ФОТО ИЗ ИНТЕРНЕТА
Struggle for life (англ.)
«борьба за существование»
…Нет человека праведного на земле,
который делал бы добро и не грешил бы;»
Екклесиаст 7.20.
Мой друг Вовка долго не появлялся. Обычно он не пропускал обед; любил хорошенько поесть.
Я снова вышел на дорогу к винограднику и посмотрел в сторону города. На тропинке, вдоль лесопосадки никого не было видать, лишь кружились пыльные суховеи-предвестники осени. За горбольницей тоже никого не было видно. Подождав немного, я пошёл на обед.
В конце августа мы вернулись в наш интернат №2 из пионерлагеря. До первого сентября оставалась целая неделя. Несмотря на подготовку к учёбе, после бурного лета, проведённого в Глуховском лесу, мы скучали, и от безделья слонялись по округе; включая седьмовский ставок и город.
Накануне вечером мы с Вовкой договорились сходить в город, но утром, наша классная Валентина Ивановна заставила меня оформлять стенд в своём химкабинете и он ушёл в город один.
Сразу после обеда, я ещё раз побежал на свой наблюдательный пункт. Степной ветер усилился и загудел в проводах высоковольтки. Смерчи погнали по грунтовой дороге и по пустырям пыль, сухую траву и листья. Сощурившись, я следил за асфальтированной дорогой и двумя извилистыми тропинками, связывавших наш интернат с видневшимся на горизонте городом.
Примерно через час, я увидел своего друга. Он шёл самой короткой тропой вдоль лесопосадки. Его походку вразвалочку можно было узнать издали. Пройдя горбольницу, Володька вдруг остановился и стал, что-то тереть на своём лице; возможно пыль попала ему в глаза. Я крикнул ему и помахал рукой. Он замер на мгновение, посмотрел в мою сторону и продолжил своё занятие.
Я встал с большого песчаника, отшлифованного ветрами и нашими штанами, и направился к нему. Увидев, что я иду, он пошёл ко мне навстречу. Издали я обратил внимание на то, как он странно закрывает левой рукой левый глаз, но не придал этому особого значения – натёр глаз и всё тут. С кем не бывает! Когда же между нами оставалось не более тридцати шагов, я заметил неприятные изменения на его лице. Оно и так было круглым с припухлыми губами и широким носом. А тут левая щека вздулась, как от флюса и побагровела до самой брови. Глаз заплыл вовсе. Оттопыренное ухо просто горело алым цветом. Тут-то я сообразил, что моему другу попала пыль в глаз с настоящий кулак, и притом не один раз. Видимо в городе он нарвался на смерч с кулаками; футболка и штаны были испачканы в пыли.
Я остановился в растерянности.
Володька, подойдя ко мне, зло процедил сквозь зубы: - Убью гада!
Сколько помню его, он не был конфликтным пацаном. Но, в случае чего, мой друг умел за себя постоять, даже если перевес был не на его стороне.
Я спросил его: - Кто это был?
- Дэма со шпаной, - выругавшись, ответил он, - я слишком поздно их заметил. Они в кустах за стадионом прятались. Убью! Я так решил!
Мы с другом перешли только в седьмой класс, а Дэме уже было больше 18лет. По слухам, он вроде побывал не то в колонии, не то в тюрьме. Жил он в посёлке шахты №7. возле нашего интерната появился зимой и шнырял вокруг до лета, пока нас не отправили в пионерлагерь.
Я вдруг вспомнил, что Володька уже нарывался на его шайку на ставке и в посадке, и каждый раз у него чистили карманы, а для устрашения давали пинка под зад. Дэма сам грязной работой не занимался. Для этого, он всегда держал возле себя две, три шавки или шестёрки.
Мне не раз приходилось видеть его на нашем футбольном поле, у ближних к интернату ворот, но, как говориться, меня бог миловал; я всегда пользовался только своими тропами и своим графиком передвижения, выверенным интуицией. Зная, что все подходы к школе хорошо просматриваются с верхних этажей нашими педагогами, я, в целях безопасности, всегда шёл, не по открытой местности, а по посадке до самого туалета, который находился в нескольких метрах от деревьев. Выходил я из своего укрытия, когда вокруг туалета было людно. Хотя я частенько, самовольно покидал расположения школы, но всё же не числился в «чёрных списках» нашего директора, как беглец.
Глядя с сожалением на своего друга, я подумал, что если Дэму не остановить, то он сам нас в покое никогда не оставит. Учебный год ещё не начался, а этот шакал уже вышел на тропу охоты. Нет уверенности в том, что вскоре и я окажусь на месте Володьки. Жаловаться на этого подонка не было смысла, да мы не умели этого делать. За три с лишним года, проведённых в стенах интерната, я видел людей в форме несколько раз, да и то они приезжали к нам, либо за одним из наших, либо с одним из наших. В какой-то степени, Дэма даже помогал педагогам удерживать иную овечку в загоне: - Мол, нечего шляться, где не положено!
Как ни странно, я легко поддался эмоциям друга; ведь сегодня только случай уберёг меня от расправы. А завтра? Мне же придётся пользоваться общими путями в слякоть и зимой, а их-то давно облюбовал Дэма.
Я предложил Володьке вечером обсудить план отмщения; в ответ же услышал резкий приговор без помилования.
Успокоив его своим согласием на самосуд, я сказал ему, чтобы он шёл в спальный корпус, а сам побежал на кухню к тёте Тоне за хлебом с маслом. Она частенько подкармливала прогулявших и наказанных, за что её ругало начальство школы.
О происшествии Володька никому, кроме меня, ничего не рассказал. Валентина Ивановна отчитала его молчание, а заодно и меня, за солидарность к своему другу и направила его, в моём сопровождении в медпункт. Встретившая нас медсестра ничуть не удивилась боевой раскраске его лица, а лишь внимательно осмотрела пострадавший глаз. Не найдя ничего опасного для зрения, она выписала справку на три дня и сказала, чтобы Володька ежедневно приходил к ней на осмотр.
После отбоя, мы полушёпотом стали обсуждать настоящий план мести. Наши кровати стояли вместе, и нас никто не мог подслушать.
И так, мы понимали, что выступить открыто против Дэмы не могли. Несмотря на его средний рост и сухощавость, для нас он был мужиком, которого нам просто не одолеть физически. И ещё, он никогда не промышлял в одиночку, его всегда сопровождала парочка, а иногда и более, мелких дружков. В этом случае, нам оставалось устроить засаду для него и К*, но так, чтобы самим не засветиться и не оставить никаких следов.
Это можно было сделать только одним, хорошо проверенным способом – выстрелом из самопалов. У моего друга был один мощный самопал из настоящего ствола винтовки. У меня же было сразу два – один шестигранник из тонкой буровой штанги, а другой, двуствольный из медных трубок, которые мы достали в депо шахты «Красная звезда». Четыре ствола – это воистину убойная сила! Правда двустволка больше годилась для близкого расстояния и била мелкой дробью веером.
С таким арсеналом выслеживать Дэму, где-то на стороне было неудобно и очень опасно. Это всё же не пистолеты и даже не обрезы. Признаться, я немного побаивался стрелять из шестигранника самодельными пулями.
Мне запомнилась неудачная попытка моих стрельб во втором классе, когда мы с Володькой ещё были в детдоме. Толян из пятого класса держал такой же самопал двумя руками, прижимая его, для надёжности, к стволу дерева, а я лишь поджигал спичкой запал. То ли порох тогда переборщили, то ли пулю запыжевали сольно, не знаю. Помню, что его шестигранник не выстрелил, а разорвался на разрезе. У Толяна, большой палец правой руки, вывернуло назад и порохом обожгло лицо, а я от отдачи и испуга улетел в овраг.
После того злополучного случая, я, как пацан, всё же не потерял интереса к оружию, а лишь приобрёл необходимую осторожность и аккуратность в обращении с ним.
Перебрав все возможные места для огневой позиции, мы с другом остановились на интернате. Я был уверен, что Дэма, как хищник, обязательно появится в ближайшие дни у излюбленных ворот футбольного поля и, не нарушая своего расписания охоты, обопрётся о стойку ворот, за несколько минут до утреннего подъёма, – хоть часы по нём сверяй! Я предложил Володьке расположить свою позицию обстрела на крыше, точнее под крышей спального корпуса. У меня там был спрятан основной калибр.
Когда я его там прятал, то видел под шифером просвет, через который хорошо просматривались ближние ворота, само футбольное поле до середины, за ним часть просёлочной дороги и немного деревьев лесопосадки. Ещё, в том месте, под крышей, лежала деревянная, толстая балка, на которой крепились расстрелы. На ней-то, для безопасности и точности наводки, удобно было закрепить три заряженных самопала.
Мы подвели некий итог нашего довольно опасного мероприятия. Оружие было. Пороха и пуль хватало на много выстрелов. Место для ответной охоты на опасного хищника тоже, вроде, удачное подыскали. Оставалось только пристрелять самопалы на точность попадания и дальность полёта пуль и дроби.
Но, где это сделать, чтобы не привлекать чужого внимания?
Володька вспомнил, как однажды ходил со Славкой из восьмого «А» класса за главную дорогу, к бывшему концлагерю, построенному во время войны для наших пленных, не то для немецких пленных уже после войны. Он заверил, что там такое глухое место, что хоть с пушки стреляй – никто не услышит!
Справка от медсестры оказалась очень кстати.
После завтрака мы с другом оказались вне поля зрения наших вездесущих воспитателей. Валентина Ивановна разрешила мне присмотреть за «больным». Я, в самом деле, присматривал за ним, когда он доставал из подвала под лестницей свой самопал и мою двустволку, а он, соответственно, присматривал за мной, когда я лазил на чердак за своим шестигранником, порохом и пулями.
Никем не замеченные, мы вылезли через разбитое окно двери, выходящей ближе к хоздвору и, обогнув наш свинарник, склад и кучу угольного шлака, скрылись в высокой, высохшей кукурузе, которую освободили от початков, но сами стебли ещё не скосили.
Минут через пятнадцать мы пересекли дорогу, связывающую город с шахтой «Красная звезда» и по пустырю стали опускаться к дальнему оврагу, поросшему густым лесом.
Небо было ясное – ни единого облачка. Сухой воздух, не успевший остыть за ночь, постепенно заполнялся звоном, выбиваемым степным ветром из любого сушняка. День обещал быть очень жарким.
Войдя в лес, мы избавились от назойливой монотонности степного оркестра. Под высоким и довольно плотным сводом из веток и листьев в ушах появился иной звон, от непривычной тишины. В глубине лесного оврага ветер даже верхушки деревьев не тревожил.
Мы подошли к самой балке. По её дну протекал небольшой ручеёк. Вода в нём оказалась довольно холодной; видимо, его родник был не так далеко от нас. Мы перепрыгнули через него, и пошли на подъём, на другую сторону балки. Не пройдя и полсотни шагов, как лес резко оборвался. Перед нами открылась большая прямоугольная поляна вырубленного леса.
Мы остановились и, затаив дыхание, замерли. Мне показалось, что птицы так же умолкли.
В десятке метров от кромки леса тянулась изгородь из колючей проволоки, высотой около трёх метров. За ней виднелись одноэтажные постройки без крыш. Справа от нас торчала, слегка перекошенная вышка, с сохранившейся лестницей и площадкой без крыши. Проволока во многих местах была оборвана, но, несмотря на видимую доступность в зону с нашей стороны, никаких троп не было видно. Высокая, сухая трава оказалась не тронутой. Это насторожило нас. Моё воображение тут же переключилось на пугающую фантазию.
Постояв несколько минут в раздумье, мы всё же не решились идти напрямую, а попытались найти вход в царство пугающего прошлого.
«Пойдёшь направо, с вышки стрельнут» - неожиданно мелькнуло у меня в голове.
Возможно, что подобная мыслишка осенила голову и моего друга.
Не проронив ни слова, мы синхронно повернули влево, там за проволокой меньше было развалин, да и от подозрительной вышки подальше. В этот мире всё возможно, даже невозможное!
Пройдя по лесу до угла ограждения таинственной зоны, мы переглянулись и опять, без слов, завернули за него. Где-то посередине второго отрезка периметра, мы вышли на давно забытую и заросшую дорогу. По ней петляла узкая тропа, протоптанная либо бродячими собаками, либо случайными искателями приключений, вроде нас.
Здесь проволока лежала спутанной с двух сторон дороги; возможно, она раньше крепилась на столбах исчезнувших ворот.
Невероятно, но факт! Перед нами не было препятствия, а мы не решались пересечь линию между мотками ржавой проволоки.
Я посмотрел на своего друга и невольно улыбнулся.
С таким живописным фингалом и перекошенной гримасой на лице, Володька неплохо вписывался в киношную декорацию по военной тематике.
Неожиданно вспомнились Молодогвардейцы. В ушах зазвучала мелодия, какого-то Шумана, которую я услышал в тюрьме в Ровеньках, куда нас возили на экскурсию в первом сезоне из пионерлагеря.
Месть – штука праведная! Но попадать из-за неё в тюрьму, пусть даже в нашу, современную, не очень-то хотелось. Разница простора передвижений внутри колючей проволоки и за ней была не соразмерной. Я уже начал подумывать о переключении подготовки мести на игру в неё. А там, смотришь, всё и обойдётся без лишней крови! Может ненавистный Дэма, где-нибудь нарвётся на серьёзную неприятность и оставит нас в покое.
Я неохотно вошёл на сомнительную территорию, как бы опасаясь, что за нами тут же закроются невидимые ворота. Мой друг не страдал пугающей фантазией, но тоже был настороже. Он огляделся раз, другой и предложил использовать уцелевшую вышку под стрельбище; нам же предстояло делать засаду на крыше спального корпуса, а вышка оказалась немногим ниже.
Я согласился, и мы пошли к ней, как раз мимо каменных зданий без крыш. Подойдя к первому зданию с несколькими дверными проёмами без самих дверей, мы заглянули в ближайшее помещение. Оно было, где-то три на четыре метра, грубая штукатурка, некогда выкрашенная в синий цвет, до половины осыпалась и почернела от сырости. На противоположной стене зияла бесформенная дыра вместо окна; возможно, там стояла решётка и, кто-то её выбил вместе с кирпичами. На бетонном полу, прямо посреди комнаты или камеры, возвышалась небольшая, поросшая сухой травой куча сгнившего мусора, досок и земли. В других помещениях была та же картина заброшенности и запустения. Ничего того, что я накануне вечером рисовал в своей фантазии, не оказалось. Я успокоился и уже смелее пошёл за своим другом.
В следующем здании помещения оказались меньше и стены ниже. Во второй или третей комнате бетонный пол был усыпан костями, при виде которых мне стало не по себе.
Володька поспешил успокоить меня: - Это, какой-то мясокомбинат устроил здесь свалку!
Я бы охотно с ним согласился, если бы не несколько изуродованных, человеческих черепов. Их-то, просто невозможно, спутать с черепами животных. Глядя на пробитые сферы, без нижних челюстей, мне сразу перехотелось, не только пристреливать здесь своё оружие, а вообще участвовать в смертельной авантюре своего друга.
В голове, невольно, повторилось: «Чёрт с ним, с этим Дэмой! Авось меня пронесёт! Его, всё равно, кто-нибудь убьёт или посадит в тюрьму!»
Испугался ли Володька, явно человеческих останков? Не знаю.
Он не отказался от своего замысла. Он предложил перейти в следующую балку, что ближе к шахте им. Лутугина и ещё дальше от людского жилья. Мне пришлось последовать за ним. Не хотелось возвращаться в интернат одному, ощущая за спиной слежку пустых глазниц не погребённых черепов.
Следующая балка или овраг оказалась пологой и без ручья. Вход в лес густо порос терновником, и мы не сразу нашли тропу в колючих зарослях. Зайдя в самую глушь, мы, осмотревшись, поняли, что здесь люди бывали ещё реже, если бывали вообще тут. Это обрадовало нас.
Теперь нам надо было найти раскидистый дуб, высотой 10-15метров с просматриваемым сверху пространством до мишени на земле не меньше семидесяти метров. В этот раз нам повезло. Недалеко от нас рос дуб, у которого, на высоте 6-7метров ствол расходился тремя толстыми ветвями, одна из них росла, чуть ли не горизонтально земле. Лучшей позиции для стрельб мы вряд ли бы нашли. Оставалось нам забраться на дубовый трезубец и высмотреть среди веток и листвы нужный просвет. Когда мы оказались в развилке, то вновь убедились в удачном выборе дерева. Сквозь рогатину вертикальных ответвлений овраг просматривался на нужное расстояние.
Не теряя больше время на сомнения, мы быстро спустились на землю. Я уже забыл про лагерь и про черепа и полностью включился в подготовку к стрельбам. Володька взялся заряжать самопалы, а я пошёл вешать мишени на воткнутых, в землю палках; мишени я прихватил из химкабинета – старые плакаты на тонком ватмане. Я быстро справился со своим делом и стал помогать другу.
Для первого выстрела Володька засыпал среднюю порцию чёрного пороха. Накануне вечером, мы договорились, что во время боевой стрельбы по Дэму, все самопалы привяжем проволокой к балке или лаге, таким образом, сможем сделать залп из всех стволов.
В лесу же решили пристрелять самопалы по отдельности, для этого привязали их прихваченной проволокой к одному из стволов дуба. Наводку оружия на мишень и закрепление его, я взял на себя. А вот запал доверил другу – у него рука не дрожала.
Первая попытка оказалась не удачной. Если одноствольные самопалы просто промазали, слегка взрыхлив землю в метрах двух от мишени, то дробь из двустволки вообще не долетела до мишени. Мы не стали спускаться вниз. Володька на месте засыпал свой и мой одноствольник той же порцией пороха, но их чуть удлинёнными пулями из свинца с продольной насечкой по бокам/это его собственная рационализация/.
Я сломанными веточками подкорректировал основное оружие. В двустволку он добавил пороха, а пыж затрамбовал плотнее обычного. Нам надо было, чтобы пули и дробь попали не точно в яблочко, а хотя бы в квадрат бумаги 60 на 80см. или взрыхлили землю, как можно ближе к ней.
Вторая попытка, на удивление нам, удалась на славу.
Пуля из шестигранника прошила бумагу у самого края и бесследно зарылась в рыхлую землю. Володькин самопал взбил фонтан пыли рядом с мишенью. Дробь тоже долетела до мишени, правда, запылила в двух, трёх метрах по её окружности.
На такой результат «Ворошиловского стрелка», я, честно, никак не рассчитывал. Тем более, со второй попытки!
Мой друг подытожил наши успехи: - Теперь ему хана!
Я был менее категоричен. Я всё ещё надеялся, что Володька за день остынет и к вечеру изменит своё рискованное намерение.
Довольные собой, мы быстро собрались и, обходя злополучную балку с загадочным концлагерем, вернулись в интернат.
На обед мы, увы, опоздали. Валентина Ивановна отчитала меня для порядка, но, благодаря бледному виду моего друга, всё же распорядилась, чтобы нас накормили, а затем, чтобы мы пришли в свой класс для получения школьной формы и учебников; ведь через два дня школа уже загудит, как улей. Завтра будет суббота, а в воскресенье в интернат потянутся «домашние», которые, на выходные дни, покидают стены нашей школы.
То ли интуиция мне подсказывала, то ли провидение, какое - то вело нас. Не знаю! Но я убеждён был в одном, что, хочу я этого или нет, а развязка закрученного действия с местью должна была состояться в эту субботу на рассвете. На подсознательном уровне, я был уверен в том, что если мы с другом отложим наш план на более поздний срок, то он, либо не свершится вообще, либо будет иметь неприятные для нас обоих последствия. Вряд ли я мог тогда объяснить причину своей уверенности в положительном исходе нашей затеи с местью. Я ведь действовал, не столько по замыслу и желанию, исходивших, как бы от нас, сколько по предписанию Судьбы. Именно по её велению, сразу после ужина, мы не пошли смотреть телевизор, а, вытащив из тайника под лестницей свой грозный арсенал, и, со всеми предосторожностями, полезли на чердак; нам надо было до темноты и отбоя успеть всё приготовить для встречи на рассвете заклятого врага.
Проникнув незамеченными на крышу, мы убедились в том, что кроме нас, там никого не было. Мы с Володькой знали, что чердаками школы пользуются многие пацаны и, если хорошенько поискать по тёмным закоулкам, то можно найти много интересного и полезного для себя. Он, чем-то напоминал нейтральную, банковскую Швейцарию. Но, пользуясь этим символическим «банком», недоступным для учителей и воспитателей, мы, как бы подписали некий договор между собой о неприкосновенности чужих «сейфов», тем самым страховали свои тайники от разграбления и избегали конфликтов и разборок с потерпевшими.
Оглядевшись вокруг и подождав несколько минут, пока глаза адаптируются к полумраку, мы направились к углу, ближе всех подступающему к футбольному полю. Из слухового окна западного торца крыши открывался восхитительный вид на ближайшие клумбы с осенними цветами, на лесопосадку и, конечно, на само футбольное поле с вратами в Ад для приговорённого преступника. Но окно имело и массу недостатков со стратегической стороны дела. Там негде было закреплять самопалы, самим тесниться пришлось бы на торце доски. Оно так же бы удалено от выбранной мишени на лишних 10-12метров. Но главный недостаток этой амбразуры был в том, что нас самих могли обнаружить, как до начала операции, так и
после неё; грохот и дым мгновенно нас бы выдали.
Бросив прощальный взгляд на закатное солнце, мы с Володькой полезли в тёмный и душный угол.
За день шифер сильно нагрелся. Солнце и горячий воздух прогрели всё, что было под ним, как в духовке. Даже деревянные конструкции сдались под их жарким натиском. Теплоизоляционный шлак будто только, что высыпали из поддувала. Мы мгновенно покрылись потом, на который легко липла поднятая нами пыль. Но отступать мы не смели. Преодолевая духоту и неудобства узкого пространства, между горячим шифером и пыльным перекрытием, я ещё раз выглянул в просвет.
Ближняя стойка ворот оказалась гораздо ближе учебной мишени в балке, только угол был больше. Глядя на ворота, я вдруг вспомнил, как в пионерлагере, в лесу заметил, что из маленького дупла, находившегося на высоте восьми метров, вылетела птичка; мы, только что, упёрли с кухни целый ящик яиц и решали, что с ним делать. Я автоматически, не целясь и не заключая ни с кем пари, запускаю одно яйцо в дупло, и оно влетает в него узким концом, даже не зацепив краёв. Мы затем перебили с полсотни яиц, но так и не попали в дупло, хотя целились старательно и на спор ударяли по рукам.
Я почувствовал, что Фортуна в этот раз изобразила Дэму в виде того дупла на стойке ворот, а времени на осмысление происходящего и сомнения не выделила ни секунды.
Пока я выбирал подходящие амбразуры для стрельбы и готовил проволочный крепёж для самопалов, мой друг заряжал их. Покрытый потом, пылью и с фиолетовым фингалом на трети лица, Володька здорово смахивал на сорванца из фильмов о беспризорниках. Я невольно улыбнулся.
Зарядив первым шестигранник, он подал его мне и принялся за свой самопал. Я уже выбрал место под сломанным куском шифера, где свободно помещались все три оружия, и стал крепить к расстрелу на лежащей балке основной калибр нашего арсенала правосудия. Завязав его крепко, я прицелился. Дуло чуть было задрано вверх. Подклинив немного щепкой у ручки самопала, я с облегчением вздохнул. Чутьё подсказывало мне, что мой глазомер не подведёт нас. Хотя, всё может случиться!
Второй самопал я закрепил только на балке, но так же, подклинив его щепкой для нужного угла. Чтобы проверить точность прицела в «мишень», я задержал дыхание. Пот застилал глаза, а пыль лезла в нос и горло и, вместе духотой, провоцировала кашель.
Убедившись, что второй калибр тоже наведён на представляемую цель, я взялся за двустволку, которую Володька успел зарядить. Укрепляя её, я краем глаз следил за улицей. По длинным теням, протянувшимся от лесопосадки, я догадался, что солнце опустилось за линию горизонта.
Вскоре основная и трудоёмкая работа была сделана, оставалось подготовить запал для разового поджига всех стволов. Это можно было сделать на свободном месте у слухового окна.
Мы не стали набивать серой от спичек разрезы на самопалах так, как она за ночь могла отсыреть. Накрыв плотно тряпками, которых здесь было предостаточно, я вылез из темнеющего угла.
У окна было свежо. Мы скрутили тонкой проволокой несколько спичек в один пучок на тонкую палочку и чиркнули ими о коробок; надо же было узнать, как они вспыхнут, и сколько будет гореть наш минифакел.
После испытания, мы сделали два минифакела для подстраховки и, положив их в карман, с большими предосторожностями спустились с чердака на свой этаж. Мы успели вовремя к отбою и нашего отсутствия никто не заметил. Все возбуждённо бегали по спальным комнатам, кидались подушками, и до нас никому не было дела. Мы быстренько прошмыгнули в умывальную комнату, там отряхнули свою одежду от пыли, умылись и, как ни в чем, ни бывало, направились к своим кроватям. Всецело занятые своими мыслями, мы, как послушные мальчики, быстро легли в постель. Нам надо было выспаться и, чуть свет, вернуться на огневую позицию. Дэма не давал время на расслабление!
Я не боялся проспать так, как относился к жаворонкам. Меня больше беспокоило то, что дежурный воспитатель может закрыть наш этаж на ключ так, как мы иной раз бегаем на третий этаж, где спят девчонки. На такой случай, нам придётся пробираться в угловую спальную, где спять младшие и там, через окно, вылезать на пожарную лестницу, и по ней уже лезть на крышу.
После бурного и напряженного дня, я уснул мгновенно. Думаю, что мой друг, так же провалился в глубокий сон без задержки. Ночь пролетела, будто её и не было. Сны не снились. А если они посещали меня, то, первая мысль о запертой двери, тут же вычеркнула их навсегда из моей памяти.
Я повернулся к Володьке и толкнул его в плечо. Он, что-то буркнул сквозь сон и, не открывая глаз, сел на кровать, свесив ноги.
В обычные дни, мой друг, не сразу реагировал на команду воспитателей: «Подъём!» Им приходилось несколько раз повторять свою команду для таких, как он. Но если мы с ним договаривались встать рано, то он это делал с первого напоминания, хотя и не так быстро открывал глаза на проснувшийся мир.
Пока Володька, сопя, возился с одеждой, я сбегал к двери; она оказалась не запертой. Перед выходом из спальни, я оглянулся на спящих; кроме сопения и храпа, ничего не нарушало предрассветного покоя. В коридоре и на улице так же царила тишина.
Мы осторожно поднялись на третий этаж, где иногда ночует дежурный воспитатель, оттуда, по железной лестнице, взобрались на чердак и, стараясь не наступать на хрустящий шлак, поспешили на огневую позицию.
Не знаю, что чувствовал мой друг, но я был абсолютно спокоен! Возможно, сказался глубокий сон и некая уверенность в успехе операции. Опустившись на колени, мы поползли к своей засаде.
Первым делом, я проверил тряпки на сырость; они оказались совершенно сухими. Прогретое за день перекрытие не успело остыть за ночь и не спровоцировало выработку конденсата на температурной границе. Я не спешил расчехлять стволы; на это хватило бы несколько секунд.
Сквозь проломы в шифере, я выглянул на улицу.
Солнце уже взошло. Оно освещало футбольное поле, просёлочную дорогу и лесопосадку. Восток был у нас за спиной так, что низкое солнце, словно мощный прожектор, ослеплял любого, смотрящего в нашу сторону. За это ему огромное спасибо! Вчера, я об этом, как-то не подумал. Нам осталось только ждать и надеяться на дикий инстинкт Дэмы, выгоняющего его из логова на охоту.
Если он сегодня не придёт, то у нас в запасе оставалось лишь воскресное утро, да и то оно было под большим вопросом так, как ненужных свидетелей прибавиться в несколько раз и будет очень сложно ускользнуть от любопытствующих глаз одного, другого «жаворонка».
Наблюдая за освещённой посадкой, я стал в уме заклинать Дэму, чтобы тот скорее пришёл для свершения праведного суда над его повинной головой.
В томительном ожидании время зависло. В любой момент мог раздаться сигнал: «Подъём!» и наша операция сорвётся.
Я пристально вглядывался в ближайшие кусты и деревья справа от оврага, где скрывалась тропа, ведущая на шахту №7. Дэма, наверняка, имел чутьё на опасность, иначе бы он в одиночку не промышлял.
Но, «благодаря» таким, как он и у нас вырабатывается чутьё на опасность и на тех, от кого она исходит. Борьба за существование – иначе не назовёшь – усовершенствует инстинкт самосохранения.
Эти аналитические мысли пришли гораздо позднее разворачивающихся событий. А тогда был лишь вопрос во времени и благосклонности Судьбы к нам.
И вот, снизойдя моим мольбам, справедливая Судьба, вывела из кустов долгожданного в этот раз «гостя».
Дэма остановился на дороге. Посмотрел по сторонам, как бы убеждаясь в том, что нет машин на дороге, (в действительности, по этой дороге, за день проезжает две, три машины – не более). Затем он, не спеша, вразвалочку, направился к своему лобному месту у стойки ворот.
Увидев его одного, я не поверил своим глазам. Такого подарка на голубом блюдечке с золотой каёмочкой, я никак не ожидал. Володька аж присвистнул от удивления!
До ворот оставалось несколько метров, когда из тех же кустов появились двое его корешей-шестёрок. Я почему-то вздохнул с облегчением, правда, тут же чертыхнулся, оттого, что он не один.
Пока приговорённый приближался к месту своей казни, я, не упуская его из вида, быстро снимал тряпки с оружия возмездия.
Мой друг тоже заметил их. Он вытащил из кармана спичечный коробок, факела и приготовился чиркнуть один из них о серу коробка.
Я замер в ожидании.
Дэма, предчувствуя безысходность своего положения, пытался растянуть последние секунды жизни.
Его рыжеватый дружок, что-то крикнул ему и побежал к нему, как бы спеша закрыть своего главаря своей тощей грудью. Второй лишь прибавил в шаге.
Время начало отсчёт.
От напряжения, мне привиделся падающий Дэма.
И тут, со стороны склада, послышался грохот нашего хозяйственного ГАЗончика.
Когда в интернате организовывалась генеральная уборка школьного двора и прилегающих окрестностей, то наш ГАЗончик объезжал по бетонке вокруг корпусов вслед за нами и сильно грохотал своими разболтанными бортами и цепями на них.
Раз он выехал, чуть свет, значит вчера, в наше отсутствие, была генеральная уборка территории. И теперь, шофер вместе с дворником объезжают собранные кучи для вывоза.
Я обрадовался.
Отражаясь от каменных стен и бетонных плит, грохот усиливался в несколько раз.
Дэма подошёл к своему излюбленному месту и занял привычную позу, лицом к нам.
Невидимая нам машина, обогнув наш угол, загрохотала к левому от нас углу спального корпуса. Возможно, шоферу сказали заехать на площадку между корпусами и там ждать следующих распоряжений.
Я почувствовал, что это тот самый момент, когда надо привести приговор к исполнению.
Рыжий был уже в двух шагах от своего главаря и мог помешать нам; второй только подходил к дальней от нас стойке ворот.
Я тихо сказал другу: - Давай!
Он зажёг сразу два факела; один подал мне. Володька поднёс огонь к главным калибрам, а я к двустволке.
Прогремел залп, оглушивший нас.
Мы совсем забыли, что стрелять придётся в очень малом пространстве, и не прихватили на этот случай в медпункте ваты.
От нежданного грома и клубов дыма, я вздрогнул всем телом и упал ниц лицом, прямо в шлак и пыль. Мой друг отскочил назад и ударился головой о шифер.
В другой бы обстановке, я бы не спешил подымать голову. Отлежался бы немного для ориентации в происходящем.
Но сейчас, нельзя было позволить себе ни секунды отдыха. Залп мог разбудить весь интернат и тогда нам будет довольно сложно затеряться в общей массе растревоженного улья.
Я поднял голову и выглянул в задымлённую амбразуру. Сквозь сизую пелену рассеивающегося дыма, моему взору предстала картина, которую я никак не планировал увидеть, хотя и красочно фантазировал на эту тему.
Наш сценарий кровавой мести был нами написан лишь до залпа из самопалов. Далее опускается финальная, дымовая завеса… Порок наказан! Справедливость восторжествовала! Герои в почестях и славе живут долго и счастливо! Читайте книжки! Не только по строчкам.
Но жизнь, зачем-то разорвала пороховую занавес в клочья, и я увидел продолжение сценария, от которого меня бросило в пот.
Мне стало страшно от увиденного!
Холодный и безучастный к чужим страданиям Дэма, медленно сползал по стойке ворот. Правую руку он прижимал к животу, а левой рукой держал левую ногу, чуть ниже колена. Он не смотрел в нашу сторону, а повернул голову к своей оплошавшей охране. Тот кореш, что был дальше всех от нас, бил рекорды по бегу на четвереньках. Он в совершенстве копировал движения наших далёких, далёких предков, начисто забыв о том, что он, не только Homo sapiens, но ещё обязан защищать и спасать своего покровителя.
Следом за ним, прихрамывая на правую ногу, словно симулянт, спешно покидала своего «закадычного» друга и главаря, вторая шестёрка; оказывается, что своя шкура и душонка оценивается ею гораздо дороже.
Сквозь шум и звон в ушах, я услышал голоса разбуженных интернатовцев.
Только сейчас, я осознал, что мы совершили настоящее убийство, за которое, нам не медаль дадут, а срок. То, что нас будут искать, я не сомневался. Очень важная улика преступления в любую секунду могла замертво упасть у всех на виду.
Не сводя глаз с застывшего, между жизнью и смертью Дэмы, я, машинально и быстро распутывал проволоку с самопалов. От них, мы заранее договорились избавиться, утопив в илистой воде Седьмовской плотины.
О том, как избавиться нам от «Гада», мы, кажется, продумали до мелочей, и даже исполнили всё, как в кино. А вот, как избавиться от его трупа, у нас и мысли не было. Надо было мне меньше читать Жюль Верна и Герберта Уэллса, а отдать предпочтение Конан Дойлю.
Теперь я понимал, что в данном положении, треклятый и ненавистный Дэма, нужен нам был только живым. Если мы его не смертельно и не тяжело ранили, то он, вряд ли останется на месте, в ожидании помощи и милиции. Тем более, он ни за что не поковыляет в интернат, откуда на него было совершено покушение. Скорее всего, Дэма, подобно раненному хищнику, попытается убраться из опасной зоны в своё логово, и там будет зализывать раны.
Время вновь зависло для меня. Я, как бы выпал из реальной действительности.
Руки работали вслепую, а глаза гипнотизировали застывшую фигуру у столба.
Мне показалось, пронеслась целая вечность, прежде чем, я увидел, как Дэма вышел из шокового оцепенения. Превозмогая боль, он встал на ноги в полусогнутом положении.
Мне пришлось в третий раз произнести: - Давай!
Симулянт или, в самом деле, жертва дроби, уже пересекал дорогу, когда его вожак, держась за живот и волоча левую ногу, стал убираться из наших земель.
Со стороны площади послышались возбуждённые голоса проснувшейся детворы, выскакивающей на улицу, либо на зарядку, либо поглазеть на место преступления и на одного из действующих лиц, которое всё же доковыляло до дороги.
Мы с Володькой уже управились с демонтажём оружия, и надо было не терять время на печальные проводы недобитого Гада, но я всё же желал воочию убедиться в том, что Судьба и в этот, драматический для нас момент, не оставила в одиночестве.
Я с облегчением вздохнул, когда ссутулившаяся спина Дэмы исчезла за кустами и деревьями.
Мы стрелой понеслись к чердачному люку, который был нами лишь прикрыт. Подскочив к нему, я осторожно заглянул в него. Внизу из дверей спален выбегали в трусах и майках девчонки, и спускались по ступенькам на первый этаж.
Сняв с себя грязные брюки и рубахи, мы выждали просвет их визжащей веренице, и, почти спрыгнув на площадку третьего этажа, устремились на свой этаж, в свою спальную комнату. Там ещё оставалось несколько сонь и копуш. Их вид и безразличие к всеобщей суматохе, намекал нам на то, что до них ещё не дошла новость дня или на то, что в жизни людей случаются настоящие чудеса.
Мы засунули свои вещи в тумбочки и побежали в числе вечно отстающих на улицу, где с замиранием сердца ждали худшего.
Выскочив на веранду, мы с другом не поверили своим глазам.
Как ни в чем, ни бывало, звучала задорная, ритмичная музыка на спортивную тему, физрук громко отдавал распоряжения, готовясь к первым упражнениям утренней зарядки. Все воспитанники и воспитатели заняли свои привычные места.
У меня появилось такое чувство, будто мы с Володькой вышли из кинотеатра, где, только что, смотрели очень ранний сеанс жуткого фильма для взрослых.
Наш воспитатель Василий Иванович (муж Валентины Ивановны) сделал мне замечание за опоздание, в довольно грубой форме, но я его слова воспринял, как трель соловья.
Годы спустя, мне удалось объединить в одну точку, фырчащую и дребезжащую машину, команды наших воспитателей: «Подъём!», одновременно пронёсшихся по всем помещениям спального корпуса, радостные возгласы тех, кто уже проснулся и нетерпеливо ждал сигнала на подъём, включившейся на всю громкость песни: « Позабудь про докторов. Закаляйся, как сталь!» и приглушённый чердачным помещением, залп самопалов.
Этого нельзя было предвидеть и просчитать. Случилось невероятное совпадение на единицу времени, не стыкуемых событий, действий и людей. Конан Дойль в гробу перевернулся бы, от зависти.
Не веря произошедшему чуду, мы с другом ходили целый день, как чумные. Мы назойливо крутились вокруг учителей, ловя в их словах и взглядах, скрываемые от учеников, намёки об утреннем происшествии на футбольном поле. Мы следили за каждой машиной, появлявшейся на дороге к нашему интернату; а вдруг на ней приехали сыщики из милиции? Мы в этот день уснули далеко за полночь, боясь, что за нами придут, когда мы уснём. Мы даже самопалы не отнесли топить, спрятав их, впопыхах, на старых местах; думали, что на чердаке устроены засады.
Не знаю, как друг мой переживал, столь загадочную удачу нашей кровавой мести, но, где-то с месяц, был выбит из привычной колеи жизни. А тут ещё и от Дэмы никаких известий не просачивалось в наш уединённый мир интерната. Он сам и его свора шестёрок, больше не мешала нашему передвижению по окрестностям и в городе.
Ближе к ноябрьским праздникам, мы с предельной осторожностью, вынесли свой компрометирующий арсенал из стен школы. Володька утопил свой самопал, как и обещал, а я всё же не решился расставаться со своим грозным средством самозащиты. Я плотно обмотал самопалы в промаслённые тряпки и закопал их в молодой лесопосадке, посаженной слева от виноградника, между интернатом и горбольницей.
Поздней осенью и зимой, из окна нашего класса, то место хорошо просматривалось, но я так больше туда не подошёл. В этом не было нужды.
С того памятного дня, Дэма нигде не появлялся и о себе не давал знать. Возможно, что смерть всё же свалила Гада в одном из заросших оврагов и он, как бродячая собака, сгнил, не погребённый по-человечески.
Окончив интернат и учась уже в горном училище, людская молва донесла до моего слуха, что Дэма всё же выжил. Он по пьянке убил из охотничьего ружья двух мужиков и был посажен на длительный срок в тюрьму.
Узнав об этом, я почувствовал некоторую вину перед убитыми, так как в то утро не довёл наш с другом приговор до полного исполнения.
Больше я о нём ничего не слышал. Надеюсь, что за колючей проволокой, этот Гад нашёл свою смерть.
Если, кто-то попытается меня осудить по изложенному мною выше, то напомню тому, что исповедь не является признанием в содеянном. Я сошлюсь на свои литературные способности и на неуёмную фантазию.
И ещё, цитата из Евангелия: «…Кто из вас без греха, первый брось на неё камень…»
( от Иоанна 8.7.)
Написание вне времени.