Помнишь, Вовка, я подарил тебе гитару маде ин Корея, которая Южная? Ну как подарил… Перекупил для тебя за пятерку и не прибавил своих ни копейки. Хорошая гитара. С дырочкой для провода, весьма достойным звуком и чехлом с бесконечными карманами. Это было чертовски мило с моей стороны. И это было последнее мое благородное деяние в той нашей с тобой жизни. В той жизни, когда меня звали Славиком и это очень подходило к моему худощавому настроению. А тебя все звали Боб и это идеально ложилось к твоим рок-н-рольно потертым джинсам.
Какая была роскошная жизнь. Гитара и стакан всегда находились на расстоянии вытянутой руки, и каждый, абсолютно каждый в нашей безумной песочнице мог связать хотя бы несколько аккордов или смешать водку с томатной пастой. Деньги были нужны только для продления безоблачной молодости и уж точно не для обеспечения достойной старости. В той жизни мы ссорились только с родителями, а ругались только с комендантами общаг. Наши девочки не умели произносить фразу «тебе уже хватит» по вечерам и «а я предупреждала» утром. Наши девочки дышали нашим остроумием и питались нашей еще на загаженной бытовухой гениальностью.
В той жизни мы точно знали, что другой жизни с нами никогда на случится.
Боб сочинял и пел красивые песни. Вовка Галкин помнит наизусть все песни Боба, и даже иногда их поет, но своих у Вовки песен нет. Не знаю, может, галстук сдавливает, а, может, наглаживание идеальных стрелок на брюках отнимает слишком много творческих сил и энергии… Вовка Галкин – разведенный адвокат и этим все сказано.
Славик же наделал детей и долгов, научился закусывать сигареткой и вышел, не сказав ни «прощайте» ни «извините».. Вячеслав быстро начал седеть. Видимо для того, чтобы хотя бы сединами вызывать у окружающих хоть какое-то уважение.
Боб и Славик жили счастливо и умерли в один день. Вовка Галкин и Вячеслав, конечно, вспоминают их, как вспоминают зимой пляжи и шашлыки, а летом сугробы и лыжные прогулки. И надо бы позвонить, справиться про «как жизнь», или раз в год «с днем рождения», но у Славика и Боба не было и не могло быть мобильных телефонов и ничего с тех пор в их жизни не изменилось. Упорно не берутся казалось бы такие простые аккорды из девяток, семерок и прочих цифирек. И все, что нельзя сказать в лицо, пусть вообще не будет сказано.
И как изрек мудрейщий, все, что не сказано, то имеет право быть написанным. А потом еще и спетым. И только так пишется и поется любовь и дикая ностальгия с надеждой на новую, так сильно похожую на ту прежнюю жизнь.