Трудно быть богом, кто бы спорил, а вы попробуйте им быть, когда ничего об этом не помнишь, да ещё занесло невесть куда. Хорошо хоть в компании друзей и сподвижников, о которых, правда, тоже ничего не помнишь.
Глава первая.
Приехали! Это ж до какой степени должно не повезти, чтобы практически одновременно спустили сразу три колеса? Ну, два ещё бывает, хотя лично ни разу не сталкивался, но чтобы три?! Про такое не слышал. Нет, конечно, если тебе поперёк дороги «ежа» натянут, то тут без вопросов, тут все четыре конкретно дырявятся на выброс, о ремонте можно и не мечтать, но в моём случае никаких «ежей» на дороге не наблюдалось, ни ментовских, ни обычных.
Хожу битый час как дурак вокруг машины и от осознания собственного бессилия пинаю время от времени сволочную резину. Думаете, это всё? Как бы не так. Во-первых, дорога, по которой я сюда ехал – тупиковая. Ведёт она к хутору «Мычи», а он, по моим сведениям, давно заброшен, поэтому ожидать, что мимо меня кто-нибудь проедет, можно до второго пришествия. Во-вторых, же – сотовая связь тут отсутствует напрочь и на многие километры вокруг. Глушь, одним словом. Именно по этой причине я сюда и направился. Захотелось уединиться и оказаться подальше от цивилизации. Оказался на свою голову. До хутора ещё вёрст десять, если верить карте, а вокруг уже смеркается. Ещё немного и из-за деревьев нечисть лесная повылезает. Сейчас всё-таки август, а не июнь, после захода темновато становится, особенно в лесу, а нечисть, говорят, темноту больше всего любит.
Непонятно откуда взявшиеся беспокойные мысли о нечистой силе даже умудрились на некоторое время заслонить собой проблему с колёсами. Шалят нервишки-то. Вроде бы взрослый человек, высшее образование, а тут такая хренотень в башку вдруг лезет. Навевает, однако, окружающая обстановочка дурь всякую.
Спросите, за каким лешим меня вообще сюда понесло? Для уединения, как я уже сказал. Последний скандал с Викторией довёл меня до белого каления, и я решил, что всё, хватит с меня этих бесконечных выяснений отношений на грани мордобития. Давно следовало расстаться, да всё ждал чего-то. Ежу, не к колёсам помянутому, понятно, что совместное проживание для нас категорически противопоказано.
Ну и Генка, конечно. Это с его подачи я в эту Тьмутаракань рванул. И не надо мне указывать, что, мол, не в Тьму, а в Тму. Та Таракань совсем в другом месте находится, это во-первых, а во-вторых – мне так больше нравится. Короче, Генка с ребятами прошлым летом местечко для дикой рыбалки подыскивал, вот на «Мычи» и наткнулся в процессе. Рассказывал, что место просто райским оказалось. Народу – никого. Рыба – ловится. А что электричества нет, так это даже здорово. Пробуждает первобытные инстинкты и возвращает мужиков к здоровому образу жизни. Разумеется, если алкоголем не сильно злоупотреблять. Злоупотреблять я не собирался, не мой метод от действительности отгораживаться.
Вы можете сказать, что уединение и отрыв от цивилизации мною уже достигнуты. Верно. Но я себе это несколько иначе представлял. По крайней мере, не на лесной дороге со спущенными колёсами.
Я, конечно, не трус, раз в подобную экспедицию в одиночку отважился пуститься, но перспектива заночевать посреди леса особого оптимизма не внушала. Если уж на то пошло, то и завтрашний день радужных перспектив тоже не сулил. Где, интересно, я тут буду шиномонтаж искать? До ближайшего населённого пункта минимум километров пятьдесят, никак не меньше. И на хуторе мне рассчитывать не на кого. Если, разумеется, за прошедший год туда кто-нибудь не заселился.
Какой-то звук отвлёк меня от не шибко радостных размышлений. Прислушавшись, я распознал стрёкот вертолёта. Звук усиливался и его источник явно двигался в мою сторону. У меня появилась слабая надежда, что стоящая в глуши одинокая машина может привлечь чьё-нибудь внимание.
На всякий случай я принялся скакать рядом с автомобилем и интенсивно размахивать руками. Вертолёт на несколько секунд возник в поле моего зрения и тут же скрылся за кронами деревьев с другой стороны дороги.
Похоже, скачущую посреди сумеречного леса фигуру никто с воздуха не заметил. Но даже если и заметили, приземляться тут зело рискованно. Слишком уж близко к дороге деревья примыкают. Да и не особо в наше время можно рассчитывать на чьё-нибудь сострадание. Далеко не каждый захочет обременять себя дополнительными хлопотами по извлечению одиноко прыгающего путешественника из дремучего леса.
Я обречённо вздохнул и принялся готовиться к вынужденному ночлегу в машине. Разложив пассажирское сиденье, извлёк из багажника спальный мешок и расстелил его поверх получившегося ложа. Окинув критическим взором эту не внушающую особого доверия походную лежанку, я рискнул на неё прилечь. Как и ожидалось, о комфортном сне можно было не мечтать. Хорошо если вообще заснуть удастся. Изгибы спинки, предполагающие удобное сидение, удобное лежание явно не предусматривали. Можно, конечно, устроиться прямо на земле, но так далеко моя смелость не распространяется. Мало ли какая тварь в этих лесах по ночам бродит. Вдруг ей вздумается мною пообедать?
Ещё раз вздохнув, я вновь выбрался из машины и вернулся к открытому багажнику. Раскрыв сумку с продуктами, я некоторое время размышлял, чем лучше перед сном перекусить. Рассудив, что встреча с гаишниками мне тут определённо не грозит, да и не мог я на спущенных колёсах никуда ехать, в качестве напитка остановился на красном вине. Заодно поможет усилить снотворный эффект, что в качестве компенсирующего буфера между мной и кривым ложем может оказаться совсем не лишним. Присовокупив к бутылке два комбинированных колбасно-сырных бутерброда, присел на водительское сиденье, свесив ноги наружу, и принялся неспешно ужинать.
По мере убывания содержимого бутылки, моя уверенность, что завтра найду способ разобраться с проклятыми колёсами, неуклонно крепла. К тому времени, когда бутылка показала наконец дно, уверенность успела перерасти в твёрдую убеждённость, а разложенное для спанья сидение казалось уже вполне удобной кроватью.
Приняв горизонтальное положение, я успел напоследок подумать, что моё кредо о незлоупотреблении алкоголем дало трещину, после чего благополучно заснул…
…Разбудило меня какое-то странное ощущение, что со мной что-то не так. И это не было тем похмельным синдромом, с которым неизбежно, проснувшись, сталкивается каждый не уважающий себя пьяница. Уважающий, впрочем, тоже. Хотя бутылка 0,7 не такая уж большая доза, если это не водка, конечно, а благородное сухое вино из далеко не самых дешёвых, но поутру обычно всё равно даёт о себе знать. Вот только сейчас определённо было не утро. По крайней мере, вокруг было темно, как в склепе, пробудившее же меня ощущение говорило скорее о комфорте, нежели о дискомфорте. Голова не болела и пить, что обычно бывает после приёма алкоголя, не хотелось.
Непроизвольно сев, я с нескрываемым удивлением обнаружил, что дверь автомобиля, в которую неизбежно должны были упереться мои ноги, отсутствует. Поводив вокруг себя руками, я убедился, что отсутствует не только дверь, но и сам автомобиль. И ложе подо мной никак не соответствует принявшему меня в свои объятия спальному мешку, расстеленному на сидении. Оно было ровным, мягкоупругим и снабжённым нормальными подушкой, одеялом и простынёй, а не видавшим виды походным спальником. Во всяком случае, на ощупь они казались нормальными. За полным отсутствием света разглядеть что-либо вокруг у меня не получалось. Такое впечатление, словно нахожусь в наглухо закрытой коробке, куда не проникает ни единого фотона света. Не самое приятное ощущение, если честно.
Увеличив зону прощупывания, я вскоре обнаружил ещё две странности. Во-первых, я был абсолютно гол, но это можно было понять и без прощупывания, а во-вторых, рядом со мной находилось ещё одно тело и тоже абсолютно голое. Пальпация подсказывала, что тело это – женское.
Мне стало не по себе. Да вы и сами можете представить. Тут даже особого воображения не требуется
– Мэтр, вы проснулись? – послышался со стороны тела немного сонный, но очень мелодичный девичий голос.
– Э-э… да.
А что я мог ещё ответить? Теперь оставалось лишь принять правила игры и попытаться врубиться, в какую я ещё переделку угодил, пока спал.
– Темновато тут, – произнёс я, стараясь, чтобы мой голос не дрожал. Не стоит раньше времени демонстрировать полную растерянность.
– Простите, мэтр, сию минуту.
Через секунду вокруг меня разом вспыхнула целая батарея свечей, что заставило глаза непроизвольно зажмуриться. Слишком уж контрастно получилось после кромешной тьмы.
– Так лучше? – спросил тот же милый голос.
– Так лучше, – машинально ответил я, снова открывая глаза и без зазрения совести рассматривая прелестную юную наяду, возлежащую рядом со мной.
Густые, отливающие червонным золотом длинные волнистые волосы беспорядочно разметались по соседней подушке. В их ореоле мне улыбалось совершенное, изумительной красоты личико. Ниже тоже было на что посмотреть, что я и не преминул сделать. Поверьте, соответствовало тому, что располагалось на подушке, идеально. Я невольно сглотнул. То ли дурной сон, хотя определение «дурной» тут явно не подходит, то ли я угодил в какую-то сказку.
Нужно сказать, что сердце моё бешено колотилось, а разум настойчиво утверждал, что я всё-таки сплю. Другого объяснения для столь невероятного перехода из стоящей в лесу машины в постель таинственной красавицы просто не существовало.
Успокоив себя тем, что нахожусь в сновидении, я переключил внимание на окружающую обстановку. Она в какой-то мере тоже вполне могла сойти за сказку. Сами посудите: стены вокруг нас представляли собой обыкновенный, сильно почерневший от времени и, возможно, от копоти сруб без единого окна и с узенькой дверью, аккурат посередине обращённой к изножью нашего ложа стены. Эдакий квадратный колодец примерно четыре на четыре метра. Может, чуть больше. Прямо в его центре располагалась наша лежанка. Тоже квадратная, но уже где-то метра два на два. По её углам к потолку тянулись витые деревянные столбики, удерживающие над нами бархатный полог насыщенного бордового цвета с золотыми кисточками по краям. Занавесы этого балдахина были выполнены из такого же бархата, но сейчас оставались раздвинутыми и стянутыми посередине золотистыми же шнурками. Я невольно подумал, что и шнурки, и кисточки подбирались под цвет волос хозяйки или кем она тут является. На каждом из столбиков крепился медный канделябр на три свечи каждый, которые сейчас все разом и горели. Мне хватило даже беглого взгляда, чтобы уловить серьёзную несуразность. По всем законам физики полог от этих свечей должен был уже вспыхнуть, но мою соседку по ложу, похоже, такая просто-таки вопиющая о себе пожароопасность нисколечко не волновала.
– Мы сейчас где? – не придумав ничего лучше, спросил я.
– В «Мычах», конечно, где же ещё? – несколько недоумённо ответило личико.
– А ты кто? – уверенно продолжая свой сновиденческий допрос, снова спросил я.
– Я? Я Илана, – прощебетала наяда. – Мне поручили вас встретить, мэтр, но я не успевала вовремя. Вот и попросила Кизюка немного вас задержать по дороге. Вы не будете сердиться?
– А Кизюк, это, вообще, кто такой? – вместо ответа снова спросил я.
Почему-то мне начинало казаться, что на свои вопросы я буду незамедлительно получать ответы.
– Кизюк? Это мой домашний леший. Но вы не подумайте ничего такого, мэтр. Он очень смышлёный и не должен был вашей машине серьёзно навредить. Всё, что он сломал, он сам же и починит. Вы даже не заметите. Да я уверена, что ваша машина уже в полном порядке.
Я замолчал. Странный всё-таки сон. В нём даже присутствует объяснение поломки моей машины. Вполне логичное, надо сказать. Девушка не успевала меня встретить, а её леший меня задержал, продырявив колёса. Но даже во сне напрашивался вывод, что меня либо не за того приняли, либо… Другого «либо» я придумать так и не смог. Чтобы окончательно убедиться, что я всё же сплю, на всякий случай себя украдкой как следует ущипнул. Стало как следует больно.
Сердце вновь зашлось пулемётной очередью, а спина и лоб в момент покрылись испариной. Неужто я не сплю, и вся эта чертовщина происходит со мной на самом деле?!.. И чё делать-то теперь? Как только эти лешие с их ведьмами, а почему-то в том, что это так, я уже не сомневался, разберутся, что встретили не того – меня либо съедят, что меня совсем не устраивает, либо просто убьют, что тоже не легче.
– Илана, – решил я брать быка за рога после того, как последний всплеск адреналина немного отпустил, и покуда к ней не успел присоединиться какой-нибудь чёрт для подкрепления, – давай-ка ты мне подробно изложишь: кто, когда и почему велел тебе меня здесь встретить.
– Иван Игнатич велел, кто ж ещё. Сказал, что вы примчитесь сюда духовное здоровье залечивать после разрыва с Викторией. Я и согласилась с радостью. Терпеть её не могу.
Вы чего-нибудь поняли? Я нет. Понял только, что, похоже, никакой ошибки тут не было. Ждали действительно меня. Значит, есть меня, по всей видимости, пока не собираются. Это немного успокаивало.
– А откуда ты Викторию знаешь? – осторожно спросил я.
– Да кто ж её не знает, мэтр! Я вообще поражаюсь, как вы смогли столько лет рядом с этой стервой выдержать.
– И сколько же, по-твоему, было этих лет?
– Ну, уж точно не меньше трёхсот. Дальше не помню. Маленькая ещё была.
Вот тут меня уже по-настоящему проняло. По моим скромным подсчётам, мне сейчас всего тридцать. Откуда ещё почти три сотни набежало? И наяда эта выглядит лет на восемнадцать-двадцать, никак не на триста.
– Но тогда получается, – вернулся я к допросу, когда унялся очередной приступ скоростного сердцебиения, – что ты и меня на протяжении всех этих лет должна помнить. Так?
– Мэтр, – обратилась она ко мне со слезами на глазах, – ну зачем вы так со мной? Иван Игнатич меня, конечно, предупреждал, что у вас серьёзные проблемы с памятью, но ведь не до такой же степени?
Я вовсе не хотел, чтобы девчонка разразилась сейчас рыданиями. И без того жутко не по себе.
– Девочка моя, не расстраивайся, – предложил я ей как можно более ласково. – Иван Игнатич (знать бы ещё кто это) абсолютно прав. У меня сейчас в самом деле обширные нарушения памяти. Некоторые десятилетия (надеюсь, что с порядком цифр не переборщил) действительно полностью выпали у меня из головы. Не обижайся, если я вдруг нечаянно задену твои чувства. А чтобы тебе было проще, постарайся допустить, что я вообще ничего, кроме последних двадцати пяти лет, не помню.
Первые пять из моих тридцати я тоже не очень хорошо запомнил, если честно.
– Может быть, вот это поможет немного освежить вашу память, мэтр? – произнесла Илана и набросилась на меня аки голодный коршун на цыплёнка.
Следующие полчаса особых слов не требовали. В основном хватало междометий и некоторых определений. Когда мы наконец отдышались, у меня появилось стойкое ощущение, что подобное происходило со мной и прежде. И это не имело никакого отношения к Виктории. Я вновь внимательно всмотрелся в лицо Иланы, и где-то в потаённых глубинах моего сознания зажёгся крохотный огонёк узнавания. Я точно раньше её видел и не только видел. Но ухватить какие-нибудь ассоциации с местом или временем, сколько ни старался, так и не смог.
– Вспомнил что-нибудь? – спросила она, ласково поглаживая нежной ладошкой по моей груди.
И этот переход на «ты» убедил меня в нашем прежнем знакомстве окончательно. Когда-то где-то мы с ней были очень близки. И в связи с этим встаёт нешуточный вопрос о реальной потере памяти. Сейчас информацию о нашем знакомстве мне подсказало тело. Оно всегда намного лучше помнит прошлый физический опыт, нежели это делает мозг. Общеизвестный факт. Так человек, научившийся в детстве ездить на велосипеде или плавать, вспомнит эти умения и в глубокой старости, даже если с тех пор ими ни разу не пользовался. А таинственный для меня пока Иван Игнатич, по всей видимости, в этом неплохо разбирается. Теперь, зацепив кончик ниточки от своего прежнего знакомства с Иланой, нужно постараться распутать весь клубок утерянной памяти.
– Вспомнил только, что, кажется, и вправду знал тебя раньше, – ответил я. – Но это пока всё. Никаких деталей. Может, сама расскажешь?
– Иван Игнатич настоятельно не рекомендовал. Он сказал, что в этом случае ты можешь посчитать предложенные тебе воспоминания навязанными, а не твоими собственными. Для полноценного восстановления твоей личности необходимо, чтобы ты всё вспоминал сам. Тебя можно только понемногу подталкивать, как мы это проделали только что. Повторим?
– Обязательно. Только немного позже, если не возражаешь.
В ответ она лишь вздохнула.
– Не обижайся, – я легонько провёл пальцем по её щеке, – мне просто требуется время, чтобы своё внезапно изменившееся положение переосмыслить. А ты случайно не в курсе, почему я память потерял?
– Иван Игнатич говорил, что это было ваше с Викторией обоюдное решение.
– То есть, ты хочешь сказать, что Вика о себе прежней тоже ничего не помнит?
– Всё верно.
– И теперь она тоже начнёт вспоминать свою прежнюю жизнь, как и я?
– Не знаю. У тебя есть я, а есть ли кто-нибудь или что-нибудь, что сможет подтолкнуть регенерацию памяти у неё – о том мне неведомо.
– Ну и дела, – только и смог прокомментировать я. – Хотя бы сколько мне в действительности лет, ты можешь сказать?
– Нет, – как-то затравленно ответила Илана, и добавила совсем тихо, – этого никто не знает.
– Даже Иван Игнатич? – на всякий случай спросил я.
– Даже он.
Чертовщина какая-то. Кто же я такой?
– Но ты, похоже, всё-таки сомневалась, что я абсолютно ничего не помню.
– А ты бы захотел поверить, что твоя возлюбленная тебя совсем не помнит?! – ответила она мне встречным вопросом и с явным вызовом.
– Извини, – пробормотал я, уже явно оправдываясь. Девчонке таки удалось заставить меня почувствовать себя виноватым.
– Ты даже не представляешь, что мне пришлось пережить после того как ты окончательно спутался со своей Викторией! Конечно, я знала, что серьёзно ты ко мне не относился, знала, что была для тебя всего лишь игрушкой! Но ведь я-то тебя любила! И сейчас продолжаю любить, хоть ты этого и не заслуживаешь!
Мне стало стыдно. Несмотря на то, что её обвинения были для меня практически пустым звуком, сквозившая в них обида выглядела неподдельной. Чтобы как-нибудь увильнуть от скользкой темы, я задал Илане совершенно дурацкий, как оказалось, вопрос:
– А как у тебя получилось зажечь одновременно двенадцать свечей? И почему полог от них не загорается?
Она непонимающе приоткрыла рот, закрыла снова, а затем ответила, как мне показалось, больше самой себе:
– Вот даже как. Иван Игнатич меня не предупредил, что ты перекрыл у себя и магические каналы. Бедненький мой, прости, что я так на тебя набросилась. А свечи… свечи – это просто.
Вслед за этим я с минуту наблюдал, как восковые палочки либо поочередно, либо все вместе гаснут и разгораются. И не было со стороны Иланы никаких слышимых заклинаний или пассов руками. На свечи она вообще не смотрела. Она, не отрываясь, смотрела на меня и в глазах её стояли слёзы. Осознав, что и мои глаза близки к тому же состоянию, я поспешил вновь заключить её в объятия.
Из оцепенения, в котором мы, обнявшись, оставались довольно долго, меня вырвал какой-то посторонний звук.
Дверь в бревенчатой стене распахнулась, и на пороге нашей комнаты возникло существо, от вида которого мне стало нехорошо. А как бы вы, интересно, отреагировали, если бы к вам в спальню ввалился старый развесистый пень высотой в человеческий рост с торчащими в разные стороны корнями и ветвями, на остатке ствола которого сверкали адским пламенем два здоровенных жёлтых глаза размером с теннисный мячик каждый?
Пень между тем, нисколечко не смущаясь нашей наготы и собственной бесцеремонности, заговорил:
– Эта… хозяйка, машину я починил. Во. Здрасьте, метр. Рад, шо вы опять с нами. Ага. Давненько вас не видал.
– Это и есть Кизюк? – обратился я к Илане, начиная соображать, что к чему.
– Забыли, да, метр? – ответил вместо хозяйки пень. – Бывает. Я вот, давеча, тоже никак не мог вспомнить, куды шляпу свою подевал. Ага. И щас ещё не помню. Во. Харчевать щас станете, аль апосля?
Мне понадобилось несколько мгновений, шобы адаптироваться к его речи, после чего, стараясь держаться уверенно и доброжелательно, спросил:
– Эта, Кизюк, а шо за харч у тебя ноне?
– Во! Вишь, хозяйка, метр тож гутарить нормально могёт. Ага. А то ты меня всё шпыняешь. Во. А харч знатный, метр. Я ж того косого, с которого какашки свежие давил, потом в котелке с картохой потушил. Во. С травками, как вы любите, метр.
– Что ты из него давил? – поперхнувшись, переспросил я.
– Дык какашки, шож ещё, метр. Их, када с лосёвой сметанкой, печёнкой дохлой жабы и ивовой смолой помешаешь, лучший клей для колёсных дыр выходит. Во. Сами потом глянете, метр. Колёсы таперя крепше прежнего будут. Ага.
Никогда про такой рецепт для ремонта шин не слышал. Но мог и позабыть, как и всё остальное. Кто знает, может, я сам его в прошлом пользовал.
– А зайца ты тоже с этими… ну… которые давил, приготовил?
– Шо вы, метр, как можно. Там всё чистенькое, потрошёное. Я даж в самогоне первом косого пополоскал. Во. Дизифекция. И мясо после самогону мягшее становится. Спробуете, потом спасибо скажете. Ага.
– Прежде вы, мэтр, Кизюкову стряпню всегда с удовольствием вкушали, – вставила Илана.
– Да? Ну, будем надеяться, что она и сейчас мне по вкусу придётся.
Спрашивать, почему моя новая старая знакомая вдруг опять перешла на «вы» я не стал, рассудив, что при подчинённых она вполне может официальности для моей солидности придерживаться. Судя по тому, что они оба упорно именуют меня мэтром, я раньше должен был занимать какую-то руководящую должность. Во.
– Так я тады, эта, завтрак накладать пошёл, ага?
– Давай, Кизя, мы следом, – Илана жестом отослала лешего.
– Поднимемся в столовую горницу, Пер? – обратилась она уже ко мне.
– Пер? – переспросил я с удивлением. – Меня вроде не так зовут.
– Раньше звали так.
– А теперь Илья.
– Какая разница. Это одно и то же. Но если тебе так больше нравится…
– Я так привык за последние тридцать лет.
– Хорошо, мэтр, постараюсь не забыть.
Что ещё за имя такое странное, Пер? Вроде и не слышал такого никогда. Может, сокращение, какое-нибудь? Пер… В голову даже похожего ничего не приходит, чтобы его продолжить. Разве что перец или перловка.
– Детка, а у меня точно именно такое имя было?
– А к тебе начинает возвращаться былая уверенность, Илюша. Уже деткой меня называешь. Ещё что-нибудь вспомнил?
– Ты мне не ответила.
– Начинаю тебя узнавать. Властные нотки прорезаются. Такое, Илюша, такое. Но ты мне тоже не ответил.
– Пытаюсь вспомнить, только не получается пока. Одежда моя где?
– Рядом с тобой лежит. На пол посмотри.
Я посмотрел. Рядом с ложем на коврике аккуратной стопкой было сложено моё незамысловатое обмундирование. Джинсы, рубашка, лёгкая ветровка и всё остальное. Потянувшись за ними рукой, я вдруг обнаружил, что вся одежда уже на мне. Что-то внутри шевельнулось. Это как с тем детским умением на велосипеде ездить. Организм вспомнил, а разум ещё нет. И адреналиновый впрыск что-то в этот раз не состоялся. Что там Илана про магические каналы говорила?
Ила пристально смотрела в мою сторону и молчала. Ила. Точно. Так я её раньше и называл.
Я по-новому огляделся в этом подземном колодце, отмечая, что он как будто бы тоже мне смутно знаком. Подземном? Подземном. Откуда-то я теперь это точно знал. Бросив взгляд на мучавшие меня недавно несуразным расположением канделябры, я в одно неуловимое мгновение переместил их на стены. Это я, оказывается, тоже умею. Интересно. А что я ещё умею, и что будет дальше?
Память пока не желала давать никаких объяснений, работали инстинкты. И они определённо не такие, как у обычных людей.
Я обернулся к Илане и увидел, что она тоже одета и стоит передо мной, склонив голову в почтительном поклоне. На ней был элегантный джинсовый костюм чёрного цвета, в котором её вполне можно принять как за какую-нибудь хорошенькую студентку, так и за фотомодель.
– Ила, что с тобой?
– Мэтр?..
– Прекрати. К чему эти поклоны. Я ничего ещё не вспомнил. Просто какие-то рефлексы срабатывать начали. Пойдём наверх.
Мне показалось, что она с облегчением вздохнула. Она меня боится? Не понимаю. Я что-то мог нехорошее о ней знать? Тогда почему она здесь и мне помогает? Чёртова память! Как хорошо было, пока я не знал о её потере. Жил себе и жил без особых хлопот. А теперь – поди разбери, что в моём тёмном прошлом кроется, и какие сюрпризы меня теперь ждут. С учётом моих последних пробудившихся рефлексов я уже не сомневался, что Илана меня не обманывает, и что я совсем не тот, кем себя ещё час назад считал.
Поднявшись по длинной деревянной лестнице, мы оказались в очень просторной светлой горнице, которая была обставлена небогатой, но добротной с виду мебелью. В центре располагался очень большой крепкий деревянный стол прямоугольной формы, вокруг которого были расставлены такие же крепкие деревянные стулья с прямыми спинками. Сидеть на них, пожалуй, будет не слишком комфортно. По одной из стен, между двумя окнами, стоял гигантских размеров шкаф. В таком и спать при желании можно. У противоположной стены стояли широкая лавка и огромный кованый сундук. Что-то с крупными формами у здешних хозяев наблюдается явный перебор. Кто они такие, интересно?
За столом активно хозяйничал живой пень, Кизюк то бишь, который очень сноровисто расставлял своими руками-веточками посуду и закуски. По горнице разливался настолько дивный аромат всевозможных разносолов, что слюнки у меня потекли буквально после первого же вдоха.
– Метр, – заскрежетал пень тоном радушного хозяина, – вы с утреца как: самогончику возжелаете, аль ишо чего?
– А чего у тебя из «ишо чего» предложить имеется, друг Кизя?
– А всё, шо изволите, метр. Ага. За нами не заржавет. Во.
– Тогда давай мне, мил друг, стопарик чистенькой, ибо под те грибочки и прочие солёности, что я тут вижу, он просто-таки показан. Но только один, Кизя, только один. Не след поутру организм алкоголем травить. А потом кваску для пития можно будет. Есть у тебя квасок?
– Всенепременно, метр. Ага. С ягодной закваской. А и пиво свежесваренное имеется. Во. Не хотите ль?
– Ни-ни, стопарик водочки и всё. Остальное тока бесхмельное. Лады?
– А то ж. Всё как вы хочете, метр. Ага.
Мы сели за стол, и я обратил внимание, что стулья под нами сразу же приняли ту форму, которая лучше всего соответствовала седокам. Приятная деталь.
Водочка оказалась холодненькой, не резкой, с едва уловимым оттенком какой-то лесной травки. То, что надо. Ласковая тёплая волна пробежала по пищеводу и проложила путь для последовавших за ней солений. Анонсированный тушёный с картошкой заяц оказался феноменально вкусным. Что-что, а готовить Кизя определённо умеет. Если он так же хорошо колёса ремонтирует, то за машину можно не беспокоиться.
Илана тоже отдала должное Кизиному кулинарному искусству, но от водочки воздержалась, заменив её бокалом белого вина.
– И что вы намерены теперь делать, мэтр? – спросила меня златовласая наяда, когда разыгравшийся аппетит оказался более-менее удовлетворён.
– Не знаю, что и сказать. Сюда я просто бежал, чтобы скрыться с глаз долой от доведшей меня до бешенства Вики, и на лоне природы дать отдохнуть травмированным нервам. Ничего определённого не планировал. С того момента, как проснулся, до сих пор пребываю в глубокой растерянности. И объясните мне наконец, почему вы всё время меня мэтром называете?
– Так ить, эта, метр, – взялся объяснять леший, – мы завсегда так вас называли. Ага. И не спрашивали вы прежде, почему. Во.
– Кизя прав, – поддержала лешего Илана, – к такому обращению давно привыкли все, кто вас знал и знает. А откуда оно пришло, пожалуй, никто, теперь и не вспомнит.
– И Иван Игнатич?
– Разве что он, да и то не уверена.
– А сам-то он, вообще, кто? – задал я новый вопрос.
– Думаю, – чуть поколебавшись, заговорила Илана, – что сам он вам лучше всё объяснит, мэтр. Мы с Кизей наверняка всего не знаем.
– Ага, метр, – поддакнул Кизя.
– И когда я смогу с ним увидеться?
– Скоро. Он обещал ещё сегодня к нам присоединиться. А пока, Илья, может быть, есть смысл пройтись по хутору, по окрестностям побродить? Возможно, ещё какие-нибудь фрагменты памяти всплывут. Вы, мэтр, раньше очень любили здесь бывать… Вместе со мной.
Последнюю фразу Ила произнесла после небольшой паузы, и эта пауза о многом мне сказала.
– Хозяйка дело говорит, метр. Ага. Походите, погуляйте там. Родные места знатно от хворей способствуют. Ага. Глядишь, и память возвертаться начнёт. Во. А я покамест к обеду чего покумекаю. Моя-то снедь от хворей тож завсегда помогаить.
Рассудив, что совет лешего и его хозяйки выглядит вполне разумным, я согласился, тем более что собственных мыслей о дальнейшем времяпровождении у меня абсолютно никаких не было, зато появилась настоятельная потребность разобраться с теми магическими каналами, которые, надо понимать, у меня вновь отрываться начали. Ведь этими штуками, каналами, то есть, как-то нужно уметь управлять, а у меня осознанно ничего ещё не происходило. И с одеждой, и с канделябрами как-то само собой всё вышло. А заодно постараюсь понять, почему леший назвал эти места для меня родными, и почему я любил здесь бывать. Хотя первая часть вопроса уже как бы подразумевает ответ на вторую.
Снаружи дом, а точнее, хутор из одного большущего дома с конюшней, амбаром, хлевом для скота и ещё какими-то постройками был обнесён просто-таки крепостным частоколом. Заострённые сверху колья окружали монументальной, двух с половиной метровой стеной участок соток в пятьдесят, если не больше. Должно быть, так выглядели укреплённые форты у американцев, когда они ещё только отвоёвывали у индейцев их исконные территории. По крайней мере, в кинофильмах их изображали примерно так. Массивные двустворчатые ворота запирались изнутри на перекладину, в качестве которой использовалось бревно толщиной чуть ли не с телеграфный столб. Не припомню, чтобы Генка о подобной фортификации рассказывал. И запрятанная куда-то память пока никаких подсказок не давала. Не было у меня пока ощущения, что мне тут хоть что-нибудь знакомо. Вообще удивляюсь, что в двадцать первом веке, пусть и в российской глубинке, сумело выжить такое самобытное творение.
Огороженный участок был почти свободен от деревьев. Лишь несколько яблонь, груш и слив местами оживляли огромный двор. Зато за острыми вершинами частокола со всех сторон вздымался густющий лес. Мне начинало казаться, что без доли колдовства здесь не обошлось. Не могли в нашей стране с воспылавшим к дикому капитализму народцем такое место без внимания оставить.
Обойдя двор по кругу и заглянув почти в каждую попавшуюся дверь, я с уважением отметил, что всё немаленькое хозяйство поддерживается в образцовом порядке. В одном из сараев обнаружился солидный бензиновый электрогенератор на шесть с половиной киловатт, сейчас выключенный, правда. А Генка меня уверял, что тут нет никакого электричества.
Заглянув в конюшню, лошадей я там не увидел, зато увидел собственную машину. И мало того, что все колёса на ней были целыми, так она ещё и сияла, словно в выставочном автосалоне. Положительно, моё уважение к хозяину хутора неуклонно росло.
– Слышь, Кизя, – обратился я к копошившемуся в какой-то огромной корзине около крыльца лешему, – как такое хозяйство бесхозным вдруг осталось?
– Во?! Где ж оно бесхозное-то, метр? Обижаете. Я по всё время уж скока годочков за им приглядываю. Ага. А то, ежели не приглядывать, сюды всяка шелупонь поналазит. Ага. Я и так отсюдова, етих, турыстов, почитай кажный год пачками гоняю. Во.
– А мой приятель рассказывал, что в прошлом году здесь всё было заброшено и пусто. Он, якобы, с друзьями целый месяц тут жил и никого не видел.
– Это Генка што ль? Он вам ещё не то расскажет, метр. Ага. Пусто ему тут, понимашь. Сам он пустобрёх и есть. Оне тута, метр, почитай весь самогон у меня вылакали. А другого я им и не давал. Ага. Обойдутся, шоб на их, значить, добрые напитки, с любовью деланные, переводить. Как поутру встануть, так ко мне. Давай, говорят, Кизя, похмелиться. Во. А как же не похмелиться, метр, ежели потом опять весь день квасить. Я уж скока им гутарил, шоб рыбку, там, половили, али за грыбочками. Так нет, метр, пьють и пьють, заразы. Ага. Игнатич-та шибко на их тады осерчал. В распыл пустить грозился, коль не уймутся. Во.
Эта Кизина тирада повергла меня в полное изумление. Это что ж получается? Получается, что мой друг Генка тоже из этой колдовской шарашки? И все эти годы, что мы с ним корешимся, он просто за мной приглядывал? Во обложили!
Немного придя в себя от этой шокирующей новости, я решил развить тему:
– Кизя, а тебе про Генку ещё что-нибудь известно?
– Да ничаво особливого, метр. Ага. Ведьмак он, из мелких. Игнатич велел ему за вами приглядывать, он и приглядывал. Во. Непутёвый, канешна, но не злобливый. Даж тиливизир мне как эту, призенту, во, оставил, кады убывал отсель. Пришлося елихтрычеству сюды для его ташшить. Ага. Токма генерайтор-та, шо он вмести с тиливизиром приволок, шумить больно шибко, я его и не включаю. Мне и без яво тиливизира гарно. Во. Выпить тока Генка горазд, када не на работе.
– Что-то я за ним особой тяги к спиртному не замечал.
– Так я ж сказал, метр, када не на работе.
– А я, значит, у него работой был?
– А то. Самой главной, метр, ага.
Интересно, а настоящие друзья у меня имеются? Или они мне по штату не положены? И вообще: узнать, что твой друг другом был по чьему-то указанию, не очень приятное известие. Увижу Генку – выскажу, что я о подобной дружбе думаю.
На крыльце появилась Илана. Джинсовый костюм она успела сменить на камуфляжную форму, которая, как ни странно, ей очень шла. Но с такой незаурядной внешностью, по-моему, её даже мешок с дырками для рук и головы лишить привлекательности не сможет.
Ещё раз окинув оценивающим взором хозяйство хутора, я с любопытством спросил у лешего:
– А никто не пытался тебя отсюда выкурить?
– Обижаете, метр. Я сам каво хош выкурю. Ага.
Тем временем мой слух уловил какой-то посторонний звук, и через несколько секунд я вновь, как и вчера, различил среди умиротворяющих нот окружающего нас леса стрёкот приближающегося вертолёта. Ещё через полминуты винтокрылая машина вынырнула из-за вершин деревьев, и сразу вслед за этим от неё отделились две дымные струи, которые, разгоняясь, устремились прямиком на меня.
– Илья, беги! – раздался истошный вопль Иланы, и в то же мгновение она выскочила передо мной, раскинув в стороны руки, словно намереваясь таким образом загородить меня своим телом.
«Собою от ракет?!» – в какую-то долю секунды пронзила меня мысль. А в следующий миг я уже отодвигал Илану в сторону и, выкинув вперёд правую руку, что-то прошептал. Небо озарила ярчайшая вспышка, которая вместо оглушительного взрыва сопровождалась лишь слабым шипением, и летевшие мне навстречу ракеты вместе с вертолётом превратились в играющую разноцветными искорками пыль. Она ещё долго оседала на деревья и землю, а я, как заворожённый, смотрел на её переливы.
– Похоже, кто-то очень не хочет, чтобы ко мне память вернулась, – задумчиво проговорил я, ни к кому конкретно не обращаясь. – Зато сам я начинаю хотеть этого всё больше и больше.
Глава вторая.
– Ага!.. Во!.. Ага!.. Во!.. – Кизю, похоже, переклинило.
– Ты случайно не знаешь, кто это был? – спросил я его.
– Ага! А?.. Не, метр, без понятия. Во! Как вы их, метр! Ага!
– Успокойся, друг мой. Давай-ка ты нам с твоей хозяйкой лучше по стаканчику водочки принеси. И сам заодно хлебни. Нам всем необходимо стресс снять. Ты как, Ила?
Илану била крупная дрожь. Да и меня, признаться, внутри тоже изрядно трясло. Пусть этот непонятный инцидент и закончился для нас благополучно, но сам его факт… Эти летящие в меня ракеты до сих пор стояли перед глазами. И я ни малейшего представления не имел о том, что с ними сделал. Опять сработал какой-то инстинкт или рефлекс, о котором я даже не подозревал.
Илана прижалась к моей груди и тихонько всхлипывала. Я машинально начал поглаживать её по спине и приговаривать:
– Всё хорошо, девочка моя, всё хорошо. Мы им дали прикурить.
Понемногу дрожь в её теле начала униматься, но до полного успокоения было ещё далеко.
Тем временем из дома вынырнул Кизюк, бережно неся в своих руках-веточках до краёв наполненные стаканы, и, протянув их мне, страстно заговорил:
– Почитай, как в старые времена, метр. Ага. Помню, как рати-то иноземные вы так же вот. Ага. В пыль разноцветную, значить. Во! Загляденье одно. Ага.
Я уже успел сделать вывод, что стресс и сильное возбуждение значительно повышают у Кизи частоту «ага» и «во». Очень показательный индикатор его эмоционального состояния.
Забрав у него один из стаканов, заставил Илану разжать зубы и практически влил в неё всё его содержимое, несмотря на дробный стук зубов по стеклу. По-моему, она даже не поняла, что это была не вода. Осушив следом за ней второй стакан сам, я стал потихоньку отходить от державшего меня напряжения. Весёленькое начало дня, как, впрочем, и предыдущие полсуток.
– Тока зря вы их так сразу-то, метр. Ага, – принялся рассуждать освободившийся от стаканов леший. – Их бы помучить, как следоват, сперва-та, а уж потом… Ага. Во. И поспрошали б, заодно, какого рожна, мол… Ага. Зачем, то есть, ракетами-то… Во. Поторопились вы, метр. Ага.
– Не было у меня времени на раздумья, Кизя. Да и сам я не понял, чего сотворил. Не вспомнил я пока ещё ни черта. Такие вот, друг мой, дела. Так ты говоришь, что раньше я так уже делал?
– А то, метр. Ага. Любили вы это дело-то. Во.
– Что, по вертолётам?
– Да не, метр. Их тады ишо не было. Ага. Но всякага другова непотребства тож хватало. Во. Было, чаво на пыль-та пущать. Вы и пущали. Ага. Мне завсегда ндравилось смотреть, как вы пыль-то из их. Ага. Красиво! Во.
Чего ж я такое прежде вытворял? Прямо каким-то монстром-разрушителем работал. Надо бы при первой возможности залезть во всемирную паутину и поискать какие-нибудь исторические свидетельства про разноцветную пыль. Не помню я что-то, чтобы где-нибудь о таком упоминалось. Правда, как выясняется, я много чего не помню.
– Наверное, нам следует отсюда убраться подобру-поздорову, – подала наконец голос слегка отошедшая от нервного ступора Илана. – Кто-то про нас уже пронюхал и теперь пытается уничтожить.
– У тебя есть какие-нибудь предположения?
– Ничего конкретного. У тебя много врагов, Илюша. Пока твои магические каналы были перекрыты, и ты ничего не помнил, на тебя не обращали внимания. А сейчас…
– Понятно тогда, почему меня ещё вчера не порешили. А я-то сдуру пытался, не исключено, что этот же самый вертолёт к себе на помощь позвать. Думал, вдруг помогут чем, когда я вокруг машины со спущенными колесами аки кенгуру скакал. Но то ли они меня вчера вообще не заметили, то ли, как ты говоришь, каналы у меня ещё не заработали, только пролетели они мимо и мною не заинтересовались.
– А может, как раз заинтересовались и потому сегодня вернулись.
– Не исключено, что ты права. О такой возможности я как-то не подумал. Но попробуй-ка ты мне, моя милая, объяснить, что это была за попытка меня своим телом прикрыть? Тебя что, ракеты не берут?
– Не очень-то я в тот момент об этом задумывалась. Как и у тебя – рефлекс сработал. И против ракет могла не выстоять. С одной бы, может, и сладила, но с двумя.… А что я, по-твоему, должна была делать? Смотреть, как тебя на кусочки разносит? Столько лет ждать твоего возвращения и сразу же позволить умереть? И не знала я ещё, что сила к тебе возвращается. Сам говоришь, что не помнишь ничего.
– Сам не помню. А тело, как видишь, вспоминает что-то. И всё благодаря тебе. Только пока ещё не знаю, хорошо это или плохо. Послушать Кизю, так я раньше просто каким-то терминатором был.
– По необходимости, метр. Ага. Без нужды-то вы особо не безобразили. Ежели тока каво приструнить хотели. Во. В воспитательных целях.
– Ну спасибо. Успокоил. А уезжать-то нам есть куда?
– Придумаем что-нибудь. Только вот Иван Игнатич сюда должен приехать. Ну, да ладно. Мы ему весточку оставим.
– Не нужно ему весточек оставлять никаких, – послышался со стороны частокола новый голос с ещё более скрипучими, чем у Кизи, интонациями. – Нет Ивана Игнатьевича больше. Развоплотили, ироды, человека великого.
– Чернух? – воскликнула, вздрогнув от неожиданности, Илана. – А тебя-то, каким ветром сюда занесло?
– Тем самым, дева Ила, скорбным ветром, что вестью горькою над миром задувает. И вы уже услышали её. Теперь бежать вам надо и немедля. Враги со всех сторон вас окружают. А после распыленья вертолёта, не выпустят живыми вас отсюда. Цвет пыли нынче виден был далёко, и руку мэтра вороги узнали.
Столь странная и непривычная современному городскому уху песнь, заметно отдававшая каким-то напыщенным театральным слогом, лилась из уст… простите, из клюва здоровенного чёрного ворона, пристроившегося на надворотной перекладине.
– Во! Чёрный! Про како тако расплатение ты там толкуешь? Ты по-людски могёшь гутарить? Ага?
– Язык людской мне хорошо известен. Учить его тебе, лешака, надо. Ты лучше поспеши открыть проходы, что из лесу на волю уведут.
– Не, метр, вы слыхали, как этот птичий скот меня обозвал? Ага? Скажите вы ему, метр, шоб вежливость блёл. Во. А то я перья-то ему с хвоста повыдергаю. Ага.
Пока эта парочка не приступила к более интенсивному выяснению отношений, я поспешил между ними встрять.
– Любезный Чернух, вас ведь так зовут? – начал я.
– К услугам вашим, мэтр.
– Очень хорошо. Вы, наверное, тоже в курсе, что у меня с памятью некоторые проблемы имеются, поэтому не обессудьте, если я что-нибудь буду неправильно делать или говорить.
– Ошибки ваши – это ваше право. За вами мы обязаны идти. И коль решите вы, что…
– Стоп-стоп-стоп, – замахал я руками, – простите, что перебиваю, но будет гораздо проще, если вы оставите эти поэтические пассажи до лучших времён. Они мешают сосредоточиться.
– Как скажете, мэтр.
– Ну и отлично. Теперь поясните нам, любезный Чернух, кем мы окружены, и что, по вашему мнению, нам сейчас следует предпринять?
– О, мэтр, срочно нужно вам смываться. Врагов мятежных рати тут вокруг. На вашем месте я б Горыню вызвал. Его боится даже Вельзевул. А после, укрываясь в горних высях, вкушая юных дев и яблочный нектар, вы память вашу постепенно возвернёте, вернётся к вам и вашей силы дар…
– Погоди-погоди, – пришлось снова мне прервать увлёкшегося ворона, – давай мы дев пока опустим, а дар, похоже, ко мне и без горних высей возвращаться начал. А Горыня – это, надо понимать, Змей Горыныч? – решил я на всякий случай уточнить, уже ничему не удивляясь. Видимо, эта птичка так просто отрешиться от стихоплётства не может. Но пока, по крайней мере, вроде бы понятно, о чём речь.
– Он самый, мэтр, змий ваш трёхголовый. Его могучесть вам не повредит.
– В каком смысле мой? – переспросил я несколько ошарашено. Удивился, всё-таки.
– Так эта, метр, – тут же бросился с разъяснениями Кизюк, – Горка-то раньше завсегда с вами якшался. Ага. Любили вы его шибко. И он вас тож. Во. Да тока где ж искать-то его таперя? Он ж сгинул почитай тада ж, када вы обеспамятавели. Ага.
– Он в озере Лохх-Несском обитает, – снова полилась медоточивая песнь Чернуха. – По мэтру грусть туда его свела. Его туристы динозавром обзывают, хотя он им не сделал ни хрена.
Сбилась-таки птичка с возвышенного слога. «Ни хрена» – это уже из лексикона дворовых бардов. Зато народному слуху ближе. А в озере вот, значит, кто у нас туристов и натуралистов всяких на уши ставит. И нет там вовсе никаких эволюционных аномалий. А то всё – динозавры, динозавры! Всего-то на всего Змей Горыныч себе подводное гнёздышко свил. Ну и как мы его должны оттуда извлекать?
– И как же мы его оттуда вытащим? – почти буквально повторила вслух вслед за моими мыслями Илана.
– А что вы на меня так смотрите? – совсем отошёл от трубадурства ворон. – Я вам только идею подбросил, дальше сами думайте.
– Правильно я хотел, метр, у него перья из хвоста повыдергать. Ага. Одно тока балабольство сплошное. Ничего путного не прогутарил. Во.
– Давайте вернёмся немножечко назад, – предложил я. – По-моему, своё появление Чернух ознаменовал тем, что сообщил нам о развоплощении Ивана Игнатьевича. Хотелось бы поподробнее. Его убили?
– Убить Ивана ворогам не просто. Его развоплотили, изуверы. И дух его теперь в астрале бродит, пытаясь подобрать себе одёжку.
– Чёрный, я тебя щас пришибу! Ага! Просит же тебя метр понятно гутарить. А ты всё так завернуть норовишь, что мозги спекаются. Во.
– Это когда у тебя мозги-то были, Кизяка? У пней мозгов не бывает.
Похоже, у лешего терпение закончилось, потому что он молча ухватил лежащую у стены амбара оглоблю и размахнулся ей с явным намерением шарахнуть по поэтической птице. Что, собственно говоря, и сделал незамедлительно. Только птицы в том месте, куда угодила оглобля, уже не было. Когда круглая дубина стремительно пошла на сближение, Чернух лениво перепорхнул на другой конец перекладины.
– Успокоился? – спросил ворон после того как оглобля, а вместе с ней и сам леший перестали вибрировать.
– Я табе всё равно достану, сволота пернатая! Ага. Ты у меня повыкобениваешься.
– Не надорвись.
– Всё! Хватит! – не выдержала Илана. – Оба заткнитесь! Ты, Кизя, пока лучше вообще помолчи. А ты, Чернух, будь добр отвечать на вопросы, а не вирши складывать. Что с Иван Игнатичем?
– Веловы прихвостни до Игнатича добрались. И чтоб не попытали у него правду о мэтре, ушёл он духом. Сам ушёл. А тело у окаянных в застенке осталось. Изгадили ироды весь образ его человеческий напрочь. Не сможет Иван обратно его взять. Такая беда у нас приключилась, мэтр. Прознали они как-то, что вы возвертаетесь. И здесь их по лесу полно уже. Пока боятся, но рати-то поболе подсоберут и пойдут на вас. Можете не сомневаться. А геликоптер этот, что вы распылили, скорее всего, заманком был, чтобы силушку вашу спытать.
– Если б не я его распылил, то распылили бы меня вместе со всем хутором. А вдруг я бы оказался отпускником заезжим, а вовсе не тем, на кого охоту объявили?
– Кому до смертных дело-то есть, мэтр. – Чернух что-то поискал клювом у себя под крылом и продолжил. – Ну ошиблись бы. Что с того? Человечишки и так каждый день штабелями мрут. Одним больше, одним меньше – врагам вашим это без разницы. Только теперь погань злостная точно знает, что вы вернулись. А что память ваша до сих пор где–то гуляет, им, возможно, и не ведомо. Потому бить вас будут в полную силу. Тут всё в ноль разнесут к вашей бабушке. И чем дольше ждать вы будете, тем меньше шансов у вас уцелеть останется. Мэтр, а может, вы всё-таки спробуете Горыню-то призвать? Раньше он вас с любого конца света слышал и мчался, сломя все три свои немаленькие головушки. А скорость-то у него, сами знаете…. Ах да, не знаете. Позабыли. Ну, что б понятнее было – Боингам всяким до него, как бабочкам до сокола. Дракоша умеет каким-то образом пространственно-временной континуум поджимать. Сам я, правда, обычную портацию предпочитаю. Быстрее и удобнее. Да и дракоша портацию не хуже меня умеет, только пользует не всегда. Так что, спробуете?..
– Я бы спробовал, – ответил я с тяжёлым вздохом, – но как его призывать, тоже не помню.
– Хорош умничать, Чёрный, кантины ишо каки-та удумал. Ага, – нарушил приказ молчания Кизюк. – Ты про супостатов-то не врёшь? Молчит что-то стража-то моя. Во. Были б Веловы сморчки тута, я б знал давно. Ага.
– А ты попробуй-ка, Кизя, кого-нибудь из своих стражей призвать, тогда и ответ получишь.
Ворон глянул на лешего одним глазом и опять полез под крыло. Блохи, наверное. А может, ещё какие паразиты.
Кизюк набычился и потопал своими корнями куда-то за конюшню.
– Илка, – обернулся я к своей новой старой подруге, – я пока ещё не ориентируюсь в этих делах как следует. Да, можно сказать, совсем не ориентируюсь. Тебе придётся основную часть командования взять на себя. Давай, радость моя, руководи.
Илана подхватила с земли ветку и, очертив вокруг нас большой круг, начала выводить внутри него какие-то каракули.
Ворон склонил набок голову и принялся внимательно следить за руками ведьмы. Да-да, я уже абсолютно не сомневался, что моя подруга – ведьма. Да я и сам, судя по всему, должен быть не то колдуном, не то демоном, не то ещё каким-то чудищем, страдающим полной потерей памяти. То есть, память-то у меня есть, но, как оказалось, неправильная. То ли мне её подменили, то ли я сам с ней что-то сделал, но сейчас появилась настоятельная потребность её вернуть.
– Чернух, – решил я взяться за вопрос собственной амнезии конкретно, – ты можешь мне подсказать, как память назад вернуть?
Ворон отвлёкся от лицезрения Иланиного творчества, и немного озабоченно заговорил:
– Понимаете, мэтр, в принципе память вернуть не особо сложно. Но только не в вашем случае. Во-первых, памяти себя лишили вы сами, и не просто лишили, а провели её с заменой на личность обыкновенного человека. Зачем вам с Викторией понадобилось над собой такие изуверства проделывать – до сих пор ни одна тварь на Земле, которая вас знала, в толк взять не может. В искреннюю любовь между вами никто никогда не верил, не было её. Подозревали, что это какой-то стратегический ход то ли для того чтобы что-то скрыть, то ли подготовиться к чему-то. А во-вторых, того магического уровня, что у вас был в ту пору, сейчас почитай ни у кого не найти. А этот уровень нужен, чтобы память вашу можно было внедрить обратно, поскольку вы сами её из себя извлекали. Но и это ещё не всё. Кристалл с вашей прежней памятью вы отдали на хранение Ивану Игнатьевичу. И я сильно подозреваю, что Веловы прихвостни именно за этим кристаллом и охотились, когда Ивана захватили. Боятся вашего возвращения, мэтр, ещё как боятся.
Я заметил, что Илана перестала выводить свои загогулины и внимательно слушает повествование Чернуха. Выходит, ей тоже не всё известно.
– Получается, – заговорил я, больше рассуждая, чем спрашивая, – что мы с Викторией зачем-то подменили свои личности, а наши прежние памяти в камеру хранения сдали, так, что ли? Но такая история плохо сочетается с тем, что я от тебя, Ила, услышал. Моя текущая личность помнит, что мне тридцать лет. А ты сказала, что я с Викой в десять раз дольше живу. Не стыкуется.
– Тут всё просто, мэтр, – взялся за разъяснения Чернух, – ваша личности примерно раз в пятьдесят лет сбрасываются в ноль и заново перезагружаются. Или, выражаясь человеческими понятиями, помираете вы каждый раз примерно в пятьдесят, а затем с той же матрицей, но уже в обновлённом теле, возрождаетесь. У Виктории всё точно так же происходит. И в каждой из ваших очередных личностей запрограммировано, что в новом заходе вы снова окажетесь вместе. Так бы и продолжалось, но ваша последняя личность взбунтовалась и решила связь с Викторией оборвать. На этот случай и была подготовлена аварийная схема вашего восстановления. Только схема не учитывала, что ещё кому-то станет об этом известно, и что вашу прежнюю память попытаются перехватить.
– А что ж я себе такие короткие циклы сделал? И откуда триста лет назад взялись понятия обнуления и матрицы?
Ворон снова принялся интенсивно что-то у себя выклёвывать, только уже под другим крылом. Я вежливо дожидался, пока его гигиеническая пауза закончится. Надо ему шампунь от блох посоветовать, может, поможет. Хотя, учитывая, сколько он уже по Земле бродит, пардон, летает – инсектициды самые разные должен был перепробовать.
Вынув голову из-под крыла и перехватив мой сочувствующий взгляд, Чернух пояснил:
– Гнусные твари, мэтр. У них даже на мою магию иммунитет выработался. Когда совсем уж допекают, я залезаю в костёр и там их выжигаю. На какое-то время пропадают, но затем снова появляются. Только костёр я и сам не люблю. Болезненно это очень, а я всё ж не феникс. Ну да ладно. Что вы там меня спрашивали?.. Ах, да, матрицы с обнулением. Это я сегодняшними терминами объяснил, раньше другие использовались. А пятьдесят лет – это, я так думаю, чтобы старость исключить и до менопаузы у Виктории не доводить. Для полноты жизни, так сказать.
– Угу, – пробормотал я, – разумно. Выходит, что без этого кристалла и чьей-то сильной магической руки прежним мне уже не стать?
– Честно, мэтр? Не знаю. Но есть вероятность, что после открытия у вас магических каналов, которое частично уже произошло, ваша настоящая личность сама начнёт себя восстанавливать. Ведь во вселенной ничто не исчезает бесследно и, помимо кристалла, ваша память ещё и в мировом эфире растворена. Или в астрале. Кто как называет. Кристалл – это, так сказать, её квинтэссенция. Так что не исключено, что вы сможете по крупицам себя вернуть её и без него. Только процесс может растянуться на неопределённое время. А потом, глядишь, и с Иваном у вас получится контакт установить. До астрала-то вы в своём могуществе раньше легко дотягивались. Да и Игнатичу, может, свезёт, и он отыщет себе оболочку, способную его выдержать.
Я с интересом посмотрел на ворона. Вместо балаганного Шекспира сейчас со мной разговаривал учёный муж. Тоже разные личности?
– Знаю, о чём вы думаете, мэтр. Думаете, какого ляда я тут прежде перед вами Ваньку ломал. Да трудно мне от многовековой привычки избавиться. Я ж раньше главным образом по кабакам да ярмаркам выступал. Случалось, и до театральных подмостков добирался, когда с хозяевами везло. На говорящую-то птицу всегда высокий спрос был.
– И сколько ж тебе лет, Чернух?
– Э-э, мэтр, ну вы спросили. Скажем так: Князя Владимира, крестителя нашего, я хорошо помню. А вот какой у меня самого год рождения – забыл. За сроком давности, как говорится.
– Может, тогда тебе известно, когда я родился?
– Вот этого не скажу, мэтр. Даже самые глубокие старики, коих в своём младенчестве я знавал, представления о вашем возрасте не имели. Говорят, что вы были всегда. Только имена время от времени менялись.
– Ну не бог же я, в самом деле? Всегда только бог существовать мог.
– Кто вас знает, ваша милость, многие как раз богом-то раньше вас и почитали. Не мне судить.
– Это каким же таким богом?
– Ну, до того, как вы после крещения Руси в тень отошли, вас, мэтр, Перуном называли.
Я сел. Да что там сел – грохнулся навзничь со всего маха. Нехорошо мне стало. Виски; будто бы стиснуло железной клешнёй, а сердце зашлось пулемётной очередью.
– Да что ж ты творишь, Чернух! – с яростью закричала на ворона Илана. – Разве можно человеку вот так, в лоб, такие вещи говорить! Сколько Иван Игнатич твердил, чтобы из беспамятства его потихоньку выводили!
– Ила, не шуми, пожалуйста, а? – попросил я, слегка заикаясь, – И пусть Кизя мне ещё ковшик водочки принесёт. Большой, желательно.
А Кизя уже и сам спешил в нашу сторону со всех своих корней, волоча в лапах ведёрную бутыль самогону. Слышал, видать, золотой мой леший, разговор этот, и сам всё понял, родимый.
Я присосался к горлышку, как пиявка, и глотал обжигающую жидкость с лёгким привкусом можжевельника, словно холодный компот по жаре. «Это что ж, Кизя освоил тут производство джина?» – подумалось мне, когда шок от слов Чернуха начал помаленьку отпускать. В висках ещё немного стучало, но сердце возвращалось к нормальному ритму, а тело наливалось живым огнём.
Вылакав в один присест литра полтора ядрёного первача, он хотя и джин, но по крепости однозначно первач, я почувствовал себя как-то по-другому. Не то чтобы пьяным, нет, скорее, в себе уверенным. Хотя хмельной компонент во мне определённо присутствовал. Обведя твёрдым взором свою притихшую свиту, я в первую очередь обратился к Илане:
– Ты, девочка моя, на птичку-то вещую не кричи. Сама ж меня давеча Пером обозвала. Ужель забыла?
– Простите, мэтр, эмоции.
– Это хорошо, у живого человека эмоции обязательно должны быть. Я эмоционирую, значит, существую. Как-то так. Теперь ты, Кизя. Что стража твоя лесная сообщает?
– Молчит, метр. Не смог я дозваться-то никого. Прав Чёрный, выходит. Ага.
– Ну и леший с ними. Со стражей. Щас ещё хлебну маленько, и пойдём разберёмся, кто у нас тут в лесу безобразит.
– Мэтр, может, не стоит вам напитком-то этим так увлекаться? – озабоченно предостерёг меня ворон. – А то, неровен час, вы сами тут всё вокруг спалите.
– Спокойно, птичка, я себя контролирую.
– Сомневаюсь я что-то, мэтр.
– А мы ща проверим, – убеждённо кивнул я сам себе. – Давай-ка, друг мой Кизя, твою оглоблю сюда. Я по ней ходить стану. Ежели из конца в конец не споткнусь, значит, контролирую.
Вот незадача какая: оглоблей передо мной почему-то две оказалось. А, понятно. Колдуны мне глаза разводят. Ну, так мы их перехитрим. Раз оглоблей две – нужно точно посередине пройти. Из конца в конец. Я и пошёл. Между двух, точно посередине и словно по струнке. И надо сказать, что у меня получилось. Я удивился даже. Трезвый-то я бы и по одной оглобле не прошёл. Она ж круглая, попробуй устои на ней.
– Во! Видал, Чёрный, как метр могёт! Мой напиток-та метра завсегда укреплял. Ага.
– А ты часом не забыл, что они с Горыней на пару вытворяли после вкушения твоей отравы? Аж жуть берёт, как вспомнишь.
– Это када я отраву-то делал!? Да у меня слеза чистейшая завсегда выходит! Ага! Думай, чё несёшь, ворона облезлая!
– А я тебе не про внешний вид твоего пойла толкую, пень стоеросовый, а про его внутреннюю сущность!
Кажется, Кизя крепко осерчал на такое пренебрежение его джинодельческим искусством, а может, на «пня стоеросового», потому, что вновь потянулся к оглобле.
– Слушать мою команду! – гаркнув, как заправский старшина на новобранцев, разом прекратила разгорающийся конфликт Илана. – Ты, Илья, передал мне командование, вот и извольте подчиняться!
Ишь ты, снова Илья, а не мэтр. Стоит немного выпить, как коэффициент уважения сразу снижается. Но она права, пожалуй, подумал я, обнаружив, что около меня не только оглоблей две, но и всё остальное тоже парами присутствует. Включая Илу, Кизю, Чернуха и ворота, над которыми он сидел. Продолжив исследовать двойственность своего мировосприятия, я переводил взгляд с одного объекта на другой, каждый раз убеждаясь, что их по два. Симптом, однако.
Я уж совсем было решился полностью передать бразды правления Илане, как моё внимание неожиданно привлёк ещё один объект. Привлёк он меня поначалу лишь тем, что, в отличие от прочих, наличествовал в единственном экземпляре. Чуть заострив внимание, я сразу отвёл взгляд в сторону. По двум причинам. Во-первых, это могло быть признаком белой горячки, потому что объект был живым и крайне необычным, но поскольку алкоголем в больших дозах я злоупотреблял довольно редко, да и в небольших особенно не увлекался, то такую возможность я всё же отмёл. А во-вторых, после того, как исключил «во-первых», я сделал допущение, что этот не раздваивающийся объект может быть вражеским шпионом, и, если продолжать его рассматривать, он поймёт, что раскрыт. Почему я заговорил о белой горячке? Да потому что увидел чёрта. Самого натурального чёрта, каких в книжках рисуют. С рогами, хвостом, копытами, свинячим пятачком и красно-коричневой шерстью. Он стоял аккурат в проходе между двумя наплывающими друг на друга конюшнями и двумя точно такими же амбарами, а размером был примерно с десятилетнего ребёнка.
Судя по всему, никто из моей свиты его не видел. И я не видел, пока не принял внутрь ударную дозу замечательного Кизиного джина. Вообще-то, как я начинаю теперь понимать, во всей этой колдовской чертовщине не стоит пытаться строить логические цепочки. То есть, строить-то вы их, конечно, можете, но абсолютно не факт, что они будут работать. Где тут логика, если выпимши чёрт есть, а не выпимши – нет? Хотя, применительно к регулярно употребляющей прослойке населения нашей страны, такая логика вполне уместна. Спьяну чего только не увидишь.
Не желая ставить себя в идиотское положение (вдруг всё-таки чёрт всего лишь плод моего воображения вследствие воздействия на мозг ударной дозы алкоголя), я решил проверить материальность своего видения самостоятельно. Нарочито пошатываясь, я направился в сторону рогатого недомерка, немного отклоняясь от него влево, ближе к правому амбару, и стараясь на него, на чёрта, не смотреть. Он, разумеется, может сейчас от меня смыться, но пока он явно предполагал себя невидимым и даже не шевелился. Лишь кончик его хвоста, оканчивающийся пушистой кисточкой, легонько подёргивался, словно у поджидающего в засаде ничего не подозревающую добычу кота.
Видимо, моё поведение показалось моим компаньонам немного подозрительным, потому что на полпути к чёрту меня догнал Илин вопрос:
– Илья, ты далеко собрался?
– Отлить нужно, – лаконично ответил я.
Похоже, что моим ответом удовлетворились не только друзья, но и чёрт, так как его хвост прекратил дёргаться. Остановившись от него буквально в двух шагах, а от амбара и того меньше, я принялся неторопливо расстёгивать молнию на джинсах. Бесёнок решил сам облегчить мне задачу, так как с выражением глубочайшей заинтересованности на физиономии нагнулся в мою сторону, чтобы поближе рассмотреть содержимое ширинки.
В следующую секунду он уже отчаянно верещал и брыкался, удерживаемый мною левой рукой за левый рог, а правой за основание хвоста. Заклинание невидимости очевидно с него слетело, так как ко мне уже спешила вся троица моих новых друзей. Понятно, что первым оказался Чернух, на крыльях всё-таки быстрее выходит, и, недолго думая, уцепился лапами за второй рог застигнутого врасплох беса, после чего глубокомысленно продекламировал:
Когда нужда нужду справлять взывает,
У мэтра деловой на это взгляд,
Он стенки у амбара поливает
И ловит бестолковых чертенят.
– Если ты не заметил, – поспешил я его поправить, – то никаких стенок я не поливал.
– Мэтр, это ж для рифмы. Основная мысль не пострадала.
– Основная мысль была именно в том, чтобы его поймать. А предполагаемое орошение стенки было всего лишь отвлекающим маневром. Ты мне лучше вот что скажи: никто из вас его не видел?
– Не, метр, не видали мы его. Ага, – поспешил внести свою лепту подоспевший Кизя. – Но вы-то его как! Ага! Раз и за ро;ги! Залюбуешься! Во! Давайте я его подержу, шоб вы штаны-то… Кажись, я эту рожу где-то уже видал. Ага.
Я передал продолжающего брыкаться чёрта на Кизино попечение и поспешил застегнуть джинсы.
Подошедшая последней Илана зашла к чёрту со стороны его скулящей морды и строго спросила:
– Макак, каким образом ты вместо круга оказался здесь?
Признаться, услышав этот вопрос я слегка оторопел. Это ж что получается? Получается, что Ила с этим рогатым недомерком знакома?
– Во! Я ж говорю, что видал! Ага! Макак, табе-та каким бесом сюды?..
– Сами ж вызвали и сами ж за хвосты с рогами хватаете! – возмущённо заголосил чёрт. – Графиня позвала – я и пришёл!
– Я тебя в круг вызывала, а ты куда явился?
– А не фига было оглоблю через круг прокидывать! Она кольцо разорвала, меня и унесло сюда! А вы, мэтр, сразу за конечности хватать!
О как! Чёрт очень быстро перешёл из стадии верещания в стадию возмущения. А дурак тут, похоже, в очередной раз я. Илана его, оказывается, откуда-то вызвала, а я со своим тестом на трезвость круг им оглоблей разорвал. Предупреждать надо, что они чертей там вызывают.
– А зачем ты тогда невидимым прикидывался? – попытался я оправдать своё нападение и не ударить лицом в грязь.
– Да чего ж тут непонятного, – негодующе взорвался Макак, – чтоб не видели меня, мэтр! Мне в разведку идти, а вы мне всю конспирацию порушили! Кстати, а как вы-то меня углядели? – добавил он, слегка сбавив обороты.
– Снадобье одно принял. Оно выявлению чертей очень способствует.
– А враги о нём знают? – ещё тише и уже настороженно спросил чёрт.
– Чёрт их знает, – ответил я честно, – может, и знают, но нужная доза сделает их недееспособными. По идее, от того количества, что я принял, сейчас уже копыта должен был отбросить, а я, вишь, за чертями охочусь. Видать, мои маго-каналы хорошо кровь чистят. Но ты давай, восстанавливай свою конспирацию, может, тебя не узрели ещё. Ила, а ты почему не предупредила, что разведку вызываешь?
– Командир перед подчинёнными не обязан отчитываться, – ответила она с вызовом.
Уела. А она, оказывается, у нас графиня. И я, похоже, уже почти полностью протрезвел. Странные, однако, со мной вещи происходят. Но самое удивительное, что я, попав в эту колдовскую круговерть, практически ничему уже не удивляюсь, словно на загородной вечеринке отдыхаю. А лешие, черти и говорящие птицы – лучшие друзья-приятели. Если так пойдёт дальше, то, даже появись тут Змей Горыныч, потреплю его, наверное, как любимую собачку. Как же его всё-таки позвать?..
– Макак, – обратился я к получающему наставления от Иланы чёрту, – а ты случаем не помнишь, как Горыню вызывать?
– Упаси господи, мэтр. Он наше племя на закуску очень уважает, особенно левая голова. Мы от него подальше стараемся держаться.
Странный какой-то чёрт. Господа поминает, Горыню почему-то боится. Наша народная молва и мифология учат, что и Горыныч, и бесовское племя – натуральная нечисть. А оказывается, что некоторые из них вполне даже положительные личности. Ведь если я, в самом деле, лишившийся памяти Перун, то мы вроде как по разную сторону баррикад с чертями должны находиться. Хотя языческие боги, по-моему, изрядным самодурством страдали. Однозначно причислять их к хорошим или плохим нельзя. Так что я вполне мог и с чертями якшаться, раз со Змеем Горынычем в друзьях ходил. До чего ж плохо ни хрена не помнить. Теперь, пожалуй, нужно вплотную заняться выяснением, что за враги нам противостоят и чем я им в прежние времена насолил.
Как-то я очень легко с новыми реалиями сошёлся. Такое впечатление, словно и впрямь раньше в этом магическом котле варился, иначе ту лёгкость, с которой продолжаю принимать всю эту сказочную лабуду, не объяснить. Возможно, на генном уровне в той самой матрице заложено.
Макак снова исчез и исчез. В том смысле, что вновь стал невидимым и отправился по ту сторону частокола.
– Давайте-ка выкладывайте: кто, зачем и почему мне смерти желает, – обратился я к своей разношёрстной компании. – Судя по используемому вами сокращению – Вел, речь, наверное, идёт о Вельзевуле?
– Никак нет, мэтр, – взялся вводить меня в курс дела Чернух, – с Вельзевулом вы всегда вполне мирно сосуществовали. Даже гуляли иногда совместно и с размахом. Особенно если Горыня к вам присоединялся. Мы-то имели в виду Велеса. В стародавние-то времена вы с ним более-менее уживались, хотя и не без трений, но ближе к тому, когда пришло на земли русские христианство, то вы оба, на людишек обидевшись, от божественной деятельности отстранились и словно с цепи сорвались. Что уж там между вами произошло – толком никому не ведомо, только возненавидели вы друг друга зело люто.
– Получается, это он Ивана Игнатьевича укокошил и мою память прихватизировал?
– Первое что напрашивается, мэтр, но совершенно не обязательно. Врагов у вас и без него хватало. Опять же Ивана укокошить не могли, поскольку убить неубиваемого невозможно, да и с памятью вашей кристаллизованной непонятно что. Я практически не сомневаюсь, что до кристалла нападавшие добраться не сумели. Игнатич-то своё земное вместилище покинул, а место хранения кристалла, уверен, он никогда никому, кроме вас, не раскроет. Единственная опасность – если в момент нападения камешек при нём был. Тогда да, тогда он в руках у ваших недругов. Но теперь я почти уверен, что память ваша к ним не попадала.
– Почему ты так решил? – спросил я у замолчавшего ворона.
– Да потому что, знай они, что вы себя ещё не вспомнили, напали бы сразу, пока вы в силу до конца не вошли, а они ждут чего-то. Значит, боятся.
– А может, и нет, – озабоченно проговорил я, ощутив всем телом какой-то нарастающий гул на грани верхней границы слышимого спектра и инфразвука одновременно. Неприятно заныли зубы и по всему телу побежали мурашки.
Глава третья.
Высоко в небе, с востока, показались четыре быстро увеличивающиеся в размерах объекта, оставляющие за собой чудовищные инверсионные хвосты. Судя по скорости их приближения, лететь они однозначно должны на сверхзвуковой. Тогда откуда гул? То, что они летят прямиком сюда, я почему-то ни капли не сомневался.
– Во! Давненько не слыхал я етава ласкового звука! Ага! – почему-то радостно воскликнул Кизюк.
Бросив взгляд в его сторону, я обнаружил, что смотрит он ровно в противоположном от приближающихся объектов направлении. Причём туда же устремили свои взгляды и Чернух с Иланой. А в следующее мгновение меня обхватил за ногу невесть откуда вынырнувший Макак и, трясясь от ужаса, скороговоркой затараторил:
– Мэтр, прошу вашего покровительства, умаляю, возьмите под свою защиту! Он только вас послушает! Мэтр, не допустите чертоедства!
Кажется, до меня начало доходить, в чём дело. А торжественно прозвучавшие слова ворона лишь подтвердили мою догадку:
Страшнее нет для ворогов напева,
чем крылья Змия перед схваткой издают!
Милее нет его друзьям припева,
который говорит – Горыня тут!
Тем не менее я пока ничего другого, кроме стремительно приближающихся объектов, которые всё больше убеждали меня в мысли, что это нацеленные непосредственно на нас баллистические ядерные ракеты, не видел. И в тот момент, когда до поражения цели, то есть хутора «Мычи», и, соответственно, всего его содержимого, включая меня, оставались считанные секунды, ракеты просто исчезли с небосклона. Правда, я мог бы поклясться, что в момент их исчезновения мир словно содрогнулся в конвульсиях, но уже в следующий миг мне стало не до того чтобы пытаться анализировать их возможную причину. Прямо над нами, заслонив полнеба, материализовалось нечто огромное и невообразимое, всколыхнув воздух под собой просто ураганным ветром.
Воздушным потоком нас всех намертво припечатало к частоколу, а Чернуха вообще выдуло куда-то за его пределы. Приблизительно на то место, где совсем недавно Илана рисовала магический круг, а я ходил по оглобле, с грациозностью многотонного лебедя приземлился отливающий зелёным золотом гигантский трёхголовый дракон. Туловище монстра было размером со сдвоенный автобус или даже с железнодорожный вагон, так что на просторном Кизином дворе сразу стало как-то тесновато. Увенчанные жуткими роговыми наростами головы, с хороший джип каждая, сидели на толстых пятиметровых шеях. Четыре мощные лапы, заканчивались страшными полуметровыми когтями цвета чёрного оникса, а крылья с размахом авиалайнера казались гигантскими косыми парусами и сейчас аккуратно складывались в компактную форму вдоль боков этого монстра. Многометровый хвост чудовищной рептилии был украшен на конце двумя парами убийственных шипов, которые вызвали у меня ассоциацию с виденной когда-то реконструкцией стегозавра.
– Илия, друг мой, – загрохотала центральная голова, – как же я по тебе соскучился!
– Мы соскучились, – укоризненно поправила её левая от меня голова.
– Не слушай этих болтунов, Илюша, – подключилась правая, – они даже верить мне поначалу не хотели, что ты наконец-таки соизволил вернуться из хождения в люди. Смотрю, уже и гостинец для меня припас? – добавила голова, обратив внимание на так и не отлепившегося от моей ноги трясущегося Макака.
– Гера, Гора, Жора, – поторопилась ввести дракона в курс дела Илана, – вы прибыли как нельзя вовремя. Безмерно рада вас видеть. Сразу хочу предупредить, что память к мэтру ещё не вернулась, постарайтесь об этом не забывать. И учтите, что чёрт этот вовсе никакой не гостинец, а опытный разведчик и полноправный член нашей команды, так что есть его запрещено.
Гера, Гора, Жора, вон оно, оказывается, как. Тогда получается, что привычное определение – Змей Горыныч, не совсем корректно. Оно подразумевает весь драконий комплекс в целом, а тут частным порядком в него входят три отдельные личности. Ну да, головы-то три, значит, так и должно быть. Судя по тому, как поворачивала голову Ила, обращаясь к дракону, левую от меня башку зовут Гера, центральную Гора, а правую Жора. Как раз она-то Макаком в первую очередь и заинтересовалась, а для дракона она левая. Чёрт так и говорил, что она больше всего их племенем лакомиться любит.
– Да, – поспешил подтвердить я ведьмины слова, – чертовски рад тебя… э–э… всех вас видеть. Ещё чуть-чуть, и встреча могла бы уже не состояться. А этот чёрт, как и было сказанно, из отдела разведки и работает на меня. С памятью моей пока в самом деле всё ещё серьёзные проблемы, но мы над этим вопросом активно работаем. Кстати, ракеты с неба вы убрали?
– Ты об этих новомодных летающих погремушках с ядерной начинкой? – пророкотала центральная голова. – Мы их в тридвадцатое царство переправили. Там у нас свалка для всякого ненужного хлама, если не помнишь.
– Угу, – удовлетворённо проговорил я, пытаясь не выказать изумления от информации про неизвестную мне сказочную свалку, – разумный подход. Тут лишний раз шуметь и вправду ни к чему. А то, не дай бог, ядерный конфликт спровоцируем.
– Во-во, – поддержал мою осторожность Гера, – с тех пор как людишки паровой котёл с динамитом изобрели, теперь приходится постоянно думать о последствиях своей жизнедеятельности. В старину как-то проще было, да и уважали нас тогда куда больше, а то и вовсе поклонялись. Не то, что сейчас.
– Да ладно вам, – вмешался Гора, – триста лет не виделись, а вы сразу глобально-исторические проблемы обсуждать. По-моему, нам срочно необходимо вспрыснуть встречу. Кизюк, твои запасы ещё не оскудели?
– Во!? С чего бы им скудеть, ежели ни Вашего Трёхглавия, ни метра стока лет у меня в гостях не было? Ага. Погреба-то уж скока годочков полны-полнёхоньки.
– Слышь, Кизя, – поинтересовался Жора, – а копчёной чертятинки у тебя нету? Если свежего есть нельзя, то хоть заготовленным закусить.
– С чертятиной нынче проблемы, – послышался голос вновь водворившего себя на надворотную перекладину Чернуха, – в дефиците она. Спрос большой, а регулярных поставок так никто и не наладил.
– О! – воскликнул Гера. – Вы поглядите: орёл наш балакающий жив ещё! А тут, братаны, оказывается, уже нехилая компашка успела образоваться. Шож сами-то нас не позвали? Ежели б Жорка эфирный сторожёк включённым не оставил, мы бы и сейчас продолжали туристов в Шотландии пугать. Но Илюшину магию ни с чем не спутаешь, потому мы, не дожидаясь приглашения, и поспешили.
– Это он сейчас так говорит, – недовольно взялся поправлять собрата Жора, – а поначалу они с Горкой на пару пытались меня в шарлатанстве обвинить. Мол, если б Илия в самом деле вернулся, то уж нас-то позвать в первую очередь не преминул бы.
– Я б и не преминул, – поторопился оправдаться я, – только не смог пока вспомнить, как это делается. А лично Жоре отдельная персональная благодарность от всего нашего коллектива, так как методы удаления на свалку летящих баллистических ракет я тоже ещё не вспомнил. И пообещайте наконец этому чёрту его не есть, а то у меня от его объятий уже нога затекла.
– Подойди-ка поближе, рогатый, – прогудел Жора. – Да не бойся ты. Мне твой запах запомнить нужно, чтобы потом случайно не перепутать.
Макак, продолжая трястись как осиновый лист на ветру, робко приблизился к Горыне и замер. Все три чудовищные головы дракона нависли над ним и шумно втянули в себя воздух. На физиономии чёрта застыло выражение безмерного ужаса.
– Звать-то тебя как? – поинтересовался у беса Гора.
– Макаком, – промямлил чёрт.
Драконьи головы дружно заржали, отчего завибрировали стёкла в доме. Отсмеявшись, Гера вопросил:
– Это кто ж тебя так обозвал?
– Графиня. Сказала, что я на обезьяну похож, вот и дала такое прозвище.
– Ну, вот что, Макак, – взял слово Жора, – берём тебя под свою опеку и даже пообещаем не есть тех из твоего племени, кого ты попросишь. Только не пытайся защитить всех, на это мы пойтить не могём. А сам ты отныне можешь нас не опасаться.
– Благодарю вас, Ваше Трёхглавие, – склонился в поклоне чёрт. – Вы тоже можете всегда рассчитывать на любое содействие с моей стороны, какое только окажется в моих силах. А среди моего племени немало таких, кого я самолично порекомендую вам на закуску.
– Вот и славно, – подвёл черту под только что заключённым чёрто-драконовым пактом о ненападении Гора, – а сейчас, друг Кизя, отворяй-ка ты свои погреба. Гулять будем.
– А они, похоже, уже и так вовсю гуляют, – вставил реплику Гера, – вишь, махонький бутылёк у них уже стоит початый. Не просто ж так?
– Шож, – здраво рассудил Жора, – значит, мы прибыли в самое вовремя.
А дальше покатилась по хутору «Мычи» праздничная гулянка. Все мои помыслы о трезвом образе жизни полетели коту под хвост. Правда, к счастью оказалось, что в новом моём качестве алкоголь на меня стал действовать значительно слабее, да и выветривается довольно быстро, но всё же… всё же.
В Кизиных погребах обнаружились бочонки с самогоном, джином, наливками из лесных ягод и просто с хорошей водкой. Там даже столитровая бадья с виски нашлась, которое особенно пришлось по вкусу Макаку. Оказалось, что леший на досуге, а досуга у него несколько столетий было, активно экспериментировал с различными рецептами приготовления алкогольной продукции. Многие рецепты он составил сам, основываясь на многовековом личном опыте.
Помимо уже упомянутого алкоголя, для хранения которого использовался отдельный обширный погреб, в других подземных закромах Кизюка свисали с потолка медвежьи, лосиные и кабаньи копчёные окорока, копчёные же колбасы и битая птица, а вдоль стен были расставлены вместительные ёмкости с солёными груздями, рыжиками, волнушками и прочей лесной снедью, включая и не лесную. По крайней мере, я не встречал в наших лесах ни капусты, ни огурцов и уж тем более перца с помидорами. На таких запасах, пожалуй, тут можно выдержать многомесячную осаду. Если, разумеется, не брать в расчёт Горыню.
Как-то легко и просто я сразу сошёлся со всей сказочной компанией. Через пару-тройку тостов, учитывая, что я и без того с самого утра для релаксации нервной системы периодически подкреплялся, мы стали лучшими друзьями и с Горыней, и с Чернухом, и даже с чёртом. Про Кизюка и Илану я даже не говорю, и так понятно. Хотя, если верить моим собутыльникам, а у меня больше не было оснований им не верить, мы и раньше были с Горыней не разлей вода.
Макак по очереди выпил на брудершафт со всеми тремя головами и теперь клялся в вечной любви и преданности всему Горыне в целом и каждому драконо-субъекту по отдельности.
Когда в порыве напомнившего о себе инстинкта самосохранения я предложил выбраться за ворота и разогнать к чёртовой бабушке, всю вражескую шоблу, что с огромным энтузиазмом было поддержано Макаком, Чернух порекомендовал мне успокоиться и с воодушевлением сообщил:
Заслышав нежное Горынино гуденье,
любые вороги стремительно бегут!
Лишь для друзей способен Многоглавый
доставить безопасность и уют!
Горыня, словно актёр, который только что отыграл до конца спектакль и заслуженно пожинает бурю оваций, раскланялся перед нами сразу всеми тремя головами. Чёрт радостно захлопал в ладоши и предложил выпить за здоровье его дорогой бабушки, которую я так кстати только что упомянул. Предложение было встречено с восторгом и сразу же претворено в жизнь. Заодно мы провозгласили тост за скорейшее обретение Иваном Игнатичем нового наземного вместилища и воссоединение с нами.
День пролетел незаметно и, когда на безоблачном небосводе начали появляться первые звёзды, было решено притормозить веселье и отправиться спать. А с утра пораньше на ясные головы, если такое вообще возможно после целого дня почти непрерывных возлияний, разработать план мероприятий по наибыстрейшей реанимации моей памяти.
Гера, Гора и Жора заявили, что на случай неожиданного появления поблизости каких-нибудь залётных гостей или новых баллистических ракет будут спать во дворе по очереди (интересно, а какие ещё, кроме двора, могли быть варианты?) и обеспечивать здоровый и спокойный сон всем остальным. Макак, всё ещё пребывающий в эйфории от так удачно разрешившейся проблемы с Горыней, вызвался составить драконьему комплексу компанию, чтобы тому не скучно было.
Ворон с лешим выпили на посошок мировую и торжественно пообещали друг другу уважать чужую индивидуальность и не обрушивать друг на друга потоки непрошеной критики. Честно говоря, у меня не было особой уверенности, что утром они об этом вспомнят.
Мы с Илой отправились почивать в уже известную вам бревенчатую палату, предварительно пожелав всем спокойной ночи.
Если вы обратили внимание, прошедший день выдался весьма насыщенным и нервным, поэтому хороший отдых и крепкий сон были нам необходимы.