помаленьку».
          Денис курил на правом берегу, на балконе с видом на Александро-Невскую Лавру. Я пыхала виноградным «Сенатором» на коммунальной кухне: «Помнишь, как у нас не оказалось закуски, и мы ободрали лимоны с дерева в комнате твоей матушки?» - «Я всё помню. У меня хорошая жена и красивый сын. Но люблю я только тебя».

          Мы договорились о рандеву на завтра, в семь вечера у Елисеевского.

          Всю субботу я потратила на себя, махнув рукой на заначку для планируемой покупки холодильника.
          Косметолог, салон причёсок, маникюр, набег на «Стокманн».
          В шесть вертелась у зеркала, решая: влезть в боди и поразить Дениса стройностью фигуры и длиной ног, надев вызывающее мини с ажурными чулками, или обойтись романтическим сарафаном и ярким палантином.
          Он позвонил в начале седьмого: «Я рядом с твоим домом. Зайду?»
          Я накрыла на стол.

          Он не принёс даже одной розочки: «Извини, что с пустыми руками. Совсем не знаю твоего района». Я улыбнулась: «Ничего. Что тебе налить?» - «Водку» - «Водки нет. Ром?» - «Давненько я не пил рома…»

          Разговор начал клеиться после второго, выпитого им без перерыва, стакана. Денис рассказывал о себе.
          Он благоденствовал до перестройки. Его посылали в горячие точки. Он стал пить. Перемены в стране сделали его алкоголиком. Рушилось всё, во что он верил. Его уволили. Он работал грузчиком. Его уволили за нерасторопность. Он работал гробовщиком. Его уволили, когда он уронил дорогущую домовину и расколол украшенную резьбой крышку. Он работал уборщиком на вокзале. Его уволили за прогулы. Он побирался на помойках, продавая на блошке более-менее нормальные вещи, пока его не избили молодые и сильные конкуренты. Сейчас он работает дворником в магазине и доволен. Жена ворчит, но персоналу продают задёшево просроченные продукты, и ещё дача выручает, ягодки-грибочки, огурчики-помидорчики.
          Я была в шоке: «Сколько твоему сыну?» - «Семь. В этом году идёт в первый класс» - «Здорово…» Я не смогла скрыть растерянности. Он усмехнулся: «Поздновато, конечно, но Зойка залетела, хоть и предохранялась».
         
          Он встретил благоверную на том вокзале, где пытался работать, еле соображая после жестокого запоя. Зойке было 46, и, отдавшись ему за ночлег и бутылку, она быстро прощёлкала ситуацию. Я не стала комментировать услышанное.

          Он ел и пил жадно. Подавившись суджуком, хрипло закашлялся, брызгая слюной через поредевшие зубы. Удивлённо уставился на влажные салфетки и, затолкав в карман замызганный носовой платок, основательно вытер лицо – как умылся. Если бы я не знала, сколько ему лет, дала бы все восемьдесят.
          Худой, хмурый, в таких глубоких морщинах, что глаза и рот казались искусственными прорезями среди грубых складок кожи.  Он ел, ел и ел. Он съел всё, что у меня было, и чего мне хватило бы на неделю. Выпив после рома 0,7 виски, вдруг попросил чая. Я вышла на кухню.

          От чая отказался, мелко пятясь к выходу и прикрывая отрыжку задубевшими пальцами: «Зоя позвонила, у Алёшки поднялась температура. Прогулка отменяется. Прости» - «Конечно».
          Я убрала грязную посуду и поняла, что на завтрак нет даже булки. На кассе в минимаркете ждал сюрприз: из кошелька пропала пятихатка, на которую я собиралась протянуть до получки. Я выскребла мелочь со дна сумочки, хватило на йогурт и бомжпакет. Дома с порога оглядела комнату: на туалетном столике не лежали янтарные бусы, серьги и браслеты. Обыск проводить не стала: в общем-то, взять у меня нечего.

          Не знаю, что я ему хотела сказать, но онлайн его не было, телефон не отвечал.
          Я перехватила тысчонку у соседки. Нашла альбом с фотками 80-х и любовалась на Дениса – самый любимый, самый лучший мужчина моей жизни.
          Интересно, он подарил Зое мои украшения или загнал их на опохмелку? Лучше бы загнал. Хотя, какая мне разница.

          Аву поменяла на прошлогодний снимок: я на Рижском взморье, в светящемся под осенним солнцем комплекте из необработанного янтаря. В статусе написала: «Я тоже тебя люблю. Спасибо за всё».
          Покурила. Стёрла «Я тоже тебя люблю».
          Заварила кофе. Стёрла «Спасибо за всё». Через секунду удалила страницу с сайта, на остальных заменила аву гламурной картинкой и скрыла личную информацию от свободного просмотра. Я любила не только Дениса. А прошлое – на то и прошлое, что прошло.