Пауза. Травма всего

Екатерина Адасова
Травма всего

     Поворот, и последняя остановка троллейбусов. Здесь троллейбусы отдыхают, зацепившись усиками за проводки. Тихо. На это последней остановке нет пассажиров. Толлько несколько разбитых машин спрятались под кривыми согнувшимися деревьями, да еще с одной тропинки появляются милицейские машины. У них тоже в этом закрытом, таинственном уголке есть свой домик, в который так просто не пойдешь даже днем, в таком захламленном месте он спрятан.

     Напротив остановки троллейбусов поликлиника, огороженная низким железным забором. Теперь такими заборчиками украшены газоны у каждого дома. Поликлиника закрыта, и вход в заборчик тоже закрыт.

     Но есть еще одна тропинка, которая ведет к открытой двери, и там за этой открытой дверью большая, большая очередь. Лица у ожидающих своей очереди, страдающие, все сидят тихо. Стулья белые, пластиковые, заняты все. В уголочке примостилось инвалидное кресло.

- Всех запишу, кто идет без очереди, - говорит женщина, с короткой стрижкой рыжий колос. Видно, что она страдает от жары. Но вечер уже и не так жарко, но она помнит дневную жару и страдает.
- Сидеть придется часа два, - говорит мужчина по телефону. Пока не приезжайте, сидите дома. Позвоню.

     В это время женщина с рыжими волосами начинает разбирать свою сумку с колесами. На освободившийся белый стул она выкладывает блокнот, ручку, зубную щетку, полотенце. Несколько непрозрачных пакетов.

- Я сама медик. Все правила знаю, - обращается она к окружающим, - безобразие здесь. Входят в кабинет посторонние.
- Да это сотрудники поликлиники, - говорит мужчина спортивного вида.

     Наступает момент, когда вспыхивает лампочка, и следующий из очереди исчезает за белой дверью. А вышедший смотрит на свою загипсованную руку. С недоумением, но и с облегчением, что первый этап встречи с травматологом закончен. В здоровой руке у него кипа бумажек, так и держа их как неожиданно подаренный букет, выходит он в светлый, летний, июльский вечер.

- А этот с гипсом прошел без очереди, - комментирует событие женщина с сумкой на колесах.
- Он уже был в кабинете. Нога болит. Ходил делать снимок руки.
- Сама медик. Все знаю. Его  тоже запишу, - на листочке, вырванном из блокнота, она делает пометку.

     Из кабинета появляется пациент, с перекошенным лицом, гипса не видно, но следом выходит медицинская сестра, она передаёт направление больному.

- Здесь и адрес больницы. Сразу туда. Вас ждут. Предупредили, позвонили. Кто после снимка, входите, - говорит она ожидающим больным. Если после снимка, то значит за получением гипса. И, действительно, здоровых, в очереди не видно.
- Вот посмотрите, какая у меня нога. У меня все болит. И сын дома болеет, - обращается женщина с сумкой с колесиками к соседке.
- Не нужно мне показывать свою ногу. Я не доктор. Смотреть не хочу.
- Хотела с вами поделиться своими проблемами.
- Только не со мной. Вот еще, сколько здесь людей, делитесь с ними. Разговаривайте.

     Женщина с рыжей, короткой стрижкой смотрит на всех сидящих. Она внимательно всматривается в лица. Но ответа своим переживаниям не находит, а вот соседка выглядит попроще, и при некотором давлении может и не выдержать давления разговором, и так слегка и зацепится за тему.

- Но почему к другим я должна обращаться? - отвечает рыженькая своей соседке, - вы, что ответить не хотите?
- Конечно, я вам отвечу, если еще будете ко мне приставать с вашей ногой, медициной, и проверками входящих и выходящих из кабинета.
- Все поняла, - спокойно отвечает рыженькая я сумкой с колесиками.

     Наступает тишина. Окна открыты. Воздух неподвижен. Прошло два часа, все ждут выходящих, которые завернуты, забинтованы, загипсованы. Из кабинета все это время пока туда входят и выходят со снимками, картами, просто по текущим, по всей видимости вопросом, не показывается самый главный виновник всего этого переполоха, тот, кто бинтует и гипсует всех попадающих к нему в руки. А это десятки людей. Десятки. Тут и пьяные, и внезапно ставшие трезвыми, и совсем трезвенники, и женщины и мужчины, и довольны жизнью, и собирающие грошики, чтобы прожить некоторое  время.

- Товарищи нужна коляска. Муж сломал шею, - объявляет, входя в   центр могучая женщина, со сгоревшими под солнцем руками и шеей. На ней летящее цвета радуги платье, яркое, солнечное, память прошлого года об отдыхе в Турции. Грудь под платьем накидкой образует устойчивую площадку. Пот катится по ее лицу. Весь ее грозный могучий вид исчезает в ее глазах, которые то наливаются слезами, то так же быстро слезы высылают, когда женщина вспоминает, что ей нужно действовать.

    В окно видно, как из машины с сиденья пытаются пересадить огромного мужчину в кресло. Все занимает много времени, но, наконец, женщина с сыном справляются со задачей, и коляску подвозят к двери кабинета. Мужчина в кресле бледный, он слегка постанывает, жена брызгает на него воду и смачивает губы.

- Вот без очереди хотят пройти, - говорит рыженькая женщина.
- Нет, просто мы стоим здесь. Никому не мешаем, - говорит могучая женщина, все ближе и ближе подталкивая кресло к двери.
- Нет, уже пять человек прошло. Кто там идет, не пропускайте без очереди.
- Я что должна драться, - отвечает та, чья очередь входить к кабинет.
 
      Раздается звонок телефона, могучая женщина слушает, что ей говорят.
- Нужно было вызывать скорую помощь, а здесь ужас сколько людей. Никого без очереди не пропускают.
- Это вы так зря говорите, вас ведь пропустили, - уточняет та, что сидит на стульчике у самого кабинета с черной маленькой, совсем не хозяйственной сумкой, в белых брюках и белой футболке, с вышивкой ромашками по горловине.
- Да, нас пропустили, только в кабинете долго прием идет, там гипс накладывают, - излагает могучая женщина свою историю, но ближе к истине.

     Буквально через несколько минут мужчина со сломанной шеей уже выезжает из кабинета, в сопровождении жены и сына.
- На снимок, - сообщает могучая женщина. Она так благодарит тех, кто пропустил ее, она говорит с ними, как с кем-то из родных. Сообщив им личные подробности своей болезни.

     Наконец в кабинет попадает женщина с маленькой черной сумочкой.
- Что у вас?
- Я поскользнулась на лестнице, и упала.
- Покажите, как падали. Поднимите руки. Вдохните. Еще раз поднимите. Еще вдохните, резко.
- Когда упали?
- Вчера вечером?
- Почему сразу не пришли?
- Приехали с дачи. Поздно вчера вечером было.
- Что могу сказать. Вам повезло. Не волнуйтесь. Все нормально.

     Женщина с черной сумочкой смотрит на доктора. Она думала, что уж слов сочувствия от доктора она не услышит. Она тоже боялась, что повредила позвоночник. Но пропускала тех, кто стонал, кто бледнел.

- Болеть будет долго. Если уж беспокоить вас будет слишком, то приходите еще раз посмотрим.

     На женщину смотрят глаза молодого человека, такие внимательные черные глаза. Перед ним прошли несколько десятков больных, а вид у него, что он только начал прием. И ничего не видно рядом с ним из того, чем он пользуется. Где спрятаны его орудия труда. Гипс, бинты, шприцы. Сидит молодой цветущий, совершенно свободный человек для этой самой жизни. За дверью на беленьких стульчиках больных к вечеру прибавилось, уже и следующие, ожидают кресло на колесиках. На улице троллейбусов тоже прибавилось, некоторые из них отработав в час пик стали на прикол. Все смотрят олимпиаду в Лондоне, или любовные фильмы, или рассказы о жизни звездных семейств, но только здесь в маленькой части большой поликлиники, молодой доктор продолжает прием бесконечной очереди людей  из окружающего его мира.
    Он кто?