А ТАМ БЫЛА ЖИЗНЬ ...
В словах одного мудрого человека обосновалась мысль о том, что приуготовленные яркие
воспоминания кого-либо из живущих о своей жизни и жизни окружающих даёт ему возможность прожить не одну, а две жизни! Мой герой рассказа не претендует на двукратную жизнь, но
чувства увлечённости к прошедшим временам в высшей степени приятности сопутствовали ему...
Одной из побудительных причин тяги к прошедшему заключена в биологически нерасторжимой связи между поколениями, хотя бы, например,в соединстве матери и дитя. Ди-
тя вместе с первым молоком матери, взглянув на неё,запоминает её навсегда.Но есть какая-
то врождённая побудительная причина видеть человеку прошлое поколение - его предшествен-
ников, более того,видеть их в рельефных картинах прошлой действительности - в реальней -
шей осязательности!
... Виталька, пятнадцатилетний подросток, сидел дома с родителями и гостем - дядей Гришей, братом матери,который был на четыре года старше её.Он оказался проездом со Смо-
ленщины,направлялся к себе в далёкий Братск, где недавно купил свежесрубленный домик при
переезде из деревни Канского района края.
_ Нет, Варя,ничего не нашёл от нашего хутора, - говорил дядя в размеренности, одновременно выпуская табачный дым "Прибоя" изо рта и ноздрей.
- Ты посуди сама, ведь,война прошла по нашим местам, - продолжал он, - даже кладбище
затерялось. Я только от Рудни отсчитал двенадцать километров,остановил подводу,возница
остался в телеге, прошёл влево, вправо по всей правой стороне - везде пустырь,заросший
чертополохом,перепаханный войной.
Нужно заметить,дед матери и дяди Гриши - Корнил - был старостой церковного прихода
Руднянского собора. А по роду своего труда - краснодеревщиком : мастерил мебель для быв-
ших мелкопоместных помещиков и купцов Смоленщины,а жил со всеми на хуторе Бабаевка.
Прошла пауза.
- Но, всё же я побывал в родных краях, - тихо добавил гость.
Помолчали.Отец Витальки разлил остатки водки,называвшейся в народе "сучком",себе и
дяде. Вздохнули. Выпили.Сковорода жареной картошки быстро разошлась по кругу.
- А,вот, смотри,Гриша, - добавил хозяин дома, лишь бы прервать тягостное молчание,-
я в войну прошёл там рядом - по Польше - всё боями перепахано, только дороги еле успевали расчищать-то...
- А в Смоленске ты видел наших соседей по Бабаевке, Киселёвке? - вопросила участливо
мать.
- Да видел тёток по отцу, - отвечал гость, - да они все совсем старые и ничего не
могли сказать о нашей сторонушке... Вот, такие-то дела-а-а...
Через много, много лет Виталька пытался нарисовать картину жизни незнакомого ему хутора. Ему виделись яблоневые и грушевые деревья,которые были у их дома,поэтому мать
его любила всегда только яблоки и груши... Видел как бы наяву, девочка Варя в нарядном
розовом платьице (бабка Матрёна нарядила её к смерти) вдруг выпрыгнула из окошка одно-
этажного домика в хуторской сад и побежала не глядя куда... была у неё по болезни го-
рячка (лихорадка),от которой она позже счастливо оправилась.
Видел ту рассказанную ему картинку, когда бабка Матрёна,мать его матери,тайком от
настырных родственников погрузила на телегу швейную машинку "Зингер" при отъезде се-
мьи в Сибирь на новое жительство в 26 году.Братья маминого отца - Петра - хотели как можно больше растащить крестьянского добра уезжавших...Отец матери умер от полученных
ранений в Первую мировую войну в 19 году...
А отец Витальки уже в 60-е годы со своим старшим братом Фёдором,жившим в Москве и
работавшим в Министерстве путей сообщения, также совершили, можно сказать "хадж" в
Ильинку Ачинского (тогда!) уезда. Съездили на родные свои места из Красноярска на так-
си: сначала доехали до Ачинска, потом до Сережа,после повидали и Ильинку.
Тоже посмотрели,походили вокруг по заросшим полям и лугам осотом да пыреем... наш-
ли несколько сгнивших срубов от домов своих сельчан... и только.Деревня в конце 20-х годов была фактически разграблена большевистской властью.Дом виталькиных дедов был ра-
зобран (новый крестовый красавец с тесовой крышей) и перевезён в Ачинск под какую-то
совдеповскую контору. А деревня была большая - до ста дворов с исправными хозяйствами.
Приехали домой,посетовали на лихолетье прошлых лет, но всё же повспоминали в дета-
лях о крестьянской жизни,пригласив на встречу с Фёдором крепкую старуху Черных - сосед-
ку по Ильинке.Она очень любила говорить без умолку,всегда эмоционально, с каким-то
подпевом в словах.Оттого разговор с ней, или при ней, был очень живой.
Виталька уже после, время от времени любил мысленно дополнять сельские подтаёжные
картины жизни села, с довоображаемыми деталями, о которых только слышал что-то от от-
ца.
И всегда возникало у него чуть щемящее чувство утерянности,невозвратного как буд-
то у себя.Представлял деревенскую ватагу мальчишек, которая с какого-нибудь двора сваживала сани, затаскивала их на небольшой склон,садилась в розвальни навалом и с хо-
хотом, гиканьем неслась вниз с высоко поднятыми оглоблями...
Вдруг на пути неприметный пень - от удара все высыпались,как горох из обронённого короба, в снег с шумом,руганью,со смехом...Разбегались,позабыв о санях.Жалоба по деревне
хозяина повреждённых саней...Естественно,во многих дворах была повальная порка, как сейчас бы сказали,фигурантов случившегося.
Сколько детворой Ильинки было припрятано в тайге стрелкового оружия: и от Колчака,
и от красных,даже от белочехов.В Рождество, или в другой большой праздник,у тайничков собирались парни, стреляли - палили в воздух - в ночную морозную стылость.
Раз, свадебный поезд случился в ту пору на снежной, отмеченной позёмкой, дороге..
и послышались вдруг беспорядочные выстрелы... сначала остановившись с отторопью,затем
хлопотливо сани "кортежа" быстро оборачивались недюженными руками пьяненьких сельчан
и быстро, стремглав,неслись обратно в сторону своей деревни. После разгорались,шири-
лись досужие разговоры по Ильинке... затем всё утихало и принимало свой ритм ещё пока
русской сибирской зажиточной деревни...
И опять наяву пни,да провалившиеся подвалы,да куски ещё отмеченной формой глино-
битные русские печи: всё - как надгробия,укрывшиеся в заросшем бурьяне сорной травы.
...Пуня - некий поездной состав, состоящий из электровоза, пассажирского вагона,
найденного где-то на отстоях железнодорожного полустанка,товарного вагона-телятника,
ещё иногда была прицеплена платформа. И этот состав долгие годы курсировал от Саян-
ской до Кошурниково - около 200-т километров.
Виталька иногда ездил на пуне, конечно же,в товарном вагоне,часто сидя у раскры-
тых амбразур вагона, свесив ноги наружу. Рядом был "разнокалиберный люд": бичи-ягод-
ники, просто бродяги,деловые мужики, нацеленные на свои хозяйственные дела, да и те,
кто хотел сэкономить на билете, так как в товарнике ехали бесплатно.
...Сидевшему с края у раскрытого вагона Витальке в жаркий июльский день открывалась
чудеснейшая панорама далёких и близких таёжных гор с повторяющимися меж них ложбин-
распадков, называемых местными жителями логами. Порой скальные вырубы подходили очень близко к железнодорожным путям, и рваный камень в мелькании превращался в какую-нибудь сплошную причудливую ленту. Но вот,опять раскрывается панорама великолепного лога,за-
щищённого с трёх сторон от ветра,зимней позёмки,косых дождей горами.
...И будто с неожиданностью появляется цепочка уж потемневших бревенчатых домов с пустыми глазницами-окнами, с обвалившимися то тут, то там тесовыми крышами. То был
длинный ряд домов центральной деревенской улицы селения,некогда именуемого Макарьевкой.
Как-то в душе у Витальки всё в глубине всколыхнулось, тронулось некими волнами вчуст-
вований, которые с неизменостью как-то нехотя, исподволь, выплёскивались наружу,прев-
ращаясь в тихий шёпот голосовых связок молодого человека.
- Господи,а, ведь,какая богатая событиями жизнь протекала здесь.Также, может быть, как и сейчас ещё,дымились с предутреннего часа избяные трубы поселян, скрипели приводы
журавлиных колодцев, вызволяемых в вёдрах холодную ключевую воду; уже покрикивал пастух на первых коров, выгоняемых в стадо... Какие-то переклики соседских товарок, иногда и
ранний плач детворы в тех или иных усадьбах, - мысли, мысли у него невольно набегали одна на другую, требуя своего продолжения и расшифровки...
Но, вот, и просто отдельные срубы домов и изб,а то,и только столбы от въездных ворот.
И всё подёрнуто двухметровыми крепкими сорными травами, которые и только могут быть в тайге.Всё же кое-где мелькает часть когда-то наезженной каменистой дороги: то в одну сторону,то в другую.
Макарьевка!.. А когда-то она была одной из самых больших деревень тайги,знавшей зо-
лотопромышленников Енисейской губернии и представителей английской концессии.
И проезжая таким образом по трассе каждый год, герою рассказа виделось всё меньшее
число домов-памятников, всё больше оставалось в беспорядке от них остовов, иногда и
сгоревших, или подгоревших с обнажёнными белеющими русскими печами.Из дальних соседних деревень в зимнее время по погоде тракторными санями вывозились, бывшие когда-то справ-
ными, избы на дрова...
А как хотелось ему оказаться сейчас на этой, ещё улавливаемой уличке, остановиться перед каким-нибудь домом,воспроизвести в воображении картины прошлого: вот выходившего
со двора хозяина усадьбы, выглядывающей из подворотни собачонки-дворняжки,медленно вы-
шагивающего рыжего кота по коньку воротного навеса; слышно кудахтанье кур, звон вёдер
хозяйских женщин,движения со скрипом дверей подсобных построек и хлевов. Да мало ли
ещё сиюминутных проявлений той давней жизнедеятельности.
Так и врывается в раздумье некое общеизвестное: "Остановись,мгновенье!" Нет, всё и вся бежит неумолимо с определённостью в неизменное! А куда? Куда! - Ну, хотя бы вот по
этой накатанной каменистой дорожке, вьющейся куда-то вдаль: и вправо,и влево...с ещё
видимой наезженной таёжной колеёй.
...Уже в зрелые годы, работая в проектной организации начальником отдела, Виталию
Григорьевичу было "предложено" по авральной совдеповской системе ехать на пару недель
"в колхоз" в качестве старшего.Что ж, ну и поехал.Попал в большое село в центральном
регионе края.Занимался с ребятами копкой турнепса.
Как-то помогали по собственной инициативе одиноким старикам на стоговании зарода сена из малых копён,затем,на колке берёзовых дров. Отдыхая и разговаривая с хозяйкой-
старушкой, Виталий интересовался противоположной стороной улицы,называемой Минской,
состоящей из торчащих столбов-оснований домов.
- И - и - и...и не говори,мил-человек,на моём-то веку здесь люди из Белоруссии
жили со своёй антиресной жистью! - нараспев говорила старуха.
- Жили мы с имя хорошо, - продолжала она, - справно и ладно.Да,вот, стали деревню
притеснять, поехали кто куда. дома-то бросали, тошнёхонько-то было смотреть. Мы со стариком даже и плакали...Да што тяперь-то...
- Да - а, - только и смог проговорить Виталий Григорьевич.А сам пошёл к оставшемуся
дому, близкому к живому жилищу ещё колхозных людей.
Был палисадничек, заросший густой черёмухой,купами пожелтевших ветвей спускающихся к зиявшим глазницам окон.Зайдя в горницу через ещё сохранившиеся сени, он сразу же уви-
дел печь, нетронутою безхозностью и бесприглядством,даже валявшийся на полу сломанный ухват без одного рожка и... справа от печи у стены обычная деревянная крестьянская кровать - с зелёными, выгоревшими от века спинками, даже с какой-то незамысловатой
резьбой. Кровать ещё стояла на деревянном настиле, уложенным прямо на грунт.А в основ-
ном половицы из тёса были уже давно "эвакуированы" живущими в деревне аборигенами.От
вскрытого пола с ямой от подполья несло густой влагой,постоянной гнилью...Вокруг стены
из оструженных брёвен были под многослойной извёсткой, с кое-где набитыми гвоздями: да
ещё старыми, медными,четырёхгранными с широкими шляпками...
Вот когда в голове,в уме,в разуме, наконец,в сердце человека возникают нелицеприятные
перепутья с прошлым настоящего, которое ещё в союзе с ненаступившим будущим. Всё это на-
растающей волной омывает человеческое существо:то ли закрывает страницу ушедшего, то ли
открывает страницу ещё ненаписанную.Ненаписанную ещё чего?! Нет, скорее,уже что-то сформировалось в единосущее во всём облике - во внешнем и во внутреннем : хоть героя,
хоть рассказчика.И это-то напишется... или, Господи,уже пишется этими скорыми строчка-
ми.
Мне кажется, что здесь-то - в этом до чрезвычайности близком столкновении прошлого и настоящего:как бы живого с живым и взращивается в доминанту высшего философского круга, патронируемого невидимым благодеянием Всевышнего.
Да... любая деталь-былинка-пылинка расхристанного некогда добротного жилья человека так примиряюще воздействует на казалось бы ординарное бытовое сосуществование наше на земле с Вселенским масштабом.Ни на этом ли покоится равновесное состояние человеческо-
го бытия,нерасторжимое с Божьим Промыслом?
...Натруженно гудит мотор бортового "ЗИЛ-150", его подбрасывает даже в кабине из-за
частых колдобин, взрытий,выбоин сибирской избитой дороги. Машина,гружёная городским
скарбом для деревенской дачи,с возможной для этой дороги скоростью поочерёдно минует селения,порой, большие, людные. Но почти за кюветом дороги показываются силуэты почерневших от времени и безысходности полуразвалившиеся дома бывшей некогда деревеньки,
теперь безымянной.
Здесь машина замедляет ход из-за создавшегося бездорожья.
- Володя! - чуть с хрипотцой от долгого молчания в голосе проговорил Виталий, обращаясь к молодому водителю,родом из Эвенкии, - давай здесь у домов остановимся, посмотрим что-нибудь...
- Да, нет,мне, ведь,надо до вечера возвратиться в город,дорога каждая минута, - не поворачивая лица к собеседнику,проговорил "эвенкиец".
- А что тут интересного? - через минуту он вдруг встрепенулся и внимательно уже взглянул на Виталия.
- Ну, просто,посмотреть дом изнутри,ведь, кто-то жил там годами,притом,со своим особым мирком, - отвечал он для того, лишь бы ответить.
- А - а - а...ну это забава, Виталий, - нет, давай вперёд,только вперёд!
Вперёд, а впереди-то, - то, что зовётся насущной жизнью для того, чтобы кто-то, когда-то с интересом,мчась по гладкой, ухоженной дороге,мог вдруг вспомнить о прошлом
вокруг проплывающего всего - за стеклом кабины импортной легковушки...
27.07.12г.
Красноярск