Рассказ написан в соавторстве с Сашей Веселовым:
http://www.proza.ru/avtor/adikvatnyjj
начало здесь: http://www.proza.ru/2012/07/29/1828
Часть вторая
ИСПОЛНЕНИЕ ЖЕЛАНИЙ
– Вы слышали?! – Трубкозуб оторвался от работы. – Как громыхнуло?!
– Это на базе! – нахмурился Бармалей. – Я говорил, пора уносить ноги!
Я достал дезинтегратор, а Макс фыркнул:
– У «Гарпий» панцирь из голанской стали, если повезёт, ты успеешь накарябать на нем «здесь был густав». Но это, конечно, если мы собираемся объявить войну империи UB.
Почему мы так любим воевать? Почему, бросив работу, мы сноровисто разбираем шлемы и оружие, спрятанные в палатке. Трубкозуб - два лучемета и тесак за пояс. Макс, рассовав в карманы разгрузочного жилета два боекомплекта, повесил на шею пулемет «Рихтер-Ольто»и взял в руки штурмовую винтовку «Саюра» - замечательная штука, это для тех, кто что-нибудь понимает в ближнем бою. Бармалей с карикатурным изяществом зацепил железной клешней пятиствольную базуку и теперь едва поднялся на ноги, своей лапищей он может колоть булыжники, а вот ножки ватные. Он стоит, отклонившись назад, опираясь на абордажную саблю. Ребята, двадцать восьмой век. Мне милее лучевой палаш, а дезинтератор я просто никогда ни на что не променяю.
Мы ещё ничего не решили, просто стояли, как четыре истукана посреди перепаханного участка, отвоеванного у дикой неуступчивой сельвы. Однако судьба уже всё решила за нас. Неожиданно раздался лопочущий звук портативных ранцев перемещения и через секунду перед нами предстали восемь амазонок и с ними еще двое, видимо пленники, у одного разбито лицо, одет в рваный балахон, другой долговязый бледный, бессмысленно причитающий. Да это же вся местная «знать». Полковник и секретарь. Картина. Девицы держатся за руки, это разумно, чтоб по лесу не разбросало. Но им еще предстоит сгруппироваться, нужна концентрация, не ломать же ноги. Тренированному спецу нужны секунды для выхода из ноль-перехода. Они были хорошо подготовлены, но за эти секунды я снес череп той, что держала полковника. Трубкозуб нанизал на луч директорийку, ухватившую за шиворот секретаря. Бармалей одним выстрелом разметал остальных на территории от преисподней до хорошей контузии, а Макс, Макс, кажется, азартно молотил мимо.
Теперь бежим вперёд. В рукопашную. Из этой драки Макс выходит с разбитым носом. Бармалею досталось ещё хуже. Удар ножом повредил что-то в гидравлике, из него сочится жидкая белесовато-зеленая «кровь». Он упал на колени. А Трубкозуб тем временем, оседлав молодуху охаживает её костлявыми кулачищами. Я тоже с трудом удерживаю ярость ядреной тетки, придавив ее коленом к земле, и если она сейчас не уймется, я сломаю ей руку.
* * *
Что было потом? Потом мы едва успели «познакомится», а за нами пришли «солнечные человечки», славная пехота императора UB. Три галактики за два месяца поставили на колени и всё не успокоятся. Дальше не так интересно, но если командир «Серебрянных гарпий» майор Сантамария Костелло закончив переговоры, дал нам час на раздумье, проведем его с пользой.
Трубкозуб уже переплел косички и сейчас полирует тряпочкой острие излучателя. Макс лечит Бармалея, штопая его нутро медной проволокой, получается неважно – на индикаторах состояния, выведенных на монитор, полный аут. Но он еще может ругаться с пятитонной красоткой у которой за спиной связаны руки, она сидит на полу, вывернув для обозрения могучие ляжки. Другая амазонка рядом с ней на корточках, росточком поменьше, но тоже связана, сидит напряженно, в глазах читаются ужас и ненависть. Рядом с ней лежит секретарь. С ним всё в порядке. Просто тоже аут.
Я впервые с утра могу спокойно закурить и слушаю рассказ полковника:
– Все просто ребята, эта штука того стоит, напрочь сносит мозги. Подумайте только, чудо, любое по твоему желанию. В чудо можно верить и не верить, а тут обладать, проси чего хочешь, любая мечта реальна. Этот Сантамария не дурак, он не за сисястыми партизанами охотится, за этим самым. И амазонки сюда вернулись за этим. И все мы здесь за этим. Слухи о том, что здесь есть Зерно жизни, оказались верными. Никто только не знал где.
– Зато теперь все знают, что ты его слопал, – не выдерживает Макс.
– Ты бы чего попросил? – спрашиваю полковника. – Любое желание на выбор!
Молчание. Пауза. Я успеваю докурить до фильтра и зажечь новую сигарету. Ловлю взгляд Трубкозуба, он вопросительно трогает кадык, я качаю головой в ответ, и он продолжает полировку.
Мы сидим забаррикадировавшись на самой верхотуре «диспечерской башни», после того как, поснимав с амазонок уцелевшие ранцы, оставили с носом солнечных человечков. Переместились сюда, но шансов у нас нет. «Козырек» башни единственное место, откуда можно вести огонь под прицелом. Сантамария требует отдать полковника живым и сдаться. Добровольно. Эти идиотские переговоры не из великодушия, не от уважения к нам, он знает легенду о том, что любое насилие, неискренность, проявление нечистых помыслов заставляют «цветной лед» терять свою силу. Говорят, что в секретных лабораториях союзников с ним работают, через посредников, берут детишек попроще, наврут им с три короба, про что такое хорошо и что такое плохо, и тихо подсказывают чего хотеть, о чем мечтать. Суки.
Полковнику тяжело дается откровение, наконец, он откашлялся, и только потом ответил на мой вопрос.
– Сына хотел бы вернуть с того света. Двадцать лет не виделись.
– А ты? – спрашиваю Макса.
Макс думает секунду.
– Да хотя бы на Гарпии прокатится… ну, Густав, ты же помнишь, на каком корыте ходили с «Кровавым»… а это вещь!
В этот момент стальная рука Бармалея резко поднялась и сложилась в кукиш.
– Я, кажется, разомкнул синхронизатор живых нейронов с цифрой, - охнул Макс.
А рука тем временем погрозила нам пальцем, сложилась в знак Виктори, а потом и в сжатый кулак.
– Отберите у него пистолет! – завизжала молодая амазонка. Заметьте, завизжала не на директорийском языке, а на идеальном BASянском диалекте.
Однако, от ее предложения придется отказаться. Весит этот «пистолет» пятьдесят шесть килограммов, рукопожатие металлической десницы – четыре тонны, да и поздно – пистолет уже зажат в лязгнувшей ладони. Палец на курке.
Мы кубарем катимся в стороны. Все, кроме Макса. Он рвет что-то из внутренностей Бармалея, после чего чудовищный манипулятор опускает базуку.
Шок!
Первым засмеялся Бармалей:
– Мечтать так, мечтать! Знали бы вы, братцы, как я устал от холодного космоса! Хочется умереть в обнимку с живой теплой бабой!
Мы смеемся все.
Трубкозуб громче всех. Махнув рукой, он проколол таки палец о иглу излучателя, охнул, сунул его в рот, сплюнул кровь и признался:
– А я бы с иглы слез!
Постанывая от хохота проявившийся секретарь объявляет, не открывая глаз:
– Жить… я хочу жить!
Разумная мысль, я соглашаюсь с ним мысленно и думаю, что, пожалуй, дам ему запасной бластер. Молодец! Хуже не будет. А сам я чего хочу. Не знаю? Я хочу спросить эту соплячку: «Откуда ты знаешь BASянский?» Но она уже успела превратиться в обиженную куклу, губы сложенные куриной гузкой дрожат:
– Хочу домой… мы из метрополии… волонтеры… мы за права… хочу к маме!
Она продолжает реветь, а её напарница неожиданно открывает глаза. Ни что в ней не напоминает о демонстрируемой до последнего момента предельной степени безучастности, она говорит быстро, говорит по директорийски. Из всего услышанного я понимаю только «Гутурос… ибато пони… инбабу». Остальное сплошь язык Святой Директории По.
Насколько я разумею, гутурос это друзья. Не знаю, с каких пор мы стали друзьями для этой раскрашенной ведьмы, которая еще десять минут назад готова была живьем сожрать наши кишки, но сейчас, похоже, она предлагает какой-то план.
– Эй, красотка! – обращаюсь к испуганной волонтерке. – Что говорит твоя подружка?
– Великая жрица Оэ говорит, что не хочет, чтобы «душа вселенной» попала в руки злых людей. Оккупанты не будут стрелять в человека, в чьем чреве хранится волшебный камень. Вы должны выйти и захватить вражеский звездолет. А она и человек с говорящей рукой будут вас прикрывать! А еще, Оэ говорит, что священный Инбабу помогает не тем, кто хочет, а тем, кто делает!
– Она сумасшедшая! – истерично расхохотался секретарь. – Солдаты прикончат нас, едва мы покинем крепость!
– Это не крепость, это мышеловка. – Рассудительно бормочет Бармалей. – Другого выхода нет, а что до меня, то я, не жилец. Бегать не могу. Зато могу стрелять. Эй, как тебя? Оэ! Ты боевая тетка! Мне нравится твой план! А еще мне нравятся твоя грудь! Давай, я развяжу тебе руки!
Похоже, жрица правильно поняла нашего железного друга. Она с готовностью повернулась к нему спиной. Бармалей щелкнул клешней и довольная амазонка принялась растирать занемевшие кисти. Потом она встала, потянулась как кошка и забрала у растерянного Макса «Рихтер-Ольто», а заодно и два патронташа.
– Мадам, не тяжеловат пулеметик? – Нервно хихикнул пилот.
– Я вижу, вы все решили, - поднялся полковник. – А раз так, нечего тянуть! Густав, найдется оружие для моего секретаря и волонтера суфражисток. Или эта девочка предпочитает остаться со своей жрицей?
Девочка не хотела оставаться. Получив от Трубкозуба лучемет, она вздохнула и сноровисто сунула его за пояс. Я, как обещал, протянул секретарю свой запасной бластер.
* * *
Майор Сантамария Костелло занервничал. Даже издалека я видел, как бегают его черные смоляные глазки. Чем ближе приближалась к нему наша процессия, тем больше, он напрягался. Когда до него осталось десять метров, майор не выдержал. Голос сорвался на визг:
– Стоять! Бросить оружие!
Солдатам передалась нервозность командира. Десятки стволов мелко подрагивали, следя за нами закопченными жерлами.
Мы остановились. Вот сейчас полковник скажет, что Кастелло и его вояки под прицелом тяжелых базук и во избежание ненужного кровопролития, потребует обеспечить нас транспортом. А что? По всему видать, Сантамария ценит свою шкуру, может и сработает.
Но только сказал наш «святой отец» вплотную подойдя к майору Костелло совсем другое.
– Лени, сынок! Это ты!
Голос его трагически вибрировал, он поднял вверх руки, хотел обнять, шагнул вперед!
– Стоять! – завизжал майор, пятясь от надвигающегося на него безумного старика. – Я сказал стоять!
– Лени! Двадцать лет я искал тебя! Милый мальчик! Дай, я обниму тебя!
– Стоять, сволочь!
Майор не выдерживает, когда полковник практически навис над ним. Он выстрелил. Его пистолет выплевывает сгусток пламени. Полковника швырнуло на нас.
Мы успеваем заметить, или это только мне показалось, как из его развороченной груди брызнули во все стороны тонкие голубые лучи. Они дробились маленькими разноцветными искорками, покрывали все вокруг мерцающей пылью и гасли. Надо ли говорить, что полковника с тех пор никто больше не видел.
Я выхватил дезинтегратор.
Вокруг вопли и грохот выстрелов. Солдаты падают, как сломанные куклы. Оставшиеся в живых остервенело садят в нас из всех стволов. А мы просто бежим, бежим к ближайшему штурмовику. Дорогу преграждает рванувшийся наперерез дисколет, пара автоматических пушек ищут мой лоб. Я не успею прочитать молитву, даже если её вспомню.
Однако этот дисколет вспучивается грибом рыжего пламени. Старина Бармалей достает его из базуки и продолжает обрабатывать «солнечных человечков». Рядом с ним на козырьке диспетчерской башни, прильнула к прицелу амазонка. Тяжелый пулемет изрыгает огонь и мне кажется, что жрица Оэ улыбается. Так и вижу ее подмигнувшую нам, оскалившую свои великолепные золотые клыки, когда весь огонь союзников сосредотачивается на диспечерской башне.
Грудь Бармалея дырявят смертоносные лучи. На мгновение, он исчезает за бруствером, но через секунду появляется вновь. Это Оэ, напрягаясь из всех сил, поднимает его железное тело. И Бармалей стреляет вновь. А когда огненный смерч накрывает обоих, я успеваю подумать, что, во всяком случае, одна мечта осуществилась. Бармалей умер в объятиях женщины.
А мы уже у цели. Корабль рядом. Под нами стонет земля, осколки сокрушают все вокруг. Огонь, убежавший из ада, хочет испепелить нас и утащить с собой. Никто никогда не перескажет вам этого фейерверка, потому что выжить в гиене невозможно. Почему получилось у нас, не знаю.
Никто из нас даже не был ранен. Макс «оседлал» «Гарпию», срезав крышку с панели управления и единым духом определивший уникальный стартовый код звездолета.
Люки задраены. На центральном посту штурмовика мягкий белый свет. Макс шаманит над клавиатурой пульта. И, наконец, старт. Нас опрокидывает на пол. Раскаленными иглами излучателя Трубкозуб, съезжая к стене, чертит на пластиковом полу неровные борозды. Секретарь и псевдо-амазонка здесь же. Вспыхивают контрольные и обзорные экраны. Мы в космосе. Звезды качают нас как в колыбели. Сейчас мы уйдем в подпространство.
* * *
Вот такие дела, любитель фантастики. Поверить в то, что мы остались живы так же невозможно, как невозможно поверить в чудо, пока оно не случилось. Что было потом? Мы с тобой толкуем битый час, и ты по-прежнему ничего обо мне не знаешь?
к о н е ц
Июль 2012