На золотом краю России - 27
На золотом краю России,
За далью половецких веж -
Мой инкубатор самостийный
И родина моих надежд.
Зной, опаляющий всё зелёное и живое, бывает каждое лето на Кубани. Если такой зной стоИт с мая до августа, то получается лето1946 года и голод 1947. А сейчас – 1952-й. Марево по линии горизонта: над землёю струится горячий воздух. Трава сохнет и превращается в сено, а стадо коров, которых мы пасём, задрав хвосты, бежит к Урупу. Там, зайдя в воду, коровы спасаются от зыков (оводов по-кубански). Водопой и дойка коров в такие дни затягивается часа на три. А мы, пацаны, только рады этому: купайся – не хочу.
Вода в Урупе почти не бывает прозрачной: она серая, глинистая – мутная. Пацаны из воды выходят с «усами» и «бородой»: илистая взвесь цепляется за каждый волосок. Но мы даже такую воду иногда пьём. Фильтруем через вдвое сложенную майку или через фуражку. Под палящим солнцем мы все становимся блондинами: волосы выгорают; мы – как из инкубатора.
На берегу мы играем в камешки и в ножичка. Пальцы левой руки ставятся куполом и врастопырку. Правой рукой подбрасываешь вверх камешек и, пока он в воздухе, загоняешь в «ворота» между пальцами по одному камешку. Ловить камешек, который в воздухе и снова его подбрасывать можно, а вот ронять нельзя. Выигрывает тот, кто быстрее загонит четыре камешка в «ворота». А ножичек нужно вогнать в землю стоя, с каждого пальца левой руки, с локтя, с плеча. Опять-таки – кто быстрее.
Расплата была щелбанами или ударами двух пальцев по руке выше запястья. Если место удара мочили (чаще – слюнявили), то удары назывались «горячими». Эти удары были очень болезненны.
А ещё мы играли в «латки» (в «башу») в воде. Тут я мог отличиться. К этому времени я уже хорошо плавал, а самое главное: дольше всех мог пробыть под водой, не добирая дыхания – более трёх минут. Замеряли.
В жару почему-то было много тарантулов. А я панически боялся и боюсь пауков и разной гадости гадючьего племени. Когда на моих глазах четырёхлетняя внучка фотографировалась с удавом на шее, я обмирал от ужаса.
Тарантулов мы звали шкрабами. В какую сторону не пойдёшь, обязательно наткнёшься на нору шкрабика. Вот она: два сантиметра в диаметре глубокая вертикальная норка. Я не видел, чтобы пауки сами выползали из нор. Их выманивали: заливали норку водой или опускали в нору на ниточке шарик гудрона. Паук злился на вторжение, бросался на смолу, прилипал и его вытаскивали. Крупные, 3-4см в длину, мохнатые серые пауки выглядели грозно. Да и фактически это не бабочки: кусаются, жалят. Разозлившись, они подпрыгивают и бросаются на людей. А Вовка Сидоренко запросто брал их в руки, играл ими и пугал нас. Его тарантулы почему-то не кусали.
От паука можно убежать, а от змеи, я полагал, не убежать. Мне казалось, что любая змея передвигается быстрее, чем я бегаю. Мало того, многие из нас были уверены, что у змеи есть ум и она может преследовать определённого обидчика даже через какое-то время после встречи. Однажды мы, пацаны, на горах, на «кутане», увидели в каменной яме клубок гадюк. Буквально – клубок! Он шевелился и не распадался. Мы замерли. Затем, как по команде, бросились врассыпную. Но любопытство взяло верх и мы снова, с осторожностью, подошли к яме. Змеи продолжали клубиться. Тогда кто-то из нас бросил в них камень, который держал для защиты. Клубок мгновенно распался. Мы с воплями, в животном страхе бросились бежать от ямы. Бежали не менее полукилометра, чтобы змеи нас не догнали и не нашли. Меня одно утешало: я камень не бросал.
Мы не знали тогда, что змеи, группируясь в клубок, снимают с себя старую шкуру.
Во время обеда, на водопое, много рассказывалось разных историй в том числе и о гадюках. Говорили, что один пацан уснул, а ему в рот заползла змея. Выманить её оттуда удалось только при помощи ягод земляники, положенных перед зеркалом у рта пацана. Гадюка якобы видит в зеркало ягоды и выползает, потому что любит землянику.
Мы знали, что уж умеет загипнотизировать лягушку. Если встретились глазами уж и лягушка, то лягушка обречена: сама припрыгает в пасть ужа. Говорили, что если попадёшь на такой случай, у тебя в руке будет палочка, и ты этой палочкой в последний момент предотвратишь гибель лягушки, то палочка у тебя в руках станет волшебной.
Зная об этом, я часто высматривал на болоте за «ставропольским» тоннелем
(сейчас там сады, дачи) ужей, гипнотизирующих лягушек. И увидел однажды, как гадюка рожает. Она лежала в траве рядом с тропинкой толстая и чёрная. Голову я не видел и думал, что это уж. Я был тих и недвижен: ждал крика загипнотизированной лягушки. Вдруг из чрева гадюки , из-под хвоста, стали выскакивать маленькие чёрные молнии. Они быстро, мгновенно растворялись в траве. О, жуткое чудо! Около десятка гадюшат выскочило и я, не дожидаясь окончания родов, сбежал. Почему змеёныши убегали от матери? Боялись? Она их съедала?
И ещё одна картинка.
Начало 50-х, повальное увлечение мальчишек Тарзаном: имитация его воплей, лианизация всех деревьев, поломанные руки, ноги… Мы играем в «тарзана» в заброшенном колхозном (говорили: помещичьем) саду. Что значит играть в «тарзана» по-нашему, по-«нахаловски»? Это играть в «латки», в догонялки, не касаясь земли: с ветки на ветку, с дерева на дерево. Могу заверить: занятие очень увлекательное и физически полезное.
Я стоЮ на ветвях старой яблони с диаметром кроны в нижней части метров в пять. На одной ей можно было всем «тарзанить». Но яблоня стоИт в центре непроходимых зарослей шиповника. Я и сам не знаю, как оказался на ней. И только было хотел спуститься вниз, как увидел… Свернувшись в два кольца, одна гадюка поглощала другую, меньшую. Спокойно, несуетно. Наши крики и мои прыжки на яблоне не мешали процессу её пищеварения. Это обстоятельство отвращало и пугало: она, змея, была здесь хозяйкой и не боялась никого и ничего.
Не помню, как я выбрался оттуда: меня знобило. Что за напасть?! Неделю назад я уже был в шоке от встречи со змеёю и вот – снова. А было это так.
Между «ставропольской» железнодорожной насыпью, перед тоннелем, и болотом были обширные заросли тёрна. Мы заметили, что туда много залетает птиц. Значит там – гнёзда. А где гнёзда, там яйца. А это для нас – лакомство. Я определил нахождение одного из гнёзд и пополз к нему между стволами тёрна: пройти в рост было невозможно. Пару раз поднимался, уточнял направление. И когда я в очередной раз стал поднимать голову, чтобы осмотреться, я увидел: гнездо – вот, передо мною. И параллельно тёмному стволу тёрна вверх поднимается ещё один – жёлто-зелёный. Это был желтопуз, по-литературному – полоз. Голова его была в птичьем гнезде: он опередил меня и уже лакомился. И находился он не в метре-двух от меня, а вот, перед глазами, в 20 см от моего лица. Об этом звере я был наслышан. От него невозможно убежать: желтопуз сворачивается в кольцо и несётся за тобою, как колесо. У него на хвосте вздувается эдакая шишка, которой он может перебить ноги даже корове, а не то что… С ним лучше не встречаться. Убегать от него нужно на солнце: желтопуз слепнет от него и теряется.
Как я выбрался задом наперёд, что я орал благим матом (а я орал) – не помню. Пацаны, все, сколько нас было, окружили терновник, взяли в руки палки камни; а у меня оказалась даже лопата. Мы стали бросать камни в место расположения гнезда: выгоняли желтопуза. И он выполз. В это трудно поверить, но он выполз прямо на меня. (Вот и не верь после этого, что змеи знают своих обидчиков.) Мало того: прополз по моей ноге, холодный и отвратительный, как лягушка. Я от страха ткнул куда-то лопатой.
…Через два дня мы нашли в посадке колючей акации желтопуза. Решили, что нашли того самого, потому что хвост у него был рассечён.
…Зной не спадает, но мы выгоняем коров из речки: надо, чтобы они к вечеру наелись, нащипали травы. Мы обуваемся. Обуваемся обязательно, потому что много колючек и змей. У меня – сапоги. Они лежат в тени под кустом. Я надеваю правый сапог и только потянулся за левым, как из него выползла змея. Да что же это за лето такое?!
Никого из нас змея ещё не кусала и мы не знали, что делать при укусе: вырезать ли укушенное место (да, так думали!), или отсасывать яд из ранки? Вот укуси меня сейчас змея, кто бы отсасывал? Кто решился бы взять смертельный яд в рот?
За наш смертельный испуг расплатилась гадюка из моего сапога по полной, за всех гадов: забили её камнями.
Не мешай людям жить и радоваться.